«Шиза. Часть II. Шиза в квадрате» (31-33 глава) Юлия Нифонтова

 

 

      Обычно, когда Янке требовалось срочное объяснение происходящих с ней чудес, она прибегала к тёте Розе в дежурку и начинала сбивчиво тараторить, глотая окончания слов. Но в этот раз девушка была непривычно тиха и даже, в некоторой степени, апатична. Она медлительно, будто засыпая, перебирала образы, встреченные в «нехорошей квартире», и описывала их, вслушиваясь в свои собственные мысли и фразы. 

    Роза Каримовна, понимая Янкино состояние, пыталась взбодрить подопечную крепким сладким чаем.

– У тебя «передозировка» от общения с прекрасным миром грёз, – иронично подсмеиваясь, заметила женщина, – ты слишком долго была За Гранью, а чем дольше там находишься, тем труднее потом адаптироваться к нормальной жизни. Потому тебя Валентин Валентинович так настойчиво пытался остановить. Мы ведь с ним одного поля ягоды… А этот «квартирный» портал всегда славился коварством – не знаешь, когда перешагнёшь порог потустороннего царства. Ведь всё что угодно с тобой могло произойти!

     Вот говоришь, видела там себя в разных ролях, а это лишь твои основные черты: гордыня, пессимизм и воля. И всё в наилучшем виде! Смотри, королевишна из заморских сериалов – гордыня, пестование своей исключительности. Но она не безобразна, не агрессивна – стоит себе вдаль смотрит – уже хорошо! 

    Побирушка у церковных ворот – пессимизм твой неистребимый, негативное мышление, инфантильность, страх… но и тут прогресс – нищенка не под забором загибается, а уже что-то предпринимает, нашла единомышленников и способ пропитания, хотя, конечно, не ахти какой!

    Ну, а с воинственной амазонкой проще всего определиться. Это явно твоя воля, целеустремлённость, уверенность в победе, даже одержимость, страстность, а что вы так не похожи – лишь знак, что ты не используешь свой волевой потенциал даже наполовину. 

     Все остальные эпизоды, я так понимаю, показывали важные, но забытые тобой моменты прошлой жизни. Кроме одного, и это отнюдь не явление Антипа в образе возлюбленного Аграновича. Во всех этих сценах ты сама, так или иначе, принимала непосредственное участие, а есть наиважнейшие, в которых тебя не было. Но, увы, ты была так увлечена поиском милого, что не придала особого значения тому, о чём кричало подсознание. А Грань пыталась показать нечто важное, причём такое, чего ты не видела. Но разузнать, что же творилось за твоей спиной, не удалось, ведь ты вмешалась своей бешеной и необузданной волей и недосмотрела даже…

– Да что же? Что я такого важного не увидела-то? – оживилась Янка.

– А вспомни. Ну, например. Вокзал. Скорая помощь, носилки. Из вагона выносят проводницу. Ты её, конечно, узнала. Это та рябая грубая тётка, которой ты отдала бабушкины серьги, чтоб она тебя в поезд пустила. Ну? А при чём же здесь Вик-Инг? И как он там оказался? Чего хотел? Странное совпадение, не правда ли? И вместо того, чтобы использовать чудесную возможность разобраться, ты объявляешь это ерундой и, не глядя на то, что пытается показать тебе Грань, идёшь на поводу страсти. 

– Блин! Я на эту фигню даже внимания не обратила… Чего ж делать-то теперь? А?.. 

– Тебе ещё долго предстоит всё увиденное пережёвывать. Но главное даже не это. Самоё важное, что ты теперь знаешь – Антипу по-прежнему нужен перстень. Ради этого он пойдёт на всё. Действует он не один – это явно. Одному скверному недоучке не пробраться За Грань, да ещё в «твою комнату». Отобрать перстень силой они тоже не могут, поэтому он и попросил, прикинувшись Аграновичем, а не грабанул попросту на улице или выкрал, как прошлые-то разы. Тебе надо быть осторожной. Грань предупреждает. И всё же как-то все эти экранные картинки связаны?.. Особенно важно выяснить роль пана директора во всей этой истории…

– Тёть Роз, но ты же всегда настраивала меня доверять себе, слушать внутренний голос. А у меня только одно желание… видеть Сашу!

– Да. И это тоже нельзя сбрасывать со счетов. Ты права, права. Вероятно, он хочет тебе что-то важное сказать. 

    Вспомни, ты с Аграновичем всегда встречалась на его территории – в мрачном средневековом замке. Он и не мог на твоей многолюдной полянке без призыва обитать. Ты попала в свой мир, а не в его.

    Поищи способ пройти За Грань без порталов. Квартира – слишком непредсказуема и явно перешла во вражьи руки, раз там Антип так смело орудует. С крыши нашей многоэтажки сигануть – тоже не годится. Этот портал, как стоп-кран, можно использовать только в крайнем случае – в состоянии безысходности, а специально, по заказу, душевное потрясение на себя не нагонишь.

– Нет, ну интересно, а как это я без порталов За Грань пройду?

– Ты уже многому научилась. На самом деле способов много: сон, медитация, запредельное желание и даже сильный испуг.

     Главное, войти в определённое состояние изменённого сознания, а как этот сдвиг лучше проделать, каждый сам ищет. Озаботься, думай, ищи…

 

     Основным предметом в училище всегда считалась «композа»: начинающим второкурсникам предстояло впервые выполнить композицию маслом. И тема была благодатная – «Сказка», но работа как-то всё не шла. Другие ребята уже давно определились с сюжетами, и только Янка всё барахталась на стадии набросков, перебирая любимые сказочные истории. 

    Сначала она хотела выстроить образ Изумрудного города, но зелёная ФэЦэ была настолько едкой, что съедала все другие краски. В конце концов Янка, перепачканная с ног до головы зелёным, пришла к выводу, что не справится со столь сложным колоритом. 

    Писать собственную картину по мотивам Джоан Роулинг было совершено бесперспективно, ведь создать собственный Хогвартс невозможно, не скатившись в подражание экранному шедевру. 

    А когда она сосредоточилась и погрузилась в очарование восточной сказки, то с ужасом и обидой обнаружила, что те же «Ночи Шахерезады» взяла в разработку Большая Мать, но у неё и персонажи и краски получились сочнее. По сравнению с живой динамичной работой Большой Матери Янкин эскиз показал всю надуманность сюжета, как в плохом слащавом предсказуемом сериале. Убедившись в полном проигрыше, Янка не стала продолжать композицию на эту тему и снова осталась у разбитого корыта. 

    Даже наивная Гульнур с её банальной, почти мультипликационной Красной Шапочкой уже переплюнула тщетные Янкины поиски и приступила к переносу эскиза на холст.

