«Что такое ноцебо?» (сборник статей) Юрий Бондаренко

 

О наших днях многое пишут: и как об эре посткапитализма, и как о новом средневековье, и как о вползании планеты в эпоху невиданного тотального рабства. Но есть и еще одна грань, о которой, как мне кажется, пока говорят не так громко. Это – неоязычество. И дело тут не в множестве сект и мистических течений. Они – лишь блики той колоссальной полумифической реальности, с которой уже мы все имеем дело. Более того, даже хорошо известные зловещие отблески нацистского мистицизма – лишь составляющая более масштабных процессов, алгоритмы которых нам еще осмысливать и осмысливать.

Ведь что пронизывает всю человеческую культуру, основная часть истории которой хронологически связана с самыми разнообразными формами так называемого язычества? – Пульсация идей. Идей далеко не всегда, скорее наоборот, выступающих в чистом виде, но при всем при этом идей выпуклых и действенных. И какие же центральные идеи (либо те, что в числе таковых) мы сегодня вынуждены вспомнить?

Это, рожденные самой жизнью, и сросшиеся с религиозным восприятием мира идеи Жертвы, Чужого и Смертельной битвы со Злом (которое, опять-таки, сплошь и рядом выступает в облике Иного, Чужого).

Вполне понятно, что такие идеи стали стержневыми и в язычестве, и, как мы сможем убедиться, и в том, что уместно назвать неоязычеством. Среди центральных здесь оказывается идея жертвы. По своей сути и историческому значению эта идея резко контрастирует с чеканным кантовским категорическим императивом, требующим относится «к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого только как к цели» и никогда не относиться «бы к нему только как к средству». Эта формула прямо перекликается с наполненной страстью мыслью Достоевского о слезе ребенка, которую не в силах оправдать весь мировой прогресс.

Однако, если отбросить, близкое к сказанному, но не сливающееся с ним, звучащее в разных культурах, сугубо бытовое пожелание, поступать с другими так, как ты хотел бы, чтобы поступали с тобой, то мы окажемся перед прекрасным горизонтом розовой мечты, мечты, очень далекой от возможности стать реальным руководством к действию. Подобно расширенно и вневременно истолкованному христианскому призыву возлюбить врагов, такая мечта, словно легкое облачко, повисает в воздухе благих пожеланий.

Практически же значимой и тысячекратно воплощаемой в жестокой реальности остается идея жертвы. Сама жизнь миллионократно демонстрировала, что для того, чтобы добиваться желаемых целей, а то и просто, чтобы выжить, людям постоянно приходиться выбирать и жертвовать, жертвовать, какими-то своими желаниями, потребностями и даже другими, подчас очень близкими людьми.

Именно поэтому такая идея закрепилась в мифах, эпосе, сказках и самой жестокой религиозной практике. Вспомним разного рода драконов, требующих даров в виде юношей и девушек, Минотавра и даже… Садко. Ведь и этот былинный песняр-богатырь по существу оказался в подводном царстве, как жертва, предназначенная для спасения остальных. Сквозная идея всякого жертвоприношения – это жертва части ради сохранения целого, либо более малого для сохранения большего, как в неудачной попытке Поликрата, пытавшегося пожертвовать морю перстень, чтобы избежать жестокой судьбы.

Широко известно, что не только в сказках и мифах люди обращались к разнообразным формам жертв. Уже те или иные формы дани, включающие и предоставление ко дворам сильных девушек и юношей – тоже своеобразные формы жертв.

Более же прямые формы наблюдаются в религиозной языческой практике и до сих пор поражают своей жестокостью и многообразием. Самые малые и индивидуализированные – это жертвы материальные, перекочевавшие и в более поздние религии, включая и христианство. Со временем среди таких жертв могло появиться, и появлялось то, что напрямую связано с человеком, его телом: например, сбривание волос… К такого рода искупительным (точнее, уже искупительно-заменительным) жертвам ряд исследователей относит и истоки обряда обрезания, когда стало жертвоваться то, что сопряжено с органом, определяющим продолжение рода.

