* * *
Народных тьма. Но если честно
И откровенно, то сейчас
Художнику неинтересны
Движения народных масс.
В ином недюжинный свой гений
Проявит мэтр. Дела нет
Ему до разных устремлений
Народных, чаяний и бед.
И времена, когда он бегал
В народ прошли давно. Поверь,
Лишь только собственное Эго
Волнует мастера теперь.
Художников «народных» много,
Но всё искусство для элит,
И тема «Бурлаков на Волге»
Уж никого не вдохновит.
* * *
Что толку перевоплощаться.
Забудь про таинства игры,
Актёр. Не требуй декораций,
Костюмов, прочей мишуры.
Отелло – жалкий неврастеник.
А Гамлет – наркоман. Ура!
Шекспир наш с вами современник,
«Чувак» с соседнего двора.
И ты, мой друг высокочтимый,
На авансцену выходя,
Играй без парика, без грима
Себя и только лишь себя.
Кто на часок, чтоб подхалтурить,
Оставил прежний лексикон,
Пока не разразилась буря
И не «распалась связь времён».
* * *
Я не люблю блестящей рампы.
Таланты, что близки к нулю.
Актёров не люблю за штампы,
И режиссёров не люблю.
Мне безразличны их уловки
И каждый новомодный трюк.
Неинтересны постановки,
Пусть их поставил сам Виктюк.
Как Станиславскому, мне впору
Кричать, причём давным-давно:
«Не верю!» Каждому актёру
Эстрады, театра и кино.
Я не люблю, когда на сцене,
Стремящийся пробиться вверх,
Актёр кривляется пред теми,
Кто ест искусство на десерт.
«Отелло», «Гамлета» ли, «Федру»,
Пусть даже Горького «На дне».
Когда искусство не для бедных,
Искусство сытых не по мне.
* * *
Антоний с Клеопатрою вдвоём.
И Макбет обезумевший, и Гамлет –
Несчастный принц, неставший королём.
И сам король, что братом был отравлен.
И Цезарь – полководец и кумир,
Всю славу загребающий горстями.
И весь Шекспир, зачитанный до дыр,
С его почти безумными страстями.
Шекспировские страсти: ужас, смерть,
И ревность, и вражда. Однако речь вся,
Друзья, о том, что люди посмотреть
На них идут сегодня, чтоб развлечься.
От перенасыщения, от яств,
Которыми нас кормит наша пресса.
От так и незаживших страшных язв,
Последствий революций и прогресса.
Отелло гибнет, умирает Лир.
В Вероне скорбь и в Дании раздоры.
«Вся жизнь – театр». Как сказал Шекспир.
А мы все, кто статисты, кто актёры.
* * *
С. Простомолотову
Сидит партер, чуть не зевая.
Ну как тут, ключик подобрав,
Играть? И роль-то небольшая,
Лишь третий гриб (второй состав).
Как тут зажечь, расшевелить их?
Ведь, вопреки худой молве,
В провинции такой же зритель,
Как и в пресыщенной Москве.
Под этой театральной крышей
Вся жизнь твоя, артист, и в ней,
Как ты не раз уж верно слышал,
Нет незначительных ролей.
И в образ погрузившись разом,
(Вот вся актёрская судьба!)
Готовя Гамлета к показу,
Играешь третьего гриба.
* * *
Снимаем, пишем, что-то ставим,
Изображаем каждый миг.
А нужно ли нам столько с вами
Спектаклей, фильмов, новых книг?
Все научились петь по нотам,
Писать со скоростью Дюма.
В Москве идут три «Идиота»,
Четыре «Горя от ума».
Пусть с разной степенью таланта,
О чём не стоит забывать,
И всех: поэтов, музыкантов
От творчества не удержать.
А также, как, друзья, ни горько,
От склок, от распрей, от интриг,
Раз всё равно не нужно столько
Картин, спектаклей, новых книг.
* * *
«Муля, не нервируй меня!»
Из к/ф «Подкидыш»
Нет смысла долго разглагольствовать,
Ни для кого из нас не в нове,
Всё, что приносит удовольствие,
Обычно вредно для здоровья.
