* * *
Всё больше у берёз седин,
И с каждым днём всё чище воздух.
Не жди октябрьских смотрин
И пей его, пока не поздно.
Покуда радует всё глаз.
Земля после дождей просохла.
Не баловало лето нас,
Зато стоит сентябрь тёплый.
Втянувшись в новый школьный цикл,
Сидит, готовится к уроку,
Листая книжку, ученик.
И мухи сонные на окнах.
И как навязчивый кошмар,
Летающий и днём и ночью,
Свой доживает век комар,
Но на судьбу свою не ропщет.
* * *
Как будете в храме, отвесьте
Святым нашим низкий поклон.
Спасает края наши, веси
Намоленность старых икон.
То мягче, то ближе, то строже
Её благообразный вид.
Икона подскажет, поможет,
Коль надобно, чудо явит.
Страдая за общую Веру,
За правду, народ и людей,
Святые нам служат примером
Всей праведной жизнью своей.
И ты каждый раз помолившись,
По новой берёшься за гуж,
И боле уже не боишься
Наушников, ведьм и кликуш.
В скиту и в часовне и в храме
И в красном углу испокон
Веков охраняет нас с вами
Намоленность русских икон.
* * *
«Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда»
А. Ахматова
Сомненья, страхи, совести укоры.
Порывы, страсти, мелкие грехи.
Да так ли важно, из какого сора
В конце концов рождаются стихи?
Не лезь в лабораторию поэта
Читатель проницательный, твой взор
Ценителя и тонкого эстета
Не должен лицезреть весь этот сор.
А если даже что-то и заметит
Из в общем неизбежной шелухи,
Дающей импульс творчеству и этим
Частично искупая все грехи,
Не клокочи всем сердцем и не парься,
Не заводи себя на раз-два-три,
Смотри на сор и слабости сквозь пальцы.
А ты, поэт, держи его внутри.
* * *
Поэты, не вставайте дружно в позу.
Поэзия, сколь гладко не пиши,
Не просто зарифмованная проза,
Ещё и состояние души.
Одно из тех немногих проявлений
Природы человеческой, где нет
Порой рациональных объяснений
Всему, что хочет выразить поэт.
И если есть в поэзии сакральность,
То всякий раз за образностью рифм
Искать скорее нужно чью-то тайну,
А не какой-то сложный алгоритм.
Ещё она душой всегда согрета,
А если так, зря тратишь свой запал,
Никто не назовёт тебя поэтом,
Как гладко бы и складно не писал.
* * *
Провалы во времени всё изнурительней,
А шансы к спасению всё умозрительней,
Но вот зазвучала andante cantabile,
И в жизни всё стало вполне комфортабельно.
В ней нет сластолюбцев и чревоугодников,
Повсюду присутствуют стройность и логика.
И мир наш пока ещё не опрокинулся,
И весь апокалипсис – сказки и вымысел.
Ведь в мире тогда всё устроено правильно,
Когда человечеству в нём комфортабельно.
И жизнь наша с вами, друзья, повседневная
Звучит, пусть местами, певуче и медленно.
* * *
Добру не обойтись без кулаков.
Наверное поэтому наш с вами
Фольклор и обожает добряков
С пудовыми, как гири, кулаками.
Немногословный дюжий здоровяк –
Косая сажень, лучше в камуфляже,
Да, видно добрый у него кулак,
К такому присмотревшись, люди скажут.
И пусть всё зло и впрямь не победить,
Но чтоб не дать случиться злодеянью,
Добро себя хотя бы защитить,
Как минимум, должно быть в состоянии.
Интеллигент, взирая сквозь очки
На мир, как и положено терпиле,
В бессилии сожмёт лишь кулачки
И тут же подчинится грубой силе.
Хотя и будет что-то лепетать
Про век, его обычаи и нравы.
А наш герой сумеет постоять
За всех: и за себя, и за державу.
