ЖИЗНЬ ЗА ЦАРЯ (ЗАЧЁРКНУТО) ЗА КАРТОШКУ!
1840 год. Начало лета. Санкт-Петербург. Зимний дворец.
Министр государственных имуществ Российской империи Киселёв, дрожащей рукой судорожно перебирал бумаги в толстой папке, не зная как начать свой доклад.
– Павел Дмитриевич, я жду! – Самодержец отошёл от окна и уставился на посетителя.
– Голод. Возможен бунт. Надо бы срочно послать войска, – решившись начать с главного, еле слышно вымолвил министр.
– Обоснуйте! Какая армия? Куда посылать? Империя, между прочим, воюет. Весь Кавказ пылает! Или вас сие неведомо? – Николай первый стукнул кулаком по столу.
– В стране уже второй год неурожай. Крестьяне все свои запасы опустошили. Надо бы зерно за границей купить, да в Россию, в кратчайший срок доставить. Иначе быть беде..,
– министр хотел ещё что-то сказать, но император его перебил:
– А как в заграницах, в таких случаях поступают? Только импортом спасаются?
– И им тоже, но более всего картофелем. Не сразу, но всё же приучили своих бедняков к «чёртову яблоку». И те распробовали. Сейчас сеют с завидной охотой.
– Припоминаю, наставники рассказывали, – самодержец потёр лоб и продолжил, – бабка моя Екатерина вторая, выписала из своей Германии бочонки с этим картофелем. По губерниям его распределила, в модных журналах о ём статьи пропечатала. Мол продукт сей есть «лекарство от всех болезней», «яд, истребляющий насекомых», «приятное и здоровое кушанье, из которого можно приготовить каши, клёцки, крахмал, пудру» и вскорости совсем хлеб насущный заменит.
Посеяли кое-где. А когда урожай собирать стали, так выяснили, что поля картофельные сильно разрежены. Ну и дознаватели вскорости установили, что крестьяне клубни повыкапывали картофель, и меняли его на водку в кабаках. Так-то вот. Тем не менее идею вашу одобряю, ибо средств в казне на закупку заморского зерна, у нас нет.
Август 1840 года. Указ императора Николая первого.
… «Высочайше повелеваю усилить разведение картофеля в казённых селениях!
В связи с чем правительству надлежит произвести на землях государственных крестьян обязательную общественную запашку, а если это невозможно, «посадку картофеля делать при волостном правлении хоть на одной десятине, а также «поощрять премиями и другими наградами хозяев, отличившихся в разведении». Кроме того, издать специальную памятку для крестьян о том, как его нужно возделывать, хранить и готовить».
Сельский приход в Вятской губернии
– Дети мои, истинно глаголю вам. Документ сей поддельный, писаный не царём-батюшкой, а рукой дьявола, – при этих словах, поп трижды осенил себя крёстным знамением, – сейчас вы есть люди почти свободные, потому как государевы крестьяне, а посадите на лучших своих землях, вместо Богом данной ржи, «чёртово яблоко», можете навсегда забыть о царствии небесном и под барина пойдёте, крепостными станете!
– Не желаем никаких новых картоплей!
– Хотим чтобы всё оставалось по-старому!
– Не дадим подвод!
– На такую работу не выйдем. Сажать сатанинский фрукт не будем!
– Лучше с голоду сдохнем, а эту заразу жрать не станем!
– Спалить ентот картопль, чёртовой матери!
Неслось со всех сторон.
(«Отец с картошкой не соглашался, когда картошку силком заставляли есть; его хотели пороть, а он побежал прятаться, провалился под лёд, утонул» Цитата из романа Максима Горького «Дело Артамоновых».)
Вспыхнув однажды, картофельные бунты прокатились по Владимирской, Пермской, Оренбургской, Саратовской, Тобольской и другим губерниям, повлияв на жизнь более
полумиллиона человек.
Такую «армию» пришлось усмирять не только солдатскими ружьями, но и артиллерией!
Бунтовщики – селяне отвечали на картечь и дробь камнями, палками, и прочим подручным сельскохозяйственным инвентарём.
Май 1843 г. Пермская губерния, городок Шадринск.
По приказу командира солдаты выстроились в две шеренги, дабы привести в исполнение жуткий приговор местного суда.
«Высечь нещадно, в семь концов, пойманных бунтовщиков!»
Сначала на площади были слышны их крики, после третьего конца разносился лишь приглушённый стон, на шестом конце тишину нарушали лишь свист розог, да глухие удары палок.
По завершении экзекуции солдаты оттаскивали бесчувственные тела в сторону и снова становились в строй, ибо тюремщики выводили на площадь новую партию обречённых.
Выжили после этого не многие, да и те остались калеками.
Не замеченных в бунте горожан и жителей окрестных сёл, наказывали «за содействие и укрывательство».
Отсчитали каждого десятого и тоже провели сквозь строй. Но били не так сильно и без второго конца. Посему неудачники уходили с площади самостоятельно, правда, едва удержавшись на ногах.
30 ноября 1843 года. Санкт-Петербург. Зимний дворец. Кабинет императора
– Павел Дмитриевич, я полагаю, далее так продолжаться не может. Мне докладывают, что то в одной губернии, то в другой, народ ловит и убивает местных чиновников. Одного бедолагу, раздели до года и возили по битому стеклу, взятому с его же собственного окна, до тех пор, пока тот не отдал богу душу! – император держал в руке кипу донесений.
– Ваше высочество, но ведь с Божьей помощью, мы большинство людишек усмирили. Надеюсь, что…
– Надолго ли? – оборвал министра самодержец, – готовьте указ! Первое. Принудительные посевы картофеля немедля отменить! Второе. Государственные поля и склады с клубнями брать под охрану. Но исключительно в дневное время. Надеюсь, вам понятно для чего?
Киселёв утвердительно кивнул.
– В таком случае пишите далее. Коли крестьяне уразумеют, что сей продукт есть ценный и полезный, то за воровство их никоим образом не наказывать. Пусть начнут добытые клубни сажать у себя в огородах, постепенно к ним привыкая.
Диковинный заморский продукт, украденный с государевых хранилищ поначалу употребляли, как баре, только в пищу, но потом, смекнули, что клубни вполне пригодны для домашнего скота. Позже научились перерабатывать его в крахмал, патоку и конечно же, в спирт, куда же без этого.
Очень интересный обычай сажать картошку существует в Полесье. Чтобы урожай клубней был большой, а сами они выросли крупными да гладкими, во время посадки самая дородная селянка была обязана несколько раз шлёпнуться на землю.
А теперь будем готовить – Хэшбраун – или картофельные оладьи по-американски
НАМ ПОТРЕБУЕТСЯ:
1) Полкило картошки.
2) Половину чайной ложки соли.
3) Масло любое растительное. Какое есть под рукой.
ГОТОВИМ:
1) Нашу картошку чистим, моем трём на крупной тёрке.
2) Воду кипятим. Опускаем наш картофель. Таймер на пять-семь минут.
3) Берём дуршлаг и откидываем нашу картошку. Ни в коем случае не промываем.
4) То что осталось, на дуршлаге равномерно выкладываем на чистое полотенце. Таймер на пятнадцать минут.
5) Перекладываем нашу массу в касу, солим, перемешиваем.
6) На сковороде калим растительное масло. Затем кладём картошку. Придаём форму оладьей.
7) Если наши оладьи не держат форму, можно добавить немного пшеничной муки. Таймер ставим минут на десять-пятнадцать минут. До жёлтого цвета. Пожалуйста, не пережарьте!
«НУ ТЫ И ЛОСЬ!» (на основе реальных событий)
Шестидесятые годы прошлого века. Москва. Кремль. Заседание кабинета Министров.
– Сколько я ещё буду слушать ваши стенания о целинных бедах! Мы, коммунисты, можем наконец решить эти проблемы? – Первый секретарь ЦК КПСС и по совместительству председатель Совета Министров огромной страны обрушил свой кулак на ни в чём не повинный стол.
