Новый День №1

ГОЛОС ДИКТОРА 1: А сейчас для тех, кто не хочет слепо блуждать в лабиринтах своей судьбы, передаём астрологический прогноз: сегодня с 16 часов 34 минут до 19 часов 13 минут луна без курса.

ГОЛОС ДИКТОРА 2: Извините, не могли бы вы разъяснить мне, несведущей, что значит «луна без курса»?

ГОЛОС ДИКТОРА 1: О! Нет ничего проще. Это тот отрезок времени, когда переменчивая планета меняет свой прямой курс, и идёт на попятный. В этот период рекомендуется быть особенно внимательными к своему самочувствию. Избегайте массовых мероприятий, не назначайте важных дел и встреч. Если учесть, что сегодня пятница, 13 число, то становится, понятным, что меры предосторожности должны применяться с особой тщательностью.

ГОЛОС ДИКТОРА 2: Мы желаем вам успешно справиться с неординарными ситуациями, и напоминаем что мнение астрологов это не приговор, а только предостережение о предстоящих трудностях: несмотря ни на какие испытания, судьба человека всё-таки находится в его руках.

Зазвучала музыкальная заставка, и сразу звонит телефон.

ВИТАЛИЙ (выключает радио). Какая чушь!.. (снимает трубку, говорит вполне по-русски, но иногда непроизвольно произнося букву «р» на американский манер). Алло!.. Серёга! Привет!.. Да… ну, что?.. договорился?!. когда?.. Сегодня, сейчас?!. Ну, ты гигант!.. И всех обзвонил? Все могут?.. Да ты что!.. Ну, да, завтра уже никак, завтра у меня самолёт… что делать, на подольше не получается… А где встречаемся?.. У Дюка, ну, да, а как же!.. Спасибо тебе, страшно хочу всех видеть, ведь чёрт-те сколько лет… Скажи, а… Динка будет?.. иди на фиг, какой там сюрприз? Не будь гадом — скажи — да или нет?.. Ну, я же всё равно приду, куда я денусь… Я должен знать, как одеваться… понятно, не во фрак… да, жара жуткая… думаешь, футболку и джинсы — будет нормально?.. Да, да, всё, уже бегу!

   Эта идея возникла у Ивана Семёновича Лагина пару месяцев назад, когда окончательно укрепилась в сознании мысль взяться за мемуары. Слишком много исторической лжи лилось в последнее время со страниц печати и экранов телевизоров. Иван Семёнович понимал, конечно, что не в его силах помешать этому потоку, но и сносить всё безропотно он за свою долгую жизнь так и не научился. И учиться этому не хотел.

   Потому и задумал нарисовать свою картину времени, в котором было много всего: и плохого, и хорошего.

   И для начала Лагин решил записать основные события в мире, в стране и в его собственной жизни год за годом. Составить своего рода хронологическую таблицу. А уже потом, отталкиваясь от неё, шаг за шагом пройти по дороге воспоминаний.

   Иван Семёнович завёл общую тетрадь и выделил каждому году своей жизни по странице. И по вечерам, размышляя над очередной страницей, Лагин будто погружался в атмосферу прошедших лет.

   Вот и сегодня он сидел в кресле, держа на коленях раскрытую тетрадь с наполовину заполненной страницей. Сверху было аккуратно выведено: «1955 год».

   А ниже можно было увидеть несколько обрывочных записей:

История мировой культуры была бы явно ущербной без учета истории интимных и столь часто сакрализовавшихся сторон человеческого бытия. Рассмотрению этих сторон в их связи с религиозной и социо-культурной жизнью в целом в различных типах общества и на разных этапах человеческой истории было посвящено множество работ.  В предлагаемой же здесь статье обращается внимание лишь на два полярных, но при  панорамном рассмотрении не только конкурирующих друг с другом, а и 

взаимодополняющих эталона мужчин и, соответственно, их сексуального поведения.

 

                              «… гиганты Большого Секса»

 

                           «Мачо» в простонародной культуре

 

Первый тип на протяжении всей человеческой истории был и остается широко представленным  в «низкой» народной культуре. Для этого типа свойственно подчеркивание сугубо сексуальных  «доблестей» мужчины и их значимости для особ женского пола. Так, уже в «Жизнеописании Эзопа» мы сталкиваемся с загадкой о десяти сорванных яблоках, одно из которых, правда, упало в навоз и, тем не менее,  было-таки сорвано. Загадка камуфлировала сексуальные отношения уродливого с виду раба Эзопа с женой его хозяина философа Ксанфа;  и особую пикантность истории придавало то, что, ни о чем не догадавшийся,  философ, по сути, решил этот спор в пользу последнего. (1)

САНДАЛОВ. - Не то!.. Совсем  не  то… Василий,   ты ведёшь себя как мямля!.. Любимая   сообщает, что выходит замуж за другого, а ты в ответ бормочешь невнятно…

ВАСЯ. – Бормочу   положеное по тексту.   И потом, почему обязательно - любимая?.. По пьесе видно, что  они лишь два раза вместе ходили в кино, и   раз - в филармонию… Какая же это – любовь?.. Так… Шапочное знакомство!..

