хххххх
А на войне, как на войне.
То убивают и дерутся,
То байки травят и смеются
И видят дом родной во сне.
То отступают впопыхах,
То жадно перед боем курят,
То молча кланяются пулям,
То водкой заглушают страх.
То оставляют города,
Когда нет сил не оставлять их,
То слышат горькие проклятья
И в землю смотрят от стыда.
То всё тесней смыкают строй,
То Днепр форсирую и знают,
Что каждый третий погибает,
А первый, кто доплыл, – Герой!
Что «на войне, как на войне».
Что «a la guerre comme a la guerre»,
И множество других примеров
Уже на ум спешат ко мне.
Не стану вам их приводить,
Хоть привести не так уж сложно,
Сложней понять, как было можно
И выстоять и победить.
Коломна. Ахматовская скамейка.
АХМАТОВА В КОЛОМНЕ
Коломна. Лето. По Арбату,
(Чуть в стороне Москва-река),
Идёт по улице Ахматова
И ищет домик Пильняка.
Идёт не медленно, не быстро,
Идёт, не ведая, что тут
Проложен будет для туристов
Её, Ахматовский, маршрут.
Идёт не в самый на поверку,
Как оказалось, страшный год.
Крестовоздвиженская церковь
Вдали у Пятницких ворот.
Вокруг июльская Коломна
Вся излучает благодать
И безмятежность духа, словно
Не созывать ей вскоре рать.
Не собирать сограждан снова
На битву грозную, когда,
Как в годы Дмитрия Донского,
Нахлынет страшная орда.
И, вынув острый меч из ножен,
Сомкнутся все в один кулак.
...Все, кто ещё не уничтожен
И не расстрелян, как Пильняк.
хххххх
Планета наша на каникулах
Незапланированных. Впредь
Прописано во всех артикулах
Народу дома лишь сидеть.
Застыл на месте вечный маятник,
Нет больше прежней суеты,
И мирно спит забытый памятник,
Устав от страждущей толпы.
Кто на больничном, кто на отдыхе,
На предложенья кончен спрос,
И в заражённом кем-то воздухе
Повис шекспировский вопрос.
хххххх
Ещё от Марьино до Тушино
Ведут диаметры и хорды,
Но мир всё явственнее рушится,
Побив по глупости рекорды.
И кто-то предлагает с клироса
Пропеть, признав, почти ликуя,
Явление коронавируса
За милость Божью: «Аллилуйя!»
Дома-гиганты возвышаются,
Как в землю вставленные свечки,
И мужики, когда встречаются,
То руку подают при встрече.
Как пчёлки, трудятся провизоры,
«Нет масок!» – объявляя громко.
Но по «Звезде» по телевизору
Идёт «Военная приёмка».
И в жизнь красивую и гладкую
Ещё концы не все обрублены,
На новостных заставках Бабкина
Ещё позирует с возлюбленным.
Так называемые «звёзды»
Не оставляют притязания,
Забыв, что рано или поздно,
За всё приходит наказание.
хххххх
Не раствориться в атмосфере,
Не скрыться ни в одной из стран.
Зачислен в стадо, и со всеми
Пронумерован, как баран.
Отчизна смотрит с подозреньем,
И век уж воли не видать,
Но всё же спрашивает мненье,
Ещё зовёт голосовать.
Как призраку былых мечтаний,
Рад и такому пустяку,
Хоть результат голосованья
Известен даже дураку.
Однако, внутренние тёрки
Забудь, российский гражданин.
В Париже, в Лондоне, в Нью-Йорке,
В Москве: повсюду карантин.
К тому ж и нефть подешевела,
С Москвой схлестнулся Эр-Риад,
А в интернете то и дело
Твердят про некий миллиард,
Что будет после карантина
Вершить дальнейшую судьбу,
Да так, что Гитлер в Аргентине
Затрепыхается в гробу.
хххххх
С десяток Нобелевских премий
Героям, что заставят СМИ
Забыть про ужас эпидемий
И про опасность пандемий.
Дадут свободу домочадцам,
Позволив, лики не тая,
В карете прошлого помчаться,
Вернувшись на круги своя.
Кто разрешит передвигаться,
Работать, жить, учить детей.
Кто возвратит из резерваций
Несчастных пожилых людей.
Подарит прежнюю улыбку,
Освободит от всех забот
Нас, сделав нужную прививку
И закрепив за каждым код.
Коломна. Арбатская ул. Будка солдат армии Урфина Джюса. Железный Дровосек.
хххххх
Закрывают стадионы, отменяют фестивали.
Что столетия с амвона за грехи нам предрекали
Может сбыться. Раз проныры и безбожные хапуги
Рекламируют в эфире ритуальные услуги.
