«Родинка» Светлана Долгая

 

   ...Алексей с несколькими сослуживцами, отстреливаясь на бегу, продвигались по улице к окраине посёлка и уже почти добрались до неё, когда Алексей почувствовал, что по левой ноге выше колена, будто кто-то полоснул раскалённой плетью. Из пробитой брючины полилась кровь. Зажимая рану рукой, превозмогая боль, солдат продолжил отходить. Останавливаться нельзя. Самое страшное – попасть в плен. Махнув рукой своим, чтобы отступали без него, Алексей свернул в какой-то проулок, и припадая на раненую ногу, побежал. Становиться обузой для товарищей он не хотел, – им самим бы выбраться живыми, а с раненым далеко не уйдёшь. Изучить село до конца не успели. Только недавно вошли в него, а теперь приходится оставлять.

Алексей шарил взглядом по неказистым домикам, пытаясь найти какой-нибудь заброшенный сарай, чтобы укрыться в нём, но ничего подходящего не попадалось. Бежать он уже не мог, а шёл всё медленнее, тяжело ступая на больную ногу. Ткань промокла от крови, она наполнила ботинок и хлюпала при каждом шаге. Нужно было срочно перевязать рану и остановить кровотечение. Проулок упирался в лесополосу. Придётся спрятаться там, отсидеться до темноты, а потом как-то выбираться. Алексей доковылял до последнего дома. Низкий штакетник держался на честном слове и готов был завалиться в любую минуту. Калитка была приоткрыта. Алексей почувствовал дурноту и понял, что сейчас потеряет сознание. Ввалился во двор и увидел, как из окна на него смотрит испуганная женщина. Он махнул ей рукой, прося помощи, и стал оседать, цепляясь за дерево. Выбежала невысокая светловолосая женщина, приобняла слабеющего солдата, и поддерживая, повела в дом. Заставила снять форму, уложила Алексея на диван, обмыла ногу, перевязала рану.

 – Ой, божечко, да кода ж вы навоюетесь, биссовы диты! Да хиба ж так можно? – причитала женщина, сокрушённо качая головой, перемешивая украинскую речь с русской. Так, солдатик, форму твою я заховаю, не дай боже, хлопцы найдут, нам обоим не поздоровится.

О том как «хлопцы» относились к жителям, помогавшим российским солдатам, Алексей знал, и не хотел женщину подвергать опасности. 

 – Мне бы только переночевать, а рано утром я уйду.

 – Да куда ж ты такой пойдёшь, ходок! Лежи, сил набирайся. Женщина замыла пятна крови на полу, на крыльце, принесла дрова и растопила печь. Серая мгла за окном сгустилась, но темноту прорезали всполохи, доносился грохот взрывов. Женщина плотно задёрнула занавески, словно они могли защитить от опасности.

В печи потрескивали поленья, по комнате стало растекаться тепло. Алексей закрыл глаза и провалился в тёмный колодец. По цветущему лугу, ломая алые маки, навстречу мчался огромный, лохматый пёс. Он нёсся большими прыжками, морда выражала абсолютное счастье, уши развевались на ветру и подпрыгивали в такт движениям. – Джим, разве ты не умер? – обратился Алексей к другу своего детства, помня, что тот «убежал на радугу», когда Алексею было одиннадцать лет. Джим подбежал, радостно виляя хвостом, а потом оскалился, зарычал и укусил за ногу. Алексей вскрикнул и проснулся. Над ним склонились хозяйка и незнакомая женщина. – Не бойся, солдатик, это соседка наша, Валентина, фельдшером работает. Валентина уверенными движениями размотала намокший от крови бинт, осмотрела рану, обработала её какой-то жгучей жидкостью и наложила чистую повязку. – Ранение сквозное, кость, вроде, не задета. – Ты ему горячего сладкого чаю сделай, обратилась она к соседке. – Сахар есть?

 – Та е трохи.

 – Ему бы хорошо сейчас шоколад, говяжью печёнку. Крови много потерял.

Они вышли в коридор и вполголоса продолжали переговариваться.

 – Татьяна, ты что, с ума сошла? Понимаешь, что будет, если его у тебя найдут?

 – Понимаю, не дура. Только не выгоню же я раненого на улицу? Не по-людски это. Его же убьют!