Далее же мы видим жесточайшие человеческие жертвоприношения. Здесь и карфагенский Молох, а также найденные исследователями в соответствующем регионе многочисленные захоронения малюток, которые, как полагают, были жертвенными дарами Высшим Силам. И в Южной Америке тоже множестве примеров жертв. Здесь также находят жертвенные останки младенцев, упоминают и «колодец черепов», с останками принесенных в жертву девушек. Более того, известно, что в доколумбовы времена велись целые войны, главной целью которых был захват пленных, предназначенных для принесения в жертву.

Показательно, что, когда Ганнибал начал военные действия против Сагунта, действия, грозившие масштабным столкновением с Римом, то в Карфагене прозвучало предложение принести в качестве очистительной жертвы самого Ганнибала (Тит Ливий. История Рима от основания города. – М.: Наука, 1991, с.13).

Генетически «та же» идея жертвы просматривается и в христианском образе Спасителя. Но, по сути, здесь кардинальное перевертывание смыслов, причем такое перевертывание, которое даже со светской точки зрения, не противоречит логике жизни земной природы. Это самопожертвование, и жертва, принесенная библейским Богом ради людей. Обратите внимание: если в самых разных версиях язычества люди приносят человеческие жертвы богам, и такие жертвы становятся эталонными, то в Библии, Бог (ветхозаветный) сначала останавливает руку Авраама, занесенную над своим сыном, а в Новом Завете приносит жертву Сам. По своему духу это жертва совсем иного рода. Здесь в идеале Жертву заменяет Жертвенность, наглядно воплощенная в культе мучеников и том поведении обреченных на страдания и физическую смерть ранних христиан, которое превратило Тертуллиана из язычника в поборника христианства.

Правда, варварство и зверства не исчезают, а со временем именно в лоне христианства рождаются инквизиция, охота на ведьм и, наконец, вспыхивают религиозные войны, апофеозом которых становится Варфоломеевская ночь. Но тут уже жестокая и противоречивая историческая реальность связана с оперированием не идеей Жертвы, а идеями Чужого и Искоренения Зла…

Если же перекинем мостик к двадцатому веку, то здесь ярчайший образец практической спайки этих трех идей явил нацизм. Когда же на одну доску ставят нацистскую идеологию и советский социализм, то не учитывают слишком многое. Конечно же, и лагеря, и дикости были и там, и тут. Но, как не поразительно, на уровне идеалов атеистический Советский Союз выдвигал на авансцену христианскую (хотя не только христианскую) идею самопожертвования. Не палачи же воспевались, а герои и герои-мученики: здесь и Лазо, Зоя, и молодогвардейцы и целая галерея образов. Что же касается практики, то пусть желающие сами сопоставят приказы советского и нацистского командования и распоряжения, как вести себя на оккупированных территориях. Сопоставив же приказы, пусть попытаются сравнить потери гражданского населения и с той, и с другой стороны. Выводы будут красноречивее общих слов. Сравните хотя бы сколько тех же гражданских лиц из немцев погибло от рук советских бойцов, а сколько от англо-американских бомбардировок.... Конечно, и советский боец не был пушистым, но подумать есть над чем.

А как же быть с тем, что происходило на Украине, с депортацией? – Это отдельная и очень трудная тема, тема сплава мировой и гражданской войн.

Если же мы вернемся к сегодняшнему дню, то неоязычество с его центральной идеей жертвы являет себя в уже глобальном масштабе. И это, прежде всего, идея достойного выживания золотого миллиарда (или двух миллиардов либо 500 миллионов). А это уже готовность жертвовать, причем в невиданных прежде масштабах… Мы не будем сейчас докапываться до того, где тут игры болезненной фантазии, а где проблески реальных планов глобального неофашизма. Уже то, что такие идеи циркулируют в мировом информационном пространстве, говорит о том, что они воспринимаются, как возможные и даже реальные. А (вспомним вновь теорему Томаса, согласно которой) последствия от воздействия информации являются реальными, если эта информация воспринимается, как сообщение о чем-то реальном. Но и помимо этого мы все и видим, и ощущаем на себе, сколь многое фактически целенаправленно приносится в жертву, хотя бы тому, что объявлено пандемией. Множество мер борьбы, выглядят внешне настолько нелогичными, что поневоле напоминают гекатомбы языческих жертв прежних веков и тысячелетий.