Он тот, в кого влюбляются и про
Которого слагаются веками
Легенды, мифы в мире, где добро
Дорогу пробивает кулаками.
* * *
Пускай обвинят в фарисействе,
Наш мир не такое видал.
И всё ж в благородном семействе,
Считаю, не нужен скандал.
В почтенном семействе старинном,
С моралью, с законом в ладу,
Всё мирно должно быть и чинно
И каждый у всех на виду.
Семейственность – дело святое,
Здесь люди друг другу под стать.
Семейные нравы, устои
Обязаны все соблюдать.
А кто ненароком взбрыкнётся,
Круги нарезая трусцой
Один без семьи, тот зовётся
Недаром паршивой овцой.
Настигнет отступника кара!
Ах сколько подобнейших действ
Случалось у нас в кулуарах
Весьма благородных семейств.
Веками писались, по праву
Зачитаны были до дыр,
Не гоже соваться с уставом
Своим даже в свой монастырь..
Хоть всё в нашей жизни и архи
Как сложно, поверь и остынь.
Недаром отцы-иерархи
На страже всех наших святынь.
Иных обвинят в фарисействе,
Но ежели вспомнить Завет,
И в сверхблагородном семействе
Присутствует хамская ветвь.
* * *
Любить отчизну нужно молча.
Не выставляя всякий раз
Свою любовь, как модно нонче,
Демонстративно напоказ.
А если жаждешь отличиться
И в предвкушении наград,
Любовью к родине кичиться
Смешно да и нелепо, брат.
Богатый будет лезть из кожи,
Под конкурентов рыть капкан,
Но Родину любить не сможет,
Как и любой политикан.
А у юродивых и нищих
Читается и по губам
«Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам».
* * *
«Что там за ветхой занавеской тьмы?
В гадании запутались умы».
Омар Хаям
Что жизнь? Не более, чем фарс.
И есть ли разница большая,
Куда, к Луне или на Марс
Полёт нам с вами обещают?
Пусть звёзды светятся во мгле
Космической, а нам бы, братцы,
На нашей собственной Земле
Сперва бы надо разобраться.
Нельзя впадать всё время в транс,
Как и всё в жизни брать наскоком.
Не до космических пространств,
Когда нужда и смерть под боком.
Что там за занавесом тьмы,
Пусть остаётся под вопросом,
Покуда не решим, что мы
Хотим нести с собою в космос?
* * *
Планируем каждый свой день и свой час,
Но кто-то всё в жизни решает за нас.
Что делать нам утром? Что ночью? Что днём?
Каким к лучшей жизни идти нам путём?
Что петь по дороге? Что брать из вещей?
Какая она? Да и есть ли вообще?
Поэтому ты всякий раз не робей,
Во всём полагаясь на этих людей.
Прими сей их статус, как данность, как факт.
Шагай вслед за ними, иди на контакт.
Верь вместе со всеми в обещанный рай,
А главное сам ничего не решай.
Крамольные мысли подальше гони.
Они на сегодня и только они
Протянут тебе путеводную нить,
Подскажут что, где и когда говорить.
Позволят навек обрести благодать,
Внушив, что нет смысла на что-то роптать.
А мы беззащитны, ведь каждый один,
От их цифрового рубля, их вакцин.
Поскольку и слова не можем сказать,
А лишь удалённо проголосовать,
Как впрочем и весь наш электорат,
За то что за нас в кулуарах решат.
* * *
«Скоро здесь будет хорошо и красиво!»
Плакаты на столичных стройках
В свидетельницы память не зову.
Она, как всё – иллюзия, химера.
Иду фотографировать Москву,
Ещё не уничтоженную мэром.
Нам свойственен здоровый прагматизм.
Хоть это не всегда порою мудро,
И я не принимаю урбанизм,
К тому же доведённый до абсурда.
Не понимаю, право, господа,
Зачем, кто б ни сидел у нас на царстве,
Всем скопом дружно рваться в города?
Тем более в Российском государстве?
