Литературное объединение «Петрович» г. Азова создано в сентябре 2002 года и названо в честь известного российского поэта-песенника Юрия Петровича Ремесника. Ныне это одно из наиболее известных литературных объединений Ростовской области.
Руководитель – Щербина Н.М., заместитель –
Дик Н.Ф.
Литературное объединение «Петрович» представляет:
РЕМЕСНИК Юрий Петрович
(17 ноября 1939 г. – 1 декабря 2022 г.)
ПЕРВЫЙ СНЕГ
… И выпал снег. И даль была чиста,
Когда непредсказуем, как ребенок,
День начинался с чистого листа,
Как чувства жизни с байковых пеленок.
И праздничная свежесть новизны
Тревожила измученные души,
Как будто с океанской крутизны
Узрели мы спасительную сушу.
И, испытав немыслимый восторг,
Отважно отправлялись в неизвестность,
В досель необитаемую местность,
Что во спасенье нам подбросил Бог…
И выпал снег. И свет его волшбы
Струился по задворкам и кварталам.
И первый след казался нам началом
И жизни, и дороги, и судьбы.
* * *
Уже боюсь зимы я, как огня
Боится зверь таёжный в час пожара.
Дыхание простуженного дня
Ожогами горит на коже старой.
Уже, стеклом оконным сплющив нос,
Гляжу на мир, как узник Монте-Кристо.
А на миру – бесчинствует мороз
С жестокостью дурного пародиста.
А между тем, в том мире – всё путём,
Поют колядки земляки хмельные.
Вы постучитесь в мой печальный дом,
Я так по вас соскучился, родные!
Я вам по чарке истины налью,
И выпью сам (и вы меня поймёте)
За то, что, пусть грешно, а всё ж в раю
Своей беспечной юности живёте;
За то, что вам морозы – нипочём,
И, значит, снег не заметёт дорогу;
За то, что мимоходом в старый дом –
А всё же не забыли, слава Богу.
* * *
Веселый сочельник. Свеченье свечей.
Ни боли, ни гнева.
И ангел – хранитель на правом плече,
И демон на левом.
Гудели колядки, и гол как сокол
Был сад, где под вечер
Метель собирала в холщовый подол
Следы нашей встречи.
Тайком от людей я тебя провожал
Трем судьбам на горе,
Когда меня демон тобой искушал,
Мой ангел не спорил.
Когда мне лукавый «по дружбе» открыл
Секрет обольщенья,
Мой ангел не знал или знал, да забыл
Молитву спасенья.
Надежно следы заметала метель,
Снегов не жалела…
Но в омуте черном чужая постель,
Как плаха, белела.
РОЖДЕСТВО
Сегодня компьютер
Отложит бесовские темы,
И в сердце вольются
Всенощной молитвы слова.
Над старым вертепом
Восходит звезда Вифлеема,
Над старой планетой
Восходит звезда Рождества.
Над каждым порогом,
Над каждой судьбой и дорогой,
Над жизнью и смертью –
Её торжествующий зов.
И даже у тех,
Кто не верит ни в черта, ни в Бога,
Найдется сегодня
Хоть капля любви для врагов.
ЕЩЁ РАЗ ПРО ЛЮБОВЬ
Мы шли новогодним городом
С отвагой новогодней.
Вы были уже не молоды –
Моложе, чем я сегодня.
Хамили ветра встречные,
Заплечно снежок похрустывал.
Вы мне тепло и доверчиво
Читали стихи грустные.
Читали юнцу вздорному,
Пропившему ген скромности,
Стихи про любовь, которая
Была вам «так не по возрасту».
Звучали, как боль пронзительно
Стихи о любви и верности.
А мне было так стеснительно
За вас в ту ночь откровенности.
А мне не хватало малости,
Чтоб с глупой улыбкой справиться,
Всего-то дожить до старости
И там же… любовью маяться.
* * *
Яростно горим, да редко греем.
Как мы невнимательны к добру!
От любви к вам, люди, постарею,
От людской нечуткости умру.
Но и у последнего причала,
Где, как слезы, помыслы чисты,
Буду верить в светлое начало
И в победу вашей доброты.
Доброты, присущей человеку,
Доброты сердечного огня,
На которой держится от века
Вся многострадальная земля.
* * *
Мы болеем трудным словом.
Не злословьем.
Горек хлеб наш, тяжелы черновики.
Мне бы крепкого крестьянского здоровья.
Чтоб не спятить вдруг от собственной
Строки.
Мне бы в городе, что так тревожно дышит,
С тяжкой думою проснувшись поутру,
Вдруг увидеть белых аистов на крышах
И поверить – это к миру и добру.
И бессилие сомнений всех осилить,
И, страдая жаждой звездной высоты,
Стать достойным красоты твоей, Россия,
Твоих песен, твоей славы и мечты.
А для праздника – мне надо так немного
В этом мире, что и нежен и жесток:
Нашу русскую березку у порога
Да вечернюю звезду на поплавок.
* * *
Вот и наш пришел листопад.
Пожелтела вода в пруду.
Обворован ветрами сад.
Отлюбили птицы в саду.
И холодный, скупой огонь
Все зеленое сжег дотла.
И упала дождинка
В ладонь,
Как слеза твоя,
Тяжела.
* * *
Боже мой, как люблю я осень,
Эту рощицу, впавшую в грусть.
Угловатую нежность сосен
Да щемящее слово Русь.
Откровения говор негромкий
И раздумий неспешный путь,
И глаза у моей сестренки
Материнства земного суть.
Зачастят дожди по ухабам,
Заневестится ночь в окне,
И, за лето уставшей бабой,
Разметается степь во сне.
Пожелаю в ночи удачи
Пролетающим журавлям,
Помолюсь на них и заплачу,
Отчего – и не знаю сам.
* * *
Какая это все же благодать:
Сбежав от суеты и многословья,
Охапку сена бросить в изголовье
И слушать, как устало стонет гать,
Как час любви пророчит соловей,
Как вдалеке ворочаются грозы
И тихо дышат вольные березы,
Баюкая саврасовских грачей.
Какая благодать по вечерам
Бродить полузабытою тропинкой,
Там, где твоей лиловою косынкой
Ложится вереск под ноги ветрам,
Где дружно налегая на басы,
Баяны хуторские вяжут споры,
Где стерегут продрогшие заборы,
По сути, добродушнейшие псы.
Какая радость быть самим собой,
Вдыхая первобытную свободу,
Пока не затоскует в час восхода
Душа по суматохе городской.
© Юрий Ремесник (1939-2022), г. Азов
АНДРЕЕВА Людмила Николаевна
(16 февраля 1976 г. – 9 января 2023 г.)
ВЕЛИКОМУ ДОНУ
Несу к тебе и радость, и усталость,
Тревоги, сны, молитвы и мечты,
Напевы Музы, образ Красоты,
Всё то, чем я дышу и вдохновляюсь.
Несу к тебе, влюблённому в весну,
Любовь к земле донской, взрастившей Лиру,
И боль слепую, бренную несу
О судьбах заторможенного мира.
Надежды светлой трепетный мотив,
Восторг полёта, истин робких стаю,
И каждый миг земной, и каждый стих
Тебе, Великий Дон, я посвящаю!
ДУША
Ограниченность слов и чувств.
Многоликость бездомных странностей.
Я хочу ускользнуть – спешу
От туманов шальных к туманностям.
Подо мною снега и льды
Чьей-то гордости изнывающей;
И несчетно – следы, следы...
По тропе, суетой петляющей.
То – ни зверь по ней, чуть дыша,
И – ни призрак мечты растерянный.
Оставляла следы Душа,
Обмороженная безверием.
Не твоя ли? Спросить боюсь,
Отзовешься вдруг эхом, липово.