И чтобы нас, хотя бы часом,
С тобою помнили и сволочи,
Старайся есть поменьше мяса,
А больше налегай на овощи.
Ведь жизнь артиста временами
Не только творческое пиршество,
То ты работаешь с творцами,
То так, со что-то натворившими.
Раз и работникам культуры
Порою свойственна беспечность,
Хотел немного подхалтурить,
А в результате – плюнул в вечность.
Или такая зарисовка:
На театральном фестивале
На сцене бурная массовка,
А три сестры скучают в зале.
И выражаясь фигурально,
Жизнь – пьеса, правда без антракта,
Где всё должно быть натурально,
Не только смерть в последнем акте.
АННА НА ШЕЕ
Во имя такого альянса,
Пусть кто-то и будет смеяться,
«Своей неуклюжестью в танце
Готов подчеркнуть вашу грацию».
Как в чеховской «Анне на шее»,
Знакомая с виду картина,
Красивая дама и с нею
Стареющий полный мужчина.
Вокруг, как во сне, проплывая,
Мелькают какие-то лица,
И он семенит, понимая,
Что танец недолго продлится.
А с ним ощущенье полёта,
И в мыслях проносится: ну же,
Скажи ей, скажи ей хоть что-то,
Отбросив свою неуклюжесть.
Молчать не в твоих интересах.
А дамочка ищет героя
Другого, без лишнего веса,
Моложе и без геморроя.
* * *
Когда дотошный, нудный моралист,
хоть что-то в жизни смыслящий едва ли,
к тебе пристанет, словно банный лист,
с законами наскучившей морали,
сцепившись с ним, всё высказав сполна,
чуть поостыв, не заводись по новой,
мораль его, возможно и скучна,
вульгарна, примитивна, бестолкова,
и всё ж, хоть моралистов часто жаль,
пусть учат нас и дальше с постной миной,
ведь лучше хоть какая-то мораль,
чем просто аморальная пучина.
В безнравственный, циничный, грубый век,
где тварей много больше, чем по паре,
необходим, как воздух, человек
в морально сверхустойчивом футляре.
И если уж проснулся аппетит
до лёгкой жизни, а «закон, что дышло»,
пускай хоть он, один за вех, следит,
чтоб вдруг и впрямь чего-нибудь не вышло.
* * *
Любовь спасёт. Пускай их только двое.
Но коль они всё делают, любя,
Любовь спасёт на свете всё живое:
Тебя, меня и мир наш и себя.
И если вновь кому-то в мире тесно,
Пусть примет этот чудный элексир
От наших ран душевных и телесных –
Любви, всегда спасавшей целый мир.
Любовь спасёт. И вряд ли будет лишним
Сказать, что коль пришёл её черёд,
Она мгновенно передастся ближним,
Потом, глядишь, и к дальним перейдёт.
Так невзначай, налаживая сходни
Меж нами, в каждый дом войдёт любовь.
Ты только, как вчера, так и сегодня
И завтра ей ни в чём не прекословь.
Ни в чём не прекословьте, господа,
Любви земной, которая спасает,
Которой всем нам с вами не хватает
Сегодня может быть, как никогда.
* * *
Вода и камни. Камни и вода.
И люди возле берега, покуда
Шагавшие неведомо куда,
Не ждавшие спасенья ниоткуда.
Вода и камни. Камни и вода.
В десятках метрах бурная стремнина.
Запомнившийся с детства навсегда
Фрагмент одной известной всем картины.
Вода и камни, камни и вода,
Отбросив все соблазны и искусы,
Я жду со всеми вместе, как тогда,
Явление народу Иисуса.
Он к нам идёт, и вовсе не беда,
Что снова кто-то делает, что хочет,
Раз та же иорданская вода
Течёт и незаметно камень точит.
И пусть замыслил что-то фарисей,
Пускай следит за всеми грозный всадник,
Жизнь наша продолжается, и в ней
Вода и Вера мерно точат камни.
* * *
Ни мыслей, ни тем более идей.
А по сему ни диспутов, ни споров.
Зато опять встречает юбилей,
Оставленный на родине Киркоров.
