«Верни потерянное детство» (1-12 глава) Михаил Смирнов

 

– Васька, озорник, иди-ка сюда! – облокотившись на перила крылечка, громко закричала высокая женщина, одетая в старенькое линялое платье, в галошах на босу ногу, в косынке, из-под которой выбивались пряди волос и, прислонив мозолистую ладонь лодочкой к глазам, прищурившись от яркого солнца, всматривалась в густые заросли малинника, что разрослись вдоль высокого забора. – Ах ты, негодник! Зачем козе на рога натянул Танькины новые валенки, а? Ну-ка, живо в хату! Вот погоди, батька вернётся, задаст тебе жару. Васька, ремнём отлупцую! – напоследок сказала она и, погрозив кулаком, скрылась в доме, громко хлопнув скрипучей дверью.

– Зачем-зачем… Чтобы твоя коза не пырялась, – вытянувшись на земле между грядками с огурцами, тихо пробурчал невысокий паренёк, лет четырнадцати, с выгоревшими на солнце волосами, в коротковатых штанах с прорехами и в грязной залатанной рубахе. – Ага, напугала… Вот сбегу из дома и не найдёте! А когда вырасту и стану взрослым, как вы, заработаю много-премного денег, вернусь домой, тогда поглядим… А то всё время – Танечка, Танечка…, – он передразнил мать, с хрустом откусил небольшой пупырчатый огурец и начал жевать, изредка поглядывая в сторону крыльца, где сидела младшая сестрёнка и играла с новой куклой, какую ей привезли из города.

Протянув руку между стеблями, Васька нащупал несколько небольших огурцов, сорвал, осторожно сунул за пазуху и медленно пополз вдоль длинных грядок к забору. Добравшись, он раздвинул штакетины, поднялся и только начал протискиваться между ними, как позади него раздался звонкий голос сестрёнки:

– Мам, мамка, а Васька со двора убежал! Вон, вон вдоль соседских огородов несётся… – и, отложив куклу, стала махать рукой.

– У-у-у, ябеда! – оглядываясь, на бегу пробормотал Васька и, придерживая рубашку, с размаху об кого-то ударился, споткнулся и растянулся на земле. – Дождёшься, Татька!

– А ну, шкет, подожди-ка! – опираясь на отполированную за долгие годы клюку, дымя самосадом, проворчал сосед, дед Семён. – Опять нашкодничал, да? Вот я тебе задам! – и попытался схватить Ваську.

Увернувшись от руки, Васька, молча вскочил, поморщился от боли и, прихрамывая, торопливо направился в сторону оврага, разрезавшего пологий берег реки. Сбивая прутом верхушки репейника, он добрался до оврага и, оглянувшись на деревню, скрылся за густым кустарником, росшим по краю. Пробежал по узкой тропке к реке. Выбрался на прибрежную полосу и, осмотревшись, неторопливо побрёл в сторону старых рассохшихся, брошенных лодок, что лежали на берегу вверх днищем. Там, под одной из плоскодонок, которая стояла на боку, подпёртая толстыми кольями, находилось его убежище, где он прятался от родителей, если что-нибудь натворит дома или в школе, скрывался от ребят, когда играли в войнушку или в прятки, да и просто так приходил сюда, когда не было настроения. Тогда разводил маленький костерок перед лодкой, сам залезал под неё, ложился на охапку духмяного сена и, задумавшись, долгое время проводил на берегу, посматривая на пляшущие язычки пламени, на широкую реку с медленным течением, на противоположный берег, заросший густым лесом, изредка, из-за которого доносились звуки церковных колоколов. Там стояло большое село, где он ни разу ещё не был. Здесь же, под старой лодкой, лежали его запасы: куча тряпья, что приволок из дома, охапки духмяного сена, на котором всегда лежал, наблюдая за рекой, старый мешок с прорехами, где хранил картошку, исподтишка выкопанную на поле, две самодельные удочки, чтобы ловить уклеек и плотвичек, да небольшой котелок, оставленный кем-то из приезжих рыбаков. Это было его богатство, и тут находился его мирок, куда он никого не пускал, и никому про него не рассказывал. Мирок, где он был по-настоящему счастлив.

Посвистывая, Васька, оглядываясь по сторонам, чтобы его никто не заметил, осторожно перебрался через лодки и внезапно остановился, затем присел, скрывшись за плоскодонкой, и стал всматриваться туда, где было его убежище. Оттуда доносилось какое-то позвякивание, пахнуло дымком костра, печёной картошкой. Раздался треск веток, замелькали искры и едва заметные язычки пламени. Мелькнула чья-то небольшая тень и скрылась под лодкой. Долго просидел Васька, наблюдая за убежищем и дожидаясь, когда снова появится незнакомец, чтобы его внимательно рассмотреть. И не выдержав, решил сам проверить, кто вздумал занять его место без разрешения. Поднявшись, медленно ступая по песку, он подобрал на ходу обломок доски, чтобы выгнать или обороняться от чужака, как уж придётся, подошёл и, размахнувшись, закричал осипшим от волнения голосом:

– Эй, ну-ка, вылезай! А то, как дам разочек, сразу все рёбра пересчитаю. Кому сказал, а? – и замолчал, посматривая.

Но стояла тишина.

Шмыгнув, Васька взглянул на костёр, над которым висел котелок, на удочки, что валялись возле лодки, затем легонько ударил по днищу и нерешительно сказал:

– Слышь, если ты нечистая сила, тогда сгинь, а если человек, покажись, – и на всякий случай, немного отошёл в сторону и оглянулся, думая, куда же убегать в случае опасности.

Под лодкой послышалось шуршание, кто-то ойкнул от боли, тихо застонал, показались чьи-то ноги в рваных кедах и перед Васькой появился давно не стриженый паренёк в заношенной одежде с чужого плеча, через прорехи были видны большие синяки, свежие ссадины, едва затянувшиеся, с синяком под глазом и с рассечённой бровью. Запахнув старенький пиджак, мальчишка исподлобья взглянул на Ваську, немного повернулся к нему боком, ожидая нападения, и застыл, сжимая кулаки.

– Эй, кто ты такой? – продолжая держать в руках обломок доски, грозно нахмурившись, спросил Васька. – Почему без спроса взял мои вещи? И вообще, пацан, катись отсюда – это моё место. Понял?

Мальчишка молчал, продолжая стоять и, наклонив голову, наблюдал за каждым движением Васьки.

Заметив, что незнакомый паренёк молчит, Васька осмелел, сделал шаг вперёд и намахнулся обломком:

– Сейчас, как дам разочек, так закувыркаешься! – сказал он, размахивая обломком перед собой. – Чего стоишь, как пень? Беги, пока от меня кренделей не получил. А то наших мужиков позову, так они сразу по шее настучат. Знаешь, какие они злющие?! – начал Васька пугать паренька.

Мальчишка горько усмехнулся, осторожно дотронулся до брови, на которой запеклась кровь, поморщился и тихо сказал:

– Да лучше бы ваши дядьки отлупили, чем…, – он нахмурился и, не обращая внимания на Ваську, присел возле костра. – Можешь звать…

– Чем – кто? – не удержавшись, с любопытством спросил Васька. – Ты откуда взялся? Из дома сбежал, да?

– Слишком любопытный, – буркнул паренёк, поднял с песка и бросил несколько веток в костёр и протянул к огню худые незагорелые руки, где тоже были заметны синяки и ссадины.

Шмыгнув, Васька с сочувствием посмотрел на него:

– Ничего, пацан, не переживай, всё заживёт! – примирительно сказал он и, отбросив обломок доски, присел рядом с мальчишкой. – Мне тоже много раз попадало, когда с ребятами дрался. Домой приду, так ещё и папка ремня давал, чтобы я не хулиганил. Поэтому здесь и сделал место, чтобы никто ко мне не совался. Расскажи, что с тобой случилось? – и кивнул на побои.