 

 

 

19-20 мая на базе КРУ им. А.Байтурсынова состоялась международная он-лайн конференция «Миссия философии», в которой посчастливилось участвовать и автору этих строк. Конференция оказалась живой и по-настоящему международной. Прозвучали разнообразные, интересные и острые выступления представителей самых разных стран, включая Киргизию, Таджикистан, Польшу, Украину, Россию. Я бы назвал такую встречу праздником, и праздник этот оказался возможным благодаря инициативе нашего молодого коллеги Дениса Анатольевича Качеева, замечательного организатора и настоящего подвижника науки. Но праздник этот отличался не звучанием фанфар, а ищущей мыслью постановкой болезненных вопросов. Не буду перечислять имена, да и сами выступления – со всем этим желающие сами смогут познакомиться на сайте университета. Замечу только, что четко, логично и с болью говорилось о многолетней и последовательной формализации высшего образования, убийственной для реального творчества, да и собственно учебы, о бессмысленных, с позиций здравого смысла потоков отчетов и многом ином. Не удивительно, что при этом мы столкнулись с горьким парадоксом, когда в системе образования собственно философским, живым размышлениям оставляется все меньше места, тогда как обществом философские дисциплины сегодня особенно востребованы.

Но востребованы ли? – Убежден, что да, и абсолютно согласен с теми, кто думает также. Ведь, образно говоря, философия – это метагалактика мысли. В сравнении с рядом известных наук она отличается тем, что выходит за пределы достоверности, выходит на те вопросы, которые жизненно важны, но еще не имеют, либо вообще не могут иметь однозначных ответов. Так, к примеру, археолог, пытаясь восстановить по черепкам вазу, не вправе выходить за ее предполагаемые контуры. Неизвестное рисуется а рамках известного. Философия же – это выход за рамки, причем такой выход, который направлен на рассмотрение и проблем, и ситуации в целом. Но, увы, концентрация современных «трендов» на модных технологиях, как раз от этой целостности и отучает. А уж собственно глобальные, требующие и серьезных размышлений, и дискуссий проблемы мирозданья, проблемы современности уже не проходятся, а буквально пробегаются. Напомню, что все базовые дисциплины кафедры философии даются студентам на первом курсе: здесь и собственно философия, и лоскутки социологии, политологии, и культурологии. Последняя просто изуродована – но это отдельная тема. А религиоведение так просто выкинуто за борт. Получается, что мировоззрение, стремление к целостному рассмотрению и мира, и общества, и человека формально ни к чему. Пробежали – и слава Богу. А ведь любая реальная наука при своем движении перерастает в философию этой науки: философию истории, философию естествознания и т.д. Но как раз тогда, когда на более старших курсах студенты подходят к ощущению этого, опереться оказывается не на что. Да и, как наглядно демонстрируют конкретные трагедии прошлого и наших дней, знания без соответствующего мировоззрения – это граната с сорванной чекой, чему свидетельство и нацизм, и стрельба в Казани.

И это серьезнейшая драма не просто образования, а сегодняшнего общества. Конечно, узким специалистом и дилетантом легче управлять, проще манипулировать, но сам-то такой специалист сможет (если только сможет) будет пытаться решать задачи лишь в узко определенных пределах, тогда как в жизни сплошь и рядом мы уподобляемся сказочному витязю на перекрестке, который сталкивается с неведомым и при этом сам должен выбирать свой путь. И даже тогда, когда индивидуальные пути жестко навязываются и в переносном, и в буквальном смысле, когда даже обычный выход из дома может контролироваться извне, даже тогда общество нуждается в поисках альтернатив, чтобы окончательно не рухнуть в пропасть.