Пройдя свой путь особенный сполна,
Поставив под конец большую кляксу,
Цитируем сегодня Ильина,
Отбросив напрочь Гегеля и Маркса.
Одни дрожат, кому-то всё равно,
А кто-то распинается во славу
Отечества, хоть им уже давно
Плевать и на него и на державу.
Какой Тартюф изрядный лицемер!
А плут Скапен – пройдоха и мошенник!
И не Шекспир, тогда уж, а Мольер
Скорей всего наш с вами современник.
* * *
«Во мне собака не бежит»
Л. Губанов
Над той же пропастью во ржи
Стою, как все, не видя края.
«Во мне собака не бежит»,
А только лишь скулит, да лает.
Во мне о камень бьёт коса,
Стоят на вышках вертухаи.
О жалоносная оса
Вдоль вазы с фруктами летает.
Кричит какой-то гражданин
Из очереди в старом ГУМе,
Чтоб я не думал, что один
Здесь в очереди шибко умный.
А я уже через момент
Латаю свой дырявый невод,
И вовсе не тупой доцент
За жизнь мою мне ставит «неуд».
* * *
«Пророков нет в отечестве своём»
В. Высоцкий
Не выношу в отечестве своём
Пророков, вещунов и им подобных.
Пусть опыт служит мне поводырём
И знания, хоть это и не модно.
Пророком мнит себя и диссидент,
(Не перечислить всех имён и отчеств),
И краснобай. А кто считал процент
У нас несостоявшихся пророчеств?
Пророки без учёных степеней
И с оными в строку вставляют лыко
Своё и малограмотных людей
Смущают и сбивают с панталыку.
Никто не прочитает между строк.
Никто не разгадает Книгу Судеб.
И прав один единственный пророк,
Считающий, что будет то, что будет.
Кто не стучит, всё зная наперёд,
Как полоумный, в запертые двери,
И денег с нас бесстыдно не берёт
За то, во что и сам не очень верит.
* * *
Мне сегодня не до песен,
Не до танцев, не до драк.
На меня хотят повесить
Всех немыслимых собак.
Жизнь достала, опостыла,
Вижу, как средь бела дня
Все что можно злые силы
Ополчились на меня.
Боковым ловлю ли зреньем
Иль глубинным злобный взгляд,
Все благие намеренья
Синим пламенем горят.
То мне холодно, то жарко.
То один я, то в строю.
И героев всех Ремарка
В тех, кто рядом, узнаю.
Дно разбитого колодца.
Чей-то крик, а следом вой.
Груз, который остаётся
После каждой мировой.
И сменив мировоззренье,
Всё отмерив и пройдя,
Посчитает поколенье
Вновь потерянным себя.
* * *
«Шагают бараны в ряд,
Бьют барабаны, –
Кожу для них дают
Сами бараны».
Б. Брехт «Бараний марш»
Снова стучат бараны
Пафосно в барабаны.
Это всё тот же наш
Старый бараний марш.
Много веков бараны
Лупят в свои барабаны.
В кожаные мембраны
Из тех же тупых баранов.
Слыша бараний марш,
Входят бараны в раж.
Сколько столетий кряду
Их унимать не надо?
Так они любят стадом
Дружно ходить на парады,
Вырядившись в камуфляж,
Дабы поймать кураж.
Грязные политиканы,
Раздухарившись, рьяно
Лепят лапшу с экрана
На уши глупым баранам,
Помня про долгий наш
С вами бараний стаж.
Так что напрасно бараны
Строят какие-то планы.
Кто из них жив сегодня,
Завтра пойдёт на бойню.
Глупо баранье рвение,
Тщетно баранье блеянье.
Да и весь этот стих
В общем-то не для них,
А в основном для тех, кто
Всё ещё помнит Брехта.
* * *
Ты опять, дружище, не при деле.
Наблюдаешь, как в очередной
Раз смущают гении-злодеи
Твой столь легковерный шар земной.
Плохо различимый в общей гуще,
Слыша улюлюканье и свист:
Гениям злодейства не присущи,
В нос бубнишь, как нудный моралист.
Моцарт прав, но лишь в какой-то мере,
Вот и музыканты наших дней
Вновь играют скучного Сальери,
Сняв проблему: «гений и злодей».