 – А ты хочешь, чтобы убили и тебя вместе с ним? Поступай как знаешь, но ко мне больше не обращайся. Не приду. Дети у меня, сама знаешь. Сиротить их не хочу. Будешь ему рану обрабатывать тем, что я тебе дала и таблетки пусть принимает. На три дня хватит, а надо бы пять, но больше у меня нет. Чем смогла – помогла. Ему в госпиталь нужно.

 – Спасибо тебе, Валюша. Он же молоденький совсем. Мать у него где-то есть, молится за него, переживает.

 – Да понимаю, и мне ребят жалко. Натворили дел политиканы, а простые люди расхлёбывают.

Хлопнула дверь. Алексей обвёл взглядом комнату. Скромная обстановка, в углу икона с вышитым рушником, на стене большая фотография красивого голубоглазого парня.

 – Сынок мой, Артём, – пояснила вернувшаяся хозяйка, заметив взгляд Алексея.

 – Похож на вас. Даже родинка на щеке такая же.

 – Она у нас фамильная. У мамы моей тоже была, у бабушки, и Артём унаследовал.

 – А где сын?

 – Воюет. 

 – За ВСУ?

 – За них. Брат его двоюродный пошёл воевать и моего уговорил идти родину защищать.

 – Не от тех защищают. 

 – Ой, сынок, я и сама не пойму, кто прав, кто виноват. Время покажет, – ушла от острой темы женщина. – Тебя как звать-то?

 – Алексеем. А вас?

 – Татьяна Васильевна Акименко. Можно просто, тётя Таня. А давай мы с тобой чайку попьем с сухариками. А потом я картошку сварю, с солёными огурчиками поедим. Всё со своего огорода.

Татьяна поставила на плиту чайник, достала из шкафчика упаковку сухарей. Собирая на стол, стала рассказывать о своей жизни. В прежнее время держали свиней, кур, кроликов. Всегда и мясо было свежее, и деньжата водились. Собирались второй дом строить. Думали, сын женится, будут жить большой дружной семьёй. Но жизнь распорядилась по-своему. Муж Татьяны заболел и за три месяца сгорел от тяжёлой болезни. Сын уехал в город, не желая разделить с матерью участь сельского жителя. Татьяне стало тяжело одной справляться с хозяйством. Животных распродала, оставила несколько кур и голосистого петуха, деньги отослала Артёму. – А мне они зачем? У меня и так всё есть. А ему за квартиру нужно платить, обуться, одеться, девушку в кафе пригласить. Молодым деньги нужнее. Звал меня к себе, не захотела. Что я там делать буду? Всю жизнь на земле прожила, а под старость залезу на этажи, в эти клетушки? У меня тут огородик, всё своё, на жизнь хватает. Да и люди у нас хорошие, все как родные.

Алексей закрыл глаза, и убаюканный интонациями хозяйки, погрузился в сон.

 – Лёша, сынок, проснись! – Алексей почувствовал, как кто-то теребит его за плечо. Не сразу понял где он находится. В больших глазах Татьяны металась тревога: – Вставай, Алёшенька, заховаться тебе трэба, гости у нас.

Алексей, забыв про раненую ногу, вскочил с дивана и вскрикнув от боли, пошатнулся.

 – Тихо, тихо, Лёша, – испуганно прошептала хозяйка, прикрывая ему ладонью рот.

Алексей понял какие «гости» и схватил автомат.

 – Где они?

 – Да вон, во дворе по огороду шастают. Татьяна подставила Алексею плечо и поддерживая солдата, вывела в коридор.

 – Куда же тебя деть? В подпол ты спуститься не сможешь, иди сюда. Она спрятала его за вешалку, стоявшую в углу, набросала на неё одежду, замаскировав постояльца. Послышались мужские голоса, раздался стук в дверь.

 – Кто там?

 – Свои. Откройте.

Татьяна перекрестилась, выдохнула, и щёлкнула замком. На пороге стоял рослый вэсэушник с автоматом наперевес.

 – Доброго ранку, мати. Нам трэба вашу хату доглянути.

 – Шо? А ты хто такой, шоб мою хату доглядывати? – Татьяна прищурилась, и подбоченившись, пошла на вэсэушника. Алексей, проделав щелочку в ворохе одежды, наблюдал за происходящим, сжимал автомат, еле сдерживая желание выскочить и дать очередь по врагу.