Что Маяковский с гордостью доставал из широких штанин?

Вопрос выглядит фривольным, а ведь за ним стоит одна самых серьезных проблем и нашего сегодняшнего образования, и общения в целом. Именно эту проблему – проблему ясности и доступности четко поднял на конференции «Миссия философии» уроженец Кустаная, а ныне молодой перспективный ученый Москвы Сергей Юрьевич Шевченко.

Проблема не столь проста и банальна, как может показаться на первый взгляд. Здесь очень многое зависит от социокультурного контекста. Так, последние годы и даже десятилетия я сам все чаще наталкиваюсь на мысль о том, насколько понятно студентам то, что мне самому и тем, кто еще вдохнул воздух советской культуры, кажется само собой разумеющимся и очевидным. Но в том-то и фокус истории, что во многом мы разговариваем уже и с тридцати летними на разных языках и оказываемся не понятными так, словно, здесь, в Казахстане, говорим с ними на китайском или португальском. Буквально недавно я для разминки перед экзаменом задал целой группе студентов вопрос, обозначенный в заголовке. Практически для любого нашего соотечественника, учившегося в советской школе ответ очевиден. Маяковский доставал из кармана «краснокожую паспортину»: «Читайте, завидуйте! Я гражданин Советского Союза!»

Заметьте: здесь речь не об идеологии, а просто о понимании смысла текста. Сегодняшней культуре он недоступен, и неудивительно, что практически никто без подсказки на этот вопрос не ответил.

И все-таки, и при признании значимости культурного контекста, перед образованием, включая и образование философское, остается проблема ясности, доступности, та самая, которую так четко поставил и развернул наш московский коллега. Ведь в чем одна из бед нашего сегодняшнего образования и отчасти современной науки, включая и онаучиваемую философию? – В стремлении «выглядеть солидно». Авторы иных учебников и множества научных статей увешивают себя терминами, как некоторые знатные воины прежних веков, украшением и оружием, скорее мешающим, нежели помогающим в схватке. Вот и получается, что прикосновение, скажем, к философии, педагогике, оборачивается разгребанием имен и «заморских» слов. «Релевантность», «эксклюзивность», «тождественность», «инновационность» и прочая, и прочая обрушиваются на нас, словно ливни сквозь дырявые зонты.

То же самое мы очень уж часто встречаем и в СМИ, включая и Интернет (не печатное слово, которое, правда, уже становится печатным, я не беру в расчет). Тут и девелоперы, и коучинги, хейтеры, и хайп…

А уж если доходит до конкретных профессиональных вопросов, то тут нас с головами погружают в мир средневековья. Будь-то экономика, политика, или медицина. Скажем, сколько копий ломается вокруг того, что связано с вирусом. Сколько водопадов слов! А ведь для не медиков все эти РНК и прочая, и прочая, это, то же самое, что для средневекового крестьянина «акциденции», «эссенции» или «крабля, крабля, бумс!». Фактически нас окунают в миры старинной мистики и магии, когда слышимое и видимое никак не сопрягалось с понимаемым. Поневоле вспоминается, старинная анекдотическая история о двух солдатах на поле боя, когда один начинает истово молиться Богу по латыни. Товарищ ему говорит: «Ты же не понимаешь латынь!» В ответ же звучит: «Это не беда, лишь бы Бог понял!»

А в политике? – Вспомним хотя бы «политтехнологов». Кто такие политтехнологи и чем отличаются от идеологов? Попробуй разжевать! А ведь все просто: Политтехнолог – это наемник пропаганды, который не обязан притворяться в то, что он верит тому, что говорит. По сути же мы погружаемся в закутанный в паутину слов мир неосимстики, которая может быть так удобна для внедрения каких угодно настроений и идей.