Но показав на кучу пухлых смет,
Вам скажут в той же мэрии; так надо!
И будет странно, коль чрез …...надцать лет
Столица не сольётся с Ленинградом.
Процесс, что называется, пошёл.
(А кто-то даже требует ускорить).
И никогда не будет хорошо,
Поскольку рядом что-то будут строить.
* * *
По интермедии А. Райкина
Со школы аж, с измальства любим
Трубить про благие дела.
И чтобы забота о людях
Видна из отчётов была.
А если из старого люда
В местком кто и впрямь забредёт,
Чеши, мол, услышит, отсюда,
Запарка – готовим отчёт.
Но это так – классика жанра.
Сатира ж в порядке вещей.
Давал, помню Райкин всем жару,
Смеялись, аж рот до ушей.
За брюхо чинуша со стажем
Хватался, а утром войдёт
К себе в кабинет, тут же скажет:
«Какой ещё к чёрту народ?!»
В стремительном грохоте буден,
В колхозы сгоняя силком,
Привыкли к тому, что о людях
Заботятся как-то мельком.
С высоких трибун. А на деле,
Что в эту эпоху, что в ту,
Особо людей не жалели,
Чтоб к празднику взять высоту.
В любой нашей властной структуре
Всегда за народ все горой.
Заботу на собственной шкуре
Не раз ощущали порой.
За голосом каждым охотясь,
Политики шли на обман.
Мошенники, также заботясь,
Залезть норовили в карман.
Сегодня заботиться модно,
С добром повсеместно спешат
Программы, различные фонды
И каждый крутой меценат.
Возможно кому-то и что-то
В итоге и вправду дойдёт,
Но главное, чтобы забота
Вошла непременно в отчёт.
* * *
Дал богу Бахусу обет.
Не по твоей ли, брат, наводке,
Или таких, как ты, рецепт
Изобретён российской водки?
Любитель причаститься, что ж,
Для всевозможных посиделок
Рецепт действительно хорош,
Жаль только множество подделок.
И если водку-эксклюзив,
Что соответствует рецепту,
Ты можешь выпить, закусив,
И чувствовать себя эстетом.
То от раскрученных умело
И узаконенных в правах
С ней многочисленных подделок
Болит нещадно голова.
* * *
Что грустишь, необъятная Русь?
Плачешь слёзно?
Возвращаться к истокам, боюсь,
Слишком поздно.
На последнем застыв рубеже,
Мало проку
Нам с тобою стремиться уже
К тем истокам.
Вечно кто-то, родная, тобой
Крутит, вертит.
Ум за разум заходит порой
От поветрий.
И уже отличить не берусь –
Не мессия –
Где в нас та – изначальная Русь?
Где Россия?
И ищу каждый раз, в чём обман,
По привычке.
Чтоб понять, кто из нас басурман?
Кто язычник?
И откуда, убей, не пойму,
Это чванство?
Или вправду причина всему –
Латынянство?
Сколько лет приходили в экстаз,
Вот и сглазили.
Треть Европы кричали у нас,
Треть Евразии.
Приспособились всё, отродясь,
Брать наскоком.
То круша, то наивно стремясь
Вновь к истокам.
У России особая стать,
Так что пробуй,
Продолжай свой и дальше искать
Путь особый.
* * *
России святая святых –
Истории тайные дверцы.
Попробуй, проникни сквозь них,
Не ранив ни душу, ни сердце.
У нас же свой собственный код,
В основе его парадигма:
Что тот, кто с мечом к нам придёт,
Тот сам от меча и погибнет.
Но сколь ни старайся порой
Всех подлинных фактов не скроешь.
Вот Невский – бесспорный герой
Известных всем битв и побоищ.
Ну кто же, скажите, из нас
Не слышал о славных победах
Сего полководца, не раз
Громившего немцев и шведов.
Но нужен порой компромисс.
Особо, когда ты буквально,
Как князь Александр, завис
Меж молотом и наковальней.