    У соседки по комнате Зденки тоже было всё схвачено. Хромцов за полчаса набросал ей нежного, хрупкого и трогательного Маленького Принца, удивительно похожего на саму Зденку. А потом на их крохотной кухне до поздней ночи пил чай и уговаривал Зденку, что он сделал всё правильно – персонажи должны напоминать своих авторов, а раз эту картину написала якобы Здена, то именно поэтому герой имеет её длинноногую фигуру, блондинистые кудряшки и узнаваемый вздёрнутый носик. 

    С утра предстоял отчёт на оценку по выбору темы. Чунгачанга церемониться не будет, вкатает «неуд» как не фиг делать, это вам не Валентин Валентинович. 

    Настроение у Янки было препаршивое. Понятно, что перед смертью – не надышишься, но не предоставить к завтру даже одного мало-мальски внятного наброска – это уж слишком даже для такой известной разгильдяйки, как она. А тут ещё Зденка с Хромцовым курлыкают на кухне, обсуждают свою предстоящую свадьбу – бесят просто! 

– Прошу, не демонстрируйте людям своего счастья – не отравляйте им жизнь! Пожалуйста! – взмолилась Янка и пошла курить на захламлённый балкон.

– Да ужж… давненько я о куреве не вспоминала, никотиновая тяга – явный признак психоза, как говорится, жаба – самый страшный зверь! Вот именно она-то меня сейчас и давит. Хочу, чтоб ко мне тоже кто-нибудь пришёл и за меня задание сделал, а ещё хочу есть, спать, в туалет и замуж… а эти всё там шу-шу-шу… гады! Почему они все счастливы, а я – нет! Где справедливость?

     Настоящая причина Янкиной раздражительности скрывалась не только в неприготовленном задании, но по большей степени в том, что от Гвоздева уже который день не было ни слуху ни духу. Янка, всегда убеждавшая себя, что этот прилипала ей совершенно безразличен, заметно заволновалась, но сама пока не звонила – держала фасон.

     Когда далеко за полночь после долгих карамельных причмокиваний, доносившихся из прихожей, Хромцов наконец, покинув апартаменты, упёрся в общагу, Зденка беззвучным фантомом скользнула на свою кровать и растаяла в объятиях счастливого предвкушения медового месяца… – ве-ещь! 

     Бесконечно прокручивая в голове кадры последней вылазки За Грань, Янка изозлилась-изворочалась под одеялом. Ко всему прочему ей не давали покоя забракованные эскизы и непонятные причины гвоздевского молчания. Смирившись с тем, что уснуть ей не удастся, чтобы извлечь из желчной бессонницы, хоть какую-то пользу, она выползла из постели, перетащила на кухню вечно раскрытый домашний этюдник и стала напрягать воспалённый ум на предмет невыполненного «сказочного» задания.

     Насильственное самопринуждение к творчеству было столь болезненным, что вскоре к Янке пришла простая и одновременно гениальная догадка: «Зачем мне – человеку, чья жизнь полна чудес, копировать чужие, давно всем известные, растиражированные сюжеты? Да изобрази свои невероятные впечатления, которые переполняют по самую кромку! Всё равно никто никогда не поверит, что такое может быть на самом деле, и кроме как сказкой эти события невозможно назвать!» 

     После нескольких лёгких набросков тяжеловесного замка в романском стиле с поздними готическими башнями удалось подобрать эффектный ракурс. По обе стороны узкой извилистой тропинки – пропасти. Может показаться, что дорога проходит в зарослях кустарника. Янка знает, что эти корявые ветки с редкой листвой – верхушки деревьев, что растут глубоко на дне. Небо, вечно кишащее вороньём, сегодня необыкновенного изумрудно-бирюзового цвета. Но ведь на то она и сказка, чтоб удивлять. 

    Вот уже виднеются стрельчатые силуэты башенок. Голубоватый молочный туман рассеивает свет, путается в сиреневых ветках, делая их очертания мягкими, мерцающими. Нежная голубая травка пробивается сквозь серую кладку каменной тропы. Это там, в другой, обыденной жизни уже осень и повсеместное умирание, а здесь, видимо, только-только начинается весеннее пробуждение жизни.

     Янка бесстрашно идёт по давно изученному пути. Смешанное чувство страха, любопытства и необъяснимого томления постоянно влечёт сюда. Каждый раз, очутившись в этом унылом, странном месте, она забывает, что это только сон, преследующий с самого детства. Одна лишь мысль гонит по навесному мосту, к огромным дубовым воротам, в каменное готическое жерло: «Встречу ли Его сегодня? Найду ли?» 

     На самом краю нависающей над обрывом скалы чернеет зыбкий силуэт. Широкий плащ, словно крыло гигантского ворона, хлопает на ветру. Острый, по средневековой моде, капюшон скрывает лицо, лишь длинный, изысканный пепельный локон трепещет, случайно выбившись на свет, нарушая траурную торжественность образа.

– Саша!!!         

    От перехлестнувшего счастья на Янку накатило сильное головокружение. В одно мгновение она оказалась в самых желанных и фантастических объятиях. Порывистый, как ветер, Агранович крепко сжал Янкины ладошки и прижал их к своим губам:

– Здравствуй! 

    Когда радостные и одновременно горестные Янкины всхлипы угомонились, Агранович стал говорить ей то, что теперь не удивляло, а во многом было уже известно. 

– У нас очень мало времени. Здесь от любого лишнего колебания и заплутавшей мысли может всё поменяться. Поэтому время дорого. 

– Я не пойму вообще, как сейчас здесь оказалась.

– Грань – это как побережье света и тьмы. Люди называют эту местность параллельным миром или, может, ещё как-нибудь. Это такая же реальность, как то, что я сейчас держу тебя за руку, только существовать здесь могут лишь немногие…

– Можешь не трудиться пересказывать, я тут уже как родная… а на днях даже полетала… и чуть не отдала перстень своими руками Антипке…

– Досталось тебе, конечно! В земной жизни он мне брат двоюродный. Представляешь? Он по жизни-то был лишён всяческих магических способностей, зато амбиций – хоть отбавляй! Антип окружил тебя такой ино-стражей, на батальон хватило бы. 

– Ваша лошадь медленно скачет. Я уже умею истреблять ино-сущностей. И даже сама чистила от них квартиру.

– Янчик, ну прости. Я хотел ввести тебя в курс дела постепенно, чтобы не пугать – не травмировать нежную земную психику. Да, видимо, сильно припоздал. 

– Но-но! Попрошу, не трогай мою психику. Кто её больше всех изранил? Уж не ты ли? Как вспомню нашу последнюю встречу в подъезде! До сих пор заикаюсь. За что, Саша? – В Янке вспыхнули старые обиды.

– Поверь, я не мог поступить иначе. Демон не вынырнул бы в реальность, если бы почуял, что мы с тобой вместе.

– Ты, значит, демонов ловишь на живца – то есть на МЕНЯ? И помнит мир спасённый… – Янка всплеснула руками с театральным пафосом.