 – У меня сын на фронте воюет, а тут его мать пришли обыскивать!

Парень растерянно попятился под напором женщины. Подошёл второй, уже по-русски стал объяснять хозяйке, что такой порядок.

 – Порядок, говоришь? А вот это шо такое? Это тоже порядок? Весь огород мне вытоптали! Только чеснок посадила, и что теперь от него осталось? Как стадо слонячье прошло! А вот это шо у меня из-за хаты торчить? Танк? Будете мне в ухо бухать из этого дула? Вы бы ещё ко мне в комнату на этой одороблине въехали!

Послышался хохот вояк.

 – Давайте, хлопцы, убирайте отсюда свою железяку.

 – А где сын воюет?

 – А я знаю? В последний раз брату моему звонил недели две назад, сказал, что жив, здоров, а где сейчас не знаю. Вы бы, хлопцы, вместо того, чтобы хату мою обыскивать, лучше бы забор починили. Муж помер, сын воюет, мужиков в доме не осталось, а забор скоро завалится, – уже миролюбивым тоном попросила Татьяна. А я вам солёных огурчиков и помидорчиков дам, сама солила.

Голоса стали удаляться. Алексей понял, что Татьяна уводит непрошеных гостей подальше от дома. Через время вернулась, заперла дверь.

 – Спровадила, слава Богу. Обещали забор починить. Ну как ты тут? Она разгребла ворох одежды, освобождая Алексея. – Пошли, солдатик, надо повязку сменить, эта вся промокла. Татьяна обработала рану, перебинтовала. – Щуплый какой! Не кормят вас там в вашей армии что ли?

 – Кормят, тётя Таня, только бегать много приходится. Не разжиреешь.

 – Как же всех жалко, и наших, и ваших! Самое время жизни радоваться, девок любить, а вы по окопам, в грязи, в крови, голодные, холодные, сколько покалеченных… И у всех матери ночи не спят, молятся, переживают. В страшное время живём, сынок. Садись за стол, завтракать будем. Голодный, небось? Вчера уснул, а я будить тебя не стала.

На следующий день пришли вэсэушники чинить забор. Татьяна достала из сарая инструменты, оставшиеся от мужа. Парни долго возились, было видно, что чинить заборы им не приходилось. Но старания увенчались успехом, удалось поднять и закрепить штакетник. Калитка тоже стала закрываться. Татьяна выдала обещанное вознаграждение в виде двух трёхлитровых баллонов с огурцами и помидорами.

 – Ушли мои «тимуровцы». Хорошие ребята, вежливые, услужливые, – сообщила Татьяна Алексею.

« Да, не приведи Господь, попасть в плен к этим «вежливым и услужливым ребятам», они тебе колени прострелят, почки отобьют, а то и отрежут кое-что», –  подумал Алексей, но промолчал.

Прошло несколько дней и Алексею стало хуже. Разболелась и похоже, стала гноиться рана, появился озноб. Таблетки, которые дала Валентина, закончились и Татьяна решилась на повторный визит к соседке.

 – В госпиталь тебе надо, хирургу показаться, рентген сделать, антибиотики поколоть, объявила постояльцу вернувшаяся в скором времени женщина. – Завтра Николай, муж Валентины поедет в город. Говорят, там в госпиталь много раненых привезли. Хочет племянника поискать, от него уже два месяца никаких вестей нет. Еле уговорила тебя взять. Поедете рано, пока не рассвело. Я твою форму выстирала, зашила. Поедешь в штатском, а будете подъезжать к городу – переоденешься. Только бы Николай не передумал.

Ранним утром постучал сосед. – Выводи, Татьяна, своего квартиранта. Поторапливайтесь. Пока темно нужно пост проскочить. Лезь, хлопче, в багажник, в салон тебе нельзя.

 – Ну, давай прощаться, Лёша. Вот тут я тебе покушать собрала, – сунула Татьяна ему небольшой пакет. Алексей обнял женщину – Спасибо вам, тётя Таня. Вы мне теперь как вторая мама. Татьяна прослезилась, поцеловала Алексея, перекрестила. – Храни тебя Бог, сынок.