И мечусь, и дрожу, и рвусь,
Изможденная правом выбора.
ВОЗВРАЩАЙСЯ
Слишком óмутно в городе. –
Каждый второй бежит
от себя и от будней,
что выверят на излом...
Возвращайся ко мне. –
Без тебя не умею жить.
Это горькая видимость –
свет в очаге моём.
Мне от города этого
древнего –
ни на шаг...
Все дороги – к нему,
все бесчисленные пути.
Но ты где-то, далёкий,
и я не могу дышать,
наш потерянный рай
не в силах сама спасти.
Горек воздух весенний.
Безмолвен Азов, – грустит.
В нём надежда на время,
что может порою – вспять. –
По маршрутам обратным
возможно себя найти. –
Древний город и я
готовы тебя встречать.
ФОНАРИ
Утихли окна.
Утомились души.
Ушедший день –
ещё одна строка.
Витают сны
над городом уснувшим.
Ликует ночь –
блаженно-глубока.
И мне не спится.
Созерцаю с грустью –
как одиноко
дремлют фонари. –
Простуженным,
слепым бродягам-
чувствам
до вечности
они – поводыри.
* * *
Примирюсь с понедельником. –
Ни в чём он не виноват.
Разве только в разлуке,
нагаданной сентябрем:
дождь надменно вещал,
что полночный слепой закат
отмолился,
и – жаль,
не всегда в унисон с дождём.
Он о нашей любви
заводил одиноко песнь,
и голубкой сиротски
рвалась она на восток.
Береги её, время, «которого нет»... –
Ты есть,
будто память души,
чей голос так одинок.
Примирись с понедельником. –
Ты ни его дитя.
Всё претензии к осени
меркнущей и ко мне.
Полуночный закат невозможен, –
как сон во сне...
Что ж лучи его вещие
в душу с небес летят?
* * *
Нарисую тебя мелом
во дворе на асфальте сером –
мотыльком, васильком, журавлём,
для блуждающий душ – огоньком.
Нарисую тебя акварелью –
барса снежного одинокого,
и себя за тобою тенью…
Лишь бы – рядышком, близко, около…
Полетишь, зацветёшь, помчишься ты
в дали жгучие, бирюзовые
(Все пути для тебя расчистили
снегокруты зимы бедовые).
К февралю моему мятежному…
К очагу, волшебством влекущему…
Чтоб раскаялось зло кромешное,
чтоб узреть ему свет Всесущего.
Догони, обесточь – до паники,
до молитвы, до покаяния.
Сократить до зла расстояние
я в рисунке могу заранее.
Видишь, корчится? – Ждёт агонии.
Опрокинь его, корни выдерни.
Ветры бешено-беспокойные
заметут даже злую видимость.
И воскреснут мечты подснежные,
краски, звуки, цветы весенние.
И смогу рисовать надеждами
я тебя на холсте спасения.
* * *
Случайное не растворится в одночасье:
Возникнет боль, и ливневые мысли
Коснутся клавиш, зеркала, распятья,
На паутинах каплями повиснут,
Но ахнет время – и одна сорвется...
Так быть должно, и – это понимая,
В дождливом сне по-детски улыбнешься,
Прикосновенье жизни принимая,
Как нервное дыханье – холод окон,
Как облачность – изнеможённый вечер....
Чтоб боль ушла вдаль от имён и сроков,
От тех, кто ею звёздно покалечен.
* * *
Закрой темноте глаза,
Умири ее пульс.
В душу – небес бирюза,
Ею и причащусь.
И времени голосом сильным,
Рвущим столетий нить,
Я заслонюсь от крыльев,
Готовых меня убить.
Морем вздохну бессонно,
В нервах луча замру
И помолюсь обреченно
Нежностью на ветру.
Свет раскрывая белый,
Взглядом твоим жива,
Я разомкну пределы:
В вечность впорхнет листва.
* * *
Сколько было холода в судьбе,
Но – твое тепло, как свет прощенья,
Я несу сквозь скорбь опустошенья
До слепой предельности – в себе.
И, когда у новых рубежей
Удивленно кто-то произносит:
«Чем жива ты, что тебя возносит
К солнцу от немыслимых дождей?»,
Я молчу, боясь утратить вдруг
С каждым слово, гибельно порхнувшим,
Часть тепла, что ясным днем, минувшим
Принимала у любви из рук,
Часть надежды, нежности, огня,
Радости и горести столетней,
И мечты, мучительно заветной,
И тебя в мечте, и часть себя.
© Людмила Андреева (1976-2023), г. Азов
ТИТОВ Александр Владимирович
* * *
Мы дрожим до озноба
В городах многоликих,
Чтобы снова и снова
Прорости ежевикой
На песке или камне,
Безоглядно и слепо
Наполняя ростками
Пустоглазое небо.
Среди сотен и тысяч
Колких ветвей упругих
Мы всё ищем, мы ищем
Теплоты друг от друга,
Множим тонкие жала
Всё острее и чаще,
Ожидая пожара
В ежевиковой чаще.
Но, когда слижет пламя
Ежевичное сердце,
Мы поймем, что сгорая
Не успели согреться.
На песке или камне
В мелкой дрожи озноба
Возродимся ростками,
Чтобы снова…
* * *
Моя весна опять в апреле
И снова эта карусель –
Исчезли вьюги и метели,
Играя ритмы на свирели,
Царит за окнами апрель.
А я, как прежде зло и хмуро,
Откинув праздность и тоску,
Маню пернатого амура
Себе к пробитому виску.
«Ну что, дружок, пора за дело,
Ты постарайся, помоги», –
И он, прицелившись умело,
Мне снова вышибет мозги.
* * *
Я не поэт, как ни печально,
Мне не пронзить века строкой,
Не бить безжалостно-кинжально,
В сердца вселяя непокой,
Мне не поднять на бунт народы,
Не разжигать в умах огня.
Длань поэтической природы
Ничуть не тронула меня.
Я не несу ни тьмы, ни света,
Лишь жажду. Жажду тьму и свет:
Как это мало для поэта,
Но я нисколько не поэт...
* * *
Небо словно протёрто до дыр –
Сыплет снег на ржавые крыши.
Спрятан в ящик старый мундир.
Дед, ты стал уже просто лишним.
Эх, повергнуть бы время вспять:
Как ты лихо справлялся с врагами!
Но друзья уж в могилах спят…
Вдруг глаза налились слезами.
Старый воин слезу смахнёт,
Разогреет вчерашний ужин.
Раньше был он герой, патриот,
А теперь – никому и не нужен;
Раньше громко кричал: «Ура!
За Победу, за Сталина, братцы!».
А теперь в кармане дыра,
И чиновники, суки, глумятся…
Небо где-то протёрлось до дыр,
Сыплет снег на ржавые крыши.
Старый дед, отставной командир
Тихо плачет.
Никто не услышит.
* * *
Я вырвусь, изворотливый как змей,
Из прошлого заржавленных оков:
Забуду я, как предавал друзей,
Забуду, как любил своих врагов,
Забуду боль обид и радость встреч,
И то, что мир не вечен под луной.
Умрёт во мне рождённый чувством смерч,
Заснёт огонь, подаренный весной.
Останутся осенние дожди
И ветры, навывающие грусть,
Несказанное мне: «Не уходи…»,
И сказанное мною: «Ну и пусть!».
«А ты ли это?», – думаю порой,
«И от тебя ли я до смерти пьян?..».
Но мы нальём в бокалы то ли сок хмельной,
А то ли кровь душевных наших ран…
* * *
На моих усталых венах
Отдыхает Южный Крест.
Старый дом в прогнивших стенах
Приютил чужих невест.
На давно озябших ветках,
Что уже не могут ждать,
Я развешу птичек в клетках,
И заставлю их молчать;
Разрисую снова листья
В золотистые цвета
И забуду, что на лицах
Пустота…
* * *
Придумав новые рифмовки,
Открою старую тетрадь.