– Скажу больше, это я сам дал в газету объявление о моём исчезновении, чтобы обострить твоё желание видеть меня. Чтобы ты нашла способ прыгнуть За Грань. Общаться мы можем только здесь. Слушай. Уничтожить Демона должна только ты. Точнее, у тебя нет другого выхода. 

– ЧТО?! Я?! Почему именно я?!

– Мы сейчас нейтрализованы, а им нужна ты и никто больше, а точнее перстень. Ты ведь всегда чувствовала в себе необыкновенные способности и особое предназначение. Знай, человек ты только внешне, а по сути ино-борец. 

     Это один из самых уважаемых магических кланов, хотя и не очень просвещённый: им это и ни к чему. Они защитники мира от нечисти. Рождаются ино-борцы в семьях простых людей и наследуют ино-борческие способности через несколько поколений. У них большая степень ассимиляции. Это необходимо при выявлении нежити и подселенцев, так как нужно хорошо знать людей, чтобы определять отклонения в поведении. 

     Есть свои сложности. Посвящение ино-борцы проходят уже во взрослом возрасте. Активизировать магические способности можно разными способами. По твоей ветви это делают с помощью передачи артефактов, а это довольно ненадёжный и, как выяснилось, опасный способ. Но тебе нужен не один артефакт, а неразрывная пара. «Глаза ночи» – серьги для открытия «видения» и перстень «Сила Ниагары» – «разящее» оружие. Потому что ты не только видящий, а ещё и разящий. Вообще-то это не такая уж и редкость. Я, например, так же – «два в одном»… был…

    Ты должна была получить магически заряженные предметы и пройти обряд посвящения. Но бабушка не маг, а простой хранитель, не успела передать тебе последний важный артефакт – кольцо.

    Я должен был явиться тебе после активизации артефактов провести обряд посвящения и ввести в курс дела. Но, к сожалению, этому так и не суждено было случиться.

– Почему?

– Да потому, что ты своими руками отдала сакральные артефакты. Это была плата за твою неуверенность и нелюбовь к себе, компенсация за ошибку. Ты подарила серьги неизвестной женщине, которую эти же серьги тут же и убили. 

– Проводница?!

– В них бедняжку привезли в морг, а там уж она и попала в поле зрения одного примерзкогонавия. Это человек с мёртвой душой, ставший жертвой двойного некро-подселенца, любитель мертвечины. Он в этот морг как на работу ходит, пообщаться с родной диаспорой. Намётанным глазом и заприметил, что это не просто серёжки, а важные артефакты. Давно охотился за ними. 

     Теперь недруги к перстню всячески подбираются. Ведь если артефакты будут собраны вместе, то превратятся в мощное оружие, смогут открывать новые проходы за Грань и ещё много чего. А самое страшное, что все ранее истреблённые тобой ино-сущности вернутся и догрызут своих носителей. Это может привести к господству тьмы на земле, а Демон станет единовластным повелителем тех подселенцев и станет с аппетитом поглощать души съеденных этим зверинцем страдальцев, обрекая их на вечные муки. Если ты не соединишь артефакты вместе, то не сможешь противостоять Демону – Ражье. А так как у тебя сейчас нет серёг, то он спокойно возвращает убранных тобой инородцев на место. Вот и крутится тёмная компания вокруг тебя. Если ты им кольцо своими руками отдашь, тогда они станут невероятно сильны в кратчайшие сроки. 

– Что ж это?! Значит, если не соединю мою бижутерию в комплект, то все ребята из группы, с которыми я успела поработать, пострадают по моей вине?! Зденку, которую я уже считаю сестрой, задавит стальной пояс с колючими шипами, и она разрушит неумеренным флиртом своё семейное счастье?! Робика заедят жуки – комплексы-сомнения, и он покроется незаживающими язвами, которые уже не скроешь длинными рукавами?! Лорка от жадности сгнобит себя на десяти работах?! Мама Ира запышет злобой с утроенной силой, пока не получит удар?!

– Но это ещё не самое страшное. Ужаснее то, что может последовать. Демон получит их души, а это уже гораздо серьёзнее, чем нимфомания, псориаз, трудоголизм или даже инсульт!

– И что же мне делать?  

– Начнем сначала. А началось всё с навия. Он, кстати, тебе хорошо известен.

– Кто?

– А тот, кто у вас в училище анатомию преподает, не вылезая из морга. Заслуженный художник, автор учебника «Анатомия для художников», по совместительству директор училища Виктор Ингиберович.

– Вик-Инг? Я что-то похожее всегда подозревала.

– Сам навий хранить артефакты не может, они его убьют. Поэтому он их преподнёс в качестве презента моей доверчивой мачехе, заодним вселив в неё некроподселенца. Тут тебе и хранительница артефактов, и истребительница врага – лично меня. Помнишь, ты её видела в моей квартире? 

– Гелла?!

– Она – просто земная женщина и не могла долго сопротивляться такой мощной подселёнке. Меня они выпихнули За Грань очень подлым способом. 

– Агранович опустил глаза долу, словно провинившийся первоклассник, 

– Каким? Что-то страшное произошло?

– Да… и непоправимое. Ты всё равно когда-нибудь узнаешь, так лучше от меня. Я был влюблён в свою мачеху. Потерял голову. Пошёл наперекор закону. А любой грех непременно ведёт за собой следующий, и каждый раз всё крупнее и непролазнее грязь. Она подмешивала мне в еду мёртвую плоть. Совершила страшный ритуал – и я больше никогда не появлюсь на земле. Вот в фамильный замок на постоянное место жительство перебрался, скрываюсь и от своих и от чужих… не знаю теперь, кто из них мне кто… запутался… 

– Но я не смогу жить без тебя! Я умру.

– Надеюсь, ты сказала это импульсивно. Они только об этом и мечтают. Тогда сразу схватят перстень, соединят артефакты, и никому пощады не будет. Навий дождался явления Демона – Ражье. Только он имеет силу для того, чтобы обладать твоим артефактами – и серьгами, и кольцом. 

 

– Да за что ж мне всё это? 

– Слушай внимательно, ты должна пойти в мою квартиру, найти мачеху и забрать у неё свои серьги!

– Да я ж говорю, что уже была в твоей квартире. Не было там никакой Геллы.

– Она при тебе не покажется – ревнует. Эта задача сложнее, чем кажется. Тебе нужно научиться менять личины. Любыми способами ты должна отыскать её и вырвать артефакты. Ты сможешь, у тебя всё получится. 

– Да-да, так всегда говорят, когда выбрасывают на выживание… когда никто ни в чём не уверен. 

 

Из-за того что совершенно сырую картину везти общественным транспортом было невозможно, Янке пришлось проделать утренний вояж до училища – семь остановок пешком. Для этого пришлось встать на час раньше и выйти из дома в серое промозглое утро. Счастливая Зденка ещё досматривала свои бледно-розовые эльфийские сны, когда охваченная синдромом фанатичного трудоголизма Янка вышагивала с огромным подрамником, держать который было крайне неудобно. 