Алексей с трудом втиснулся в багажник старенькой «Нивы» и скорчился в позе эмбриона, прижимая к себе автомат. Николай накрыл его одеялом, куском брезента, но очертания лежащего тела замаскировать не удалось. Татьяна принесла старую одежду, набросала сверху. – А может его луком присыпать? – предложила женщина. Высыпали лук с морковью. Овощи заполнили впадины, скрывая очертания Алексея.

 – Ну как ты там, не задохнулся, парень? Потерпи, пост проедем, потом в салон переберёшься.

Ну, с Богом. – Николай сел за руль.

 – Спасибо тебе, Мыкола, – храни вас Господь! – Татьяна перекрестила Николая, потом багажник. «Нива» дёрнулась с места и начала прыгать по ухабам просёлочной дороги, разбитой гусеницами танков и колёсами бронетранспортёров.

 – Как ты там, хлопче? – крикнул Николай пассажиру.

 – Терпимо, – ответил сквозь стиснутые зубы Алексей. Каждая кочка отдавалась жгучей болью в раненой ноге. Выехали на окраину села. – А теперь затаись, Алёха. Впереди молодцы с автоматами. Алексей вжался в дно багажника. Николай остановился, повинуясь жесту парня в камуфляже с синей повязкой на рукаве.

 – Куда в такую рань собрался, папаша?

 – В город, хлопче, племяша еду разыскивать. Два месяца уже никаких вестей нет. Говорят, вчера в госпиталь много раненых привезли, может и наш там.

 – А где служит?

 – Вроде, в двадцать шестом подразделении был. Павел Онищенко, не слыхали?

Подошёл второй постовой, постарше.

 – Вчера под Митеевкой тяжёлый бой шёл. Кажись, и двадцать шестые там бились.

 «Двухсотых» много, и наших и москалей, а «трёхсотых» без счёта.

 – А в багажнике что везёшь? – поинтересовался первый проверяющий, возвращая Николаю документы.

 – Да так, одёжу кое-какую, сестра попросила, да цибулю с морквой. У них в городе всё втридорога, а у нас со своего огорода, и главное – без химии.

Второй вэсэушник небрежно скользнул лучом фонарика по багажнику, посмотрел через окно на рассыпанный лук с морковью.

 – Стал мешок укладывать, а он лопнул, всё рассыпалось, собирать не стал, некогда, – пояснил Николай.

 – Слышь, мужик, ты в госпитале узнай, не поступал ли к ним Петро Андрейчук? Брательник мой двоюродный. Тоже где-то там воюет.

 – Добре, спрошу, – кивнул Николай и уселся за руль.

 – Ну, кажись, пронесло, – крикнул он Алексею, отъехав метров на двести. Ты там живой? Не задохнулся?

 – Дышу пока, – отозвался Алексей.

 – Погодь ещё трохи. Отъедем подальше, я тебя распакую.

Ближе к городу Николай помог Алексею выбраться из багажника, переодеться в камуфляж и пересесть в салон.

Двор госпиталя был похож на муравейник с непрекращающимся движением его обитателей. Подъезжали всё новые машины, выгружали раненых. Крики, стоны, мечущиеся санитары.

Раненых перемещали на носилках, каталках, но их не хватало на всех.

 – Спасибо, что не сдали, – обратился Алексей к Николаю. Выходит, врага спасли. Нам обоим

не поздоровилось бы, найди меня те парни.

 – Кто враг, кто друг время покажет. Сколько лет жили дружно и врагами не были. Кому-то очень нужно было нас рассорить. А горе у нас, похоже, общее, – кивнул Николай в сторону очередной машины с ранеными.

В помещении госпиталя картина была не лучше. Люди в окровавленных бинтах, передвигающиеся кто на костылях, кто в инвалидных колясках, открытые настежь двери больничных палат, в глубине которых виднелись кровати с лежачими больными, суетящиеся медики.

 – Девушка, мне к хирургу нужно, – обратился Алексей к миловидной медсестре.

 – А вон он, – кивнула она в сторону мужчины в зелёном костюме и такого же цвета шапочке, склонившегося над каталкой с пациентом.

 – Простите, вы хирург? – хромая, Алексей приблизился к врачу.