Хромые строки-полукровки
Покроют белых листьев гладь.
Осколки грозных патологий
И бесполезного труда,
Они не знают аналогий,
Они не ведают стыда,
Они не чувствуют сомнений,
Они бесстрашны и слепы,
Они – полуночные тени
И пыль нехоженой тропы.
В минуты смут и беспокойства,
Бессонной гложущей тоски
Встаёт моё шальное войско,
Услышав властный взмах руки.
* * *
Я пойму, что тебя не нашёл,
Но решу, что тебя потерял.
Брошу руки с размаху на стол,
Кину тень в перестенки зеркал
И пойду – ведь не кончился путь,
Всё былое – кнутом по спине
И уже ни на шаг не свернуть,
И уже не забыться во сне,
И уже так отчаянно мал,
Но ещё не затушен костёр…
Я решил, что тебя потерял,
Оказалось – ещё не нашёл.
© Александр Титов, г. Азов
ПУСТОВАЛОВА Валентина Афанасьевна
ДЛЯ ТЕБЯ…
Как хочу я превратиться
в лёгкий дым,
Ветерку шепнуть приветливо:
«Летим?!..»
И рассеяться, став воздухом
земным,
Ручейком в траве проснуться
озорным,
Чистой капелькой игривого
дождя,
Смело пробежавшей по щеке,
любя,
Весело сверкнуть росинкой
для тебя
В нежных лучиках
проснувшегося дня!
ОСЕННЯЯ ПЕСНЯ
Тихо-тихо бродит осень
По тропиночкам мечты.
За собой она уносит
Лета знойного черты.
Не узнать наряд дубравы,
Поля, берега реки…
Там, где осень прошуршала,
Злато уронив с руки.
Ветер нежный, но ревнивый,
Ошалев от красоты,
Закружил вокруг любимой,
Унося с дерев листы.
Грусть проснулась.
Осень плачет:
«Лист червонный на земле…»
Зябнет осень:
Стужа скачет,
Серебром звеня во мгле.
Тихо-тихо бродит осень
По тропиночкам мечты.
За собой она уносит
Лета знойного черты...
СПОР МУДРЕЦОВ
«Живем на свете только раз», –
сказал один мудрец.
«Нет, много раз», – сказал другой. –
Пойми ты, наконец!»
Их спор немало сотен лет
из уст в уста спешит.
Никак не может Человек
проблему разрешить.
А, впрочем, так ли важно знать,
сколь жизней ты живешь?
Достойным жизни будь всегда,
и... вечность проживешь!
НЕУГОМОННЫЙ БУДИЛЬНИК
Голосистый Петушок,
Позабыв про свой шесток,
Взмахнув «крылами», полетел,
На забор высокий сел.
Огляделся. «Никого...
Что же делать?». Одного
Паучка заметил в «сетке»,
Что соткал для мух на ветке.
Но он тоже спит, притих.
Даже ветерок утих.
Петушок взглянул на небо...
Лежебокой Петя не был,
И сегодня точно в срок
Он покинул свой шесток,
Чтобы возвестить друзьям:
«Кукаре́ку! Солнце к нам
Вновь спешит, даря рассвет.
Ну, а вам и дела нет?!
Кукаре́ку! Просыпайтесь!
Из кроваток выбирайтесь!
Кукаре́ку! Солнца луч
Уж скользнул по краю туч,
Обещая день погожий,
На другие не похожий!...».
Миг. Другой. Пред взором вдруг
Появился Солнца круг
Тонким краешком лучистым.
«Тучки – прочь. Пусть в небе чистом
Солнце золотом горит,
День счастливый нам дари́т!».
ПУШИСТИК
Пушистик появился в доме.
Какое счастье для ребёнка –
С рук не спускает чудного котенка:
То молочком его напоит,
То одеяльцем принакроет,
То понесёт к подружке Томе.
И нет важней работы, кроме,
Как за котёнком наблюдать
С утра до ночи с ним играть.
Домашним – радость и покой:
«Ребёнок занят. Стал другой!..»
Пушистик появился в доме!!!
КАК ЖЕ ВЗРОСЛЫМ НЕЛЕГКО!..
Лето. Солнце. Крики. Смех...
Детвора смущает тех,
Кто на бережке сидит,
На ребят, сердясь, ворчит:
«Далеко не заходи!»,
«Посинел уж. Выходи!»,
«Не ныряй, там глубоко!».
Как же взрослым нелегко!
Может лучше не сидеть,
Головою не вертеть,
Наблюдая за детьми,
А услышать зов реки
И с разбега «с головой»
Окунуться, под водой
Рыбкой гибкою проплыть
Вынырнув, глаза открыть
И, найдя своё дитя,
Поплекаться с ним, шутя...
ВЕТЕР КОСМИЧЕСКИЙ
Душа моя, как камертон,
Настроенный на частоту Вселенной...
Ветер космический, в Млечность
Меня отнеси, не мучая
Безвременьем ожидания,
Надрывностью кипучей.
Навстречу несётся Вечность.
Нет! Это – я, везучая,
На крыльях осознания
Врываюсь в космос жгучий.
Моя врожденная честность,
Как заноза колючая,
Требует покаяния,
Встав на поток могучий.
Простите меня за дерзость:
Не отрекусь от случая
С ветрами мироздания
От Вечности зыбучей,
Не потеряв осторожности,
Развеяв сомнений тучи,
В дар благодарно Знание
Принять, как Спасенья лучик.
МЫСЛИ В ХОЛОДЕ СУМЕРЕК
Писать стихи не мудрено
Тому, чьё сердце пылко.
Рожденные в холоде сумерек
Мысли искрились кристаллами,
То непомерно огромными,
То – неказисто малыми.
Они, испугавшись нежности,
Таились в ума расщелинах,
Боясь до смешного рассыпаться
В истоках зыбучей Вечности.
Как сохранить целостность
Мыслей, живущих в робости
В холоде умственной строгости,
Ждущих любви трепетность,
Нежной души страдающей,
Рожденной в минуту Святости,
На алтаре разумности
Жертвенно изнемогающей.
© Валентина Пустовалова, г. Азов – с. Кагальник
ОВДИЕНКО Руслан Владимирович
НЕТ ПУТИ НАЗАД
Нет выхода и нет пути назад,
Уходит время, и безжалостен песок
В часах, направлен на закат
Взгляд, устремленный на восток.
В тумане кажутся, безлюдны города,
Лишь эхо в узких переулках бродит,
И исчезает, заходя в дома,
В которых каждую минуту происходит
Шум, от упавшей штукатурки,
Или от скрипа отсыревшего паркета,
А может шороха углей в печурке,
Иль шепота засохшего букета.
А мне же остается только лишь одно
Хоть это бесполезно, я уверен,
Стучатся в наглухо забитое окно
Ломится в крепко заколоченные двери.
БЕЛЫМ БЕЛО
Белый за окном снег,
Белый-белый в душе цвет
Белый свет ускорил бег,
Набело писать сил нет.
Белый ни листе стих,
Спрятан от глаз людей.
Долгий протяжный стих,
Крик белых лебедей.
Ждут где-то впереди,
Сотни белых ночей,
В печке горят труды,
И слезы оплывших свечей.
Белой метели вой
Видимо глух был и слеп.
Только лишь за тобой,
Белый по снегу след.
ЛЕБЕДЬ
Смотрю на лебедей, в календаре
Уже октябрь, а птицы не спешат,
И в кисее тумане на заре
Крылами белоснежными шумят.
Ведь прежде чем уйти в нелегкий путь,
В родимой колыбели лишь на миг
Они остались. Крыльями взмахнуть
И улететь, издав прощальный крик
Они успеют. Озера овал.