Присутствующие молчали, понуро опустив головы. И лишь один из них робко, словно ученик поднял руку.
– Я тебя слушаю! Только по существу! И без очередных просьб, – Никита Сергеевич встал с места и подошёл к большому окну.
– Без тракторов никак Волгоградский завод не выполняет принятых обязательств, не хватает запчастей, очень сложные почвы, их же веками никто не распахивал, – тихо начал перечислять причины, пожилой человек, с орденскими планками на поношенном пиджаке.
– Иволгин отвечаю на твоё очередное нытьё. Кострома! Леса! Болота! Сусанина надеюсь, все помнят? – Генсек обернулся и поднял палец вверх, – улавливаешь мою мысль? Там же прекрасные МТС. Грузовики, трактора, сеялки-веялки, специалисты. Чем они заняты. Поля распахивают? Лес корчуют? Вот и мобилизуйте их на целину. Почему эти мысли ко мне в голову приходят, а не всем вам!? Потому что я больше вашего за страну радею! И, вот этой твёрдой рукой, веду её к светлому будущему, к коммунизму!
– А костромичам, как свои поля обрабатывать? Они там хоть и не кубанских размеров, но всё же есть. Лошадей туда со всех концов страны посылать? Соху крестьянскую вспомним? Так, что ли? – ветеран осмелел и уже оппонировал всесильному хозяину кабинета в полный голос.
– Иван Петрович, ну ты того, не горячись. Я же помню, ты сам родом оттуда, поэтому за земляков и радеешь, – Хрущёв жестом предложил Иволгину сесть на место, – Зачем же лошадок вести. Не надо. Трактора туда, коней сюда. Это не по-нашему. Не по-коммунистически. В ваших лесах лосей сохатых, что у моей жучки блох! Вот и приручайте их, так сказать, одомашнивайте. Эти зверюги килограмм шестьсот весят, а то и более. Помнится, года через четыре после окончания войны, в каком-то заповеднике создали лосиную ферму. Сохатых разводили, выращивали и лосих доили, молоко получали, целебное. Надо бы с ними связаться, опыт перенять.
– А я в одном прибалтийском музее видел указ Петра первого, запрещающий «появляться в городе на лосях», – вставил свои «пять копеек» сухонький академик и поправил старомодное пенсне.
– Вот видите, товарищи! – Никита Сергеевич обрадовался, что у него выискался единомышленник, поспешил к учёному и дружески похлопал по плечу, – мы вас внимательно слушаем.
– Известно, что в Вологодских селениях ещё в середине девятнадцатого века сохатые считались домашними и ездовыми животными.
Использовались в хозяйствах Владимирской, Рязанской, Псковской и Московской губерний, а лесники в Волынской губернии, на приручённых ими лосях ездили аж за сто двадцать километров! А потом их, увы, вытеснили банальные лошади...
– Плохо, товарищи. Очень плохо, – генсек оборвал академика, не дав тому, закончить предложение, – Советский Союз занимает первое место в мире по лесам! И мы почти главные по лесозаготовкам. Но ветки всё ещё сжигаем, кору тоже! А это тысячи тонн корма, который мы, коммунисты, обязаны превратить в мясо! И если подойти к этому делу по-ленински, то нам удастся не только пахотные земли костромской области обрабатывать, но и решить, наконец, важнейшую продовольственную проблему всей страны! Записываем в протокол – «... Вывести мясную, молочную и рабочую породы лосей, разработать способы их содержания...»
Обособленная лесоферма где-то в Костромской области. Шесть месяцев спустя.
Стойловое содержание сохатых результатов не дало. Лось животное вольное, лесное. В неволе, даже при обильной кормёжки веса толком не набирает и болеет. Дабы сохранить здоровье своим подопечным сотрудники остановились на полувольном способе содержания.
Работу начали с двух лосят (чуть позже их затребовал к себе Никита Сергеевич. Собирался с дружеским визитом в Югославию и преподнёс бедных животных в качестве подарка тамошнему руководителю Иосипу Броз Тито) и довели стадо аж до восьми сотен голов.
Отлавливали молодняк по лесам, бывало, что и покупали за живые деньги у охотников. А куда деваться, план есть план, и его надо выполнять любой ценой. Семь лет ушло на то, чтобы вывести породу «домашних», родившихся уже в неволе лосей.
Наши дни.
Нельзя сказать, что идея «великого кукурузника» была полностью утопичной.
Конечно, вкусного и очень полезного лосиного молока, а порой даже и мяса на прилавках элитных супермаркетов не найти.
Всё дело в том, что сохатый животное не стадное. Гуляет сам по себе и окончательно одомашниваться никак не желает. В загоне – болеет, а лосихи при стойловом содержании, не дают молока. Кроме того, этим животным обязательно нужен личный и солидный кусок леса. Но приходить на ферму их всё же приучили. Лень добывать корм – важный помощник в «дрессировке». Самок стали доить ,правда не круглый год, а лишь с мая по сентябрь.
Новорождённого лесного малыша заменяют на доярку. Её то мать-лосиха и воспринимает как своего ребёнка и следовательно кормит. Надои меньше коровьих, но молоко идеально подходит для лечения заболеваний желудочно-кишечного тракта. Его можно купить по триста рублей за литр. Но только на ферме. Стерилизовать пока не получается, да и объёмы не те.
И ещё туризм. Куда же в наше время без него? Живое общение с сохатыми, это ли не счастье. Приезжайте. Убедитесь сами. Ну и молочка, парного, лосиного отведаете. А как же иначе.
Ну а если вдруг (совершенно случайно) вы всё же найдёте в продаже мясо лося, то из него можно приготовить:
«Тушёную лосятину в мультиварке или аэрогриле»
НАМ ПОТРЕБУЕТСЯ:
1) Мясо зверя – грамм восемьсот.
2) Вода – стакан.
3) Лук – головка.
4) Лавровый лист — два листочка.
5) Уксус — пара столовых ложек.
6) Растительное масло (лучше оливковое) — одна столовая ложка.
7) Розмарин и чабрец — по половине столовой ложки.
8) Соль и перец на ваш вкус.
ГОТОВИМ:
Всем известно, что мясо лося гораздо жёстче говядины, поэтому вымачиваем его двадцать четыре часа. В воду добавляем уксус (обязательно!) – избавляемся от запаха лосятины.
Сутки спустя мясо вынимаем, сушим и режем на дольки.
Кладём в чашу мультиварки или в ёмкость аэрогриля. Поливаем оливковым маслом.
Выставляем режим. В аэрогриле температура 155 градусов. Время 15-20 минут. В мультиварке режим «Жарка». Время тоже.
Лук чистим,но не режем. Затем в нашу ёмкость с мясом льём горячую воду, кладём луковицу, лавровые листья, перец, специи, соль.
Снова выставляем режим. На этот раз «Тушение». Время два часа двадцать минут.
Мясо желательно есть с соусом, можно даже с тем, который получился при тушении.
СКАЗ О ПОТОМКАХ ГЕРОЯ
Село Исупова, Буйского уезда. Новоусадской волости. Лес на берегу огромного Исуповского (или Чистого) болота.
Иван прекрасно осознавал какая страшная участь его ждёт через несколько часов, но то, что он сейчас совершал, спасало судьбу всей Руси, на многие столетия.
– Лишь бы зять, Богдашка Сабинин, добрался куда надо и уговорил молодого Михаила Романова и евонную матушку Марфу в Ипатьевский монастырь поскорее перебраться, за стены крепкие, ибо идёт отряд ненавистных ворогов-поляков, – стучало в висках, – а он, так тому и быть, заведёт эту нечисть иноземную в лютую чащу, из которой выход един – к апостолу Петру, к вратам Всевышнего, на суд праведный, божий!
Через несколько дней добрые люди тело Сусанина нашли, привезли в вотчину да и отвели, по православному обычаю, в храме Михаила-Архангела в Спас-Хрипелях, а затем предали земле на приходском кладбище. Далее жизнь местного люда потекла своим обыденным чередом.