     Ветер задувал в холст, и тот, по закону бутерброда, норовил отсканировать сказочный пейзаж с замком толстым масляным слоем на светло-бежевой Янкиной курточке. Единственное, что подбадривало и придавало сил, это ожидаемое удивление братанов-одногруппников. Миша Цесарский наверняка выпучит глаза и скажет что-нибудь в своём духе, типа:

– Ну, ты даёшь! Когда успела? За ночь, што ль, навышивала?! Марья-искусственница ты наша! 

 

     В училище было непривычно тихо и безлюдно, даже за столом дежурных никого пока не было. Мастерская была закрыта, и Янка села на ступеньку лестницы, ведущей в подвал – куда ежечасно бегали курнуть все училищные оторвы. «И даже не знаю, спала я нынче ночью хоть часа два или нет?» – начала было по привычке жалеть себя Янка в накатившей полудрёме. 

    Вдруг над её головой проскрипела старая лестница. Двое остановились, негромко переговариваясь. Один из них, судя по скрипучему голосу и эксклюзивным ботам из побитого молью бобика, был явно Вик-Инг. Кусочек мохнатого ботинка Янка рассмотрела, отважно выглянув из-под лестницы. Второй был как будто знаком, но ускользал из памяти. Говорил вычурно витиевато слащавым до приторности голосом. «Шмындрику бы он, наверное, понравился. Весь такой из себя жеманный» – промелькнула у неё глупая мысль. 

     Янка притаилась и старалась вслушиваться в каждое слово, борясь с накрывшей внезапно холодной волной страха. Очень мешал стук собственного сердца в ушах, но кое-что ей удалось разобрать:

– О, мой Ражье, отрицательный результат – тоже результат.

– Помилуйте, сколько ж можно терпеть ваши отрицательные результаты? Все мы в этот пограничный период присутствуем на разгульном пире графомании и воинствующего дилетантизма! Однако же топорная работа вашего мальца вообще не укладывается ни в какие сани!

– Но, Ражье, не волнуйтесь.

– Что? А может, мне вас ещё облобызать взасос, как предпочитали в вашей стране контрастов высокопоставленные мужи первых созывов, что тискались в районе комитета партии в былые годы?.. Вы знаете, дражайший навий, искушение испепелить вас столь велико в данный момент…

– Мы всё исправим. Клянусь! На этой же неделе девчонка отдаст нам кольцо по доброй воле! Или я сожру её с потрохами!

– Как? Как, вы гроссмейстеры подрейтузных баталий и кардиналы кухонных драм, сделаете это? Если за целый год обхаживаний и тщетных усилий вы не добились ровным счётом – ничего! Ты конченый некрофил в компании с дебильным люмпеном. Давно пора понять, что эта экзальтированная дамочка вам не по зубам.

– Но у нас есть гениальный план! На днях всё решится, уверяю вас!

– Ты, гляжу, чисто механически ещё продолжаешь извергаться «гениальностью», да, очевидно, силёнки уж не те. Видимо, и здесь всё придётся делать самому! Что ж, ежели ваш дурацкий план снова провалится, я самолично украшу тебя, навий, ещё одним кривым шрамом через обе твои омерзительные физиономии… 

      Сладкоголосый, но весьма рассерженный незнакомец, не прощаясь, стал спускаться по скрипучей лестнице. Ему предстояло пройти к выходу мимо Янки. Она с трепещущим сердцем попятилась вниз – вглубь подвала, стараясь попадать в такт чужим шагам, прикрываясь картиной, как щитом.

     Даже через сковывающий страх в Янкин мозг стучала ужасающая догадка:

– Это Ражье. Тот Демон, что выпрыгнул из преисподней специально для охоты на меня!

    К счастью, седовласый мужчина не обернулся. На ходу он натягивал серебристый мотоциклетный шлем. Мелькнувшая из темноты подвала сутулая спина в потёртой кожанке показалась ей знакомой. Когда одна за другой за жутким посетителем закрылись училищные двери, Янка уже точно знала, где и когда она видела этот полный сколиозный торс:

– В театре, он держал в руках «бразды правления» нашими преподами!

 

Иллюстрация Александра Ермоловича

 

 

 

 

    Ночная прохлада дышала в лицо ароматом остывающего асфальта, пивными испарениями и тревожным предчувствием первых заморозков, проникающих через ноздри в душу. 

     Славка Перепёлкин с незачехлённой гитарой на плече бодро вышагивал по самой середине проезжей части под тихий цокот подковок собственноручно поставленных на каблуки узких стильных туфлей, в которых он сам себе казался чуть выше. Славка что-то бубнил и напевал – «искал тему». Весь его устремлённый и сосредоточенный облик говорил о том, что идти ему предстояло ещё долго. 

    Вдруг наперерез Славке, издавая неприличный грохот и скрип, выкатился полуразвалившийся тарантас, отдалённо напоминающий «Жигуль-копейку». С невыразимым шумом соперничал надрывный писк индийского соло, струящегося из доисторической магнитолы, усиливаемый ночным покоем. В салоне эксклюзивного авто, оживлённо общаясь, расположилась громкоголосая цыганская семья, состоящая из двух пожилых мужчин и полной усатой женщины лет шестнадцати с двумя грудными малышами на руках. 

– Эйё-о, мельхийёрровый! Далёко идёшь? Садись, подвезём. Сыграй-повесели.

    Премьера «Подвального блюза» путешествующих меломанов не вдохновила, но, чтобы не огорчать маэстро, они всё же похлопывали и одобрительно цокали языками. Зато старые, проверенные на публике песенки разбудили в добродушной аудитории самые непосредственные эмоции. 

    Особенно понравился припев «Наливай, а то уйду-ду-ду-ду-ду», который пришлось неоднократно исполнять на бис. Попрощавшись с ценителями живой музыки, Перепёлкин растворился в мерцающей глубине загадочного чрева Сашиного двора.

 

– Ну что ж, пожалуй, концерт прошёл не так уж плохо.

     Чёткая густая тень на стене дома продемонстрировала спецэффект, достойный «Ночного дозора». Лохматая кудрявая шевелюра Перепёлкина втягивалась внутрь черепа, делая голову беззащитно-гладкой и маленькой. Но в компенсацию за потерянную причёску тень заметно раздалась в плечах и стала значительнее выше ростом. И вот уже преображённый из Перепёлкина – Тарас Григорьевич двинулся к подъезду своей знаменитой пружинящей походкой, которая, по его мнению, ассоциировалась с молодецкой удалью. 

    С нескрываемым удивлением Дед окинул беглым взглядом свою обувь. Одна нога, как положено, была обута в родной, видавший виды кроссовок; зато другая – в длинном неудобном туфле на неприлично высоком для мужчины каблуке с узким носком, делала ногу несуразной. Лаковая лодочка совершенно не подходила к спортивному стилю одежды. К тому же этот чужеродный элемент издавал громкое цоканье при каждом шаге. Дед легко вздохнул. Эх, да и не такое переживали-то!