Здесь всё им так знакомо и привычно.
Но час прощания, увы, давно настал,
Хоть это выглядит не очень поэтично.
И мне на сердце стало тяжелей
Я, всматривался в тающих вдали
Моих любимых белых лебедей.
Скупые слезы щёки мои жгли.
Свежо на улице, а мне невмоготу
И холодно, и скучно, и грустней
Не оттого ли что последний раз в году
Успел увидеть я волшебных лебедей?
ОДНОЙ ЗИМОЙ
Деревья все в чахоточной листве,
Румянцем кое-кто из них зарделся
Клен по первобытной простоте,
Бесстыдно пред окном моим разделся.
То тут, то там, закованные в лед,
Задернутые шторой непогоды
Синицы, опоздавшие на взлёт,
И принявшие холода невзгоды.
И никого вокруг, кроме меня
И нескольких уснувших насекомых,
Я чувствую теперь, день ото дня,
Что больше стало лиц малознакомых.
Но так случается шесть месяцев в году
Когда всем миром правит увяданье,
Я в полузабытьи, или в бреду,
И вместо слов морозное дыханье.
И я уйду, не скрипнув половицей
И я уйду, чтобы вернуться вновь,
Быть может той озябшею синицей,
Затерянною где-то среди льдов.
БУДЕТ ЛИ…
Море седое
Нежно ласкает руки,
Облака белоснежные
Мохнатыми гроздями виснут.
Я на покое.
Лето взяло на поруки.
В узкую щель между скалами
Зноем июльским втиснут.
Море выходит на сушу,
Тихо крадется по камням,
За геометрией ветра
Пытаюсь следить взглядом.
Ты или я, кто из нас будет разрушен?
Будет пропитан нежной любви ядом.
Будет ли снова небо гореть синим?
Будет ли море таким теплым ночью?
Буду ли я снова таким же сильным?
Напишу ли ещё хоть одну строчку?
АМПЛИТУДА ТИШИНЫ
Веник выметает мусор в уголок кухни,
И кухня становится похожей
на пригород Рима.
Постепенно календарь распятый,
на стене распухнув,
Сейчас напоминает изможденного мима.
Где-то в парадном шаги,
хлопнула дверь, снова тишь.
Это молчанье вбирает в себя все живое.
Я умолк, ну а ты уже век молчишь.
И солнце садится для всех,
даже для нас с тобою.
Шѐлк растекается морем размытых красок.
На столе монумент из стакана
и его подстаканника.
Трамваи набиты битком, очереди в кассы.
Ложка бьется о край стеклянного многогранника.
Скрип усталой двери, автомобильных покрышек визг.
Ультразвука оглушающая амплитуда
Уносится в никуда, продолжая
возникать из ниоткуда.
© Руслан Овдиенко, г. Азов
УСТЕНКО Вера Ивановна
ВТОРЖЕНИЕ
Клочковатые тучи
вторгаются в пар облаков,
Изрыгая запасы огня и воды.
Демонстрируют внятно густые следы,
Как художник наносит на холст
тёмно-серый покров.
Перекрашена твердь. Белый цвет,
словно жемчуг в темнице,
Ждёт просвета, обещанного Мирозданьем.
Но, устав от затвора, с лучом неустанно
Начинает борьбу вековую
за всполох зарницы.
Распахали лучи тучность туч.
Неминуем просвет,
Наполняя простор верой в ясность погоды,
Загораются свежие краски природы.
Цветом радуги, цветом добра
заиграл белый цвет!
ПОУЧЕНЬЕ
Малышку-феечку магистр поучал:
Нельзя творить впустую то и это
И палочкой размахивать зазря. Нельзя!
Учиться на чужих ошибках завещал,
И тут и там накладывая вето.
Малышка-феечка старательной была,
Все дни и ночи обучаясь напролёт.
Но неожиданно реально поняла,
Что явно опыта мешочек не растёт:
Как ни старайся, как ни напрягайся,
А недоучкою отчасти оставайся...
И вдруг невеждою почувствовав себя,
Перед подругами зарделась, как заря.
И от конфуза, свой платочек теребя,
Вдруг спохватилась: многого не знает!
И ей своих ошибок не хватает,
Чтоб палочкою не размахивать зазря.
СЧАСТЕ – ОДУВАНЧИК
Когда попросится рука
О счастье написать,
То столь душа моя мелка
(Хоть есть о чём сказать
И не резон молчать),
Что трусит сглазить, потерять
Вдруг счастья редкостную кладь.
Нахлынет коли боль рекой,
Сама макну перо.
Увы, бумаге нелегко,
И мне ни до чего.
(Морщинит рок чело,
Когда соавтором – Пьеро).
Тут всё, как мир, старо.
А счастье – невесомый цвет,
Что одуванчик нежный.
Отрадой там любовь, совет
И детский смех потешный.
Лишь дуновением одним
Тот цвет воздушный отделим.
(Но будто Небом он храним,
Когда усердствуешь над ним...)
СВИДАНИЕ
Я в вечернем платье в ресторане.
Столик на двоих. Весенний фазис.
Визави-цветы в лиловой вазе,
И глаза голубизны бескрайней.
Я приглашена на танец танго
Страстной и уверенной рукою,
И приятна трепетность покоя,
Словно воля – вольному мустангу.
Где-то в памяти – вчерашний столик,
За которым – едкие обиды...
Кинолентой быль исчезла с виду,
Как забытый, старомодный ролик.
Кто ты? Новая любовь? Надежда?
Можно ль рисковать, в судьбу поверя?
Ты – заиндевелая потеря
Или счастьем станешь безмятежным!
У реки продолжено свиданье...
Нарушает тишь сердец биенья.
В звонкой тишине, как наважденье,
Захлестнуло дух в любви признанье.
БУКЕТ
Сиреневый букет под сотней фраз
Пленял не вдруг точёным ароматом.
И голубые пуговицы глаз
Сверлили не однажды страстным взглядом.
Вновь пышет бело-красная сирень,
И всё так хорошо, и бесшабашно
(Уже который год, который день!),
что за любовь становится мне страшно.
Впредь не боюсь ни тьмы, ни пчёл, ни ос,
Ни на голову сыплющего града —
Страшусь я вазы с желтизною роз
и твоего беспламенного взгляда.
ОДА БУМАГЕ
Бумага, кто тебя важнее?
Мы без бумаги не живём,
А кто нам в нужнике важнее?
Ни паспорт, пропуск, ни диплом
(Коль нет ума, что толку в нём?).
Порой нужна и промокашка.
Не крепкая она бумажка,
Но всё осушит без следа.
Нет, без бумаги нам беда…
Ну, кто-то скажет: «Ерунда,
Вопрос этот не жизневажный».
Коллега, спорщик ты отважный.
Не веришь? Всё проверим, да?
Где пропуск? Нет? Где паспорт и диплом?
Ума палата? Только толку в том?
Ты не виновен? Человек, а не букашка?
А где для подтверждения бумажка!
Вот так! Бумажка есть – тогда живём!
ОСЕННИЙ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
Виляет лист, с нагой сорвавшись ветки,
Как в Лету канул мой прошедший год.
И на висках судьба оставит метки,
Как осень метит свой листоворот.
Играет туш. Я задуваю свечи:
– Прими желанье на заметку, Боже,
Пусть долголетье ниспадёт на плечи
Детей и внуков, и прощенье – тоже.
Хрустальный всплеск фужеров – к сути дела,
Подарки, лоск, словесный звездопад,
Фортепиано, что в груди запело
И зарыдало на созвучный лад...
Всё это было, есть, быть может, будет,
Коли Господь ещё мне шансы даст.
Но жизнь – движенье. Истина наступит,
На смену приготовив новый пласт.
И не заметит мир души паренья.