Долго мальчишка не отвечал. Обняв колени, он смотрел на воду, переводил взгляд на противоположный берег, изредка поглядывал на край острова, видневшегося вдалеке возле излучины. Сглатывая слюну, глядел голодным взглядом на котелок, в котором варилась жиденькая ушица да на пару штук небольших картофелин, что лежали возле костра. Затем тихо произнёс:

– Слушай, но про меня никому не говори, что я здесь прячусь, – хрипловато сказал он. – Если они узнают, тогда меня добьют. Понял?

– Д-да, – запнувшись, сказал Васька и огляделся по сторонам. – Никому не скажу. Правда-правда!

 

 

 

– Ты когда-нибудь бывал в городе? – неожиданно спросил мальчишка. – Или всё время проводишь в деревне?

– Да, с мамкой ездили на рынок, и полдня по магазинам ходили, чтобы для школы вещи купить, да ещё учебники с тетрадками, – начал подробно рассказывать Васька, а потом спросил. – Слышь, пацан, как зовут тебя?

– Толик… – коротко сказал паренёк.

– А меня, Васькой. Бери картошку, кушай и говори, что с тобой случилось, – кивнув на костёр, где под углями виднелся запечённый краешек картофелины, сказал он, удобно привалился к лодке и приготовился слушать. – Ну, Толян, рассказывай…

– Думаю, вы встречали на рынке таких же пацанов, как я, которые ходили между рядами, в толпе и выпрашивали продукты или немного денег у покупателей. В нашей группе было человек пятнадцать. Одни занимались попрошайничеством, другие воровали, третьи отнимали деньги, часы, документы у пьяных, а были даже такие пацаны, кто определял по одежде, по кошельку, как живёт этот человек, и потом его показывали старшему, а он провожал до подъезда, чтобы узнать, где живёт этот человек, и через несколько дней квартиру грабили – уносили из неё всё самое ценное, что попадало на глаза. Когда я оказался у них, меня определили в попрошайки – к тем, кто ничего больше не умеет делать…

– А как ты очутился у них? – не удержавшись, нетерпеливо спросил Васька. – Сам пришёл, да?

– Не перебивай, – буркнул Толик и нахмурился, вспоминая о прошлом, потом продолжил рассказ. – Туда я попал после смерти родителей. Они возвращались домой и только стали переходить дорогу, как на перекрёсток вылетела большая грузовая машина. Столкнувшись с «Жигулями», она на большой скорости сбила мамку с папкой, а потом ещё разнесла продуктовый ларёк, который находился возле остановки, и лишь потом смогла остановиться.

– Ух, шоферюга! – ударив кулаком по лодке, громко воскликнул Васька, – Почему же он раньше не остановился?

– Нет, Васёк, шофёр не виноват, как сказали, – опять поморщился Толик. – У машины отказали тормоза, а дорога была скользкой после дождя. Поэтому он не смог остановиться, да и не успел бы... – наклонив голову, тихо сказал он, – потом были похороны. Соседи всё сами сделали. У нас же, вообще, нет родственников. Мамка с папкой были детдомовцами. Всегда мечтали, что наша семья будет самой лучшей. Ага, стала… Васька, я не люблю вспоминать, что с ними произошло. В общем, меня хотели устроить в детский дом. Когда привезли, я в первый же день сбежал оттуда. Хотел домой вернуться. Добрался до соседнего города. А кушать хотел, аж в животе бурчало! Гляжу, возле вокзала бабульки сидят, торгуют фруктами, семечками, ещё чем-то. Постоял возле них, посмотрел. Стыдно просить. Одна бабушка отвернулась, а я тихонечко с лотка взял яблоко и хотел уйти, но меня какой-то дядька схватил. Ох, как я испугался! И вдруг, откуда-то вылетели пацаны, этого дядьку сбили с ног, мне крикнули, чтобы бежал и сами быстрее в кусты рванули. Я тоже за ними помчался. Они добежали по улочкам и дворам до окраины города, и шмыгнули в старый заброшенный, двухэтажный дом. Ну и я следом за ними заскочил туда. Пока пацаны меня расспрашивали, кто я такой, вижу, тот дядька появился в комнате, где мы спрятались. Я только хотел выскочить, а мальчишки меня схватили и не отпускают. Оказалось, что они наблюдали за мной, когда возле старушек стоял. Сразу поняли, что я один, вот дядька им приказал, чтобы меня разыграли и за собой увели. Вот так я и попал к ним.

– А что дальше-то было? – нетерпеливо спросил Васька, заметив, как Толик снова замолчал и о чём-то задумался. – Остался или сбежал от дядьки?

– А потом мне пришлось с ними жить и вместе воровать, – взглянув исподлобья, хмуро сказал Толик. – Дядя Саша был за главного, но я видел, что к нему приезжали какие-то люди, подолгу с ним разговаривали, несколько раз замечал, как его ругали и грозили, а он отдавал им ворованные вещи и деньги. Иногда они привозили к нам новых пацанов или тех, кого ловили на рынке продавцы. Ох, если такие пацаны попадали, тогда они прилетали на машинах, вытаскивали этих мальчишек и лупили до тех пор, пока они не переставали шевелиться…

– А почему вы не сбежали от них? – не выдержав, опять перебил Васька. – Неужели не могли с одним справиться? Ну, кто вас караулил…

– Да многие пробовали, – с неохотой, поморщившись, сказал Толик. – Тогда не только избивали пацанов, но и закрывали в подвал, и несколько дней держали в нём без воды и еды. Ладно, некоторые ребята тихонечко пробирались в подвал, просовывали под дверь кусок хлеба или ещё чего-нибудь и всё. Я, когда попал к ним и узнал, чем придётся мне заниматься, на следующий день решил сбежать. По рынку немного походил, огляделся по сторонам, вижу, рядом никого нет, ну и перепрыгнул через забор, да побежал на вокзал. Хотел уехать из города. Ага, размечтался… Там меня уже дожидались. Опять приволокли в дом, и начал дядя Саша со своими помощниками меня бить. Ох, как лупили! Я потерял сознание, они водой облили, дождались, когда в себя приду, и снова пинали до тех пор, пока не устали. Потом стащили по лестнице в подвал, бросили на кучу тряпья, дверь закрыли и ушли. Но каждый день проверяли: утром и вечером, когда возвращались. Я несколько раз пытался сбежать, но всегда ловили. А у нас был пацан, Сёмка, ох и шустрый! Он меня всему научил, как надо жить с беспризорниками, как под руку не попасть помощникам, а главное – он велел наблюдать за дядей Сашей. Сказал, что тот не всё отдавал дядькам, кто приезжал за ворованными вещами и за деньгами. Я тогда ему не поверил. А Сёмка шепнул, что сам видел, как дядя Саша в своей комнате пересчитывал деньги, золотые побрякушки, затем отбирал самое лучшее, заворачивал и куда-то прятал…

– А что вы в милицию не могли пожаловаться? – не удержавшись, снова перебил Васька. – Их быстро бы поймали, а вас освободили.

– Ты так думаешь? – горько усмехнулся Толик. – Перед тем, как милиция начинала делать облаву, кто-то успевал предупредить дядю Сашу. Он сразу же поднимал нас и с помощниками уводили в лес или в другой заброшенный дом. День-два там пережидали и, если дядь Саша ничего подозрительного не замечал, потом опять мы возвращались в дом, где жили.

– А что же вы кушали? – спросил Васька, взглянув на худенького мальчишку.

– То, что за день выпрашивали на рынке или сами воровали, – нахмурившись, сказал Толик. – Всё, что приносили, отдавали дяде Саше с помощниками. Они просматривали, лучшее отбирали для себя, потом нас обыскивали и, если ничего не находили, тогда давали немного еды и закрывали в комнату, где мы жили, чтобы никто не сбежал. А утром всех поднимали, выгоняли в любую погоду на улицу, входную дверь на замок закрывали, нас на рынок отправляли, дядь Саша потом куда-то уходил, а его помощники следили за каждым нашим шагом.