 

 

 

Что такое плацебо слышали практически все. Это псевдолекарство, которое способно нам помочь, если мы верим в его силу. А что такое ноцебо? – Это некое вещество или действо, или манипуляция с чем-то, которые способны вызвать болезнь или даже смерть. Именно на эффекте ноцебо основана многовековая история колдовства, а точнее того, что именуется вредоносной магией.

Психологии и философии религии, с которыми мне довелось соприкасаться несколько десятилетий, известно множество примеров такого рода, когда охваченные мистическим ужасом люди заболевали или погибали после того, как их «заколдовывали». Правда, тут принципиально важно совпадение картин мира колдуна и жертвы. Скажем, если от аборигена австралийца сбегала жена, он мог начертить на земле контуры ее тела и проткнуть их копьем в убеждении, что негоднице не поздоровится. И австралийское колдовство могло действовать… на аборигенов. Для наказания современных жен это уже не поможет. Их этим не напугаешь.

А вот в военном деле паника первый помощник, если только использовать ее против врага. Целые сражения проигрывались, когда войском овладевал ужас.

К чему я все это? – Да к тому, что фабрикация ужасов сопряженных с известным вирусом, включая и прямо противоположные пугалки – уже на тему прививок, основаны на эффекте ноцебо. Как прием в глобальной психологической войне эти ужастики действенны. Одно странно: мишенью то становятся не вражеские армии, а целые народы.

А вот с позиций психологии и медицинской этики – та вакханалия, которую подхватили СМИ – это преступление. Что же это за врач, что же это за медицина, в основе которое сеянье страха в душах миллионов? Разве не известно, что пугающий прогноз, равно как и вещество, именуемое вредным, уже сами по себе работают против человека? Страх лишает способности совершать элементарное. Так, и я, и многие из Вас легко пройдут по узенькому бордюру, но, не будучи циркачами, мы не в силах будем пройти по самой широкой доске, размещенной на высоте третьего этажа.

Я ничего не говорю о самой болезни – это дело врачей. Я только о панике, страхе, который усугубляется не одним лишь страхом перед болезнью, но и страхами перед хаотичностью антиэпидемических мер и ливневыми потоками штрафов. Показательно, что в наши дни появился и еще один вид опасений. Помимо безоговорочных сторонников прививок, и других, тех, кто считает, что любой медицинский препарат следует применять с учетом особенностей индивидуальных организмов, есть сегодня и те, кто под давлением сделал прививки, но при этом впитал и антипрививочные рассуждения, особенно те, которые предупреждают о будущих, через годы, негативных последствиях прививок. Представьте себе положение того, кто живет с подспудным ожиданием негатива. А это психологически очень непросто. Поневоле вспоминается здесь рассказ об одном астрологе, которому король задал лобовой вопрос? «Ты легко предсказываешь судьбы других, а когда, согласно звездам, умрешь ты сам?» Вопрос с подвохом: ведь меч королевского палача может в любой момент подкорректировать волю звезд. Но астролог не растерялся и ответил: «Ваше величество. Моя смерть связана с другим человеком. Я умру за три дня до Вашего ухода из жизни» И что бы Вы подумали? – Король не стал рисковать и отпустил астролога с миром. Нередко я думаю, не напоминают ли сегодняшние пугальщики-алармисты этого астролога тем, что их больше заботит собственное благополучие, нежели наше с Вами здоровье?

 

 

 

Так уж случилось, что очередная дата Победы над нацизмом совпала с очередными же кульбитами на арене антиковидной борьбы. И та война, и нынешние события – глобального масштаба, так что поневоле напрашиваются параллели.

И основные параллели – в вопросах: что за кулисами событий и кто в итоге на этих самых событиях греет руки? И как быть с витающей в интернете идеей конспиралогии и «глобального правительства»? 