Раздробленна русская рать,
И надобно выбрать хоть что-то.
Свою самобытность терять
Какому народу охота?
А выбор, увы, невелик.
Как солью посыпать на раны,
Просить на княженье ярлык
Ему у какого-то хана.
Вполне современный подход,
Европе и западу – фигу,
Страшнее крестовый поход
Для нас, чем восточное иго.
Каким бы вновь ни был урон.
Да только навряд ли пристало
Героев минувших времён
По нынешним мерить лекалам.
Не стоит ругать всё подряд,
Охаивать дружно и скопом,
Забыв, сколь существенный вклад
Вносила в Россию Европа.
Бояре спустя рукава
Просиживать место в приказе
Могли, а была бы Москва
Без зодчих с фамилией Фрязин?
Отнюдь не царёв недосмотр,
И прав был, Москву невзлюбивший,
Великий (пока ещё) Пётр,
В Европу окно прорубивший.
И матушка,бросив дела
Свои, насладясь адюльтером,
Не зря лет пятнадцать вела
Потом переписку с Вольтером.
Пошла переписка та впрок.
Неплохо б задуматься, парень,
Да, запад, мы знаем, жесток,
Восток же хитёр и коварен,
Не просто имея ввиду
Опасность такого сближенья....
И Невский-князь едет в Орду
И просит ярлык на княженье.
* * *
Нормальные герои в одночасье
Проснувшись, не стремятся тут же в бой.
Простого человеческого счастья
Им тоже очень хочется порой.
Но надо лезть в холодную кабину,
И взявшись по привычке за штурвал,
Испытывать коварную машину,
Которую никто не покорял.
У них есть жёны, как у нас, и дети.
Достаточно уюта и тепла.
Но долг твердит им: ты за всё в ответе,
И требует сжигать себя до тла.
Вновь браться за опасную работу,
На время оставляя за бортом
Насущные проблемы и заботы,
Всё личное, как водится, потом.
Тобою укрощённую машину
Ведёт другой, и ты уходишь в тень.
Нормальный героический мужчина,
Раз подвиг – каждый твой рабочий день.
Но имена прославленных пилотов
Не зря передают из уст в уста,
Летать учивших наши самолёты
И небо покорявших неспроста.
* * *
Я не люблю всё, что мешает жить:
Преодолений, трудностей, препятствий.
И если спросят: «Быть или не быть?»
Мой выбор будет – не сопротивляться.
Я сам себя определил в тюрьму.
И в ней, как узник с многолетним стажем.
И с рабскою покорностью приму,
Что мне в тюрьме предложат и навяжут.
Да, я от мира наглухо закрыт.
Но в этом добровольном заточенье
Я счастлив, ибо мой тюремный быт
Устраивает всех без исключенья.
И пусть в тюрьме моей и не бог весть
Как здорово, я в некотором роде
Почти что горд, и счастлив предпочесть
Её так называемой свободе.
* * *
Нередко чья-то гениальность
Нам – людям средним – застит свет.
У гениев своя ментальность,
Им узок общий трафарет.
Они все выстрадали право
Ни перед кем не падать ниц.
Не встретишь плюшевых Ландау
И гуттаперчивых Капиц.
Но есть какие-то вопросы,
Где весь их гений слеп и глух.
Где и они не кажут носа,
Не произносят мысли вслух.
И хоть людская гениальность –
Весомый жизненный мандат,
Всё ж осторожность, плюс лояльность
И гениям не повредят.
Ведь гений гением, а все мы,
(Ох, не накликать бы беды),
Заложники одной системы
И выходцы своей среды.
И пусть им не предъявят исков,
Кому, скажите, как не им,
Не понимать опасность рисков
Чернобылей и Хиросим.
* * *
Продолжайте верить в перспективу,
Открывая новую главу.
Пусть и не до жиру, быть бы живу
Всем нам, говоря по существу.