САНДАЛОВ. – Ну да, по твоему любовь – это когда девушка уже - на 6-м месяце… Да пойми: бывает любовь робкая, целомудренная, избегающая пылких признаний, тем более - эротических откровений… 

ЛЕНА. - Вот именно!

САНДАЛОВ. - К вам, Леночка, тоже есть замечания… О своём   предстоящем замужестве вы говорите Василию слишком серьёзно, даже угрюмо… А ведь вы давно догадываетесь, что он тайно любит вас, и понимаете, какой страшный удар для него - эта весть… Поэтому сообщать её  вы  должны с потаённым смешком женщины, прекрасно понимающей, сколь сокрушающий удар она   наносит…

ЗУЕВА. - И говорите с ним поласковей. Всё-таки любящего тебя человека надо   ценить, - даже если сама и холодна   к нему…

ЛЕНА. - Хорошо, постараюсь. 

САНДАЛОВ. - Тогда начали… Снова - ту же сцену!..

Видно прав был Беранже

Говоря стихами,

Что любовь, мол, в октябре

Расстается с нами.

 

Я хотел ему сказать:

«Ты не прав, дружище!» -

Он в ответ - «Не надо, брат,

Лучше пей винище!

 

Сколько знаю я людей -

Особей влюблённых,

Никому из них, поверь,

Не везло. Законно.

Я уже давно заметил вот какую странность: как только огород полью – через полчаса, от силы  час, дождик начинается. Обязательно! Как будто ждёт, чтобы перед ним полил! И так каждый раз: день не поливаю, два, три, пять – никакого дождя! Ни капельки, ни капелюшечки! Что характерно: не поливаю не потому, что лень, а потому что некогда: то работа, то домашние дела, то незапланированный приём алкогольных напитков повышенной крепости. В общем, всё очень серьёзно, всё как у людей – а он, зараза, не идёт и не идёт! Уже и помидорные кусты скукоржились, и огуречные плети пожелтели, и лучок приказывает долго жить – а ему по барабану! Наконец, выхожу в огород с лейкой и головной болью. Корячусь час, второй, уливаю всё, вся и всех до самого до досыта. Потом вытираю со лба трудовой пот, на небо посмотрю – мать моя, то ни облачка не было и солнце жарило, как в пустыне, а сейчас гляди, тучки наползают! Ну, не скотство, а?

 

А вот у соседа моего, Пронькина, все в полном порядке, и никто ни на кого не наползает. У него вообще не жизнь, а одно сплошное правильное расписание. Счастливый человек! И конечно, если  он огород поливает, то значит, дождя сегодня не будет. Гарантия – стопроцентная! И спит он так, что пушкой его не разбудишь (сам мне хвастался). И если в магазин идёт, к примеру, за колбасой, то обязательно домой принесёт её, колбасу. А не водку.

А у меня прямо как на грех – никакого чёткости в жизни, никакого расписания! И со сном ночным одни проблемы (днём выдрыхнешься – ночью какой сон! Сиди и слушай, как кошки исполняют мелодии любви!). А в магазин иду всё за той же, пропади она пропадом колбасой - обязательно домой водку приношу. Почему? Накой? С какого? Ведь не хотел же выпивать! Даже в мыслях не было! Мистика какая-то! 

Сколько развелось на свете умеющих наводить морок — видимо-невидимо. Ворожеи, маги всех цветов радуги, длинноволосые ведьмы, шептуны с губами черными и сморщенными, как сухие маслины. Тайны их на ладонях записаны. В глазах — мрак и алчность, за которые в средние века гореть бы им всем на кострах. Миновали дни, когда этот люд шел через Виллинген, как цыгане — табором, и каждого простака норовил облепить, точно мухи сладкий кусок пирога. Остались гордые одиночки. Схоронились по норам и ловят, как на блесну — кого на страх, кого на гордыню, кого на несчастную любовь. Их не любят, о помощи просят стыдливо и чураются, как прокаженных. Обратиться к магу, все равно что взять в долг у дьявола, но берут — когда припрет.

Есть и другие — не корыстные профессионалы, привыкшие из любой человеческой беды вытягивать золотые соки, а колдуны поневоле. Женщины, обычно темноокие, ревнивые, падкие до чужого счастья. Магия их не запечатана в колоде карт или в сыром курином яйце, не отлита из горячего воска и не каплет ядом с острия булавки, а совершается тайно, в глубине сердца. Как взглянут — так и засохнет счастье, будто срезанная ветка. Этих боятся и ненавидят больше всего, потому что деньгами от них не откупиться, а только слезами и кровью.