Нас искусно погружают в споры, где, как два барана на утреннем мостике, сталкиваются две крайних точки зрения: либо есть – либо нет. Думаю, что такой поворот в обсуждении – ловкий уход от сути дела. Конечно, такого мирового правительства, как на фантастической ефремовской планете Торманс, пока не прослеживается. А вот конспиративными штучками, всяческими фокусами пронизана вся мировая история. Тысячелетьями, и чем ближе к нашим дням, тем явственнее, спец и прочие службы стремились и стремятся оказывать решающее влияние на ход тех или иных событий. В последние столетия особенно преуспели в этом мастера интриг в англосаксонском мире, где оказалось чрезвычайно развито искусство действовать чужими руками. Вспомним только русско-персидскую войну конца 20-х 19-го столетия. Именно английские дипломаты с помощью денег сделали все, чтобы подтолкнуть шаха к этой войне. Правда, Персия оказалась разгромленной и 10 февраля 1928 г. был подписан мирный трактат, составленный знаменитым русским писателем и дипломатом Грибоедовым. Трактат, естественно, выгодный для победителя, и не случайно уже в следующем году Грибоедов погиб в результате нападения толпы фанатиков на русское посольство в Персии. Убивали персы, но за их спинами стояли представители Англии. Желающие же сами могут покопаться в версиях, связанных с убийствами русского императора Павла Первого и Распутина.

Но какое все это имеет отношение к двадцатому и началу двадцать первого века? – Думаю, что имеет. Да к тому же и дипломатия, и спецслужбы разного рода стали еще изощреннее. Во всяком случае, хорошо известно, что без изобретательных маневров определенных сил в США Второй мировой было бы трудно начаться. Конечно и среди, американских военных были тогда герои, и генералы Америки могли быть искусными военачальниками. Но в определенных политических кругах, вели свои игры, непонятные и генералитету. Так, поначалу очень уместной казалась война в старушке Европе, где сражались бы американские деньги и английские и французские солдаты. Правда, Франция после затянутой «странной войны», войны без выстрелов, рухнула под напором Третьего Рейха слишком быстро. И это тем более загадочно, что после поражения в Первой мировой Германия, казалось бы, имела очень ограниченные возможности для создания своих вооруженных сил. И, надо же! – через буквально считанные годы после прихода Гитлера (1933-й) к власти немецко-итальянские войска активно сражались в Испании, а в 1939 г. стали сильнейшей армией мира.

Уж тут-то стоило запаниковать. Но Рузвельт был спокоен. Уже в декабре 1940 он знал, что нацистская Германия нападет на советскую Россию. И опять-таки Штаты были готовы воевать своими деньгами и русской кровью. Мало того, не просто готовы, а и подталкивали к столкновению Германию и Россию. И не только. Известна версия, согласно, которой американские эксперты по психологической войне, чтобы перенаправить на определенное время энергию Рейха, спровоцировали удар Гитлера по Югославии. Накануне этого удара некто Донован покатался по Балканам. Вернулся, посовещался с Рузвельтом. Президент 25 марта произнес речь, преданную широкой гласности, речь подталкивающую к агрессии против Югославии. Через неделю самолеты Люфтваффе бомбили Белград, разрушив королевский дворец, университет, школы, церкви, больницы, после чего лишь обнаруженных погибших оказалось 24 тысячи. Кстати, похожая участь была и у Ковентри; и, как полагают, о будущей бомбардировке уже этого английского города руководству Англии было известно. Но – на войне, как на войне. Нужны же были «сакральные жертвы», рождающие благородную ярость.

Да и с Японией не все было просто. До последнего момента в Штатах не теряли надежду, что милитаристы Страны Восходящего Солнца нанесут удар по советской Сибири. Правда, в отличие от ведущих американских политиков, японцы еще не забыли опыт Хасана и Халхин-Гола.

Я все эти банальности вспоминаю для того, чтобы напомнить: в большой политике, как равно и в большом бизнесе, у каждого своя игра, и в этих играх альтруизм и заботы о человечестве слишком уж часто оказываются лишь лозунгами, дымовыми завесами, а не истинными мотивами действий.