    Перед входом молодого-удалого Деда тормознули трое не менее разудалых юношей, настроенных воинственно. Дед приостановился. Явление хулиганья из подворотни его нисколько не напугало, а даже, кажется, обрадовало. Ежедневная тренировочная шлифовка приёмов на зловредном Цесарском усложнялась более изощрённым словесным отпором на глазах у пресыщенной публики, а уж троих-то гавриков без диалогов заломать – да как не фиг делать! Одно наслаждение!

– Ну что, померяемся градусниками…

    Уверенным отработанным движением Дед крепко ухватил двумя руками гитарный гриф, без лишней суеты смёл с лица земли сначала двоих навязчивых оппонентов, а затем в один прыжок настиг последнего и молча вбил его остатками гитары в чёрный асфальт. Аккуратно сложив гитарные обломки в урну, Дед спокойно перешагнул через любителей полуночных бесед и вошёл в подъезд. 

     Сменив энергичный спортивный шаг на быструю семенящую походочку, Тарас Григорьевич на глазах уменьшился почти вдвое, приобретя кукольные или даже пупсячьи очертания. После чудесного превращения из воинственного лягуха в маленькую царевну, робко теребя тугую косичку, с замиранием сердца уже не Дед, а малышка Гульнур припала ухом к вишнёвой двери. 

    Нервно одёргивая короткую юбку, Гульнур дождалась момента, когда перестанет уменьшаться и окончательно примет свои детские формы:

– Впустите, пожалуйста, за мной мужик гонится! Пьяный! 

    Рыжая раскосая ведьма в неизменном бесстыжем пеньюаре открыла и отступила в тень. Габариты коридора поразили девчушку:

– По такой квартире можно на мотоцикле...

– Ну, и кто там, говоришь, гонится за тобой?

    Из светлого пятна выплыла знакомая фигура. «Боже мой! Антип!» – захлебнулась своей страшной догадкой псевдо-Гульнур. Насмешливый взгляд Антипа наливался тяжёлым свинцом: «Что, думаешь, на дураков напала? Снимай личину, сс-сука!» – медленно и жутко двинулся на Янку. 

    Она теперь и сама не соображала, кто она в этот момент: Дед, Гульнур или уже кто-то ещё… 

 

    Антип и Гелла послушно ползали по паркету и аккуратно складывали воображаемую ягоду в невидимые корзины. Янка-Гапон, не спуская с подопечных пронзительного гипнотизёрского ока, решительно приказала: «Отдай мне серьги!» Рыжая развратница поднялась с колен, медленно подошла к Янке. Копошась в рыжих растрёпанных куделях, так долго снимала украшения с ушей, что Янку ощутимо подташнивало от нервного напряжения. Антип, не отвлекаясь по пустякам, увлечённо собирал невидимую землянику в невидимой траве. 

    Услышав, что в замке заворочался ключ, Янка выхватила из рук Геллы серьгу, которую та успела извлечь из недр нечёсаной копны. Понимая, что сейчас в квартиру ворвётся ещё одно чудовище и времени, чтобы нацепить серьгу на положенное, место не осталось, Янка, недолго думая, закинула бабушкин подарок в рот и проглотила. 

Гелла, пребывая в сомнамбулическом состоянии, игнорируя приказы гипнотизёра: «Быстрей и поторопись!» апатично продолжала выискивать вторую серьгу в непролазных рыжих дебрях, когда в коридор ввалился вальяжный даже в разъярённом состоянии Забурдаев. 

– А кто ж тут так смердит густопсово? Уж не Вы ли, дражайщая, нацепившая личину нечёсаного шизоида? Я Вас учую сквозь любые маски, сколь бы Вы ни рядились! Ах, вот ещё одна надсада, – Забурдаев кивнул в сторону полупарализованной мачехи, тщетно пытавшейся вытащить серьгу из пены волос. – Понимаю, милая, искушение властью было столь велико, что Вы не удержались от обмана. 

    В предчувствии финала, нынешней обморочной ночью, протуберанец моей души надрывно взвился, глядя на эти атласные младенческие щёчки, но, увы, это не спасёт Вас от нелепой скорой кончины, – Забурдаев оттеснил Геллу от Янки, продолжая извергаться надсадным многословием: – Вы, милая кудесница, битая карта, но память о Вас не канет в омут забвения. После траурных церемоний Ваш родимый художнический педфак разрешится от бремени непосильного горя длиннющей стенгазетой под глумливое ржание прыщавых первокурсников. 

    Увы… маскарад окончен. Такова жизнь. 

    Ноздри Забурдаева стали раздуваться так, что в эти мокрые норы уже свободно могли селиться бомжующие хомячки. Сам он стал меняться, расти к потолку и одновременно с одеждой стал приобретать ярко-синий цвет. Кожаный прикид престарелого байкера словно врастал в раздувающееся тело, превращаясь в чещуйчатый покров колоссальной рептилии.

    Видоизменившийся Забурдаев-Ражье выставил непосредственно к Янкиному носу мятый, как эмалированный таз для стирки, синий кулачище:

– Ну, ты сама напросилась! Теперь не куксись. Думаешь, твой Агранович поможет? Щщщаззз! 

– А Ражье? Что-то ты стал голубоват, дитя-индиго. И врёшь ты всё! 

– Да чтоб ты сюда припёрлась, водили тебя, как свинью на верёвке. Нянчились с тобой. Ну, уж раз по-хорошему не хочешь, придётся и тебя… того…

– Ну, попробуй. И куда же делась вся ваша напыщенная галантность? Чем бить будешь? Перстня у вас нет! Стая микробов!

– Эт ты правильно сказала СТАЯ, а ты-то – одна. Сильные твои помощники все На Грани, а ты – с нами рядышком! Чё там На Грани будет, это ещё неизвестно, далеко она – Грань-то, не достать. И не доберёшьси. А пока мы тебя, булочка сдобная, по кусочкам сжуём. Про «Глаза ночи» не забыла? У нас твои серьги – бябюськиньподярииик… 

     Голос Забурдаева охрип до неузнаваемости и стал двоиться, вырываясь грубыми толчками, как из стереоколонок. Янку всерьёз интересовал один немаловажный вопрос: интересно, как она в данный момент выглядит? И сжёванное по кусочкам тельце будет, собственно, чьё? Деда, Гульнур, Гапона или всё-таки своё, родное? А может, нечто среднеарифметическое? И такое не исключено…

– Очухался когда. Поздняк метаться. Ваша ночь давно уж одноглаза. – Янка поражалась сама себе, с какой отвагой и наглостью она разговаривает с огромным ультрамариновым циклопом, взирающим на неё с высоты пятиметрового потолка. 