– А как же тебе удалось сбежать? – вороша угли в костре, с любопытством спросил Васька. – Как смог обмануть?

– Сёмка исподтишка сказал мне, чтобы вёл себя тихо, не привлекал внимания, после того, как я несколько раз пытался убежать, – иногда задумываясь и, глядя куда-то вдаль, начал рассказывать Толик. – Я так и сделал. Да… А Сёмка-то не обманывал, что дядь Саша не всё отдавал тем людям, кто к нему приезжал, а часть припрятывал. Один раз, когда нас закрыли в комнате, я попросил, чтобы меня отпустили сходить в туалет. Его помощник, Димка Шнырь, открыл дверь, пнул меня, закричал, чтобы быстрее вернулся, а сам остался на месте. Я побежал по коридору и вижу, в комнате включен свет, и кто-то тихо там бормотал. На цыпочках подобрался к двери, осторожно заглянул в замочную скважину, смотрю, а дядька уже деньги пересчитал, разделил на две части, одну завернул в газету, а другую с золотой цепочкой, сунул в карман. Затем поднялся, зашёл в соседнюю комнату, слышу, что-то в ней отодвинул, чем-то зашуршал и вскоре вернулся, довольно похлопывая по пустому карману. Я медленно отошёл, чтобы он не услышал, сбегал в туалет, вернулся к нашим, а помощник, как врезал мне по носу, аж кровь брызнула. Схватил за воротник, втолкнул в комнату, дверь запер и ушёл спать.

Я долго лежал в темноте, ждал, когда кровь остановится и думал про тайник. Не выдержал, тихонечко разбудил Сёмку и всё ему рассказал, что удалось мне увидеть. В общем, всю ночь мы не спали с ним. Всё шептались, как бы найти его деньги и оттуда сбежать. И придумали…

– Что придумали? Говори! – возбуждённо прошептал Васька и исподтишка, подозрительно огляделся по сторонам. – Обманули, да?

– Не перебивай, – махнув рукой, резко оборвал Толик. – На следующий день, как обычно, мы начали шнырять по рынку, и с Сёмкой на глазах помощника, съели несколько пирожков, какие купили на выпрошенные деньги.

– Зачем? – не понял Васька. – Кушать захотели?

– Затем, чтобы нас отлупили и закрыли в подвале, – буркнул Толик и, скинув старенькую рубашку, показал большие кровоподтёки и ссадины. – Так и получилось, как мы задумывали. Вечером, когда все вернулись, нас сильно избили помощники и оттащили в подвал. Мы отлежались немного, кое-как дождались утра, когда все разойдутся, а потом я показал Сёмке узкую щель, через которую можно пробраться в подвал, который находился в соседнем подъезде. На ощупь нашли в темноте какую-то железяку, с трудом оторвали доску, пролезли на другую сторону, выбрались в подъезд, через разбитое окно вылезли на улицу и быстро спрятались в кустах. Немного подождали – тишина. Осмотрелись по сторонам и, никого не заметив, мы подкрались к двери. Сёмка пошарил в траве, нашёл гвоздь, какой бросил туда вечером, когда вернулись с рынка, и начал ковыряться в замке. Вскоре открыл его, и мы быстро побежали в квартиру дяди Саши. Я показал комнату, куда он уходил, и мы стали в ней искать тайник. Не поверишь, всю мебель сдвинули, всё проверили – нет никакого тайника! Опять начали разыскивать. Всё в комнате перевернули, все вещи прощупали, ящики просмотрели. Сёмка уже стал говорить, что я ошибся. Не знаю, что меня заставило подойти к решётке вентиляционной, которая на полу находится. Разозлившись, пнул ногой, а она отлетела в сторону. Я улёгся на грязный пол, просунул туда руку и почувствовал, что там находится несколько свёртков. С трудом достал их, уселись с Сёмкой на пол, развернули, и взгляды не можем оторвать. Не поверишь, перед нами лежала куча денег и много всяких золотых украшений. Сёмка от удивления присвистнул, быстро бросился в другую комнату, где смог разыскать какие-то старые сумки. Даже не считая, мы разделили пополам всё найденное в тайнике, навели в комнате порядок, чтобы дядька сразу не спохватился, потом выскочили из подъезда, дверь опять на замок закрыли, а сами побежали в лес, чтобы спрятаться. Если бы на вокзал поехали, нас бы сразу же поймали, а в лесу Сёмка каждую тропинку знал. Он сказал, что нам нельзя торопиться сбегать из города. Все дороги перекроют, чтобы нас поймать. А лучше на денёк укрыться в лесу, и потом незаметно пробраться на другую станцию. Ну, мы так и сделали. Дом-то стоял на окраине города. Лес недалеко находился. Мы спрятались в траве на опушке, смотрим, наши вернулись. Немного времени прошло, кто-то из помощников вышел из подъезда и открыл подвал, чтобы нас проверить. Наверное, минуты не прошло, как он вылетел оттуда и быстрее побежал к дядьке. Я не знаю, что там было, но вскоре подъехала машина с теми, кому он часть добычи отдавал. Ох, как начали они дядьку лупить, да его помощников! Мы первый раз такое видели. А наши мальчишки стояли, стояли, наблюдали, как этих бьют, а потом, как бросились в разные стороны бежать! Дядьки остановились и не знают, что делать. Наших ловить, или этих продолжать бить? Пока они думали, пацаны успели скрыться. Эти здоровые парни подняли дядьку и помощников, что-то долго им говорили, ругались, затем сели в машину и уехали. А дядька постоял, потом как заорал, что из-под земли нас достанет, везде найдёт, куда бы мы ни спрятались, и с нами рассчитается за то, что мы забрали из тайника. Ух, Васька, у меня аж мурашки по телу побежали от его голоса! Смотрим, он помощникам что-то сказал и они, как собаки пошли по нашим следам. Мы вскочили, Сёмка крикнул, чтобы я не отставал от него и, как рванул по лесу! Я следом за ним помчался. Не знаю, сколько времени бежали, но успели несколько раз через какие-то речушки и овраги перебраться, мимо деревни проскочили и снова в лесу скрылись. Потом нашли вывороченное дерево, залезли под корни, листьями укрылись и всю ночь в яме просидели, прислушиваясь к каждому шороху.

Утром, когда рассвело, Сёмка сказал, что нам нельзя появляться на станции, а надо до следующей добираться. Ладно, уже ягоды и грибы были. На ходу срывали и ели. Ха, впервые сырые грибы кушал! И ничего, живой остался. Ох, у Сёмки и нюх на опасности! Едва подошли к станции, я хотел выйти из кустов, а Сёмка прошептал мне, чтобы я не торопился. Словно что-то почувствовал. Почти час просидели в кустах, гляжу, на перроне дядька с помощником появился. Походили, посмотрели, что-то у старушек поспрашивали, потом к кассам подошли, там поговорили, ещё немного постояли и куда-то ушли. Я уже подумал, что всё, мы попались…

– Ну, а, как же вам удалось от них уйти? – прошептал Васька, подозрительно взглянув на прибрежные кусты. – Куда же вы побежали?

– По реке ушли, – задумавшись, сказал Толик и бросил в костёр несколько сухих ветвей. – Сначала шли по берегу, потом наткнулись на лодку. На ней плыли почти полдня, не меньше, а затем расстались. Остановились возле большого села, искупались, одежду постирали, Сёмка сказал мне, что нужно в разные стороны расходиться, чтобы нас не поймали. Он решил вернуться домой, а мне-то некуда ехать. Дождался, когда он прошмыгнул на баржу и спрятался там, потом я сел в лодку и ещё до вечера плыл, пока здесь не остановился. Вот так и сбежали.

– А теперь куда отправишься? – качнув головой, спросил Васька. – У нас останешься, или дальше поплывёшь?

Толик пожал плечами, искоса посмотрел на дальний остров и неопределённо сказал:

– Не знаю, Васька, ещё не решил… Думаю, мне нужно спрятаться. У этих людей руки длинные – всюду достанут. Из-за того, что мы стащили деньги и золото, дядька не простит нам. Везде будет рыскать до тех пор, пока кого-нибудь из нас не поймает.