 – Допустим, не отрываясь от больного, ответил медик. – В операционную! – распорядился он и повернулся к Алексею: – Что у вас?

 – Мне бы проконсультироваться.

 – Сквозное пулевое, – едва взглянув на рану, констатировал врач. – Думаю, кость не задета, но рентген сделать нужно. Задал ещё несколько вопросов, написал назначение.

 – Не знаю, что с тобой делать, парень. Оставить тебя здесь нет возможности. Видишь, что творится? Везут и везут, без рук, без ног, с большими кровопотерями. Палаты переполнены, коридоры тоже. Но и отпустить тебя тоже не могу, хотя ранение не тяжёлое. Нужно понаблюдать, подлечить. Ладно, что-нибудь придумаем. А пока сделаешь рентген, потом укол и перевязку в процедурном, и подойдёшь ко мне. Костыли возьми, медсестра скажет где, на ногу старайся не наступать, иначе кровить будет. Всё, мне на операцию пора.

Алексей поковылял по коридору в указанном направлении.

 – Лёха! Ты? – окликнул его кто-то сзади. Алексей оглянулся и увидел боевого товарища на костылях, с которым выходили из окружения.

 – Юрка, чертяка! Как я рад тебя видеть! Парни обнялись, похлопывая друг друга по спинам.

 – Все живы? Вышли без потерь? 

 – Все, только мне ногу осколками посекло, когда на броне ехали. Кость перебита, загипсовали.

 – А Серёга жив?

 – Да жив твой дружбан. Ты же знаешь, его ничего не берёт. Он же заговорённый. Искать тебя помчался, когда ты в проулок какой-то свернул. Зачем тебя туда понесло?

 – Не хотел обузой быть. Вы бы со мной не ушли.

 – Зря ты так решил. Всё было бы нормально. Мимо Серёги наша «бэха» проезжала, он на броню к пацанам прыгнул, они и нас по пути подхватили. А ты как выбрался?

 – Местные помогли. – Алексей рассказал историю своего спасения.

 – Надо же! Вот это люди! Респект и уважуха! А могли бы сдать «вэсэушникам».

Алексей пробыл в больнице неделю. Лечение принесло свои плоды: температура нормализовалась, рана стала затягиваться. Как-то утром привезли очередную партию раненых. Опираясь на трость, Алексей вышел во двор. Взору предстала ставшая уже привычной картина. Внешность водителя, помогавшего выгружать раненых, показалась знакомой.

 – Якут, ты, что ли? – окликнул Алексей водителя.

 – Лёха, братан, живой! Крепыш с характерным для северных народностей разрезом глаз, бросился к Алексею. Парни радостно обнялись. – Кого привёз? Кто-то из наших? – поинтересовался Алексей.

 – Двое наших, и из соседнего отряда несколько ребят. Беспилотники накрыли. А с тобой что? – бросил взгляд на ногу Алексея приятель.

 – Да ерунда, сквозное. Слушай, Якут, захватишь меня? Я уже почти в норме. Только с мужиками попрощаюсь и врачей поблагодарю.

 – Давай, подожду.

Вскоре Алексей уже сидел в кабине и слушал рассказ о последних событиях в отряде.

 – Дроны просто достали, повиснут и сверху сбрасывают на нас гранаты, – жаловался Якут, который на самом деле по национальности был бурятом. Но кто-то из ребят назвал Якутом, так и осталось. Парень был отменным стрелком и отличался неудержимой храбростью. Доехали без происшествий. Сослуживцы радостно встретили Алексея. Особенно долго его тискал в объятиях Серёга, несказанно обрадованный возвращению друга. Они оживлённо вспоминали события последних дней и никак не могли наговориться.

На следующее утро бойцы отправились на задание, а Алексея оставили в отряде с ещё тремя легко ранеными. 

 – Ещё пару, тройку дней подождёшь, подлечишься, а там видно будет, – объявил командир.

Через день парни вернулись с задания хмурые и подавленные. Не одни, с пленным. Рассказали, что пришлось ввязаться в ближний бой. Не обошлось без потерь.

 – Кто? – спросил Алексей, чувствуя нарастающую тревогу.