Повторив: «memento mori». Обозначив скорбь на лицах.
Посчитав, что и на горе тоже следует нажиться.
Жадность плюс коронавирус мир подмяли. Мы же с вами
Сразу резко вышли в минус и разводим все руками.
В общем варимся бульоне, бьёмся, молимся истошно,
Деградируем на фоне общей лжи, не зная то, что
Изречённое с амвона слово каждое недаром
Говорится и за что нам вдруг такая Божья кара.
хххххх
Коронавирус над страной
Простёр крыла. На карантине
Сидим весь день вдвоём с женой
И смотрим старые картины.
Сливаясь вновь на час-другой
С той нашей славною эпохой,
В которой кое-где порой
Тащили, что лежало плохо.
Где охраняли наш покой
Анискин, Знаменский и Томин,
Где никаких ментовских войн
На социальном небосклоне.
И сотни молодых ребят
Не у станка и не за плугом
Не собирают компромат
И не шпионят друг за другом.
Ход времени не двинуть вспять,
За вечной сменой декораций,
Одни так сладко вспоминать,
В другие грустно возвращаться.
Коломна. Кафе Самовар. Во дворике.
хххххх
Вы тоже, видимо, заметили,
Что, кроме общей суеты,
У каждого десятилетия
Свои особые черты.
Возьмём хотя б пятидесятые,
Давно минувшие года,
Одёжка куцая с заплатами,
И коммунальная среда.
Покуда лёд ещё не тронулся,
Но грянет оттепель – держись!
И едут по стране автобусы
И самосвалы марки ЗИС.
А вот уже шестидесятые.
Освободился пьедестал!
Выносят профили усатые
И бюсты грозные в подвал.
Но все надежды, устремления
И все слова про коммунизм,
Забудут в очень скором времени
И спишут на волюнтаризм.
И вместо узких брюк и пёстрых
Рубах, наденет молодёжь
Костюмы, сшитые по ГОСТу,
А кто покруче, брюки клёш.
Те и другие вместе взятые
Крикливые и беспокойные,
А сразу вслед семидесятые
Года унылые, застойные.
Невразумительные, вялые,
Окрашенные серой краской,
Грозящие нам небывалой,
Трагической для всех развязкой.
Ну а потом, подумать только,
Как всё стремительно и просто:
Застой, чуть позже перестройка
И все лихие девяностые.
Но сколько в этой круговерти
Обрушилось на человека.
Они и плюс почти что четверть,
(Уж четверть!) нынешнего века.
Какие были заголовки!
Какие открывались дали!
И как не вяжется концовка
С тем, что задумано в начале.
Как это всё на нас похоже,
Хулить, чем жили лишь недавно.
И кто нам растолкует, в чём же
Здесь «историческая правда»?
хххххх
Века, не считаясь с затратами,
Не ведая, будет ли прок,
Ума набираясь у запада,
Стремилась меж тем на восток.
Расправилась с Марфой-посадницей,
Противилась воле Петра,
И с плохо прикрытою задницей
Преграды брала на ура!
Не слыша ни стонов, ни доводов,
Свою ненасытную длань
Простёрла на Псков и на Новгород,
На Тверь, на Владимир, Рязань.
И вот все они в запустении,
Погуже стянули живот,
И вновь на твоём иждивении
Чужой ненасытный народ.
Шесть с лишним столетий, Рассея,
Тверяне, Рязань, туляки,
Живут под Москвою, не смея
И слова сказать вопреки.
хххххх
Все мы русские и дома,
Только разные весьма.
Одного зовут Ерёма,
А другого звать Фома.
У кого-то нет забот, а
У кого-то о-го-го!
От кого-то ждут чего-то,
О кого-то – ничего!
Кто-то просит, кто-то давит,
Подминает всех и вся.
Кто-то ждёт, когда похвалят,
Кто-то хвалит сам себя.
Кто вперёд летит с вопросом,
Кто открыть боится рот.
Кто-то лезет к вам без спроса,
Кто-то тихо, скромно ждёт.
Кто-то строгий, кто-то важный,
Кто-то глуп и простоват.
И выходит то, что каждый
Кто во что у нас горазд.
И никто не застрахован
От тюрьмы и от сумы,
Хоть и все мы перед Богом
Одинаково равны.
Коломна. Макет памятника Лажечникову на который нет денег.
хххххх
В новейшие эпохи, времена,
Когда маразм за окнами крепчает,
Таких, как мы с тобою, старина,
Лишь классики любимые спасают.