Лишь Ангел встретится, как месяц, чист.
Вдруг новой жизни явится рожденье,
Как ветка вновь распустит вешний лист.
ТЫ СНИШЬСЯ, ДОМ МОЙ…
Ты снишься, дом мой обветшалый
С вишнёвым садом во дворе.
Той молодости разудалой,
Что жертвой вех – на алтаре.
Душа ли по двору гуляет
И к вишне краснощёкой льнёт,
Иль сердце мне напоминает
О днях былых – туда зовёт?
Родные там: отец и мама,
Бабуленька – мой светлый лучик,
Комедий розыгрыши, драмы
И стол гостеприимный лучший.
Ты на вопросы не ответишь:
Зачем тоскуешь о былом?
Зачем мне тёплый детский ветер
Вьёт колыбели под окном?
Ни я, ни ты уже не чаем
Вновь грезить в счастье и в беде.
Но знаю: ты по мне скучаешь,
Как я скучаю по тебе.
Быть переменам небывалым,
Быть достиженьям на заре –
Лишь снился б домик обветшалый
И сад цветущий во дворе.
© Вера Устенко, г. Ростов на Дону
ДРАЛО Александр Михайлович
ЗАПАХ СНОВ
На крыше ночь. И мы вдыхаем
Волшебный запах наших снов.
И весь наш дом пропитан маем.
В нём нет звучания часов.
В нём громкий смех с теплом уюта
Прогнали хмурую печаль.
И в нём однажды ранним утром
Нашли мы счастье невзначай.
Кино цветное – наши мысли –
Витают в сонной тишине.
Свои мерцающие брызги
Луна забыла на окне.
На крыше ночь. И слышен отзвук
Любви – колышутся сердца.
Обнявшись, мы вдыхаем воздух
С домашним вкусом волшебства.
МОЁ ПРОКЛЯТЬЕ
Мне трудно быть самим собой:
Во тьму страданий погружённый,
Когда есть ты, а рядом он –
Тону в пучине я бездонной.
И буйствует душа при встрече:
Ты вместе с ним, любовь моя.
Теперь его рука на плечи
К тебе так трепетно легла.
А скоро, в подвенечном платье,
Обед любви отдашь ему
И это большее проклятье –
Убитый горем я уйду.
И будто вырезали душу:
Без чувств мне лучше жить теперь.
Но не посмею я разрушить
Ваш рай, пусть буду сожалеть.
Вы нежно таете в объятьях,
А я, с улыбкой на лице,
Прощаюсь с жизнью, издавая,
Последний вздох в своей судьбе.
ДУШЕ
Ты однажды проснешься в постели одна
От того, что разбудит тебя тишина.
Ты захочешь укрыться своей простынёй
Но уже не отыщешь её пред собой.
Ты прошепчешь молитву, но голос молчит,
Ты отчаянно вскрикнешь – не слышен твой крик,
Постучишь по стене, но безмолвна стена,
И к окну подойдешь – будто нету окна.
Ты потянешься к свету – рассеется свет,
От бессилия рухнешь, но грохота нет.
Ты захочешь закашлять, но кашель затих,
Ты заплачешь, но слез не увидишь своих.
Ты склонишься одна над зеркальным столом
И увидишь, что нет отражения в нем.
Отойдя в полумрак от него, не дыша,
Ты поймешь, что уходишь: ты – просто душа.
Для тебя открывается новая дверь:
Ты уходишь от прошлых побед и потерь.
Покидая свой дом, ты прощаешься с ним,
Ты прощаешься с тем, кто тобой был любим.
И с собой ты уносишь частичку тепла:
За тобой все дороги сгорают дотла.
Ты уносишь добро, ты уносишь любовь,
Но одаришь ты ими рожденного вновь.
Может это случится в каком-то году,
И однажды я где-то кого-то найду,
И узнав среди прочих родные черты,
Я подумаю: это, наверное, Ты...
НЕБЕСНАЯ ЗВЕЗДА
За время долгих путешествий
Нашёл небесную звезду,
Которая потом с рассветом
Не смела уходить во тьму.
Она сияла ярче солнца
В разгар пылающего дня
И разгоняла тень притворства,
От многих бед спасав меня.
Но время шло неумолимо
И пылкий жар стал угасать.
Так постепенно истощила
Она былую благодать.
Прошли года... я вспоминаю,
С слезами скорби на щеках,
Как та звезда опять сгорала,
Отдав себя в последний раз...
ЗВУЧАНИЕ ДОЖДЯ
Ты устремлённо вдаль глядела,
Твой взор искал звучание дождя.
От жара трепетало тело,
От жара воспылала и душа.
Ты возжелала серых красок:
Чтоб над главою вспыхнула гроза,
Чтоб тучи, небо опоясав,
Роняли капли, цвета серебра.
Смывая боль с души печальной,
Усладой обдавая дивный стан,
Нежнейший дождь своей прохладой
Твои сухие губы целовал.
А молний свет вселял надежды.
Всё в зареве его – печаль ушла.
И охладело твоё тело;
Наполнилась прохладой и душа.
ВДАЛИ ОТ ДОМА
Вдали от дома, одинокий,
Гонимый совестью, бреду
По неизвестной мне дороге.
Бреду измученный в бреду.
Терзанья гложут мою душу:
Весь мир казался мне родным,
Но лишь теперь я понимаю
Что всё являлось мне чужим.
По скользким улочкам, в потемках
Пытаюсь скрыться от людей.
Всё ближе ночь, и я потерян...
Я растворился будто тень.
Но блики света в мокрых лужах
От проезжающих машин
Напоминают мне о доме,
Где я когда-то был любим.
ВАЛЬС
Я не могу забыть наш танец,
Забыть цвет лучших в мире глаз
И то, как трепетно сливались
Сердца двоих, танцуя вальс.
Вальсируя в безлюдной зале,
Мы наслаждались тишиной,
И ты с закрытыми глазами
Мне напевала «Вальс цветов».
Мерцанье звезд и блики света
Луны холодной за окном
Сближали нас; ночное небо
Кружилось с нами в танце том.
Той ночью поздней в миг прощанья
Ты подарила поцелуй
И, ничего не обещая,
Сказала мне: «Тебя люблю».
БЕЗ ТЕБЯ
На берегу безмолвного моря,
В тусклый от серости, пасмурный день,
Там, где когда-то мечтали с тобою,
Встретить в лазури бордовый рассвет,
Я вспоминаю, как было нам мало
Светлого времени быстрых секунд,
Как мы в объятьях вдвоем умирали,
Как по ночам не могли мы уснуть.
Кто же теперь проведет через ночи,
Будет дарить снова время и жизнь?
Разве он тот, кто достоин и сможет
Лучик надежды в твой мир поместить?
Пусть ему будет ужасно и плохо!
Пусть его тянут за волосы вниз
Ложью умытые мира пороки.
Пусть он от боли забытый кричит!
Я упиваюсь от этого горя,
Если он лучше меня – я уйду.
Но не спеши приближаться к другому.
Не отдавай своё сердце ему...
© Александр Драло, г. Азов
МАРАХОВСКИЙ Николай Петрович
ПЕРВАЯ ЖЕНЩИНА
Ты в памяти моей застряла, как осколок,
Не снять, не облегчить воспоминаний гнёт.
Всё было так давно. Я был силён и молод
И губы целовал, похожие на мёд.
О, первая любовь и огненная женщина!
Бесстыдством, красотой сразила ты меня.
Красивая и рыжая, но, как всегда, изменчива;
Сгорал в твоих объятиях от пылкого огня.
В той бешеной агонии, любви такой желанной,
Я счастья глубину измерил до конца
Как буря, как болезнь, пришла ко мне нежданно,
Сразив, украла сердце невинного юнца.
Ты первая, ты страстная, любовь неповторимая,
Я в темноте слепой нашёл бы без труда.