Пусть вокруг нужда, дороговизна,
Пусть невзрачным выглядит сюжет
Нашей повседневной, скудной жизни,
Да и перспектив-то толком нет.
Пусть вся жизнь – стоячее болото,
Перспектива в ней, как благодать,
А раз так, обязан же хоть кто-то
Перспективы наши выявлять.
Предоставим им прерогативу
В сонме бурь и вечных катаклизм
Нам твердить о наших перспективах,
Сохраняя вялый оптимизм.
Парадокс, скорее даже казус,
Но слепой настрой на позитив
Сохранит в нас столь нам нужный градус
В жизни без особых перспектив.
Бог поможет поздно или рано?
Или чья-то щедрая мошна?
Так что больше перспективных планов,
И реальность будет не страшна.
* * *
Как напутсвенный завет,
Повторяют наши люди
Не один десяток лет:
«Победителей не судят».
Повторяет молодёжь.
Повторяют очевидцы
И свидетели. И всё ж
Кто-то мог бы усомниться.
Я, поверьте, не из тех,
Кто навязывает кредо
Всем своё, но вдруг успех
Только «пиррова победа»?
Пусть худой, но всё же мир,
Чем платить такую меру
За победу, думал Пирр
Триста лет до нашей эры.
Но у древних склад иной,
Что нам до времён античных,
Победить любой ценой
Как-то более типично.
Напоследок громкий залп
Из оставшихся орудий,
И безжизненный оскал
И свидетелей и судей.
* * *
Осядут пепел и зола,
Умолкнут стоны, причитанья,
И контуров добра и зла
Стираться станут очертанья.
Иссякнет пыл, пройдут запал,
Настрой, и страсти поутихнут.
И каждый, кто конфликтовал,
Не сразу вспомнят суть конфликта.
Но сколько век их не продлись,
Уже не смогут отказаться,
Да что там, просто обойтись
Впредь без конфликтных ситуаций
За гранями добра и зла,
И так столетиями кряду,
Покуда пепел и зола
Над всей планетой не осядут.
* * *
Вечно скитаясь по свету и странствуя,
Всюду свои, хоть и сами неместные,
Не признавая границы и санкции,
Носятся по небу тучки небесные.
Тучки небесные, тучки крылатые,
Мчатся, сверкая жемчужными перьями,
То проплывают, как грозные статуи
С запада, с юга, с востока и с севера.
В наши края забредая холодные,
В них ни угла не ища, ни пристанища,
Что вам какие-то нивы бесплодные?
Войны людские? Лесные пожарища?
Наши, а также не наши невзгодины?
Страхи, сомненья, надежды и чаянья?
Нету у вас ни чужбины, ни родины.
Нет в вас тоски, нет любви, нет отчаянья.
* * *
«Хочу хороших новостей»
О. Гражданская
Хочу вина, хочу гостей,
Хочу объехать свет.
Хочу хороших новостей,
А их всё нет и нет.
Но для гостей и для вина
Довольно поздний час.
А новость только лишь одна:
Все в мире против нас.
Обрыдлая до тошноты,
Других давно уж нет.
А для таких, мой друг, как ты,
Есть психотерапевт.
Хотя, махни на всё рукой,
Не ставь на жизни крест,
А принимай её такой,
Какой сегодня есть.
Парк Дружбы (Москва). Фотографии Сергея Филиппова.
* * *
Писателей упрёки мало трогали,
Хотя и отнимали часть их сил.
Белинский допекал когда-то Гоголя.
Позднее Ленин Горького учил.
Ну а когда судить берутся бездари,
Как принято когда-то было встарь,
У первого поэта личным цензором
Становится, не кто-нибудь, а царь.
Запросит у чинуш произведение,
Чтоб наложить «добро» или «табу»,
И станет высочайшим повелением
Решать его дальнейшую судьбу.
Возможно даст какие-то советы,
И ты, поэт, царю не прекословь.
Лишь постарайся не навлечь при этом
Ни царский гнев, ни царскую любовь.
К оглавлению...