    А ведь рядом всё ещё доверчиво притихли зомбированные чудища загадочного происхождения, набиравшие в воображаемые лукошки воображаемую ягоду в воображаемом лесу.

     Великан перекатил голубые бельма на стоящую в оцепенении рыжую женщину в прозрачном розовом пеньюаре, не способном прикрыть вопиющую, чувственную наготу.

– Гели! Очнись, Гели! Да что с тобой?! – Громила зашептал, заискрил пальцами, но рыжая не шевелилась и не отвечала на его призывы. 

    «Что за магия? Не может быть, чтобы она успела их так глубоко заколдовать, это ж дело дня на три, по этапам… Ничего не пойму!» – считывала Янка обрывочные мысли Демона, осознавая не без злорадного превосходства, что в его могучей груди разрастается замешательство и страх. Ни она, ни монстр решительно не знали, что делать дальше. 

    Руки сами подсказали выход помимо разума, машинально потянувшись к блестящему в огненных лохмах «Глазу ночи». Янка не успела отсканировать мысли демонического Забурдаева. Он также не успел ничего подумать, действуя интуитивно. 

    Перед растерянным Янкиным взглядом вмиг промелькнули жилистые загорелые ноги в пене розовых кружев. Демон одним махом забросил беспомощную Геллу на могучее плечо, где с комфортом могли разместиться ещё как минимум две таких бесстыдницы. Чтобы Янке не достался последний артефакт, Демон уносил серёжку вместе с Геллой За Грань в неизвестном направлении.

    В эйфории, забыв на прощание кинуть Янке какую-нибудь обидную гадость, он ринулся вглубь тёмного коридора, раздвигая стены своими необъятными габаритами, от одного взгляда на которые у несчастного Шварценеггера случился бы срыв на нервной почве. Не раздумывая ни секунды, Янка со всех ног помчалась вслед. Не обращая внимания на странные взаимоотношения товарищей, умиротворённый Антип сосредоточенно наполнял воображаемую корзинку новой воображаемой порцией душистой лесной ягоды.

    Янка бежала изо всех сил, боясь потерять из вида могучую спину Демона Ражье:

– Ну нет, гигантский синяк, я не дам тебе сожрать моих друзей! Ты не получишь мою маму и даже кусочка Нюськи тебе не видать, как своих синих ушей! 

    На удивление и разглядывание быстроменяющихся интерьеров у неё просто не было времени. А удивиться было чему. Они бежали уже минут семь, этого времени могло бы хватить, чтоб обежать любые самые амбициозные апартаменты несколько раз. Мало того, опасаясь быть снесёнными напористым гигантом, стены раздвигались с послушным рокотанием, как дверцы шкафа-купе. 

    Казалось, что Демон, словно живой ледокол, способен пробить себе путь в любом направлении сумрачного океана квартиры. Беспрепятственно пропуская корабль с ценным грузом на борту, волны стремились сразу же сомкнуться за его кормой. Янке с большим трудом удавалось попадать в фарватер, но она выдыхалась и всё чаще теряла из виду синий силуэт. Вдруг она с ужасом осознала, что, кроме тяжелой, сотрясающей поступи гиганта Ражье и звука её шагов, присутствует третий – ещё чей-то топот: «Неужто Антип очухался?!» 

    Преследователь приближался так быстро, что Янка не успела как следует испугаться, но подчиняясь одному лишь инстинкту самосохранения, юркнула под какой-то гробовидный стол, накрытый тяжёлой скатертью, свисающей до самого пола. Кто-то бежал вслед Демону, но вдруг замедлил шаг. Остановился, как будто прислушиваясь. Медленно повернулся и двинулся к Янке, заглядывая по дороге во все многочисленные шкафы. Задыхаясь от бега и страха, Янка с силой зажимала лицо ладонями, так, ей казалось, меньше слышно её прерывистое дыхание. 

    Некто приближался, и каждый его шаг отпечатывался в Янкиной голове болезненным толчком. Она зажмурилась и обречённо ждала разоблачения, интуитивно чувствуя, что Демон Ражье начинён сущностью неизмеримо могущественнее, чем увалень Антип или развратная Гелла, а следовательно, и помощников у него может быть великое множество. Неизвестно, какая чудовищная мерзость идёт по пятам?! 

    Силуэт вплотную приблизился к ненадёжному Янкиному укрытию.

– А кто-кто в теремочке живёт? Вылазь, Яна. Привет!

– Саша, ТЫ?!!

Агранович, заботливо поддерживая Янку за талию, повёл её, как послушного ребёнка, в совершенно обратном направлении.

– Ты уже несколько минут бежишь за пустым фантомом. На звук. Неужели не почувствовала? А ещё называется победитель тёмных сил. Раритет ищи всегда рядом с начальством, а главный из них кто? Правильно – Ражье. Настоящий, а не синяя тень.

    Антип по-прежнему безмятежно отдыхал на лесной поляне, закосев от обилия чистого воздуха и наевшись душистых ягод до оскомины.

– Яна, спроси его. Меня он не услышит. 

– Антип, где твой Ражье? Укажи.

    Тяжело переставляя ноги, Антип нехотя поднялся и направился через проходную гостиную в уютную голубую спальню, сплошь обклеенную обоями с изображением облаков. Белоснежные мягкие комочки плыли по стенам, потолку, продолжая своё вечное неспешное движение на огромном ковре над роскошной четырёхспальной кроватью, будто предназначенной для брачных игр циклопиков-акселератов. Антип подошёл к ковру и доверчиво уткнулся лбом в мягкий ворс.

– Не поняла. Они что, уже на небесах? 

– Не суетись. Кажись, вот где портальчик запрятан. Подколдуй-ка пока клиента, чтоб крепче спал, сотри ему память и отправь подальше отсюда.

– Антип, свободен!

 

Иллюстрация Александра Ермоловича

 

 

 

 

Агранович с силой сдёрнул на пол чудо ковроткачества. Небесная лазурь, как обезображенная дверь ограбленного когда-то киоска, отогнулась, и беспомощные ватные тучки повернули в совершенно неподобающем направлении – носом в пол. За ковром и за отогнутыми обоями была скрыта совершенно непотребно побеленная – чем-то грязно-серым – стена с осыпавшейся местами штукатуркой. 

    Это резко диссонировало с безупречным порядком и потугой на евроремонт интерьера «небесной» спальни. Мало того, по всей стене в хаотическом беспорядке были натыканы разнокалиберные дверцы-форточки, под вид тех, что украшают русские печи. 

– Эх, наш синенький За Грань сиганул. Пока ты по квартире гонялась за фантомом, они вместе с Геллой, может, уже в другую Вселенную прыгнули. А это, знаешь ли, весьма далековато.

– Что делать-то?