И к горлу подступающий комок
От боли и от «жизни нашей скотской»
Отводят Пушкин Лермонтов и Блок,
Ахматова, Есенин и Высоцкий.
Они к любым подходят временам,
Как самое проверенное средство,
Не позволяя в общий впасть маразм,
И внукам достаются по наследству.
За болью сердцем выстраданных строк
Одни и те же беды и напасти,
Один и тот же странный русский Бог,
Наш общий крест и призрак самовластья.
В новейшие эпохи, времена,
В короткий срок, что каждому отпущен,
Глаза нам застилает пелена,
Соблазны проникают в наши души.
Как жить, частенько многим невдомёк?
Но есть одно проверенное средство,
Родное: Пушкин, Лермонтов и Блок,
Откроешь их, и станет всё на место.
хххххх
В пылу, средь общей суеты,
Мы каждый Божий день
С тобою слышим гул толпы,
Гудки и вой сирен.
И, несмотря на нашу лень
И косность, мы с тобой
Почти что каждый Божий день
Сливаемся с толпой.
Направив бренные стопы
Вслед чьим-нибудь стопам,
И все волнения толпы
Передаются нам.
Вельможа, кесарь или князь
И прочие столпы,
Над миром гордо вознесясь,
Не слышат гул толпы.
Не вняв ему. И каждый раз
Вельможа, кесарь, князь,
Не уловив народный глас,
Решают всё за нас.
Презрев гудение толпы
И не беря в расчёт,
Забыв, что только до поры
Безмолствует народ.
хххххх
Дал давно себе зарок,
Как бы не было «хреново»
И паршиво, чур, молчок,
О политике – ни слова.
На работе ли, домой
Возвратившись, даже вкратце,
Даже с собственной женой
Не привык распространяться
Ни минуты. Но она,
Как навязчивый Мавроди
С МММ свом, сама
Каждый день ко мне приходит.
Злая, едкая, как желчь,
То приветливая с виду,
И старается вовлечь
В воровскую пирамиду.
В ей одной удобный час
Заявляется по-свойски
И не просит каждый раз
Извинить за беспокойство.
Мне плевать на твой зарок,
Говорит, и ты, товарищ,
Непременно, видит Бог,
Обо мне ещё узнаешь.
Всем, кто ждёт, разинув рты,
Я не то ещё устрою.
Цель моя, таким, как ты,
Не давать всю жизнь покоя.
Всласть глумится надо мной,
Вечно сыпет соль на раны,
И бросает снова в бой
На меня политиканов.
Что способны взять врасплох,
Охмурив почти любого,
Кто давал себе зарок:
О политике – ни слова.
хххххх
Запутавшись в вопросах бытовых,
Что в общем-то, поверьте мне, не странно,
Мы с вами все, друзья мои, увы,
Частенько забываем лишь о главном.
О чём-то очень важном и большом,
О чём придётся вспомнить непременно,
Что вечно оставляем на потом
В нелёгкой нашей жизни повседневной.
Ведь если честно, что греха таить,
У каждого из нас найдётся повесть,
Где он расскажет, отчего болит
Душа его мятежная и совесть.
В которой он поведует друзьям
О том, что тяготит его подспудно,
Ведь без души и совести нельзя
По счастью жить, а с ними очень трудно.
Я не марксист, но только может быть
Маркс в чём-то прав, и в жизни то и дело
Идёт по типу классовой борьбы
И в нас самих борьба души и тела.
Невидимая лишь на первый взгляд
И трудная, когда никто не знает,
Какой в итоге будет результат,
И кто из них сегодня побеждает.
хххххх
В быту, в искусстве, где угодно,
Во все века и времена
Нам нравится лишь то, что модно,
Повсюду властвует одна
Лишь мода. С самого начала
Мы пристально следим за ней,
Листаем модные журналы,
По моде меряем людей.
Но есть, что в некотором роде
Ей не подвластно, господа,
Вернее то, что будет в моде,
(У нас особенно), всегда.
До кончиков ногтей на пальцах
Быть преданным, всегда уметь
В глаза заглядывать начальству,
И хором дифирамбы петь.
Ботинки, модная сорочка,
По моде скроенный костюм,
И лишь отдельным одиночкам
Приходит изредка на ум,
Не гнаться всякий раз за модой,
Как это принято порой,
А, несмотря на все невзгоды,
Пытаться быть самим собой.
Коломна. Фото Ахматовой на скамейке.
хххххх
С утра и до вечера, чаще без пользы,
Снуют под ногами «рождённые ползать»
У тех из немногих, кто им не подстать,
Людей окрылённых, способных летать.