Как ни странно, но нечто похожее мы видим и сейчас, но уже в мире глобальной битвы с драконом вируса, вырастающей до масштабов древних мифов. Кстати, в этой борьбе задействовано все знание особенностей мифологического мировосприятия и мышления. Правда, на первый взгляд, кажется, что сама эта борьба сплошь и рядом ведется по идиотски, а чиновники, включая и чиновников от медицины, – напоминают кнопки компьютера либо лишенных своей воли тряпичных кукол, надетых на чьи-то невидимые пальцы.

И в самом деле, вспомним то, о чем не раз писалось. Во-первых, разогретая СМИ паника, опередившая во многих местах наступление самой болезни. Во-вторых, не просто антигуманность, но и, мягко говоря, странность массы изначальных ограничений, и прежде всего ограничений на передвижение. Где тут забота о здоровье, если обычная прогулка на свежем воздухе расценивается, как нарушение, за которое положен штраф? В-третьих, масочная феерия, опять-таки никак не стыкующаяся со здравыми рассуждениями о том, что полезно для здоровья.

А дальше – пошло-поехало. Полный кавардак, и калейдоскопическая смена постановлений, зачастую прямо противоречащих друг другу. То одно, то другое. То тех, кто старше – не прививать, то прививать, и обязательно. Стабильно только использование кнута и пряника – то штрафов, то всяких бонусов за прививки. Но, если прививки бесспорное благо, для чего еще предлагать идущим на это тридцать иудиных серебряников или, говоря иначе, для чего разные мелочные поощрения?

Повторяю не в первый раз: болезнь – это одно. Ее характеристика, оценка ее масштабов – дело честных медиков. Прививки сами по себе – тоже медицинский вопрос. И отвечать за медицину – дело специалистов. Но вот чехарда вокруг всего этого – уже не вопрос только медицины. Следом за тем, что мы видим, встает вопрос: а кому это все надо?

Ответ не у меня в кармане. Но убежден, что сама синхронность массы нелепостей свидетельствует о том, что и патриотизм, и забота о людях здесь далеко не на первых местах. Если в чьих-то изощренных умах им вообще находится место.

Ну, подумайте сами. В результате антиковидных мер, всяческих карантинов и запретов, напоминающих слонов в посудных лавках, рушится малый бизнес, спорт, съеживаются возможности культурно-просветительной работы. Страдает и образование, и даже сама медицина, потому что болезни не ограничиваются ковидом. И если все упомянутое как-то не похоже на заботы о здоровье и благе людей (тем паче, что нажимают на кнопочки далекие от нас возы, банки и прочая братия), то почему же, обрушивая и быт, и иммунитет, и многое иное, наши заморские нажиматели кнопочек должны быть заинтересованы в нашем с вами здоровье и благе, когда речь заходит о какой-то одной отдельной медицинской манипуляции?

Честно говоря, мне кажется, что сегодня стыдно быть, скажем, санитарным врачом: слишком уж рьяно таковых превращают в козлов отпущения в сегодняшнем театре абсурда. Но, с другой стороны, может быть этот абсурд и не так уж абсурден?

Ведь и якобы «цифровизация», доводимая до гротеска, и «роботизация» и «формализация» образования и медицины, и стремление цифровизаторов накинуть на планету сети по сбору персональных данных, равно, как тот или иной вирус, и формы борьбы за экологию, здоровье – и что угодно, что покажется выгодным на данный момент – это все разрозненные пазлы, которые, будучи собранными вместе, складываются совсем не в ту картину, фрагментами которой нас отвлекают СМИ и сонмы блогеров.

Вывод же очень прост. Мы многое не знаем. О многом можем только догадываться. Но главное – это серьезнейшие сомнения в том, что декларации и лозунги совпадают с целями декларантов в мире, главный девиз которого: «Обогащайся!». Вот, кто может, и обогащается за наш счет. А остальное – так, отвлекающие действия фокусника на сцене.

 

© Бондаренко Ю.Я. Все права защищены.