Ты же в окруженье идиотов,
Приходящих каждый миг в экстаз
От удачно кем-то взятой ноты,
От красивых, но никчёмных фраз.
От любой сомнительной идеи,
Да и просто от всего подряд,
Что им эти гении-злодеи
Всем внушить в итоге захотят.
Затаившись, смотришь одиноко
И не знаешь, примет или нет
Мир наш с гениальной подоплёкой
Дьявольски закрученный сюжет.
Что задуман и разыгран теми
Или тем, кто в ракурсе идей
Современных, может быть и гений,
Но по сути – форменный злодей.
* * *
Что из столицы царства Вавилонского
К границам мирового океана
Толкало Александра Македонского?
Всё то же, что позднее Чингисхана.
И пусть для рядового обывателя
Такая тема малоинтересна,
Про идентичность всех завоевателей
Поговорить, я думаю, уместно.
Ведь если поразмыслить, зачастую,
Их смелые и быстрые решения,
Их воля и азарт и в нас диктуют
Чрез сотни лет восторг и восхищение.
А ежели порой и убеждаемся
В жестокости по книгам и учебникам,
То всё равно невольно преклоняемся
И смотрим в рот их нынешним преемникам.
* * *
Мужи и юные повесы,
Поднять решившие полки,
Чей узок круг был интересов,
Кто были страшно далеки.
Кто поломал немало копий,
Порядком исписал чернил,
Но будучи в плену утопий
Своих, кого-то разбудил.
Кто будь, как все мы, конформистом,
Мог благ весомых обрести,
Но выбрал честь быть декабристом,
Где слово это не в чести.
Где царь, и только он, безгрешен.
Одна на все века стезя.
Где толком не умеют вешать,
Но и помиловать нельзя.
Но может хоть когда-то будет
Не всё так мрачно, как теперь,
И люди заживут, как люди,
Ты только лишь, товарищ, верь!
* * *
Мир. Труд. Май.
Мир и труд. Возьми любой плакат
Старый, как и мы, и вспомни, разве
Мог без них лет пятьдесят назад
Состояться хоть какой-то праздник?
Мир легко сломать. А обрести,
Сколь всем миром за него не ратуй?
Да и труд сегодня не в чести
У людей, особенно богатых.
Так что остаётся только май
Тем, кому обидно за державу.
Сколько соков с них не выжимай,
Десять дней даются им по праву.
Чтобы мир душевный обрести
И трудиться, а не трескать водку,
На своих проверенных шести
Всё ещё пока законных сотках.
* * *
Как в сердце нож, как в спину чьё-то дуло,
Но чашу выпить надобно до дна,
Раз нынешнее время зачеркнуло
Все светлые былые времена.
Оставив вместо них лишь пепелище,
Лишив нас смысла, веры, алтаря.
Зря Пушкин жил, зря мучился Радищев,
И Герцен призывал Россию зря.
Зря ждали столько лет освобожденья.
Надеялись, наступит в мире рай.
Ход времени меняет направленье,
Живи, а коль не можешь – умирай.
* * *
Все жаждут славы неустанно,
А мне людей великих жаль,
Уж лучше сдохнуть безымянным,
Презрев посмертную скрижаль.
Пусть разбирают на цитаты
Других, а в наши времена
Не угадаешь, чем чревата
И чем аукнется она?
«Как слово наше отзовётся»,
Кто водрузит его на щит?
Какого нового уродца
И негодяя вдохновит?
Какой тупоголовой твари,
Не оперившейся ещё,
Взбредёт в башку в слепом угаре
Кричать, что кто-то – наше всё?
Фотографии Сергея Филиппова.
* * *
«Поэт в России – больше, чем поэт».
Когда-то был. Отныне, всё иначе.
И весь его былой авторитет
С годами, к сожалению, утрачен.
Пришли совсем иные времена,
А с ними пошлость, трусость, злоба, алчность,
Бездушие. И где теперь она –
Гражданственность, утраченная напрочь?
Её в литературе новой нет,
Приходится признать, и сколь ни гадко,
Поэт в России – больше не поэт,
А прихвостень покоя и достатка.
К оглавлению...