Тебя одну по голосу, по шороху, любимая;
Ах, если бы вернуться в те юные года.
Груз жизненных проблем меня в дела затягивал,
Всё меньше, меньше времени осталось на любовь.
Но я ещё не очерствел, не продал душу дьяволу,
Тобой однажды раненый, люблю я вновь и вновь.
ДВАДЦАТЬ ВТОРОЕ ИЮНЯ
Июньский чудный вечер,
Шалили соловьи,
Казался мир им вечен
И вечными они.
Огромная, в полсвета
Цветущая страна
В обнимку с юным летом
Под звездами спала,
Доверчиво считая –
Незыблем новый пакт,
Войну, как сон, встречала,
Не верила, что факт.
Четвертый час пробило,
Румянился восход,
Двадцать второе было,
Шел сорок первый год.
Тревожный вой сирены
Навязывал вопрос:
А может, он учебный?
А может, быть авось?
Верховный к населению:
Внимание, страна!
На нас без объявления...
И далее – война!
ДЕВЧОНКИ НА ВОЙНЕ
В простуженной пехоте,
Где смерть близка вдвойне,
В шестой отдельной роте
Девчонки на войне.
Обветренные лица,
Глаза таят печаль,
И в горле копошится
Тротиловая гарь.
Но будут ждать приказа
По щиколоть в воде,
Окопную заразу
Врачуя на себе.
А им бы вечерами
С любимыми бродить.
А им бы каблучками
Цыганочку дробить.
Им платья крепдешина
Да юбочки шифон,
Но по большой причине
На них другой фасон.
Суконка в два запаха,
Колючая шинель,
Обмотки да рубаха
И запах не «Шанель».
ОНИ СРАЖАЛИСЬ ЗА РОДИНУ
Под лезвием вздрогнули косы,
В душе оборвали струну,
Девчонки без лишних вопросов
Отчаянно шли на войну.
И плакали вдовые мамы:
Куда же вы в пасть сатаны?
Но дочки твердили упрямо:
Ну кто же там, если не мы?
В огромных, не в рост сапожищах,
На вырост, по грудь, галифе
Солдатами сквозь пепелища
В атаке, что кони в пьеффе,
По полю, по минному полю
Сквозь явную смерть наугад,
Сжимая в кулак свою волю,
Ползли и спасали солдат.
В слепую летит «этажерка»
Небесный трудяга У-2
И жизни ничтожная мерка
Она не погибла едва.
От шока покинули силы,
Штурвал обагрен кумачём,
Фашистская пуля на вылет
Прошила худое плечо.
А где-то на подступах к Дону
Казачки в бою за своих
В обойме всего три патрона,
Винтовка одна на двоих.
Другие под гром канонады
Морзянку строчили в эфир,
Простите нас, мамы, но надо
Спасать обезумевший мир.
ШЁЛ С ВОЙНЫ ДОМОЙ СОЛДАТ
По проселочной дороге,
Мимо небеленых хат,
Еле подымая ноги,
Шел с войны домой солдат.
В новой ватной телогрейке,
Подпоясанной ремнем.
За плечом – мешок на шлейке
Да пилоточка на нем.
Вот мосточек через речку,
Бережок, поросший мятой,
Лишь обугленную печку
Он увидел вместо хаты.
И соседских нету рядом,
Щепки да лохмотья рваны,
И воронки от снарядов,
Словно стреленные раны.
Да за что ж судьбу такую
После огненных дорог?!
Защитил страну родную,
А вот мать не уберег.
Перед пепельной могилой
Преклонил колени он
И кричал, что было силы:
«Вот ведь горе! В руку сон!».
Горсть земли от отчей доли
Положил себе в кисет
И пошел гулять по воле,
Куда сманит белый свет.
КОЛЫБЕЛЬНАЯ ВНУЧКУ
За окошком месяц светит,
В небе звёздочки зажглись.
Спать пора ложиться детям,
Вот и ты ложись малыш.
Спи мой маленький мужчинка,
Дорогой мой человечек,
Спят штанишки, спят ботинки,
Спит на грядке огуречик.
Спят машинки под кроваткой,
Мишка плюшевый сопит.
Сон твой будет крепким, сладким –
Всё с тобою рядом спит.
Спи родимый внучек, спи,
Ты у нас такой один.
И во сне скорей расти,
Будешь сильным и большим.
Пусть тебе приснится сказка:
Зайка серый и лисичка,
Медвежонок на салазках,
Ряба-курочка с яичком.
Травка спит, и спит улитка,
Птички спят, и спит сверчок.
Спи, мой маленький Никитка,
Спи, любимый мой внучок.
СТРОИТЕЛЯМ БАЙКОНУРА
Под марш «Славянки» плакали перроны. –
Мы жительства меняли адреса.
Нас ждали приписные гарнизоны
по временным различным поясам.
Блатные – в города, где жизнь в атласе,
и за бугор – к соцлагерным братам...
А нам, простым, билет – в военной кассе
до станции безвестной Тюра-там,
где не цветут белёсые ромашки,
где певчих птиц не слышен перезвон...
Нам адский зной отбеливал фуражки,
А горький пот – от пяток до погон.
Там жрали мы песок, скрипя зубами;
впрягались всеми жилами в металл;
тянули службы лямку; не стонали
и верили в марксистский идеал.
Там щебень, будто пули, без промашки –
швыряли ветры в грудь нам и в лицо.
Бараки – щитосборные шарашки –
нам были вместо каменных дворцов.
Но шли мы в авангарде той эпохи –
военные строители-творцы.
И пусть от славы нам достались крохи,
гордились нами деды и отцы.
Есть в нашей человеческой натуре
железный стержень – жить и созидать. –
На Марсе (если надо!) «Байконуры»
Построим! Позовите нас опять!
Мне часто снятся алые тюльпаны –
коротенькая радость той земли,
где с грохотом вздымали пыль «Бураны» –
Не ветры, а на старте корабли.
БАТИНЫ САПОГИ
В промокших парусиновых ботинках
я брёл из школы, словно босиком.
Размыты были хожие тропинки,
до дома добирался прямиком.
А к вечеру, прикованный к постели,
Лежал, в горячке грелку вороша,
Озноб дубасил розгами по телу,
И замирала робкая душа.
Родитель мой, не склонный к сантиментам,
проникся чувством жалости, как мог:
достал из-под кровати инструменты
и два рулона кожи для сапог.
Рулеткой мерки ног моих костлявых
Снял, обмеряя вдоль и поперёк,
Колодки подобрал, нашёл лекала
и дратвы просмолённый колобок.
Я, беззаботный, сидя на лежанке,
шпионил за процессом ремесла:
то засыпал, то с чаем грыз баранки,
а верх колодок кожей обрастал.
Натужно шла просмоленная дратва
сквозь шильные отверстия халяв,
Но это всё мне было непонятно.
Так и уснул, секрета не познав.
А ранним утром у моей кровати
стояла пара новеньких сапог,
за столиком дремал уставший батя,
а я шмыгнул в обновке за порог.
Мой странный век плетётся вереницей –
то светел штрих, то мрачен и убог.
Но до сих пор мне слышится и снится
волшебный скрип тех, батиных, сапог.
© Николай Мараховский, г. Азов
БЕЛЯЕВ Александр Георгиевич
НОВАЯ СНОВА ВСЕГДА
Новая снова всегда –
преображенья игра.
Если ответишь ей «Да» –
завтра не будет вчера.
Вздрогнет испуганно мгла
и, отступить поспешив,
мертвого уши осла
оставит всех насмешив.
Смех обнажит тайный страх,
маски отбросивши прочь,
Колосс, повергнутый в прах,
светлой не сделает ночь.
Утро сменяется днем,
День сминается ночью.