– А много у него забрали? – с любопытством спросил Васька.

– Подожди секундочку, – Толик поднялся, залез под плоскодонку, отбросил тряпьё, разворошил сено, достал тяжёлую матерчатую сумку и, выбравшись, раскрыл её, и высыпал содержимое на песок. – Вот, смотри…

– Ух, ты! – удивлённо воскликнул Васька, глядя с восхищением на тугие пачки денег, где вперемешку с ними валялись кольца, цепочки с кулонами и крестиками, и даже мелькнули золотые часы. – Ничего себе! Сколько же здесь денег? – спросил он, осторожно дотронувшись до пачек, – я в жизни столько не видел. Да-а уж, наворовал дядька… – протянул Васька и пригладил взъерошенные волосы.

– Не знаю, не считал, – пожав плечами, равнодушно сказал Толик. – Такую же кучу увёз с собой и Сёмка. Наверное, очень много, если к деньгам прибавить золото.

– Да-а уж, – протяжно повторил Васька, взвешивая на ладони тяжёлую, толстую, золотую цепочку. – И куда ты всё это денешь? В милицию отдашь, или потратишь? Ух, сколько всего можно понакупить! На всю жизнь хватит. Правда-правда!

– А зачем? – брезгливо посмотрев на кучку, что лежала перед ними, сказал Толик. – Понимаешь, Васька, пока я был у беспризорников, всего насмотрелся, что некоторые делают из-за этих денег. На рынке готовы из-за украденной копейки затоптать. А дядь Саша и те бандиты, кто к нему приезжал, вообще, страшные люди. Мы же не одни были у них. Сёмка рассказывал, что возле церквей сидят, в подземных переходах, возле магазинов, по электричкам ходят, милостыню просят. А дядь Саша… Он не только страшный, но и хитрый, если сумел своих же обмануть, каждый день присваивая часть того, что мы приносили. И хорошо понимает, что мы не сможем продать золото. Деньги-то потратишь, а куда золото денешь? Поэтому он будет разыскивать нас. Ладно, у Сёмки есть семья, коротая защитит его, а у меня никого нет. Кто за меня заступится? Никто! Я теперь никому не нужен, никому, потому что стал воришкой из-за этих… – он кивнул и замолчал, обнял колени и начал глядеть на затухающий костёр.

 

 

 

Васька тоже молчал. Сидел на песке, о чём-то думая, изредка тихо бормотал, посматривая на Толика, словно решаясь что-то сказать, но сдерживался. На ощупь находил обломки досок или ветки сушняка и бросал их в костёр, наблюдая за огнём и за искрами, которые взлетали над языками пламени. Потом шумно вздохнул и тихо сказал:

– Толька, ты не воришка. Понял? Тебя насильно заставляли красть и выпрашивать. А почему говоришь – не нужен? Мне нужен, моей мамке нужен и папка тоже будет заступаться за тебя. Получается, что ты не один, а нас теперь много. Пусть только сунется этот дядя Саша, сразу их отлупим и в милицию сдадим. Правда-правда!

Толик горько усмехнулся и покачал головой.

– Нет, Васёк, ошибаешься, – взглянув, сказал он. – Не спорю, можно дядь Сашу арестовать, а у меня-то нет родственников. Значит, отправят в детский дом. А я туда не хочу попадать. У нас много было пацанов, которые оттуда сбежали, потому, что их били старшие, а мальчишки боялись жаловаться и поэтому убегали. Некоторые рассказывали, бывают случаи, когда усыновляют или попадают в какие-то семейные дома. Да, тогда им хорошо живётся, почти, как в родной семье, а может, даже и лучше. Но меня никто не усыновит. Все стараются брать малышей. И в семейный приют трудно попасть. Вот и получается, что опять окажусь на улице или снова к какому-нибудь бандиту попаду, где заставят воровать и попрошайничать. Ты, Васька, ничего в жизни не видел, а я уже столько всего насмотрелся, что не каждому взрослому удаётся на себе испытать. Ты ещё с мальчишками играешь, а моё детство закончилось, когда родители погибли, когда к беспризорникам попал, когда учили воровать и жестоко избивали, если сбегал. Моё детство осталось там, в прошлом, когда мамка с папкой были живы, а сейчас… Сейчас я никому не доверяю, даже твоим родителям.

– Да ты что?! – не удержавшись, взъерепенился Васька. – Они очень хорошие! Правда, когда я нахулиганю, папка может стегнуть ремнём, но так, для вида. А мамка поругает меня, разочек шлёпнет полотенцем и всё. Вон сегодня, начал утром умываться, наклонился, а коза Машка подкралась и, как боднула меня, аж искры из глаз посыпались, сразу проснулся. Ух, как разозлился! Сестрёнкины валенки нашёл, поймал Машку, напялил ей на рога эти валенки и привязал, чтобы не свалились. Умора! Она мекает, головой трясёт, а скинуть-то не получается. Так и скакала возле изгороди, пока мамка не увидела. А я почуял, что мне попадёт, взял и сюда сбежал.

– Эх, мне бы куда-нибудь убежать, чтобы никто не разыскал, – тяжело вздохнув, сказал Толик. – Отсидеться в укромном месте, пока меня ищут. Жаль, что далеко не получилось от них скрыться. А они понимают, что я один не смогу уехать на поезде или теплоходе. Милиция сразу же обратит внимание на меня, почему один да ещё с такими деньжищами в дороге и арестуют, а потом ничем не докажешь, что у дядь Саши забрали ворованное. Поэтому, они начнут ездить по всем сёлам и деревням, проверять вокзалы и станции, пока кто-нибудь им не скажет, что видели меня. Вот и придётся прятаться и от бандитов, и от милиции. Да-а, ну и попал я в историю… – и, пригорюнившись, замолчал.

– Может, что-нибудь придумаем, а? – спросил Васька, осматриваясь по сторонам.

– Что именно? – пренебрежительно махнул рукой Толик.

– Ну, это... – запнувшись, сказал Васька, – куда спрятаться.

– Ага, под лодкой буду жить, – бросив ветку в костёр, усмехнулся Толик, – а по ночам вдоль речки прогуливаться, да?

– Почему – под лодкой? – удивлённо посмотрел на него Васька. – Мест много. Так можно запрятаться, что в жизни никто не найдёт. Правда-правда! Вон, глянь туда, видишь край острова?

– Ну и что? – взглянув, спросил Толик. – Построить там шалаш и жить, как Гекльберри Финн и Том Сойер, да?

– Кто-кто? – не понял Васька.

– Это моя любимая книжка, – задумчиво сказал Толик. – В ней говорится, как два друга сбежали на остров, чтобы искать сокровища, а все подумали, что они утонули. За ними тоже бандиты охотились, но мальчишки сумели скрыться, а потом разыскали в пещере клад, который эти бандиты закопали. Получается, как в книге, но только я утащил сокровища у жуликов.

– Ты говоришь, что нужно делать шалаш, – кивнув, засмеялся Васька. – Да на острове целый дворец находится, да ещё несколько барских домов, где раньше жила прислуга, а ты: шалаш, шалаш… Ха, насмешил!

– Откуда на острове дома взялись? – удивлённо спросил Толик и внимательно посмотрел вдаль. – Там же один лес растёт, – он ткнул пальцем в ту сторону.

– Дедка говорил, будто до революции в нашем селе, возле реки, жила богатющая барыня, – начал рассказывать Васька. – А потом случился сильный потоп. Весной, когда пошёл лёд, затор образовался. Ну, вода и пошла верхом. Половину села затопило, и по старице пробила новое второе русло, а часть земли, где стояли дома, отрезала. Вон, глянь туда, это и есть второе русло, а раньше здесь дома стояли. Хорошо, что людей успели спасти, а барыня посмотрела, посмотрела, что её дом оказался на острове, плюнула, и куда-то уехала. А дворец так и стоит целёхонький. С папкой туда плавали на лодке, он показывал его мне. Ох, здоровущий! Каменный, с колоннами… Красота! Нам бы в таком пожить, – и он зажмурился от удовольствия.