Время шло, и заезжие купцы привезли весть, что новым царём, аж всея Руси, выкликнули сына их хозяйки Марфы, для чего аж из самой Белокаменной в Ипатьевский монастырь, приезжало посольство великое, с которым отрок Михаил и отбыл в саму столицу.
Обрадовавшись этому, родственники замученного до смерти Ивана, как и было исстари заведено, в дни поминовения посещали могилу Сусанина, да возносили хвалу господу, что Смутное время, наконец-таки сошло на нет.
Шесть лет спустя. 30 ноября 1619 года.
Царь вернулся в Москву, по окончании большой паломнической поездки, по местам своего детства. Припомнил и ту страшную зиму, когда чудом спасся от иноземного отряда, шедшего по его душу. Не откладывая дела в долгий ящик, велел кликнуть к себе дьяка из писчего приказа.
– Пиши, сей же час, грамоту! Надобно, чтобы все верноподданные знали, жизнь, отданная за помазанника божьего, дорого стоит!
«Богдашке Собинину», жалую сусанинскому зятю «в Костромском уезде нашего дворцового села Домнина половину деревни Деревнищ». На Богдана «и на детях его, и на внучатах, и на правнучатах, наших никаких податей, и кормов, и подвод, и намётных всяких столовых и хлебных запасов, и городовые поделки, и в мостовщину, и в иныя ни в какия подати имати с них не велели, велели им тое полдеревни во всём обелить».
«А будет то наше село Домнино в который монастырь и в отдаче будет, тое полдеревни Деревнищ <…> ни в который монастырь с тем селом отдавати не велели, велели по нашему царскому жалованию владеть ему Богдашке Собинину, и детям его и внучатам, и правнучатам, и род их во веки неподвижно».
Дана сия наша царская жалованная грамота в Москве лета 7128 ноября в 30 день".
Удивительно, но потомки царя Михаила, действие этого документа не отменяли. Толи руки не доходили, то ли по какой иной причине, но ни российский император Пётр первый, ни Анна Иоанновна, ни Екатерины первая и вторая изменений в старинную бумагу не вносили.
А меж тем потомки национального героя, вольные белопашцы (в Российской империи название сельских обывателей, владеющих собственной землёй и освобождённых от податей и повинностей, в противоположность «черносошным крестьянам», то есть крестьянам, обложенным государственными сборами и повинностями), cела Коробово Нерехтского уезда Костромской губернии, жили припеваючи. Никаких налогов не платили, да и к тому же были неподсудны. Ибо, согласно царской грамоте, судить их мог лично самодержец всероссийский и никто иной.
При таком раскладе число «детей лейтенанта Шмидта», то бишь прямых и косвенных потомков Сусанина росло год от года. Первые дошедшие до нас церковные записи говорят, что их было сто пятьдесят три, в начале девятнадцатого века — сто девяносто пять, а уже в середине — двести двадцать пять. Село Коробово не могло никому передаваться или продаваться и должно было на веки вечные оставаться в неотъемлемом владении рода Сабининых.
1836 год. Костромская губерния.
Остановившись в самом лучшем доме города, Император Николай первый читал поступившие на его имя прошения. Внимание самодержца привлекло одно, показавшиеся царю забавным.
Жители села Коробово дружно жаловались на особую бедность и невозможность вести достойный образ жизни. Оставить без ответа прошение потомков героя, отдавшего душу за царя, было немыслимо.
Спустя несколько дней, спешно созданная комиссия по изучению бытия белопашцев пришла к выводу, что земли и другие угодья в окрестностях вышеозначенного села небогатые и урожаи дают малые, отчего местные жители вынуждены заниматься отхожими промыслами (уезжать на заработки) и осваивать различные ремёсла.
Новый царский указ последовал безотлагательно. На этот раз бедным сусанинцам добавили к более семисот десятин земли, которая переходила по наследству от родителей к детям. И если после смерти отца в семье оставались только дочери, то и они получали равную долю земли, однако выйдя замуж, обязаны передать её очередным наследникам мужского пола. Также было специально оговорено, что в случае ежели девица выходила замуж за белопашца, то земельный надел оставалась за ней. Кроме этого, особо оговаривалась, – «земельный надел тако-же сохраняется за белопашцами, проживающим в других местах, но передаётся во временное пользование местному старосте!»
И в своеобразный среднерусский оффшор потянулся подозрительный люд. Отсутствие какого-либо административного и полицейского надзора сделало Коробово местом, откуда, как и с Дона, выдачи нет! Сектанты, раскольники и ещё много разного уголовного люда потянулись сюда, в великой поспешности связывая себя «узами гимения» с местными жителями, и становясь неподсудными.
1859 год. Зимний дворец. Кабинет императора Александра второго.
Самодержец отвернулся от окна и наконец таки обратил внимание на стоящего у входа министра двора.
– Что там у вас? Надеюсь, не очень срочное?
– Костромские белопашцы! Ваше высочество.
– Опять чего-нибудь просят? Помнится, мой покойный батюшка нарезал их общине солидные земельные наделы. Неужели мало? Быстро плодятся?
– Осмелюсь доложить, что на этот раз проблема много серьёзней, – министр опустил на стол раскрытую папку, с ворохом донесений, – дела там «дошли до таких беспорядков в своей жизни, кои не могут быть далее терпимы; предавшись расколу так называемой секты бегунов или странников, они завели у себя в селении и окрестных лесах притоны для беглецов и бродяг, прикрывающихся раскольническим фанатизмом».
– Если мне память не изменяет, – государь потёр виски, вспоминая, и продолжил, – мой далёкий предок, Михаил Романов, в своей грамоте, дарованной потомком Сусанина, упомянул, что их судить может только государь. Я как раз собираюсь посетить те места. Крепостное право отменять надобно. Буду обсуждать эту тему в тамошнем дворянском собрании, заодно и съезжу в сельцо, суд учинить, царский, коль более никому сие не дозволено!
Из указа самодержца всея Руси Александра второго. «...За укрывательство беглых и раскольников четырнадцать семей коробовских белопашцев и три бобылки выслать в удельные имения по всей Волге, а тако-же в Архангельскую, Вятскую губернии, на Каму и другие места. Переселение проводить под строгим надзором властей, и если кто-либо, из переселяемых, задумает в побег податься, того судить и сослать в Сибирь на вечное поселение! Из-за невозможности проведения учёта и переписи считать всех наличных коробовских белопашцев потомками Сусанина.»
Из докладной записки Костромскому губернатору Ивану Васильевичу Романусу
«Могу теперь удостоверить Ваше Превосходительство, что в разговоре с ними об этом предмете я не только не заметил в них духа неповиновения, а напротив нашёл полную готовность покориться определениям о них начальства».
Управляющий удельной конторой Павел Егорович Ганенфельд.
ЕЁ ВЕЛИЧЕСТВО – ПРОСТАЯ РУЧКА! (из цикла «Происхождение вещей»)
Стихи специально для этого рассказа написаны Членом Союза писателей России – Натальей Гегер.
Раньше ручки другие были.
Были палочки, перья птицы.
Как же раньше без ручки жили?
Очень нужная в дом вещица.
– Тимофей! Ты опять за своё! Перестань немедленно грызть ручку! Ну, что за дурацкая привычка. – Не знаю, как в других семьях, но отучить моего внука от этого неблаговидного занятия мне никак не удаётся. (Хотя, если честно, много лет тому назад, я тоже грыз ручку, правда, не пластмассовую, как у Тимохи, а банальную, деревянную, перьевую.)
– Дед, не ворчи, так поступают дети во всех странах мира, когда учителя задают им трудные домашки, – внук откладывает недогрызанный предмет в сторону и с надеждой смотрит на меня, моргая, вызывающими к помощи.
– Да будет тебе известно, отрок, – высокопарно начинаю я, пытаясь увести тему нашей беседы, от совместного решения домашнего задания по математике, – в мире различного рода пишущими принадлежностями пользуются около девяносто процентов населения, покупая в год, примерно от трёх до пяти этих предметов. Итого перемножаем, округляем и получаем около тридцати пяти миллиардов ручек и фломастеров в год. Как тебе циферка?