 – Серёга, – мрачно ответил худощавый парень, пряча глаза, чтобы не встретиться со взглядом Алексея. – Вот этот постарался, – кивком показал он в сторону пленного. – А мы даже забрать Серёгу не смогли. «Укры» огнём накрыли, еле отбились, но эту сволочь всё-таки прихватили.

Ярость горячей волной обдала Алексея. Он метнулся к врагу и вцепился ему в горло. Сослуживцы с трудом оттащили товарища.

 – Лёха, не надо, командир сказал, что он для обмена сгодится. У нас тоже руки чешутся его придушить, но нельзя.

Серёгу любили все. Балагур и весельчак, парень всегда мог поднять настроение бойцам, отвлечь от мрачных мыслей. Его не брали ни пули, ни осколки. Цепляли камуфляж, пробивали наискосок шлем, не задевая голову, попадали во флягу и в приклад автомата, но Серёга оставался невредимым. Ребята называли его заговорённым. И вот теперь оказалось, что это не так. Алексей отказывался верить.

Пленный сидел, опустив голову, молчал, потирал шею и изредка бросал взгляды исподлобья.

Лицо было густо перепачкано то ли грязью, то ли сажей, и от этого голубые глаза казались особенно яркими, а взгляд пронзительным. Налёт грязи не смог скрыть правильные черты лица, волевой подбородок. – «Красивый, гад, – подумал Алексей, с ненавистью разглядывая неприятеля. – «Ему бы в кино сниматься».

Через несколько часов положение резко изменилось. Командир отдал приказ оставить позиции и начать отступление в целях сохранения личного состава. Времени на сборы почти не было.

 – Япона мать, сколько пацанов полегло за эти позиции, а теперь оставляем, – сплюнул и смачно выругался парень с лицом по-детски усыпанном конопушками. – Товарищ командир, а с этим что делать? С собой потащим? – кивнул он в сторону пленного.

 – В расход. Не до него сейчас.

 – Есть, в расход. Физиономию хоть умой, негоже перед Создателем в таком виде являться, – обратился боец к пленному.

Тот медленно поднялся, подошёл к бочке с дождевой водой и стал бросать её пригоршнями в лицо. Алексей заметил как дрожат у него руки. Парень постоял ещё некоторое время, опершись о края бочки и вглядываясь в своё отражение, словно прощаясь с ним. Распрямился и отстранённо посмотрел на Алексея. По бледному лицу стекали капли воды, а на левой щеке горошиной темнела родинка. Молниеносно память вырвала из сознания Алексея стоп кадр: комната Татьяны, на стене фотография красивого парня. «Сынок мой, Артём», – словно услышал он голос хозяйки.

 – Как зовут? – обратился Алексей к пленному, почти не сомневаясь в ответе.

 – Артём, – глухо ответил тот. Акименко, – помолчав добавил он.

 – Ну пойдём, Артём Акименко, в лесок прогуляемся, – произнёс веснушчатый парень и снял с плеча автомат.

 – Подожди, Славка, уступи, я сам, – обратился к сослуживцу Алексей.

 – Понимаю. Нет вопросов, – воспринимая просьбу товарища как желание отомстить за друга, согласился парень.

 Алексей следовал за приговорённым в нескольких шагах, держа перед собой автомат. Парень шёл, втянув голову в плечи, ожидая выстрела в спину.

 – Как мать зовут? – желая окончательно распрощаться с сомнениями, спросил Алексей.

Пленный остановился, оглянулся, недоуменно взглянул на Алексея: – Татьяна. Татьяна Васильевна.

 – Куда идти знаешь?

 – Не понял, – растерянно выдавил Артём.

 – Потом поймёшь. Куда идти к своим, знаешь? А лучше подожди. Скоро они сами здесь будут.

 – Отпускаешь что ли? – опешил Артём. – Объясни.

 – Мать объяснит. Привет ей передашь от Алексея. Ну всё, бывай.

Он передёрнул затвор и дал очередь вверх. Вспорхнули испуганные птицы, посыпались мелкие ветки. Алексей повернулся и пошёл к сослуживцам, оставив потрясённого Артёма.

В отряде полным ходом шли сборы, никто не поинтересовался у товарища, привёл ли он приговор в исполнение. В скором времени бойцы покинули позиции и с тяжёлыми мыслями отправились к новому месту дислокации.

 

© Светлана Долгая Все права защищены.