Толик долго молчал, о чём-то размышляя и, посматривая на остров, потом нерешительно сказал:

– Придумано неплохо, но, что я буду кушать? Не знаю, сколько времени придётся на нём отсиживаться.

– Ха, да ты не беспокойся! – пренебрежительно отмахнулся Васька. – Удочки с собой возьмёшь, а рыбу всегда можно поймать. Хлеб, картошку и соль я привёзу. Живи, рыбачь, купайся в речке и ни о чём не думай, а я буду за чужаками присматривать, если в селе объявятся. Тогда сразу же к тебе приплыву и предупрежу. Главное, как узнать, что это они появились?

– Легко узнаешь, – сказал Толик, посматривая на остров. – Они могут приехать на серых «Жигулях». Все помощники носят короткие стрижки и одеваются в спортивные костюмы, а дядь Саша толстый и у него на пальце золотое кольцо с каким-то зелёным камнем. И голос очень громкий, будто с глухими разговаривает.

– А-а-а, тогда быстро разгляжу, – сказал Васька и поднялся. – Ты, Толян, сиди здесь, а я сбегаю домой. Пока мамка на работе, наберу продуктов и быстренько вернусь. Главное – не забыть про соль и спички. Притащу запасы, сразу всё загрузим в лодку и на остров переправимся. Понял? Всё, жди меня, – и, махнув рукой, он торопливо направился вдоль берега в сторону села.

 

 

 

Дождавшись, пока Васька не скрылся, взобравшись на обрыв, Толик залез под плоскодонку, укрылся одеждой, что там лежала и, посматривая на речку, вспоминал о жизни беспризорников…

– Толян, – еле слышно шепнул Сёмка: невысокий, вихрастый, шустрый мальчишка, – громче кричи. Дядя Саша не любит, когда орут. Меньше будут лупить. Иди…

Толик робко сделал шаг к двери.

– Что копаешься, пацан? – рявкнул на него высокий, крепкий парень с татуировками на руках и, схватив его за шиворот, одним рывком выбросил в коридор, где Толик с размаху врезался в противоположную стену и повалился на грязный пол. – Живо вскочил и вприпрыжку вперёд! Шеф не любит долго ждать. В темпе, в темпе!

Застонав, Толик поднялся и, сильно хромая, медленно направился к лестнице.

– Кому сказал – живее?! – снова рявкнул парень, влепив затрещину. – Перебирай ножонками, перебирай! Что плетёшься, как черепаха? – и опять ударил по затылку так, что у Толика в голове зашумело.

Едва успел Толик подняться по ступеням и подойти к двери, как от сильного толчка в спину, влетел в комнату и упал перед массивным креслом, на котором сидел дядя Саша, как его называли мальчишки, заманившие в этот дом: толстый, с ласковой улыбкой на лице, но взгляд, аж мурашки пробежали по телу. Он сидел, откинувшись на спинку, смотрел на Толика, улыбался, барабанил толстыми пальцами по подлокотнику, потом громко сказал, словно перед ним был глухой:

– Ну, лодырь, будешь работать или думаешь, что тебя задарма здесь накормят? Сегодня сколько денег принёс? Ах, тебе стыдно просить? – он взглянул на стоявшего позади парня.

Не успел Толик ответить, как почувствовал сильный удар ногой по рёбрам. Вскрикнув, он повалился на пол, корчась от боли.

– Ну, хватит, хватит, – поморщившись, сказал дядя Саша. – Поднимайся…

Толик с трудом встал, стараясь не встречаться взглядом с ним. Покачиваясь, он стоял, опустив голову, и молчал.

– Язык проглотил, да? – ласково спросил дядя Саша. – Слышь, Шнырь, может, сделаем его немым, да немного придурковатым? Что скажешь? Посадим возле церкви. Юродивым-то больше подают, чем простым попрошайкам. А это хорошая мысль! Надо подумать, как лучше дело провернуть. Так, молчун, тогда объясни мне на пальцах, зачем решил отсюда сбежать? Думал, что тебя не сможем поймать? Ошибаешься! У нас везде свои люди находятся. И куда же ты хотел уехать, если не секрет?

Не выдержав, Толик тихо буркнул, не поднимая головы:

– Подальше отсюда…

Дядя Саша громко расхохотался, хлопая ладонями по толстым коленям.

– Мальчик, от меня ещё ни одна живая душа не смогла уйти, – схватив Толика за подбородок цепкими пальцами, прошипел дядя Саша. – Живая, понимаешь? Могу отпустить, если есть такое желание…

Толик исподлобья взглянул на него.

– Отпущу, но в одну сторону, – опять прошипел толстяк. – Туда, где никто тебя не разыщет. Понял, пацан?

– Не пугай, дядя, – брезгливо отдёрнулся Толик от его толстых пальцев. – Да я плевал…

Не успел он договорить, как от резкого удара по лицу, у Толика всё поплыло в глазах. Стараясь удержаться, он пошатнулся и в то же мгновение последовал второй удар, ещё сильнее прежнего. В глазах потемнело, и он упал на грязный пол.

– Плесни водичкой на него, пусть немного оклемается, – глухо, словно через вату донёсся чей-то голос.

Толик вздрогнул, когда его окатили холодной водой. Застонал, схватившись за голову, и заелозил по полу, пытаясь подняться.

– Спрашиваю ещё раз, – раздался голос дяди Саши. – Будешь работать?

– Нет, – прохрипел Толик. – Не заставишь…

– Заставлю, пацан, заставлю, – заорал дядя Саша и сильно пнул его ногой. – Не таких обламывали. Шнырь, делом займись!

– Слышь, Колоб, когда нам деньги отдашь? – грубо спросил Шнырь у дяди Саши. – Мы все дела разводим, наказываем, отмазываем, а ты лапшу на уши вешаешь. Гляди, вызовем на развод…

– Я же вас предупреждал, чтобы вы не называли моё погоняло! – ударив кулаком по подлокотнику, взревел дядя Саша. – Что ты пугаешь меня, щегол? Я и так вам плачу с лихвой, а вы даже за пацанами уследить не можете. А если бы он сбежал, и потом ментов сюда притащил? Кто бы за это стал отвечать? Вы сорвётесь, а мне ласты завернут и в камеру отправят, да? Отрабатывайте бабки, если взяли под крышу, а даром деньги никому не стану платить. Я буду прав на любом разводе. Понял, Шнырь? Работа – деньги! Иначе, много желающих занять ваше место. Трудись, пчёлка!

– Ладно, – прищурившись, зловеще произнёс Шнырь, – посмотрим… А пока принимай работу, – и на Толика обрушился град сильных ударов руками и ногами.

– Гляди, не переусердствуй, – последнее, что услышал Толик перед тем, как потерять сознание.

Они несколько раз обливали Толика холодной водой, задавали вопросы, мол, будет ли он работать, но Толян с трудом выталкивал из себя слово «Нет!». Будет ли он сбегать, и Толик еле слышно шептал: «Да!». И тогда его снова били. Били жестоко, не жалея. Били, пока, наконец, дядя Саша не сказал, что с него на первый раз достаточно. Схватив за шиворот, Шнырь стащил волоком Толика в подвал, бросил, словно тряпичную куклу на ворох тряпья, пнул напоследок и ушёл, закрыв дверь на замок.

Очнувшись, Толик долго лежал и не мог понять, где он находится. Вокруг была тьма, и лишь откуда-то еле слышно доносились звуки капающей воды.