– Деда, расскажи, ну, пожалуйста. А я за это, сам задачу решу без твоей помощи, – Тимофей мгновенно развернул стул и приготовился слушать.
– Что тебе рассказать? – тяну время я, размышляя, с чего начать своё повествование.
– Ну, откуда пошли эти самые ручки, кто их придумал и когда. Ты же у меня писатель, значит, всё знаешь. По должности положено.
– А у тебя есть Гугл и Яндекс, – неохотно отнекиваюсь я.
– Да, ну, там не так интересно, как ты рассказываешь.
– Зато с картинками, безнадёжно огрызаюсь я и начинаю свой рассказ на тему:
«Её Величество – Простая ручка!»
Понимаешь, мой дорогой потомок, человек во все времена хотел оставить для других какие-то послания, советы, поделиться опытом. Вся история Земной цивилизации написана ручкой или тем предметом, который ей предшествовал.
– Знаю, знаю, – тут же, в своей обычной манере перебил меня Тимоха, – рисовали острым камнем или углём на стенах пещер, потом сообразили, можно что-то накалякать на мягкой глине, а затем её обжечь, чтобы сразу на века. Ведь глиняные таблички, в отличие от бумаги книжным насекомым-сеноедам (книжная вошь или книжный сеноед (Liposcelis decolor) – насекомое, которое часто портит старые книги) не по зубам. Нам об этих жуках учительница, в школе рассказывала. Много чего ценного уничтожили, пока на них химическую управу не нашли и не стали ею книги обрабатывать.
– Мне можно уйти в свой кабинет и заняться сочинительством? – с робкой надеждой поинтересовался я, – полагаю, дальнейшая история создания пишущих предметов тебя не интересует?
– Ещё как интересует. Я больше не буду! – на одном дыхании выпалил внук и демонстративно закрыл ладонями рот, мол отныне молчу, аки рыба.
– Точно не скажу, но примерно в одна тысяча трёхсотом году до нашей эры, римляне начали использовать металлические палочки для письма на восковых дощечках. Причём один их конец был острым, а другой тупой, чтобы удобнее стирать написанное. Сей предмет, именуемый стилусом (многофункциональное электронное перо для управления и навигации), используют и сейчас, догадываешься где?
Внук открыл рот и хотел что-то сказать, но опомнился и молча показал, на лежащий рядом современный электронный гаджет.
Я же продолжил, – целых два тысячелетия просуществовал такой способ передачи информации, пока в шестисотом году, уже нашей эры в Европу, из Сирийского городка Пергамы не привезли удивительную вещицу, не дублённую кожу, получившую название …. пергамент. На ней необходимо было писать другим предметом, пером. Кстати, английское слово a pen, ручка , произошло от латинского penna, что означает перо птицы. Больше всего от словоохотливости людей пострадали гуси. Их перья, полые внутри и позволяют удерживать капельки чернил.
Сделать пишущий предмет из него – дело непростое. Для этого ранней весной надо было у крупной птицы выдернуть одно перо, причём только из левого махового крыла, потому что в нём наиболее толстый стержень, а правом перья изогнуты так, что всем правшам закроют строку, которую они напишут. После чего перья отварили в щелочном растворе, чтобы обезжирить. Поток, как следует прокаливали в раскалённом песке, и лишь после этого затачивали, с помощью ножей, которые до настоящего времени называются...перочинными!
В Средние века существовала мода сочинять длиннющие письма. Но гусиные перья быстро стачивались и их стали продавать не поштучно, а пачками, сразу по двадцать пять штук! Кстати, в восемнадцатом веке, в одну только Англию, наша Россия за год поставляла около тридцати...миллионов перьев.
– Да, всё понятно, – не выдержав, нарушил обет молчания Тимофей, – сначала ими писали на пергаменте, потом перешли на бумагу, указы, приказы, декреты, Пушкин, Лермонтов и прочие классики. Дальше-то, что? Когда от гусей отказались? Оставили бедных птиц в покое.
– Целых три страны оспаривают первенство изобретения стального пера. Немцы утверждают, что его придумал их соотечественник Йоханнес Янссен в 1748 году, англичане настаивают, что его изобрёл Семюэль Гариссон в 1780-м, а итальянцы твердят, что ещё в тринадцатом веке стеклодувы Венеции выдували перья из стекла, а веком позже уже выковывали заменяемые наконечники для перьев из металла.
– А авторучку, кто изобрёл? Наши, русские? Если мы столько гусиных перьев за границу посылали, то, наверное, и придумали, как ручки чернилами заправлять? – Тимоха взял со стола шариковую ручку и, открутив колпачок, извлёк из неё стержень.
– Увы, должен тебя разочаровать. В одна тысяча восемьсот восемьдесят четвёртом году, простой страховой агент Льюис Эдисон Уотермен получил на неё патент. Его ручку не надо было каждый раз макать в чернильницу, так они поступали на кончик пера изнутри. Конструкция этого предмета усовершенствовалась практически ежегодно. Авторучки становилась всё надёжнее и долговечнее.
– И она дожила до того момента, пока металлическое перо не вытеснил вот этот малюсенький шарик, – Тимоха демонстративно прочертил стержнем, по своему пальцу.
– Венгерскому журналисту Ласло Биро, были не понаслышке знакомы проблемы автоматических ручек, вечные кляксы и отсутствие в них чернил, в самый неподходящий момент. Вот он и решил создать пишущий предмет чернила, в которые высыхали бы, так же быстро, как типографская краска. В этом ему очень помог родной брат Георг, талантливый химик, разработавший формулу будущей чернильной пасты. После оккупации Будапешта фашистами Ласло перебрался за океан, в Аргентину. В этой стране до сегодняшнего дня шариковые ручки называют «биромами», а день рождения Биро, 29 сентября, там празднуется как День Изобретателя.
– Мужчины, а знаете ли вы, что в мире уже существуют 3Д ручки, которыми можно писать не только на бумаге, но и в воздухе? – на пороге комнаты материализовалась моя супруга и по совместительству, любимая Ба, и всегдашний адвокат Тимофея, по любым вопросам.
– Ух ты! Бабуля, расскажи! Прямо в воздухе! Вот здорово!
– Обязательно, но только после того, как увижу ответ на решённую, и без помощи деда, задачу.
Час спустя на нашей кухне.
Супруга внимательно изучила Тимохину тетрадку, заглянула в конец учебника и сверилась с ответом. Удовлетворённого хмыкнула:
– Всё верно. И главное, без единой помарки. Ну, что же данное слово надо держать. Раз обещала, – она поднялась из-за стола, убрала тетрадь и книгу, затем разлила по пиалам ароматный зелёный чай и поставила на стол, свежеиспечённые ватрушки.
Закончив эти манипуляции, продолжила, – в 3Д ручках используется уже хорошо известная технология объёмной печати. Пишущий аппарат, иначе его и не назовёшь, подключают к розетке, после чего пластик, проходя через кончик устройства, нагревается, а попав в среду комнатной температуры мгновенно застывает, принимая ту форму, которую ему задаст владелец этого чуда двадцать первого века, на бумаге, или прямо в воздухе.
Тимоха сделал пару глотков, съел ватрушку, помолчал минут пять (что для него, уже почти рекорд!) а затем выпалил:
– А давайте я самостоятельно ещё одну задачу решу, и тогда вы мне расскажите…
– О чём? – хором вопросили мы.
– О каллиграфии. Нужна она в современном мире или уже умерла, навсегда?
Раньше ручки другие были.
Были палочки, перья птицы.
Как же раньше без ручки жили?
Очень нужная в дом вещица.
В век компьютерных технологий
Остается нам ручка другом.
Чтоб писать, а ещё немного,
Грызть ее, почесать за ухом.
ТЕНЬ (рассказ – загадка)
Взгляните внимательно и если возможно – нежнее,
И если возможно – подольше с неё не сводите очей.