– Видишь ли, это мульти-порт, открыть можно только три прохода. А там уж смотря по обстановке… У тебя чувствиловка хорошо развита, ты просто пока ещё не научилась доверять себе. Так что рано или поздно их учуешь, только вот одно большое НО. Эти форточки своенравны, могут пустить, а могут – и нет, как повезёт. Открывай что сможешь, а там посмотрим. В любом случае Демон ставит след, а На Грани информация виднее.

 

Рисунок Юлии Нифонтовой

– Как их открывать-то?

– Тут я, к сожалению, не могу помочь. Это ты у нас теперь основной боец невидимого фронта, так что доверься интуиции. Понимаешь, я, как житель За-Границы, сам действовать не могу, меня просто нет в реальности, только если подскажу чего… Ладно, давай выбирай, какая нравится. И попробуй найти к дверке индивидуальный подход, как к живому существу. Это через профановские двери можно пешком ходить кому угодно, а здесь – не тот случай! Сосредоточься и постарайся с ними войти в контакт.

– С кем?! С этими форточками, что ли?!

– Именно. В портале иной раз живое прикидывается неживым и наоборот.

    Взгляд Янки растерянно забегал с одной дверцы на другую, как озабоченный стареющий ловелас по давно надоевшим любовницам, боясь потерять хоть один плохонький экземпляр, ведь без него коллекция будет неполной. 

    «Может, выбрать самую незаметную. Ведь порой под самыми скромными обличиями маскируют самые ценные клады», – размышляла в судорожном психозе Янка, ища среди кованых лазов, резных теремочных воротцев из ценной золотистой древесины, круглых пуленепробиваемых иллюминаторов что-то наименее вычурное.  

    Наконец Янка решила остановиться на самой непривлекательной, закопчённой, как печная заслонка, квадратной дверке из толстого пористого металла, измызганного известью и гарью всех оттенков тональной ахроматической шкалы (от белого до чёрного). 

    Ручка не поворачивалась, ни замочных скважин, ни намёков на щели не наблюдалось. Перспектив на взлом сейфа без помощи опытного медвежатника тоже не было никаких. Янка растеряно посмотрела на Аграновича: 

– Что делать? Может, другую попробовать...

– Нет. До какой дотронулась – это уже РАЗ! Ту и отковыривай. 

    От безысходности и неправдоподобности происходящего Янка села по-турецки напротив выбранной дверки и стала вглядываться в серые грязные разводья, украшающие проход в запредельное. 

    Она с мольбой нежно ощупывала бугристую обожжённую поверхность, поглаживая и самозабвенно нашёптывая дверце всё, что приходит на ум, как заботливая мамаша заговаривает малышу зубы, коварно вливая ему в доверчиво открытый рот ложку полную горького лекарства. 

     «Гризайль, ну чисто гризайль. Настоящий шедевр. Скорее всего, сепия. А может, рисовальный уголь или другой мягкий материал. 

    Вот изображение морского пейзажа, и чайки летят над волнами. А тут у нас что? Да это же интерьер, как на гравюрах восемнадцатого века.  Парадный зал для балов и торжественных приёмов... Портьеры дорогие, гобелены на стенах. Какая красота!» – незаметно для себя самой Янка так увлеклась процессом выискивания сюжетов в грязных разводьях, с трудом обнаружив, что милые разветвлённые трещинки, складывающиеся в утончённо нарисованную рощицу, находятся уже с внутренней стороны незаметно открывшейся дверцы – кладезя графического искусства. 

    Точно зная, что в узкий лаз не пролезет ничего, кроме не очень крупного черепа, Янка с уверенностью Алисы в Стране Чудес, не раздумывая, сунула свою, одуревшую от не объяснимых даже опытными психиатрами событий, голову в закопчённый сажей лаз. 

    Когда пепельные тучи наконец стали рассеиваться, а в беспрерывном процессе чихания наметились позитивные перемены к торможению, Янка разглядела, что находится в тесной тёмной каморке, напоминающей любимое убежище от зверских домогательств домочадцев, пристанище мечты высокой – родимую кладовочку. 

    Само появление в этом странном месте казалось Янке загадкой. Каким образом она миновала узкий печной лаз и оказалась в этой затхлой комнатёнке? Ей некогда было задумываться над этими уже несущественными в её волшебной жизни вопросами. Внутри воспалённого мозга горело желание двигаться дальше по пути непознанного, словно невидимый моторчик ускорял обороты, не оставляя времени на ненужные сомнения. 

 

     Когда глаза привыкли к полумраку, картина, открывшаяся внутри знакомого уголка, заставила содрогнуться и заледенеть неподвижно. Сначала Янка опрометчиво решила, что в её родимой кладовке поселилась парочка лилипутов. Чета низкоросликов прикорнула на полу, прикрывшись старыми холщовыми мешками.

     Но что-то неуловимо было «не так» в облике маленьких человечков, облюбовавших тёмный закуток. Сначала Янка увидела, что руки существ, которыми они нежно обнимали друг друга во сне, имеют не по одному, как положено, а по два локтя. Поэтому изгибы тонких конечностей, покрытых слишком густой для человеческой популяции растительностью, были изысканно закруглены.

    Лица напоминали мышиные мордочки. На темени имелись едва заметные рожки. Уши, наоборот, были крупными и заострёнными кончиками стремились вверх, завершаясь роскошными кисточками. «Да-а, с таких ушей можно щетины настричь и для всей группы кистей наделать. Недаром же нас учили готовить себе орудия для росписи на ДПИ по народным промыслам» – мелькнула у Янки совершенно дурацкая в данной неординарной ситуации мысль.

     Увидев, что супруги уже не спят, а вопросительно взирают на незваную гостью маленькими блестящими, как бусинки, глазками, Янка от страха выпалила:

– Вы кто?

– Мы – твои доможилы-закутошники, – ответило существо, которое можно было отнести к мужескому полу, исходя из более крупной мускулатуры и невидимых флюидов, по которым самка безошибочно определяет самца. – В этих широтах нас принято называть домовыми, – пояснил носитель солнечной янской энергии магической расы густым хриплым баритоном.

     Каждое слово домашнего духа словно двоилось эхом и возникало в Янкиной голове быстрее, чем было выпущено во внешнее пространство магическим голосовым аппаратом. Изящная супруга домовика уже не утруждала себя напряжением голоса, а передавала мысль непосредственно в Янкин мозг:

– Это мы помогаем тебе в уборке и избавляем от вредных сущностей.

     Слова возникали в сознании сами по себе, но самое удивительное, что Янка могла слышать голос внутри своей головы. «В дурдоме говорили, что те, кто с голосами – неизлечимы! Наверняка так и есть!» – печально отметила про себя девушка.

– Не тревожь больше нас. Мы не выносим человеческого взгляда. Тебе нужно открыть дверь, что пахнет детством. Уходи!

     В ту же секунду словно сильная рука великана выдернула девушку из воды. Образы домовиков, стены узкой каморки и весь убогий интерьер стекли в никуда, и Янка вновь очутилась перед «выставкой» волшебных миниатюрных дверей. 