Глухо застонав, Толик хотел подняться, но едва шевельнувшись, почувствовал в теле резкую, тягучую боль. Хотелось заплакать, но слёз не было, а была лишь жгучая ненависть к тем, к кому он попал. Продолжая постанывать, Толик медленно пополз на звук воды. Натыкаясь в темноте на влажные холодные стены, старую рухлядь, понял, что его бросили в подвал, но Толик продолжал двигаться вперёд, пока не почувствовал под руками сырость. Протянув руку, он нащупал в темноте стену. Откуда-то сверху капала вода. «Наверное, из труб» – подумал Толик и начал осторожно водить ладонью по земле, пока не наткнулся на небольшое углубление, в котором была вода. Он с жадностью сделал два-три небольших глотка, намочил руку и осторожно потрогал разбитое лицо. Едва касаясь, протёр его. Снова намочив руку, ощупал голову, на которой были ссадины и шишки. Несколько раз, зачерпнув воду, пахнущую ржавчиной, выпил её, затем плеснул на лицо, намочил волосы и пополз назад. С трудом добравшись до тряпья, он положил голову на согнутые в локтях руки и затих.

– Толян, Толян, – сквозь полузабытьё донёсся чей-то знакомый тихий голос. – Толян, ты живой? Эй, отзовись!

– Кто здесь? – едва шевеля разбитыми губами, прохрипел Толик.

– Живой! – кто-то вскрикнул и ойкнул. – Лишь бы Шнырь не услышал… Это я, Сёмка! Немножко еды принёс. Я скину в дырку, забери и съешь, чтобы не нашли, а то всем попадёт. Понял? Ладно, я побежал. Кто-то по лестнице спускается. Держись, Толян, ты – молодец! – снова в темноте раздался шорох, и наступила тишина.

 

 

 

Взобравшись на небольшой обрыв, Васька приостановился и внимательно осмотрелся по сторонам. Медленно поднялся по косогору и замедлил шаги, прислушиваясь к звукам, что доносились из села. Затем прошёл вдоль огородов мимо околицы и, насвистывая, неторопливо направился по ухабистой дороге к дому, искоса посматривая в каждый проулок и сельские дворы, чтобы не прозевать чужаков. Но ничего подозрительного он не заметил. Всё было, как обычно: малышня играла в песке, старики сидели на лавочках, грелись под солнечными лучами и разговаривали, перекликаясь друг с другом, да в некоторых огородах мелькали косынки – это соседки собирали созревшие огурцы и помидоры, чтобы завтра съездить в город на рынок, продать овощи и заработать немного денег.

Взмахнув прутом, вжикнул по крапиве, что росла возле двора и, распахнув калитку, Васька, не обращая внимания на сестрёнку и привязанную козу, быстро сдёрнул с забора старый мешок. Пробежал в сараюшку и, торопливо спустившись по шаткой лестнице, в темноте начал складывать влажную холодную картошку в приготовленный мешок. Потом из другого отсека достал морковку, штуки три свеклы, что покрупнее, схватился за мешок, приподнял, решая, донесёт или нет. Вытащил его наружу, оставил возле двери, а сам прошмыгнул в дом, где тоже быстро положил в пакет большой каравай хлеба, благо, что мать сама его печёт, забрал пачку соли, несколько коробков спичек, разыскал пару свечек, которые всегда хранили на всякий случай, если отключали свет или зимой обрывало ветром провода. Спустился в подпол, выудил из деревянного ящика большой шмат сала. На веранде взял с десяток крупных луковиц, несколько головок чеснока, завернул в газету старый нож, каким редко пользовались, снова заскочил в сарай, и всё уложил в мешок. Выглянув из-за двери, посмотрел на сестрёнку и осторожно вышел с мешком. Завернул за угол сарая. Пробрался в огород, где ещё сорвал немного огурцов и помидоров. Задумавшись, взглянул на забытую лопату, что валялась на земле и, прихватив её, пригнувшись, тихо пробрался до забора, где был его лаз, протолкнул в него мешок с продуктами, лопату, сам пролез и, не оглядываясь, шумно дыша от тяжести, чуть ли не бегом спустился по крутому косогору. Запыхавшись, Васька присел на краю обрыва, вытирая мокрый вспотевший лоб. Незаметно огляделся и, не заметив никого поблизости, осторожно катнул по крутому спуску мешок, затем следом полетела лопата и, взглянув ещё раз в сторону села, он съехал вниз, опять взвалил мешок на спину и, опираясь на черенок старой лопаты, направился к своему месту.

– Заждался меня? – тихо спросил он, останавливаясь возле тлеющего костра.

Но из-под плоскодонки не доносилось ни звука.

– Эй, Толян, ты где? – шёпотом спросил Васька, заглянул под лодку, но там никого не было. – Слышь, не пугай меня, а то я быстро сельчан подниму!

Позади него раздался еле слышный смешок, и Васька почувствовал лёгкий удар по плечу. Дёрнувшись от неожиданности, он развернулся и с удивлением посмотрел на Толика, стоявшего рядом с ним:

– Слышь, это… как ты подошёл, что я не слышал тебя? – осматривая пустынный берег, спросил Васька. – Где спрятался?

– У беспризорников научился, – тихо засмеялся Толик. – Всем премудростям нас научили, лишь бы деньги приносили хозяину. Ну, ты даёшь! Зачем такой мешок притащил, да ещё лопату взял? Для чего она-то понадобилась?

Шмыгнув, Васька взглянул на продукты и качнул головой:

– Мы же не знаем, сколько времени придётся скрываться, – развязав мешок, сказал он. – Вот я собрал, сколько смог унести. Ты не думай, и лопата пригодится. Можно не только копать, но и корни подрубать, валежник ломать, червяков для рыбалки накопать. В хозяйстве всё сгодится, как говорит мамка. А ты приготовил вещи?

– Да, под сеном лежат, – кивнув, сказал Толик, заполз под плоскодонку и вытащил оттуда тяжёлую матерчатую сумку. – Это всё, что у меня есть.

Васька взлохматил шевелюру, внимательно посмотрел на приготовленные вещи и сказал:

– Достань-ка оттуда ещё топорик, удочки, котелок, ложки и приготовь лодку, на которой сюда приплыл, а я сейчас подгоню свою.

– А зачем тебе нужны две лодки? – с недоумением взглянул Толик.

– Твою надо подальше с глаз угнать, чтобы её никто не заметил, а то будут интересоваться, откуда она тут взялась, – рассудительно сказал Васька. – Понимаешь? Если не будет лодки, значит, и ты здесь не появлялся. Ладно, я побежал…

Васька, перепрыгивая через старые лодки, вытащенные на песчаный берег, быстро помчался в сторону густых кустов, что росли возле воды, склоняя ветви над поверхностью. Добежав до них, Васька медленно зашёл в воду, осторожно отгибая ветви, скрылся в зарослях. Вскоре, оттуда появилась обшарпанная плоскодонка, в которой он сидел, отталкиваясь длинным крепким веслом. Быстро подплыв к месту, где его ждал Толик, Васька положил в свою лодку весь груз, и привязал к корме вторую лодку. Выскочив на берег, он залил водой костёр, внимательно осмотрел место, где сидели и, махнув Толику, залез в лодку и взялся за вёсла.

– Толян, я буду грести, а ты ложись на дно, чтобы меньше тебя видели, и наблюдай за берегом. Быстрее! Мне нужно вернуться домой, пока мамка с папкой не появились. Готов? Всё, отчаливаем, – и, оттолкнувшись веслом, Васька удобнее уселся, поплевал на ладони и начал грести в сторону острова, изредка поглядывая на Толика, который сжавшись в комочек, устроился возле кормы, укрылся старыми вещами и застыл, глядя на удаляющийся берег.

Добравшись до края острова, Васька поднял вёсла и, положив на борт, пустил лодку по течению, а сам стал пристально вглядываться в заросший кустами, камышом и деревьями берег, прислушиваясь к гомону птиц и плеску воды.

– Васька, нам ещё долго плыть? – донёсся тихий шёпот Толика.