Она перед вами – дитя с ожерельем на шее
И локонами до плечей.
М. Ц. (1913 год)
Сентябрь 1993 г. Москва
С трудом передвигаясь, Анастасия Ивановна доковыляла до старинного секретера, трясущийся рукой взяла исписанный вдоль и поперёк маленький блокнотик и, надев очки, стала водить негнущимся пальцем по бисерным строчкам. Долгие годы пребывания в тюрьмах и лагерях приучили её экономить бумагу. И эта привычка никуда не исчезла. Отныне прочитать что-либо ею написанное, женщина могла только сама.
Минуту спустя она протёрла краем платочка слезящиеся глаза, подумала:
– Со здоровьем архи плохо, вернее, его нет, совсем. Зимой этого года ушёл в небытие любимый сыночек – Андрей, прихватив с собой остатки догорающих материнских сил. Из глубин сознания пожилой женщины всплыл злосчастный день, осенью тридцать седьмого года.
Судьба-злодейка распорядилась так, что сын приехал к ней, в Тарусу со своей невестой Таней, в тот момент, когда в доме шёл обыск.
– Кто это? – рявкнул энкавэдэшник, ткнув пальцем в грудь Андрея.
– Сын, – еле разжимая губы молвила женщина.
– Арестовать соучастника! Немедленно! – взорвалось в её ушах.
– А это кто? – офицер указал на стоящую рядом с Андреем девушку.
– Впер-вые ви-жу, – через силу выдавливая из себя слова, произнесла несчастная мать, и Татьяну тут же бесцеремонно вытолкали из комнаты. Ареста ей удалось избежать.
Закрыв блокнотик, она опустилась на кровать. Прилегла. Задремала. Сначала во сне всплыли её строчки из «Сюиты тюремной»
Убоги милости тюрьмы!
Искусственного чая кружка, –
И как же сахар любим мы,
И черный хлеб с горбушкой!
...Но есть свой пир и у чумы, –
Во двор, прогулка пред обедом,
Пить пенящийся пунш зимы,
Закусывать – беседой.
Писала их в камере, рассчитанной на сорок человек, в которую затолкали вчетверо больше!
«В тюрьме среди такого шума в камере... – в камере на сорок мест нас было сто семьдесят, как сельди в бочке, – но такая тяга к стихам была, больше, чем на воле, – за пять месяцев столько стихов, разный ритм... Всё повторяла, день за днём, отвернувшись к стене, – это счастье, что я у стены лежала! Если бы между женщинами – вряд ли бы я это смогла!» (цитата из романа «Amor»).
Тревожный сон уносил пожилую женщину всё дальше и дальше, почти столетие назад, «когда деревья были большими» (советский художественный фильм 1961 года, драма режиссёра Льва Кулиджанова).
Лето 1911 года.
Они вместе с сестрой отправились в Крым, в приветливый и дружелюбный Коктебель.
Женщина на миг приоткрыла глаза, посмотрела в угол комнаты. Там работал видавший виды телевизор, с выключенным звуком. На экране две шведские певички, стоя друг к другу спинами, синхронно шевелили губами.
Вспоминала, как в тот год, в Феодосии, они с Мусей, стояли на сцене театра и хором декламировали стихи. Зрители аплодировали, но, конечно же, не ей, а сестре. А ведь мы были так похожи. И читали прекрасно, даже тембр голоса у нас был одинаков. Но зависти к славе старшей не возникало никогда. Наоборот, бесконечно любя её, старалась не отставать. Даже замуж вышли одновременно, год спустя.
Полуостров покидали, разъезжаясь в разные стороны. Муся и её Сергей отправлялись в далёкие башкирские степи, пить кумыс. Я же со своим ненаглядным в Москву, а потом ещё дальше, в Финляндию.
Стоишь у двери с саквояжем.
Какая грусть в лице твоем!
Пока не поздно, хочешь, скажем
В последний раз стихи вдвоем...
Два звонка уже, и скоро третий,
Скоро взмах прощального платка...
Кто поймет, но кто забудет эти
Пять минут до третьего звонка?
Кто мудрец, забыл свою науку,
Кто храбрец, забыл свое: «воюй!»
«Ася, руку мне!» и «Ася, руку!»
(Про себя тихонько: «Поцелуй!»)
Стихотворение «На вокзале». 1911 год. М.Ц.
На следующий год приветствовал своим криком этот мир мой первенец Андрей. Но супружеская лодка пропорола своё днище и в неё стала проникать забортная вода. «Мы оба были слишком молоды для брака» («Зовут её Ася…». Фрагмент из книги. Автор Ольга Григорьева).
«Взглянув на нас, кто бы сказал, что мы муж и жена! Как безнадёжно чувствовалась жизнь впереди – полное отсутствие будущего. И как мудры были мы в семнадцать и девятнадцать лет, иностранцы и путешественники, – что не глядели вперёд. ... Ибо с такой же силой, как нам нет будущего, – прошлое для нас есть». (Цитата из романа «Аmor». Сталинский лагерь. Сороковые годы прошлого столетия).
Ненаглядный Борис ушёл. Правда, не сразу. До этого были ежедневные ссоры. Один скандал тут же сменялся другим. В доме стало пахнуть полным разрывом.
«... Через год мы с Борисом расстались – дружно: он бывал у меня, любил сына. А ещё через год я встретилась с будущим вторым мужем, Маврикием Александровичем, а Борис – со второй женой, актрисой Марией Ивановной Кузнецовой-Гриневой, с которой я так подружилась...» (Из книги Анастасии Ивановны «Памятник сыну»).
Хозяйка квартиры невольно улыбнулась, во сне. На сей раз ей снилась её вторая и последняя любовь.
В один светлый день судьба распорядилась так, что на пороге её дома появился мужчина. Вежливо приподнял шляпу и протянул письмо. В нём их хорошие знакомые просили любезно принять и приютить Маврикия Александровича.
Они проговорили до полуночи. Частые беседы закончились официальным предложением руки и сердца.
А потом наступил страшный девятьсот семнадцатый.
Муж жаловался на сильную боль в боку. Надо бы обратиться к врачу, но отыскать его в это ужасное время – непростая задача. Да и Маврикий сопротивлялся, утверждал, что всё и так само пройдёт, надо только отлежаться, отдохнуть. Не отлежался, скончался от перитонита. Вовремя не удалили гнойный аппендицит. Беда, как известно, никогда не приходит одна. Младшенький, годовалый сыночек, через полгода последовал вслед за отцом. Съел что-то немытое. В итоге дизентерия. Лекарств нет, лечить нечем, ужасный год, кругом ведь война и разруха. Старший сын – Андрей, тоже болеет. А её всего лишь двадцать два. Почти что девчонка. Одна со своим горем и всеобщей революцией.
Анастасия Ивановна вновь открыла глаза. С трудом встала и выключила телевизор.
– Старею – пронеслось у неё в голове, – через пару недель стукнет девяносто девять, но ведь не сто же? Разве это возраст? – раньше бывало, лифт не признавала, пешком, правда, с остановками, но всё же поднималась на свой верхний этаж.
Хотела сходить на кухню и поставить на плиту чайник, передумала и опустилась в продавленное кресло. Воспоминания нахлынули с новой силой.
«Сестра хлебала несчастность ковшом. Я – глотками». 1922 год.
Муся уехала в эмиграцию, а я перебралась в Белокаменную. Надо было как-то обустраиваться, искать работу.
Отправилась к другу и ученику покойного отца, директору Румянцевской библиотеки. Уж кто, кто, а он ни за что не откажет.
– «Видите ли, сейчас у нас нет набора работников, штат полон. И мне кажется, работа библиотекаря вам вредна: у вас же сильная близорукость», – директор был интеллигентным человеком и отказал со всей вежливостью.