Всё идет чередом –
Как и должно, между прочим.
Стоит ли тут удивляться –
Пока что порядок таков.
Будет ли что-то меняться –
Не спрашивай у дураков.
Я ЧАСТО ДУМАЛ
Я часто думал – думать ли вообще,
И стоит ли раскидывать мозгами
О том, что составляет суть вещей,
Которая под нашими ногами.
И в голове шумят не уставая
Назойливые мысли и слова,
И воплотить их в образы мечтая,
Не сплю ночами долго как сова.
Вокруг меня мелькают города,
Подруги временами пробегают.
И если нравится из них мне хоть одна,
То никому я не надоедаю.
Когда желаешь что-то горячо
И этого никак ты не добьёшься,
Вокруг – туман, и некому плечо
Подставить, если всё же поскользнёшься.
А если хочешь скрыться от всего,
Уйти туда, где бы меня не знали
Минуты не проходит без того,
Чтоб ерундой опять не доставали.
И потому не нужно мне всего,
И не прошу я ни о чём у бога,
Тогда и происходят так легко
Все чудеса своим путём – дорогой.
СВЕТ
Свет загорается вслед
огня без которого смерть
меня ожидает и жжёт
прикосновенье к тебе.
Дрогнет встревожена тьма
поползновеньем небес
смеет смеяться Луна
шёпотом рыcкает бес.
Стаи летят на Восток
утренней рдеет звездой
будто играет вино
в луже разлитой у ног.
Неисправимой рекой
мечется время моё
тонет и тянет на дно
бред завороженный мглой.
Искрой мерцая слеза
перевернёт отраженье
там где мелькают слова
там где предстанут виденья.
Рядом с тобой и вокруг
нежно задёрнув молчанье
кутаясь в тысячи рук
чувствуя рядом дыханье
грома сверкающих гроз
стрела пробужденья на миг
тело пронзивши насквозь
подарит могущества пик.
Лёгкой надежды венок
вдаль уплывает смеясь
парусом белым крыло
Солнца достигнуть стремясь.
Тает согрета теплом
древней иллюзии страсть
камень брошенный сном
может когда-то упасть.
Словно ворвался в окно
ветра прохладного вздох
странное слово одно
сказано не для кого
и открывая глаза
ты вдруг услышишь его
сменит заснеженный сон
мир без предела и Зла.
Множеством граней мелькнут
всё переврут зеркала
сбрось с себя боль и разлук
не рассыпай семена
Новая снова всегда
преображенья Игра
в память ворвётся она
и назовёт Имена.
Нечто беспечным ключом
дверь отопрёт хохоча
скатится детским мячом
груз бесполезный с плеча.
МЫСЛИ ЧУЖИЕ
Мысли чужие врываются гроздьями
в мой беззащитный заброшенный мозг,
тысячи сколотых брызжущих образов
вновь пробуждают от розовых грёз
Бездна разверзнется, пламя опалит
cкалы, в которые был заключён,
и ты вдруг заметишь, что всё это свалка,
и мелочью звонкой ты разменён.
Забудь о молитве заупокойной,
забудь об отринутом брошенном рае,
здесь истекает слюной параноик,
и в игры свои он с тобою играет.
Что было когда-то ушло безвозвратно,
и мечутся души в тоске безотрадной,
блуждают во тьме, прорываются к свету,
находят тела, не находят ответа.
39 ОБЕЗЬЯН
И не весел, не печален
Выхожу из дома я,
И опять меня встречают
39 обезьян,
39 злых созданий,
39 добрых фей,
39 мирозданий,
39 миражей.
И когда меня встречают,
Улыбаются мне вдруг,
Будто я им свой товарищ,
Будто я им лучший друг.
Ну а я не замечаю,
Отвечаю невпопад.
Вот такой на самом деле
Я подлец и ренегат
Но опять никто не верит
В то, что верить не хотят.
Сосчитать нельзя потери,
Если нечего терять.
И вот я иду мечтая,
А они бредут толпой,
Но ничто не нарушает
Мой незыблемый покой.
И они идут со мною,
Никогда не отстают.
Чуть в своём я доме скроюсь,
Как за дверью снова ждут
39 злых созданий,
39 добрых фей,
39 мирозданий,
39 миражей.
Я ВИДЕЛ СОН
Я видел сон сегодня странный –
Горит заправка все сильней.
Но подъезжают неустанно
И заправляются на ней
Автомобили класса мини,
Автомобили класса люкс.
На фоне огненной картины
Совсем никто не дует в ус.
Спешат заправиться и дальше
уехать прочь, оставив тлен.
Всем наплевать – что было раньше,
И будет что-нибудь затем.
Никто не думает, что крайним
Он может оказаться вдруг,
И в случае чрезвычайном
Не все сойдет кому-то с рук.
Бензоколонка полыхает,
До взрыва далеко небось.
Но очередь не иссякает
В надежде старой на авось.
ПОКРАСИМ В ЧЁРНОЕ
Перевод с английского
Paint it Black (Mick Jagger – Keith Richards)
Давай покрасим пианино в черный цвет –
Зеленым было, красным было, черным – нет.
Девицы красят свои лица каждый раз,
Когда хотят опять порадовать мой глаз.
На лимузинах свадьба прёт на красный свет
Везут мою любовь, которой больше нет.
Глазеют все вокруг, кому глазеть не лень,
Как будто видят это в свой последний день.
Гляжу в себя и вижу сердце из угля,
Горит огонь в душе и жжет ее дотла.
Быть может всё забыть и скрыться от людей,
Как будто нет ее и рядом меня с ней.
Нет больше черных волн, смывающих печаль,
Не знал, что ты уйдешь в таинственную даль.
И если солнце не зайдет за горизонт –
Любовь останется со мной как будто странный сон.
Хочу твои глаза увидеть в темноте
Пусть солнце больше не сияет в вышине
Хочу весь мир увидеть в черной темноте
В темной, темной темноте.
Пусть солнце не сияет в вышине.
© Александр Беляев (Океанолог), г. Азов
ШЕЛЕСТ Олеся Александровна
ОСЕННЕЕ
Я так осень люблю за её непокорность
И её молчаливую грусть.
Листопады и солнца осеннего скромность,
Что не выучить мне наизусть.
Я так осень люблю за часы сновидений,
За её озорную возню,
Посему и секунды её, и мгновенья,
Уходящие в зиму, ценю.
Пусть летит день осенний, меняются годы,
Но успею поймать на ходу
День рождения свой в голубом небосводе,
Лучший день в уходящем году.
НЕСОВПАДЕНИЕ
Она любила море,
он море не любил
и где то на просторе
в тиши спокойно жил.
Она любила небо
над бурной синевой,
ему милее кофе,
да книга и покой.
Она росла у речки,
простая, не по моде,
и, зажигая свечку,
мечтала о свободе.
А он был необычный,
из городских кровей,
душе его привычней
мерцанье фонарей.
Она любила тучи,
и молнию, и гром,
а он, печальный случай,
любил пустынный дом.
Хотела быть счастливой,
но с глаз течет слеза:
не жизнь несправедлива –
бездушная судьба.
НЕ ОДИНОК
Ты можешь ползать, иль порхать,
Но если окружен любовью,
Тебе не страшно умирать
И ты уже не слышишь боли.
Пусть одинок, но не один
в стране святых и, слава Богу,
среди неписанных картин,
зато здесь не подставят ногу.
Чтоб ты в пучину не попал.
Ты не один и есть надежда,
друзья всегда смягчат удар –
чиста душа, а не одежда.
Как нелегко среди людей
найти единственного в мире,
того, кто больше всех милей
и в ком душа немного шире.
МАТЕРИНСКАЯ ЛЮБОВЬ
Взрыв гранат и свист над головами,
Эти дни мы не забудем никогда.