– Нет, немного осталось, – также шёпотом, не оборачиваясь, ответил Васька. – Там есть одна заводь, где оставим твою лодку. С берега её совсем не видно. Пусть она в заводине стоит на приколе. Может, пригодится…

Изредка дотрагиваясь до плотной высокой стены камыша, Васька заметил узкий извилистый проход, по которому они плавали вместе с отцом на остров. Быстро схватив весло, он медленно загнал туда лодку, посмотрел, как следом вошла вторая и, почти без всплесков начал пробираться вглубь. Вскоре заросли камыша поредели, замелькала в окнах чистая вода, и через несколько минут они оказались в заводи, укрытой со всех сторон кустами и камышом. Взмахнув несколько раз веслом, Васька загнал лодки под нависшие ветви и, хватаясь за них, начал тянуть, пока лодки не уткнулись в илистое дно возле берега.

– Всё, приплыли, – вытирая вспотевший лоб, устало сказал он. – Вылезай, Толян. Здесь никто тебя не найдёт. Местные жители опасаются сюда плавать, а чужаки не знают проходы, по которым можно добраться до берега.

– А почему сельчане боятся? – откинув тряпье, спросил Толик.

– Ай, – махнул рукой Васька и засмеялся, – кто-то болтанул языком, будто видели привидения на острове, с тех пор никто сюда не суётся. Место-то глухое, всякое может случиться. А призраки… Не знаю, может и есть. Сам видел ночью, как над островом появлялись какие-то огоньки. Ха, ты-то не испугаешься? – взглянув на Толика, хмыкнул он.

Толик посмотрел на него, подхватил мешок, сумку и удочки, и тихо сказал:

– После того, что мне пришлось повидать, меня уже ничем не напугаешь. Понял? Всё, пошли. Показывай свой дворец, – и, шагнув в воду, он выбрался на берег.

 

 

 

Проверив ещё раз, надежно ли укрыты лодки, Васька взял остальные припасы, обогнал Толика и, отгибая ветви, повёл его вглубь острова. Вскоре кусты поредели, появились проплешины полян, на которых темнела густая поросль крапивы да были заметны небольшие ямы и всхолмья. Не оборачиваясь, Васька кивнул, показывая на них:

– Вот, Толян, здесь раньше избы стояли, пока половодьем не снесло.

– А почему дворец барыни, как вы называете его, не затопило? – шагая мимо и посматривая на холмики, спросил Толик. – Дворец… Смешно! – и, не удержавшись, хмыкнул.

– А ты заметил, что мы медленно поднимаемся в гору? – махнув рукой, сказал Васька. – Её усадьба и дома прислуги стояли на холме, а избы в низине расположились. Никто же не думал, что вода сможет пробить новое русло. Дедка часто вспоминал, что их и раньше затапливало, но в тот год река словно сбесилась. Еле-еле сельчане успели спастись, но дворец барыни половодьем не затронуло. Ха, зачем ей жить на острове, когда можно в город уехать или в другую страну? Вот она и смоталась отсюда, бросив усадьбу.

– Долго ещё нам добираться? – пропыхтел Толик, с трудом удерживая тяжёлый мешок. – Устал…

– Нет, ещё немного осталось, – махнув рукой, сказал Васька. – Вон видишь, липа растёт? Какая-какая… Обыкновенная! Ладно, гляди на толстые деревья. Заметил? Вот за ними стоят три дома. В одном жила барыня, а в других находилась прислуга. Потерпи, Толян, сейчас на месте будем.

Перебираясь через упавшие деревья, мальчишки выбрались на большой пригорок, уже заросший кустарником, среди которого видны были островки сирени, бузины и заросли малины. Кое-где мелькали яблони-дички и среди них были видны прохудившиеся местами крыши всё ещё добротных домов, по краю украшенные прорезной резьбой, а немного в стороне над ними возвышался большой кирпичный дом с колоннами, на стенах которого выделялись тёмные пятна от упавшей штукатурки и виднелись кое-где уцелевшие стекла.

– Всё, наконец-то, пришли, – устало сказал Васька, уселся на высокую выщербленную ступеньку двухэтажного дома и бросил поклажу рядом с собой. – Айда, Толян, отдохнём, а потом посмотрим, где лучше тебе расположиться.

Присев рядом с Васькой, Толик стал внимательно осматривать окрестности, все подходы к усадьбе, стараясь запомнить каждую мелочь. Затем перевёл взгляд на дома для прислуги и спросил:

– Васёк, у неё сколько человек тут проживало? Чем же они занимались? – он ткнул пальцем.

– Да всё делали, – мельком взглянув, сказал Васька. – Там и кухня была, и прачечная, и прислуга жила, двух садовников держала, как дедка рассказывал. Богатющая была! Но заботилась о прислуге. Даже дома между собой соединила подземным ходом, чтобы люди в зимние морозы не по улице к ней шли, а по коридору. Мы с папкой нашли этот проход. Никому не стали говорить, что он остался целый – не обвалился. Через него можно не только в другие дома пробраться, но даже выйти неподалеку под обрывом рядом с рекой – это на другой стороне холма.

– А для чего сделали второй выход? – с любопытством спросил Толик.

– Не знаю, – пожал плечами Васька. – Может, чтобы за водой ходить или бельё в речке полоскать, а может, чтобы никто не видел, кто к ней приезжал по реке. Не знаю, врать не стану… Ну, отдохнул? Пошли место искать для тебя.

Поднявшись, ребята собрали вещи и, взбежав по ступеням, осторожно приоткрыли дверь, еле державшуюся на массивных ржавых петлях, и зашли внутрь. Приостановившись на мгновение, Толик с удивлением осмотрелся по сторонам, звонко цокнул языком, увидев широкую мраморную лестницу, ведущую на второй этаж, и сразу же направился к ней, прислушиваясь к эху, которое разносилось по пустому зданию от их шагов и тихих голосов.

Заглядывая в каждую комнату, они прошли по коридору, затем Толик повернул назад и зашёл в небольшое помещение с одним окном, перед которым росла большая липа с раскидистой кроной.

– Вот хорошее место, – стоя возле окна, сказал Толик. – Отсюда я вижу весь холм, все подступы к нему, а с улицы меня не заметят. Глянь, Васёк, здесь даже камин есть, – он подошёл, чиркнул спичкой и посмотрел на огонёк, – всё, тут останусь! Можно в комнате костёр жечь и никто не увидит. Весь дым будет через трубу выходить. Я боялся, что она обвалилась, но огонёк ещё тихонечко колышется, значит, дымоход работает, хоть и слабовато. Где дрова можно взять?

– Ха, вот так насмешил! – махнув рукой, засмеялся Васька. – Да здесь на несколько лет хватит дров. Выйди-ка на улицу, посмотри по сторонам. Они везде валяются. Только успевай собирать. Пошли, натаскаем, всё приготовим, а потом я домой уплыву, а то родители будут ругать меня.

Бросив поклажу на пол, они спустились на улицу и начали быстро собирать хворост, упавшие деревца, старые прогнившие рамы, двери и всё начали таскать на второй этаж, в соседнюю комнату рядом с той, которую облюбовал Толик не только для житья, но и для наблюдения за окрестностями.

Закончив работу, Васька позвал Толика за собой и повёл его по коридору первого этажа. Завернув за угол, они приоткрыли толстую массивную дверь, на которой была установлена крепкая выкованная щеколда, осторожно спустились по лестнице в подвал и, медленно шагая, они направились по узкому проходу, стены и пол которого были выложены тёмно-красным кирпичом.

– Глянь, Толян, здесь, наверное, запасы держали, – приостановившись, Васька осветил свечкой небольшую комнату, откуда тянуло холодом и сыростью, и видны были сломанные отсеки, – а за ней ещё две таких же комнаты есть, но больше по размеру. Айда, покажу выход в соседнем доме, – и, пройдя несколько десятков метров, быстро поднялся по ступеням и с усилием распахнул толстую дверь, обитую металлическими полосами, – вот мы уже добрались, – сказал он, щурясь от яркого солнечного света, оказавшись в большой комнате, где на полу лежала груда кирпичей и куски штукатурки от большой печи, в которой, скорее всего, готовили еду, а может, грели воду для стирки белья, потому что рядом стоял тяжёлый неподъёмный чан, заваленный всяким мусором.