– Будто бы жить одной, с маленьким сыном и без средств к существованию при сильной близорукости крайне полезно, – подумала Ася, а вслух произнесла:
«В бывшем Румянцевском Музее три наших библиотеки: деда: Александра Даниловича, матери: Марии Александровны, и отца: Ивана Владимировича. Мы – Москву – задарили». Пыталась издавать свои книги и зарабатывать на жизнь гонорарами. Бесполезно. Её романы «Голодная эпопея» и «SOS, или Созвездие Скорпиона», не взялось опубликовать на одно издательство. В двадцать седьмом ненадолго уехала в Италию, на Капри, к Буревестнику Революции. Он помог. Познакомил с поэтом Борисом Зубакиным, у которого и начала работать секретарём, сразу после возвращения в Советский Союз.
За что и поплатилась! Арестовали в тридцать третьем, ибо Борис оказался самым настоящим масоном и розенкрейцером.
Правда, тогда меня продержали в застенках всего-то пару месяцев. Помогло заступничество Бориса Пастернака, Максима Горького и его жены Екатерины Пешковой. А спустя четыре года – новый арест, тот самый, незабываемый, в Тарусе.
«Чекисты» вывезли из дома весь творческий архив, все ещё неизданные рукописи.
– Горького больше нет, заступиться за тебя некому. Получай свою десятку и отправляйся к чёрту на кулички, – гаркнул следователь, захлопывая тонкую папку.
– А сына то, за что? Он ведь только инстит...
– Его за «контрреволюционную агитацию», – бесцеремонного оборвал её начальник. И не надейся, в один лагерь вас не сошлют. У ГУЛАГа их много. На всех хватит!
Отсидела от звонка до звонка. Вышла уже после войны, в сорок седьмом. Но вдоволь насладится свободой не удалось. Через два года – новый арест. Слава богу приговор смягчили, ограничились ссылкой в посёлок Пихтовка, Новосибирской области. В один из центров пребывания политзаключенных.
Женщина взяла со стола потрёпанную книгу воспоминаний «Моя Сибирь». Нежно погладила и подумала:
– Писала всё как есть, без утайки и обид на судьбу. Старалась не вызывать к себе жалость.
Положила томик на место и обратила внимание на, лежащее рядом, настольное зеркало, потемневшее от времени. Поднесла его к лицу, посмотрела.
– Неужели, она всего лишь тень своей сестры? Конечно же, нет. Это совсем не так. Фамилии, девичьи, у нас одинаковые. А вот судьбы – они совершенно разные!
Дорогой мой читатель. Тебе только что и остаётся, назвать эту знаменитую фамилию.
А где традиционная подсказка? – спросите вы.
Так вот же, она. Полагаю, одной строчки будет достаточно:
«Мне нравится, что вы больны не мной...»
Старшая сестра посвятила это стихотворение Маврикию, чтобы раз и навсегда начертать жирную точку во всевозможных пересудах и не ставить любимую Асю в неловкое положение.
ЕГО ВЫСОЧЕСТВО ЛЕДОКОЛ! (Из цикла «Истории изобретений)
Июнь 20... года. Краснодар. Полдень. + 36 градуса (по Цельсию) в тени!
Внук Тимофей, уподобившись нашему коту Кысу, устроился на широком подоконнике и пытается читать, заданную на лето, пушкинскую лирику. Получается плохо, потому как взгляд, то и дело, покидает страницы и устремляется в окно, за которым виднеется берег реки Кубань и медленно проплывающие баржи, толкаемые трудягой буксиром.
– Тимоша или ты сейчас же вернёшься к Александру Сергеевичу или отправляйся на кухню. Будешь помогать чистить картошку. Выбирай! – поставила вопрос ребром моя супруга Ольга Ивановна и по совместительству лучшая бабушка на свете.
– А можно ни то и не другое, а совсем, третье? – парировал Тимоха, спрыгивая с подоконника.
– То есть? Не поняла? На улицу пойдёшь, что ли? Там все живые существа по норкам попрятались, ибо...
– В Арктику пойду, то есть, поеду, – в обычной своей манере, перебил бабушку внук.
– Это как? Мы ведь живём на Юге нашей страны, а она, наоборот, на Севере. Да и холодно, там. Даже летом и то, прохладно, – пытаясь понять куда клонит её любимчик, возразила Ольга Ивановна.
– Это, точно! Не бывает там такой жарищи! Зато по океану плавают, вернее ходят, настоящие ледоколы! Атомные! А у нас? Проплывёт малюсенький буксир, да и то редко.
– А что ты о них знаешь? – вмешиваюсь в разговор я, и откладываю ручку в сторону. Теперь, как минимум, на пару часов, моим литературным героям, будет представлен внеочередной отпуск.
– Много чего знаю. Они огромные, тяжеленные, и работают от энергии реактора. И ещё. Такой флот есть только в России! И больше нигде в мире! – внук выпятил грудь, тем самым подчёркивая и свою причастность к этому факту.
– А о том кто первым изобрёл ледокол, ведаешь? – хитро прищуриваюсь я.
– Конечно. Поморы. Их лодки, то есть, кочи (в разных говорах - коча, кочмора, кочмара – это судно, приспособленное как для плавания по битому льду, так и для волока), никогда не вмерзали в лёд и ходили по белому морю круглый год!
– А я читала, что флотские офицеры частенько просили начальство перевести их на службу с теплого Чёрного моря на студёную Балтику, – вмешалась в разговор супруга, – и знаете почему? Море зимой замерзало. Следовательно свободного времени у корабельных команд становилось больше. Правда, до тех пор, пока не изобрели эти, самые, ледоколы.
– Балтийское море замерзало везде: и в Швеции, и в Норвегии и даже на Аляске, а победили природу всё же, мы, русские! Потому как – не ленились и не лежали зимой на печах. Жаль, что теперь Кубань перестала замерзать, на коньках не прокатишься, даже у берега, – при этих словах Тимофей извлёк из кармана носовой платок и протёр макет корабля, стоящего на книжной полке. (После одного из творческих вечеров, в доме моряков, мне его подарили благодарные слушатели.)
– Ну, Тимоша ты не прав. Пытались бороться со льдом многие. Американцы специально выплавляли тяжеленные болванки и швыряли по курсу судна, а шведы палили из пушек, пытаясь таким образом пробить полынью. Некоторые судовладельцы даже устанавливали на носу корабля циркулярные пилы, работающие от паровых двигателей. Но замёрзшая вода каждый раз входила из этой схватки победителем. Дорогие болванки исчезали на дне моря, ядра заканчивались, пилы тупились или ломались.
Однажды военное министерство Российской империи приняло к рассмотрению проект начальника Морской строительной части Кронштадтского порта Николай Леонтьевич Эйлера, который так и назывался «минно-гиревый ледокол». Со временем первые два слова канули в лету, а вот последнее, как видишь, прижилось. На корабле смонтировали паровые краны, которые бросали на лёд тяжеленные гири, после чего вытаскивали их обратно. Кроме этого была предусмотрена установка мин, в тех местах, где лёд был уж очень плотный.
Казалось бы всё, хорошо. Проект ледокола будет утверждён и верфи приступят к серийному производству. Но, по законам того времени, подобные новшества должны были проходить через тендер. То есть, комиссии предстояло рассмотреть и другие, альтернативные варианты. Все считали это пустой формальностью...
– Однако победил поморский коч?! – в очередной раз перебил нетерпеливый внук.
– Не совсем так. Жил в ту пору в Кронштадте удивительный купец и судовладелец, по фамилии Бритнев. Доставлял горожанам продукты и другие нужные товары. Летом на кораблях, зимой на санях, с ветерком. А вот поздней осенью или ранней весной, ну никак. Сани утонут, а небольшим судёнышкам лёд мешает. Убыток, полный. Но главным бизнесом Михаила Осиповича Бритнева была не торговля, а судостроение и ремонт плавсредств, владел заводом соответствующего профиля. Там и изготовили, первый в истории человечества корабль, способный успешно бороться ледяным покровом. Михаил Осипович понимал, что ни пилы, ни мины, ни гири, проблему не решат. Нужен иной подход, что-то совершенно новое. А новое это...