Снуют, бесконечно стеная и плача,
Решая свои рядовые задачи,
Боясь новизны, озираясь на власть,
Стремясь не попасть ей до времени в пасть.
Ведут каждый день, каждый час разговоры
Негромко, трусливо забившись по норам,
Гадая, как век и полвека назад,
Что всем им назавтра ещё запретят?
Какие введут дополнительно штрафы?
Лишат, не лишат ли каких-нибудь прав их?
К чему будут снова их всех призывать?
Куда и когда разрешат выползать?
Чем больше на свете людей приземлённых,
Готовых послушно и молча терпеть,
Тем меньше у всех молодых, окрылённых
Надежды хоть раз в этой жизни взлететь.
хххххх
Герой сегодняшний – не воин.
Внимает чутко новостям.
И подозрительно настроен
По отношению к властям.
Так научился строить фразы,
Что сложно что-нибудь понять.
Не верит в здравый смысл и разум,
Но любит всё вокруг менять.
Он подозрителен, он скрытен.
Необычайно деловит.
В нём столько резвости и прыти,
Что это иногда страшит.
То проявляет состраданье,
Усердствует и там, и тут,
Но пользы все его деянья
И счастья людям не несут.
Но мир уже его глазами
На всё взирает. Вот такой,
Друзья, у нас сегодня с вами
Типичный нынешний герой.
хххххх
Слышал раньше нередко на собраниях, мол,
Я с таким бы в разведку ни за что не пошёл.
Ты мой старый приятель, (и такой же реликт),
Помнишь, сколь неприятен был подобный вердикт.
Гул былых пятилеток. Мир, весна, комсомол.
А сегодня в разведку я б и сам не пошёл.
Уж давно не хожу я ни в разведку, ни в бой,
Ради дела буржуев, как последний герой.
И хоть ныне и присно не считался ни с чьей
Правотой ненавистный мне весь мир богачей,
Буду жить, как под прессом, всё им врать на ходу,
Но за их интересы погибать не пойду.
Приходилось мне слышать на собраньях не раз:
Выше голову, вы же «атакующий класс»,
Был активный и главный, а теперь навсегда
Безработный и равный лишь на рынке труда.
Комсомольских собраний правомерный итог,
Так и нами несданный ленинизма урок.
По теории – «двойка», а про практике – «кол».
Коммунизм. Перестройка. Мир, весна, комсомол.
хххххх
Культ личности, застой и перестройку,
Террор, голодомор, волюнтаризм.
За семь десятков лет чего нам только
Не преподал научный коммунизм.
Мы с вами по-другому жить могли бы,
Друзья мои, когда б не вечный страх,
Не тот кошмар, ГУЛАГ и перегибы
Повсюду: наверху и на местах.
На опытных полях по всей России,
Оставив невзрыхлённую стерню,
Великую идею извратили,
Безжалостно сгубили на корню.
А отпрыски тех, прежних, негодяев,
Когда-то вожделенный партбилет
Поспешно сдав, сегодня добивают
И будут добивать немало лет.
Возможно это даже и удастся,
Бессмысленно загадывать вперёд,
Но, кто предал и Ленина, и Маркса,
Предаст Россию, Бога и народ.
хххххх
Бог милосерден. К робким. К смелым.
Ко всем из нас, до одного.
И к тем, кто что-то в жизни сделал,
И кто не сделал ничего.
К тем, кто по жизненной дороге
Своей безропотно шагал.
И к тем из нас, довольно многим,
Кто про себя и вслух роптал.
Ко всем, друзья, к большим и к малым,
Живущим с горем пополам.
И к тем, кто на вершине славы,
И кто ютится по углам.
Кто пёр всю жизнь свою, как трактор,
Лез напролом, как вездеход,
И к тем, кто действовал украдкой,
Продумывая каждый ход.
Кто не искал ключей от рая,
Чьим духом управляла плоть.
И к тем, кто шёл не выбирая
Путей, куда их вёл Господь.
К тем, кто по сущности безгрешен,
На ком пророчества печать,
И к тем, кто в горе безутешен,
Кто смог и кто не смог понять:
На всех, кто шёл земною твердью,
Груз общей и своей вины.
И, коль Господь к нам милосерден,
Мы все тем более должны.
хххххх
Любить людей без принужденья.
Любить, когда невмоготу
Уже любить. За заблужденья,
За слабости, за доброту.
За боль, за искренность, за веру.
За муки творчества и страсть.
За всё, что стать должно примером
Тем, кто нас будет продолжать.
Любить больших и незаметных.
Всех вместе и по одному.
Любить за то, что все мы смертны,
Хотя бы только потому.
Коломна. Ахматовская скамейка. Надпись.
К оглавлению...