– Ну?!

– Ой, ничего я не понимаю! Там какие-то домовята у меня в кладовке на полу расположились и спят. Не мешай, сказали. 

– Ещё что? Что говорили?! Что?!!

– Да они вообще не говорили, а молча мне в голову свои мысли транслировали. Не могу я уже! Я с ума сойду! Нет, уже сошла. Точно сошла.

– Не удивительно. Наконец-то ты смирилась со своим диагнозом. Безумие давно стало нашим нормальным состоянием. Вообще-то, домашние духи сотрудничают с ино-борцами. Вспомни, может, подсказали чего?

– А! Вот! Сказали, что нужно открыть дверь, что пахнет детством.

– Тогда чего медлишь, нюхай быстрей!

– Да я себе представить не могу, как может пахнуть детство. Вонючими пелёнками и молочной отрыжкой?

– Давай! И прислушивайся к себе…

    Первая маленькая дверца, похожая на печную заслонку, издавала вонь жжёной резины, как только Янка подносила близко к ней свой нос.

    Многочисленные резные микро-воротца из ценных пород дерева не пахли вообще ничем, кроме свежей стружки, сколько бы ни принюхивалась к ним Янка. 

    Гладкая чёрно-мраморная плита у самого пола с серебряной ручкой в виде головы пуделя подозрительно пахнула серой, напоминая, что преисподняя где-то совсем рядом. А из-за деревянной старой необструганной калитки дыхнуло первачом, солёными огурцами и свеженьким перегаром.

– Нет уж, так в моём детстве точно не пахло!

     Вдруг со стороны круглого и темного, словно потухший экран, иллюминатора потянуло сладким густым хвойным запахом.

– Пихта! Папа всегда на Новый год наряжал не ёлку, а именно пихту. Специально её заказывал в лесном хозяйстве у армейского дружка. Несколько дней в доме царил сказочный лесной аромат, делая атмосферу невероятно праздничной, возбуждая фантазии и умиротворяя.

    Янка прижалась щекой к прохладному стеклу иллюминатора и услышала треск, как от вращающегося винта вертолёта. Стена завибрировала. 

    Когда Янка отрыла глаза, то увидела, что находится в салоне большого вертолёта, низко плывущего над широкой выкошенной поляной в обрамлении гор. Вероятно, именно так выглядят в Горном Алтае частные вертолётные площадки.

     Иллюминатор оказался открытым, и Янка с любопытством глянула вниз.

     На нормального человека происходящее на поляне, конечно, должно было произвести совершенно ошеломляющее впечатление, но Янка в свете событий последних дней почти не удивилась. Точнее, удивилась, но не так, как положено обыкновенному человеку, спокойно живущему в нормальном мире. Не закричала как бешеная и не стала щёлкать фотоаппаратом, звонить на телевидение и падать в обморок, а просто внимательно вглядывалась в картину происходящего.

    На скошенном поле, среди стожков, обосновалось многочисленное семейство йети. Это было невероятное зрелище: не одна особь, не две, а целая стая. Но в случае с Янкой, попривыкшей к разным необычным явлениям, большее впечатление она получила не от явления снежных людей скопом, а от гармоничной цветовой гаммы этой многофигурной композиции. Что взять с сумасшедшей художницы?.. 

    Колорит действительно был необыкновенно насыщенным, тёплым и пронизан сиянием. На небе отсутствовало привычное светило. Может, солнышко укуталось в пушистую шубку из облаков. А может, в этом чудесном запредельном мире и вовсе не предполагалось наличия звезды как центра Галактики. 

    Нежным умиротворяющим сиянием светилась сочная трава, голубые силуэты гор на горизонте с полоской тайги у подножия, охристое сено, серебристая изгородь, неизвестно зачем произрастающая посреди лесной тайги. Даже шерсть диковинных существ, что кучковались компаниями, варьировалась в густой насыщенной гамме от медного до бледно-палевого. Размытое мерцание прозрачных цветовых пятен, их плавное перетекание друг в друга, нечёткость пушистых силуэтов – всё это делало сюжет похожим на акварельный этюд, написанный по-сырому. 

     Только самый невнимательный взгляд мог соотнести сообщество снежных людей с популяцией обезьян. Эта живь – определённо была гораздо ближе к человеку, нежели к зверю. Особенно поражал взгляд глубоко посаженных карих глаз. Существа не опускали глаз перед венцом творения. Наоборот, не мигая, гипнотически всматривались в Янкино лицо, словно обиженные неразумными отпрысками родители пытались силой молчаливого воздействия призвать к совести, напомнить о неотвратимости Божьего суда.

    Вертолёт завис столь низко, что ветряные потоки от крутящихся винтов трепали густой ворс травяного ковра и длинную шерсть представителей снежного племени. Словно торопливые подводные потоки горной реки, что несут водоросли в направлении от истока к устью. Ворсинки, травинки и мелкие кустики текли быстрыми волнами в едином порыве, делая картину ещё более фантасмагорической, что из акварельного этюда моментально превратилась в графический набросок, нарисованный энергичными цветными штрихами, догоняющими друг друга, положенными в одном направлении. 

    Несмотря на сильные порывы ветра, снежные люди безотрывно смотрели вверх, словно ища Янкиного сочувствия. 

    Наконец Янкин взгляд, блуждающий по удивительному пейзажу, зацепился за одну умилительную парочку. Мама-йети держала на руках крошечного снежного малыша. Тихо покачивая и закрывая дитя от ветра, снежная мадонна, так же как и все остальные члены сообщества, словно выполняя возложенную миссию, всматривалась в лицо девушки. 

    Янка задержала взгляд на молодой маме, глаза их встретились и крепко сцепились, как два магнита. Включившаяся телепатическая связь, как монотонная повторяющаяся запись в радиоэфире, запульсировала в висках навязчивым заклинанием. 

    Янке показалось, что время потекло вспять и неизвестно сколько уже прошло – пять минут или год. В мире остались лишь карие влажные с красно-коричневыми звериными прожилками в белках глаза… не животного, а дикого, но всё же человека, австралийского аборигена или африканского бедуина… дремучего, но знающего то, что гораздо важнее навыков работы в Интернете или обращения с айфоном… 

      Если бы вертолёт не стал разворачиваться и набирать высоту, оборвав крепкий канал, возникший между двумя представительницами разных миров, то навряд ли Янке удалось бы самостоятельно прервать магическое общение. И чем бы это всё могло кончиться?

      Стрекотание вертолётных винтов затихало вдали, экран иллюминатора захлопнулся и погас, в Янкиных висках продолжало пульсировать короткое, как SOS-послание:

– Смотри на небо – ищи себя… смотри на небо – ищи себя… смотри на небо – ищи себя… 

 

© Нифонтова Ю.А. Все права защищены.

 

Иллюстрация Александра Ермоловича