– Хорошо забытое старое! – выпалил Тимоха и зарыл ладонями рот, показывая, что отныне он нем, как рыба, и перебивать старших больше не будет.
– Назвали корабль «Пайлот» (лоцман), – продолжил я, – да и приплыли на нём, весной 1864 года из Кронштадта в Ораниенбаум. Такой поход удался потому, что судно имело скошенную под двадцать градусов носовую часть. То есть, подобно поморским лодкам не ломало лёд, а выползло на него, разрушая своей массой. Не случайно изобретатель называл это судно ледодавом. Если же лёд не удавалось осилить с первого раза, «Пайлот» давал задний ход, потом «полный вперёд» и наползал на преграду заново.
Я замолчал, наивно считая, что дискуссия подошла к концу.
– А тендер? Ты о нём ничего не сказал? Кто победил Бритнев или Эйлер? – удивила меня супруга, до этого момента тихо сидевшая на диване.
Тимофей молча кивнул, таким образом поддерживая вопрос бабушки и выполняя обещание быть рыбе подобным.
– Финал тендера решили сделать публичным и провести его прилюдно, на льду Финского залива. Вначале состязания вперёд вырвался корабль Николая Леонтьевича, так как имел преимущество по мощности двигателя, но некоторое время спустя остановился. Толстый лёд выдержал и гиревые удары, и даже взрывы мин его не разрушили. «Пайлот» же, догнал соперника и обошёл, оставляя после себя полынью, пригодную для плавания других судов.
– И что дальше? – спросила Ольга Ивановна, прочтя в глазах внука этот вопрос.
– Прошло пять лет. Зима в Европе выдалась суровая. Крупнейший немецкий порт в городе Гамбурге парализовал многометровый лёд. Бизнесмены и государство несли огромные убытки. Германские инженеры носились по миру, отыскивая решение этой проблемы. Добрались и до Санкт-Петербурга. Ловкачи сумели приобрести патент на «ледодав», всего за какие-то триста рублей. Бритнев не жадничал, считал что его изобретение должно помогать людям разных стран, а не только жителям России.
А ещё через четверть века, спустили на воду наш знаменитый ледокол «Ермак», изготовленный по проекту адмирала Макарова. Он был уже в состоянии преодолевать лёд полярных морей.
– «Ленин», «Арктика», «Сибирь»! На Северный Полюс ходим, как на прогулку, – прервав обет молчания выпалил Тимоха, – я видел объявление в инете, в Мурманске группу туристов набирают для путешествия по северным широтам, может быть махнём все вместе. Белых медведей увидим и вообще...
– И вообще, кое-кому, не мешало бы вернуться на грешную землю. Показать наличие силы воли, и задание на летние каникулы осилить, – супруга поднялась с дивана и повернулась в сторону кухни,– но сначала пить чай. Так уж и быть заварю его с северной ягодой. Морошка у меня, в морозильнике, пальчики оближешь!
Готовим кисель с морошкой, по бабушкиному рецепту.
НАМ ПОТРЕБУЕТСЯ:
Ягоды – грамм сто.
Сахар-песок – столько же.
Крахмал – пол стакана.
Воды – литровая кружка.
ГОТОВИМ:
Морошку тщательно толчём (я это делаю в специальной ступе). После чего заливаем горячей водой и ставим на медленный огонь. Доводим до кипения.
Огонь уменьшаем до самого минимума и даём кипеть минут десять-двенадцать.
Берём сито и процеживаем через него наше варево.
В отвар кладём, предварительно разведенный крахмал и сахар. Опять ставим на огонь. Включаем таймер на пять минут.
Готовый кисель охлаждаем и разлив по тарелкам или стаканам, подаём на стол.
СЕКРЕТАРЬ ПОСОЛЬСТВА
«Скотина Мальцов и оскотинившийся на ту минуту Веневитинов пристали с ножом к горлу – пей, и я насилу уехал от них, ушибленный весьма больно Веневитиновым».
Редактор «Московского вестника» М.П. Погодин
«Я обязан чудесным спасением своим как необыкновенному счастию, так и тому, что не потерялся среди ужасов, происходивших перед глазами моими. ...»
«Вечный жид» (по названию популярного романа французского писателя Эжена Сю).
«Ужасное происшествие в Тегеране поразило нас до высочайшей степени… При сём горестном событии Его Величеству отрадна была бы уверенность, что шах персидский и наследник престола чужды гнусному и бесчеловечному умыслу и что сие происшествие должно приписать опрометчивым порывам усердия покойного Грибоедова, не соображавшего поведение своё с грубыми обычаями и понятиями черни тегеранской»
Министр иностранных дел К.В. Нессельроде командующему Кавказским корпусом И.Ф. Пас-кевичу 16 марта 1829 г.
«Персидское правительство говорит, что оно нисколько не участвовало в убиении нашего посланника, что оно даже ничего не знало о намерении муллов и народа; но стоит только побывать в Персии, чтобы убедиться в нелепости сих слов»
Из донесения первого секретаря русской миссии Мальцева.
Январь 1829. Персия. Тегеран.
– Немедленно наденьте вот это и следуйте за мной, – серхенг (персидский термин, который в данном случае следует перевести словом «старшина», «старейшина») швырнул единственному уцелевшему сотруднику поношенный мундир сарваза (дословно «рискующий головой»; солдат; рядовой шахской армии).
– Но ведь в городе неспокойно, и это ещё мягко сказано, – возмутился Мальцев и продолжил, – известно ли вам, достопочтенный, что «я дал одному феррашу (так называются на Востоке служители в знатных домах, в обязанностях которых содержание в порядке и наблюдение за чистотой половых ковров, матов и циновок) целых двести червонцев, и велел немедленно раздать оные благонадёжным людям. После чего собрать их у дверей этого здания и кричать спешащим мимо бунтовщикам, что здесь квартира слуг достопочтенного Назар-Али-Хана! (правитель одной из персидских провинций, сопровождал миссию Грибоедова до Тегерана).
Простой перс закатал меня в ковёр и поставил в угол комнаты вместе с другими, свёрнутыми в трубку. Более трёх часов я ежеминутно ждал смерти, а ваши сарбазы и ферраши спокойно прогуливались среди неистовой черни и грабили, находившиеся в нижних комнатах, мои вещи.»…
– Хватит слов! – оборвал Ивана Сергеевича шахский чиновник, – вас срочно требуют доставить во дворец. Шах ждать не любит. Не испытывайте его терпение. Кстати, чернь ворвалась не только сюда, но и на территорию британской миссии. Убили там нескольких ваших соотечественников, находившихся при лошадях. И более никого. Этими и удовлетворилась, и грабить не стали.
Шах вскочил с места и долго тряс руку секретарю миссии приговаривая:
– Если бы я только знал! Мне мои подданные не докладывали, они, конечно же, будут примерно наказаны! Вы обязаны отписать своему высокородному шаху-царю, ... я никоим образом…! Но согласитесь, в том, что случилось есть и вина русских, и…
Мальцев, высвобождая руку, кивнул.
Из дворца он вышел кавалером персидского ордена Льва и Солнца. Специальным шахским указом ему предоставлялось эксклюзивное право на беспошлинный ввоз в Персию стеклянных изделий своего завода.
9 Мая 1829 года. Санкт-Петербург.
Высочайшим указом «во внимание к примерному усердию и благоразумию, оказанным во время возмущения в Тегеране», наградить Ивана Сергеевича Мальцева орденом Св. Владимира II степени. 10 ноября 1830 года ещё одним высочайшим указом «во внимание к благоразумию, оказанному как после убийства статского советника Грибоедова во время возмущения в Тегеране, так и при отправлении должности генерального консула, всемилостивейше пожалован, по засвидетельствованию генерал-фельдмаршала графа Паскевича Эриванского, кавалером ордена Св. Анны II степени».
«Это молодой человек, который может весьма выделиться, когда с опытом и возрастом несколько созреют его мысли и улягутся его страсти», – Канцлер К.В. Нессельроде в письме к наместнику на Кавказе князю И.Ф. Паскевичу (о Мальцеве)
Два года спустя. Санкт-Петербург. Министерство иностранных дел.