Мать, что провожала со слезами,
Будет верить в сына, ждать его всегда.
Будет ждать, когда он вольной птицей
С поля боя под родимое крыльцо
Ранним утром снова возвратится
Осушить от слез счастливое лицо.
Каждый день о сыне вьются мысли
И желает в этой жизни одного,
Чтобы вновь наполнилась бы смыслом
Счастье женское, дождавшись лишь его.
Сын – герой! И в этом нет сомнений.
Мать верит, что за Отчизну льется кровь,
Но даже материнское терпенье
Подводит её сердце вновь и вновь.
ЖИЗНЬ
Дается жизнь один лишь раз,
Но мы её порой не ценим,
Одни, не открывая глаз,
Уверены – судьбу изменим.
Другие радостно живут,
Идя по жизни с оптимизмом,
Для них важней любой уют
И нет в их жизни эгоизма.
Цените в жизни каждый миг
С любовью и добром совместно,
И позаботьтесь о других –
Жить одному неинтересно.
ВСТРЕЧА С АНГЕЛОМ
Иди ко мне – ребенок красоты,
Иди ко мне, тебя я не обижу,
На белом свете всех прекрасней ты,
Я говорю лишь то, что ныне вижу.
Ты предо мной, божественный цветок,
Сияешь, как созвездие Винеры,
И понимает истинный знаток,
Как воспитать терпенье и манеры.
Святая речь излита серебром,
Уста же заставляют улыбнуться,
Твои глаза пропитаны добром,
Как будто сон, но тяжело проснуться.
Ответь тогда мне на вопросы, Боже,
Что это за созданье предо мной?
И на кого оно сейчас похоже
То чудо со светлейшею рукой?
Затмило мою память, покорило душу,
Закрывшее от боли и от зла,
Мне подарило счастье, лишь послушай,
Что я с собою в сердце унесла.
Счастливый миг, где все изысканно,
С собою заберу сейчас навек
А сердце верит, верит искренне,
Что это был не просто человек…
АЗОВ
Азов – мой город у причала,
Здесь родилась я и росла,
И Дон впервые увидала,
Когда за руку с мамой шла.
Песчаный берег речки старой
Мне полюбился, как родной,
И ярким памятником славы
Явился вал наш Крепостной,
Где наши прадеды и деды
Отдали жизни за Азов,
В веках запомнились победой,
Изгнав поверженных врагов.
Так быстро время пролетело
Лучами праздничных огней…
Я незаметно повзрослела,
Но город свой люблю сильней.
© Олеся Шелест (Кудеркова), г. Азов
ОБОЛОНСКАЯ Юлия Александровна
* * *
Зачем противопоставлять
Себя другим и этим тешить?
У каждого прекрасна мать,
Что нежно обнимает плечи.
У каждого есть повод чем
Гордиться и чего стесняться.
Культурам выгоден обмен
Без злобы и дискриминаций.
Любить родное – как дышать,
Естественно и очевидно.
Пусть познаётся благодать
Спокойно, тихо, необидно.
Ведь можно чувствовать себя
Хорошим, не бросая мины
Всем тем, кто смеет жить не так.
Мы – дети Бога. Мы – едины.
* * *
Неоновый свет, как пятно на груди,
Ползёт и спускается вниз.
Наверное, надо мне дальше идти.
Дрожу, как осиновый лист.
Внутри пустота, но звучит в голове
Какой-то рекламный мотив.
И в этом мы все: позабыты давно
Слова и значенья молитв.
Фонарные блики и отсветы фар,
И шорохи на мостовой,
Неспящий проспект и беспечный угар…
Как больно остаться одной!
Одной в этом страстно сверкающей лжи,
Одной в этой странности чувств.
…Лишь только в стихах я могу обнажить
Больную, нелепую грусть.
* * *
И стихи у меня не пишутся.
Я в холодной промозглой мгле.
Мир за стёклами не колышется,
Я – последняя на земле.
Замираю в своём безумии,
Только капает с носа соль.
Можно было благоразумнее.
Потихонечку, исподволь
Наблюдать за большими птицами,
Жадно втягивая нутром
Их полёт, высоту, амбиции.
Останавливать метроном.
Нет. Взлетела. И болью дёрнуло.
Кувыркаясь, ледышкой вниз.
И осколками во все стороны
Оборачивается жизнь.
За собою вину признаю я.
Да, пыталась и не смогла.
Только знаете что, друзья мои?
Я до этого не жила!
Пусть разбита и пусть размолота,
Зато вкус ощущаю вновь.
Эта правда дороже золота:
Я узнала твою любовь.
* * *
Не надо плакать надо мной.
Накроет воздух лёгкой зыбью,
И всё, о чëм сказать смогли бы
Ты передашь теперь другой.
Рассвет наступит. Но без нас,
Нас на зоре вдвоём не будет.
Иная жизнь, иные люди.
Последний лик Луны погас.
Подснежниками по весне
Я вырасту, меня не рви ты.
Нежнейших трав зелёной свитой
Утешусь я теперь вполне.
Тень от берёз, речной туман,
Прохлада – вечное спасенье.
И ты отыщешь утешенье,
Всегда любить одну – обман.
Не плачь. Я больше не боюсь.
Чего не миновать, наступит.
Иная жизнь, иные люди…
В ином миру теперь проснусь.
* * *
Тёмной медью старый клён
Кляксой ржавчины в окне.
Мне приснился странный сон:
Ты не помнишь обо мне.
Я одна в осенней мгле,
Пахнет сыростью тоска.
В остывающей золе
Словно дуло у виска
Я дрожу. И дрожь моя
Осыпается листвой.
Где мой дом и где семья?
Как остаться мне живой?
Дождь и ветер, старый клён…
Пусть сгорает всё в огне!
Не привязан. Не влюблён.
Ты не помнишь обо мне.
* * *
И опять филигранный колёс перестук,
И вибрации по позвоночнику,
И дорога, как вечный и призрачный друг –
Моей радости тихой источники.
Жизнь на паузе. Есть только это окно,
Где пейзажи текут переменчиво.
Подстаканник и чай, а вокруг – ничего.
Замираю мгновением вечности.
Мне неважно откуда, неважно – куда,
Только дальше бы плыть в безвремении.
После стольких забот это просто мечта –
Застывать в бесконечном движении.
* * *
Зачем грустить об этой осени?
А в жизни слишком мало дней.
Гляжу на небо с яркой просинью,
И даже дышится острей.
Создали осень для художников,
Чтобы холсты свои достав,
Бродили сонными дорожками,
Вбирая медь увядших трав.
В последний танец лист осиновый
Пустился, в воздухе скользя.
И шепчет на ухо: «О смерти вам
Печалиться никак нельзя.
Я ярким был, а ныне в лужице
Закончен мой короткий путь.
Но всё внутри так сладко кружится,
Хоть и пора мне отдохнуть».
А мы с тобой на древе жизненном,
Мой друг, пока ещё сидим.
Так стоит ли грустить об осени?
Нам каждый миг необходим.
* * *
Кончились силы и трудно дышать,
Воздух вокруг раскалён.
И начинают колени дрожать,
И в голове тихий звон.
Чувство, как будто бежала весь день.
Слабость, усталость и боль.
Вдруг надоело, что раньше влекло –
Тусы, еда, алкоголь.
Кажется, будто я в жаркой печи,
Мне не хватает воды
И тишины. Для себя, для души,
Жизни без чувства вины.
Да, я горела, летела и шла,
Я так хотела тогда.
Нынче хочу постоять у окна
И не спешить никуда.
Кончились силы и трудно дышать.
Видимо, нужен ресурс.
Но не могу я пока отыскать
То, что взволнует мой пульс.
© Юлия Оболонская, г. Азов
© «Петрович», тексты. Все права защищены.
К оглавлению...