У Марты фон Лурен глаза не завистливые - голубые и мокрые, как талые сосульки, но все равно ее дом жители городка обходят стороной. Дом — по годам старинный, родовой, а по сути просто запущенный и старый, в котором она вот уже больше чем полвека бьется в горькой нужде.

Проследовав по подъездной аллее через ухоженный сосновый бор, ограждённый со всех сторон высоким двухметровым металлопрофильным забором, новенький серебристый «форд» остановился у парадного входа спрятавшегося среди сосен шикарного трёхэтажного особняка.

Вечерело. В воздухе пахло жимолостью и хвоей. Багряные отблески выглядывавшего из-за деревьев закатного солнца пронизывали чистое сереющее небо кровавыми прожилками.

Леонид вышел из «форда» и направился к дому. Он был в дорогом костюме Diamond Chip и блестящих лакированных туфлях из крокодиловой кожи. Навстречу ему из дома вышел Владимир. На его тщательно выбритом с болезненно заострёнными чертами лице сияла улыбка. Они по-приятельски поздоровались и вместе пошли в дом. От Владимира разило перегаром, он был изрядно пьян, в руке у него была надпитая бутылка кубинского рома. Леонид сразу обратил на это внимание.

- Как я рад, что ты нашёл время заехать ко мне. Мы уже так давно с тобой не виделись,- сказал Владимир Леониду слегка заплетающимся языком, обняв при этом его свободной рукой за плечо.

За кочегаркой, то бишь школьной котельной, шли непрерывные бои.

Причём, что удивительно, один Дартаньян дрался на палках или прутьях с другим Дартаньяном. Почему-то никто из моих одноклассников не желал быть каким-то Рокфором.

Я стоял поодаль и  наблюдал как дуэлянты тыкают друг в друга длинными деревяшками  непрерывно выкрикивая: -" Я же тебя уже заколол! Несчастный! Соблаговоли упасть и умереть достойно. Как подобает гвардейцу кардинала.

- Витька! Ты что, забыл?  Сейчас Дартаньян-я. А его заколоть никак нельзя. Он же непобедимый.

- Нет это я Дартаньян. Ща как дам в ухо, враз запомнишь.

Звонок на урок мгновенно прервал абсолютно непонятный мне диалог. Ребята дружно рванули в класс.

- Санька. А давай на следующей переменке ты Рокфором будешь. У тебя же телека нет. Выходит тебе всё равно.

- Не Рокфором, а Рошфором. Рокфор, между прочим, это сыр. Ну или наоборот. Короче, мальчики показывайте руки. Вы что  совсем не ведите? Я же сегодня дежурная санитарка! И  повязку имею и сумочку.-В дверях стояла дылда Лизка. Действительно через плечо на ней  был надет самодельная белый  квадрат, со следами пролитой зелёнки. А на рукаве присутствовала  широченная повязка с вышитым красным крестом.

- Витька тебе в класс никак нельзя! Грязь под ногтями! Марш мыть руки. С мылом! То же мне Дартаньян-самозванец. Между прочим в Гасконии руки все моют. И не по одному разу в день.

- Ой. А ты откуда знаешь? Во Франции, во сне побывала что-ли.-Витька пытался отодвинуть бдительную санитарку и проскользнуть в класс.

       Он высыхал от болезней и старости, но продолжал улыбаться и подбадривать окружающих. Его радость исходила изнутри, из сердца, и, когда он шутил, лицо его светилось. Во время своего последнего визита к врачу старик веселил работников регистратуры. Андрей Ильич уже не мог самостоятельно нести до кабинета свою историю болезни, как, впрочем, и собственное тело, однако продолжал шутить:

— Вот уже и моя история болезни растолстела так, что не помещается в щель между столом и витриной, — тихонько смеялся он. – Она толстеет, а я худею. Закон жизни.

    Ему помогали дойти до кабинета врача, а он лишь усмехался.

— Помереть не боюсь, — говорил он. – Боюсь не помереть.

    Однажды старик высох  настолько, что от него остались одни глаза и улыбка. Долгое время он, молча, лежал на кровати в своем доме, но ничего не мог говорить. Обратная связь с миром живых прервалась. Он все видел, чувствовал, слышал, но заявить о себе не мог. Лишь улыбался и освещал комнату своей радостью.

    Андрей Ильич слышал, как бранится сноха, ругает сына, чувствовал, как внуки залезают на него и играют на кровати в «войнушку», не замечая деда. Но ответить уже не мог. Хотел бы умереть да не получалось.

     Как-то сноха мыла пол в воскресенье утром и предложила сыну Андрея Ильича убрать старика с постели и поставить его в чулан, чтобы не мешался играть детям. Сын согласился, и Андрея Ильича перенесли в кладовую комнату. Там он продолжал улыбаться и светиться от радости. Иногда его доставали из кладовки и ставили вместо ночника, чтобы электричество экономить.