Хозяин кабинета в очередной раз перечитал депешу, поступившую с дипломатической почтой из Тавриза. В ней была изложена настоятельная просьба генерального консула Мальцева освободить его от обязанностей и дозволить возвратиться в столицу, по причине пошатнувшегося здоровья и необходимости безотлагательно заняться делами, связанными со своими владениями: заводами, имениями и землёй.
Взял со стола колокольчик, позвонил и велел вошедшему секретарю пригласить товарища министра (заместитель, помощник должностного лица, возглавляющего ведомство или его подразделение в Российской империи) Сенявина.
– Допустим я его просьбу удовлетворю, и что тогда? – обратился к нему Нессельроде, после того как вошедший ознакомился с бумагой, – так он же сразу по прибытии вообще попросится в полную отставку, ведь здешнее жалованье для него – сущие копейки.
– А ежели откажете, так тут же наживёте себе целую свору высокопоставленных недоброжелателей. Самому императору начнут шептать, с них станется! – парировал товарищ министра и продолжил, – раз уж надумал уходить со службы, так надобно отпускать. И без его услуг обойдёмся. Тем более, по кабинетам нашим, не первый год, слухи ходят, что знал секретарь о готовящемся бесчинстве, потому и выжил. Всем же ведомо, миссия вся погибла, да ещё три десятка казаков головы сложили. Бились до последнего. Окромя Мальцева.
– То дело прошлое. Не мне вам напоминать, что Самодержец Всероссийский за души погубленные дары щедрые от персов получил, – один знаменитый алмаз «Шах» чего стоит. И у нас теперь с ними «вечное забвение злополучное Тегеранского происшествия». Но по поводу грядущей отставки я, пожалуй, с вашими доводами соглашусь. Пусть возвращается, не сочтите за труд, подготовьте соответствующую бумагу, – министр поднялся с места, давая понять, что разговор закончен.
Бывший дипломат в столице не задержался. Отчитавшись, и сдав необходимые документы отправился прямиком в селение, с красивым названием Гусь, где и располагались его заводы. Большая их часть работала в убыток. Виной тому были малые рынки сбыта, огромные расстояния до рынков потребления готовой продукции и отсутствие денежных вливаний.
Вместе с управляющим Иван Сергеевич объехал, принадлежащие ему предприятия и понял, –– нужно принимать срочные меры, иначе всё пойдёт прахом. «Самое место пребывания моё весьма непоэтичное: сыпучие пески, дремучие леса и топкие болота. Всё имение – олицетворение запустения и упадка. Дела так плохи, что главная фабрика (Гусевская), при которой находится до шестьсот душ, дала доход с отрицательными показателями, т.е. четырнадцать тысяч убытку».
Без колебаний он закрыл несколько предприятий, но мастеровых не выгнал, а перевёл на лучшее предприятие, сюда же выписал проверенных в делах управленцев. При заводе создал комнату образцов стекольных изделий.
Памятуя о бумаге шаха, в далёкую Персию отправил караваны с кальянами, полоскательными чашками и флаконами для благовоний.
1835 год.
Успешный заводчик попал в свиту Николая первого, отбывающего за границу, в Чехию. Итогом этой поездки стал купленный рецепт изготовления богемского стекла и образцы тамошнего производства. Вскоре гусевский завод начал выпускать изделия не хуже заграничных.
Сорок пять лет спустя.
Только на двух, самых крупных хрустальных заводах Мальцева Гусевском и Уршельском работало более девятьсот человек. Годовой оборот первого из них составлял девятьсот тысяч рублей.
Совсем недавно Российская империя продала Соединённым Штатам Аляску за семь целых две десятых миллиона долларов. А их доллар стоил в те годы, всего-то один рубль тридцать копеек!
Ну, а что же бывший секретарь посольства? По причине слабого здоровья Иван Сергеевич провёл последние годы своей бурной жизни на юге Франции, в Ницце, где и скончался в возрасте семидесяти двух лет. Он трижды назначался временно управляющим Министерством иностранных дел. Его даже прочили на пост товарища министра просвещения и сватали в министры финансов. Но звание «некоронованного короля русского хрусталя» оказалось дороже!
СУДЬБОНОСНАЯ ПОДПИСЬ
Что за Тайна сокрыта в вечности?
Поиск твой обернётся бедой!
Пепел тьмы не лопать в беспечности –
Книги Льва Котюкова раскрой!
У нас, на Кубани самая настоящая южная осень. А это значит «дождь и дождь без края – нудная, холодная вода».
В такую погоду хочется горячего чая, особенно моего любимого девяносто пятого.
(Александр Ралот «Особый 95-й. Из книги Байки старого мельника»).
Сказано – сделано.
Минут через пятнадцать пузатый чайник, с красивым среднеазиатским орнаментом по бокам, опустел. А что дальше? Надо бы разгрести мои авгиевы конюшни, то бишь навести, наконец, порядок в ящиках письменного стола. Давно собирался, да всё как-то руки не доходили.
Открываю доверху набитый различными папками и тетрадками, с фабулами будущих повестей и рассказов. И первое, что я вижу – его книгу. «Встречные поезда. Книга стихотворений». Москва. Издательство «Современник».
Купил её случайно в Куве (районный центр Ферганской области Узбекистана), в далёком 1987 году.
Помнится, зашёл в «Китоблар» (книжный магазин. узб.) за очередным детективом из серии «Стрела», и увидел её! Открыл и зачитался. За окном ГАЗик сигналит, нам надо срочно ехать в соседнюю Андижанскую область, а я стою у прилавка, читаю и оторваться не могу. Ибо в каждой строчке такая сила, такой неповторимый поэтический дар!
Двадцать восемь лет спустя г. Краснодар
Этот год стал для меня судьбоносным, в самом прямом смысле этого слова. Во-первых, весной, через год после знаменитого «Крым наш» я там-таки побывал! Полмира объездил, а вот на соседний полуостров, в тогдашнюю Украину добраться никак не получалось. А во-вторых, и, пожалуй, это главное – мне вручили билет Союза Писателей, с его подписью. Выходит поверил, в мои скромные возможности! И изменил напрочь мою жизнь. Отныне я, бывший мельник (хотя нас, бывших мукомолов – не бывает!) член могущественной организации «инженеров душ человеческих».
К огромному сожалению (надеюсь, сие вопиющее безобразие скоро исправят!) она не указана в общероссийском перечне профессий, да это и не столь важно. Мы – есть! Существуем несмотря на многочисленные преграды и препоны. Несём людям писательское и поэтическое слово.
И в авангарде нашего непрерывного похода был такой человек, как бессменный руководитель Московской областной организации Лев Константинович Котюков. Два с лишним десятилетия назад он создал Московскую областную организацию писателей и руководил ею до своего последнего вздоха.
Целый батальон специального назначения, в котором несут круглосуточную службу несколько сотен офицеров и не одного рядового или сержанта!
Перечислять вехи биографии этого Поэта и Писателя (Именно так, с большой буквы!) нет никакого смысла. Она подробно изложена в Википедии и доступна любому обладателю современных гаджетов.
На мой взгляд, самое ценное, что оставил после себя этот удивительный человек – многочисленные ученики, его последователи. К коим, правда, только заочно, я могу отнести и себя. Ибо в трудные минуты жизни, открою книгу бесконечно талантливого поэта и прозаика на любой странице, прочту несколько строк и понимаю, что выход всегда есть! Даже из самой безвыходной ситуации!
«Светлая память Льву Константиновичу!
Он был сложной личностью, со своей позицией, но превыше всего для него было литературное творчество, которому он отдал много лет.
Вечная память Поэту!»
Владимир Середин
ПАМЯТИ ЛЬВА КОТЮКОВА
Из прошлого уходят в сны
Поэты-мужики.
Стране поэты не нужны, –
Нужны их кошельки.
Анатолий Куросов
К оглавлению...