– А где же выход к реке? – осматриваясь, спросил Толик.

– Мы прошли мимо него, – засмеявшись, сказал Васька. – Пошли в коридор…

Закрыв за собой тяжёлую дверь, они спустились по ступенькам и, немного не доходя до помещений, где раньше хранились припасы, Васька остановился, осветил кирпичную стену и, заметив низкий узкий проход, нагнув голову, пошёл по наклонному полу, шёпотом позвав Толика за собой.

Он долго брёл по извилистому проходу, освещая низкий потолок, чтобы не удариться головой. Откуда-то пахнуло сыростью, и через несколько поворотов впереди мелькнуло тусклое светлое пятнышко.

– Там выход к речке, – шёпотом сказал Васька и ускорил шаги.

Осторожно добравшись, он остановился. Внимательно прислушался к звукам, что доносились снаружи, проскользнул в небольшую, но толстую дверь, медленно отодвинул нависшие над выходом ветви, махнул рукой, подзывая Толика и, отодвинувшись, прошептал:

– Смотри, Толян и запоминай. Вон, видишь прогал в камышах? Завтра я туда пригоню дедкину лодку. Всё равно ему не нужна. Зачем, спрашиваешь? Так, на всякий случай. Пусть стоит. Если понадобится, сразу беги по проходу к реке, прыгай в лодку и переправляйся на другую сторону реки. Там густой лес. Есть места, где тебя с собаками не разыщут, как наш папка говорит. Понял? Можешь и за водой сюда ходить, и здесь рыбачить. Тебя никто не заметит. А наблюдать за островом будешь из окна. Да, забыл… На острове находится единственная просека, по которой можно добраться до барского дома. У меня мысль мелькнула. Там можно выкопать глубокую яму и укрыть её ветвями. Если чужаки прознают, что ты здесь прячешься, и сунутся на остров, тогда обязательно попадут в ловушку. Что скажешь, Толян?

Толик задумался, осматривая подходы к острову, потом неуверенно сказал:

– Ты лучше меня знаешь эти места. Если говоришь, что сюда одна дорога ведёт, тогда можно сделать ловушку. А вдруг сельчане на остров сунутся? Они же в яму свалятся!

– Нет, наши мужики сюда не плавают, – отмахнулся Васька. – У каждого свои места для рыбалки есть, а просто так шастать по острову – у них времени нет. Завтра я ещё одну лопату привезу. Думаю, денька за два-три управимся. Всё, пошли назад. Мне домой надо возвращаться, а ты готовься к ночёвке, – и, развернувшись, он медленно пошёл по узкому и низкому проходу.

 

 

 

Отталкиваясь веслом, как шестом, Васька медленно проплыл по узкому проходу в камышах, остановился на краю, долго разглядывал пологий берег и край села, что виднелся над обрывом. Не заметив ничего подозрительного, он быстро сел и начал грести, с силой наваливаясь на весла. Когда до берега оставалось метров пятнадцать, Васька повернул лодку и неторопливо поплыл вдоль него. Теперь никто не догадается, что он был на острове. Добравшись до кустов, Васька загнал лодку под нависшие кусты, чтобы её никто не заметил, неторопливо выбрался на берег, покрутился возле своего места, заполз под плоскодонку. Всё проверил под ней, что никаких вещей Толика не осталось и, побродив по берегу, взобрался на обрыв, присел на краю, незаметно осмотрелся и, поднявшись, неспешно направился по косогору в сторону дома, из-под ладошки поглядывал на вечернее солнце и прислушивался к мычанию коров, которые шли с пастбища.

Поравнявшись с огородами, пригибаясь, Васька подбежал к забору. Прислонившись к штакетнику, он через щели осмотрел двор. Осторожно раздвинул доски, прошмыгнул в дыру и, тихо ойкая, когда задевал крапиву, медленно обошёл сарай. Выглянул из-за угла и, увидел мать, сидевшую на скамейке возле двора. Крадучись, поднялся по ступеням, осторожно приоткрыл дверь, чтобы не заскрипела, проскользнул на веранду и в полутьме, оглядываясь назад и радуясь, что его никто не заметил, ударился головой в живот отца, стоявшего перед ним.

– Ой, папка, что меня пугаешь? – отпрыгнув в сторону, спросил Васька. – Стоишь и молчишь…

– Та-а-ак, – хмуро посмотрев на сына, протянул отец и не глядя, снял со стены широкий ремень. – Ну, рассказывай, где шлялся весь день, оголец?

– С Петькой и Серёжкой Ерёмиными ходили в черёмушник, – не моргнув глазом, соврал Васька, – а потом бегал на рыбалку. Так хорошо клевало. Эх, жаль, вот такая рыбина сорвалась! – и, показывая, он раздвинул руки. – Правда-правда!

– Ну, а, где же остальная рыба, какую поймал? – так, словно невзначай, спросил отец. – Мамке успел отдать, или во дворе оставил?

– Как – где? В реке, – не дослушав отца, торопливо сказал Васька и, поняв, что проговорился, быстро добавил. – В речке ловил, а потом уху сварил.

– Ага, понятно, – неуловимо усмехнувшись, сказал отец. – Уха-то вкусная была? Да, конечно… Ну, значит, ты сегодня вдоволь наелся. Это очень хорошо. Почему? Потому что вместо ужина пойдёшь травку полоть, а то все грядки заросли, а помочь матери некому. Пока мы за столом сидим, ты успеешь немного прополоть, а потом и мы присоединимся.

– Пап, пап, я ещё хочу кушать, – торопливо сказал Васька, понимая, что может остаться без ужина. – Пока всё убрал на берегу, весь мусор сжёг, костёр затушил, пока на берегу посидел, на речку смотрел, на закат, а потом до дома ещё добирался – сколько времени прошло, вот я снова страсть, как проголодался. Правда-правда!

– Верю-верю! Сам такой, – проворчал отец и спросил. – А скажи-ка мне, мил-человек, куда ты целый мешок припасов утащил? Танюшка же видела и мне рассказала, когда я вернулся. Ну, что молчишь-то?

Опустив голову, Васька сосредоточенно думал, что бы ответить отцу. Если обмануть… Отец не любил, когда ему говорили неправду. Набраться храбрости и рассказать всю правду, что произошло, он не знал, как папка отнесётся к тому, что он спрятал Толика на острове. Вдруг, как услышит про Толяна, папка возьмёт и милицию вызовет? Те примчатся из района, заберут Тольку и снова отправят в детдом, или станут с ним разбираться, откуда он взял целую кучу денег и золота. Нет, никто не поверит ему, что он вытащил их из тайника, скажут, что будто украл, и тогда его отправят в колонию. А тут ещё и бандиты его везде разыскивают. Главное, что сейчас ещё никто не догадывается, что Толян спрятался на острове. Ага, значит, отцу лучше ничего о нём не рассказывать. Пусть, вообще, никто не знает, что в селе появился чужой пацан. Эх, ничего не поделаешь, но папку придётся обмануть, чтобы Толика спасти.

– Ага, пусть Танька внимательно глядит, что я тащу с собой, а не с куклой играет, – нахмурившись, забурчал Васька, – сунул всего несколько картошек, немного огурцов и хлеба, а она уже наговорила, будто целый мешок с продуктами уволок.

– А лопату для чего забрал? – прищурившись, спросил отец, посматривая на Ваську.

– Как – для чего?! – скорчив рожицу, удивлённо сказал Васька. – Я же не буду руками червяков копать. Ай, тоже мне – лопата! Три раза копнул, а она сломалась. Что, нельзя в городе хорошие, крепкие купить? Завтра опять собрался на речку порыбачить, а чем буду крючок наживлять, а?

– Всё, хватит, никуда не пойдёшь, – погрозив пальцем, проворчал отец. – Делами надо заниматься, а не шляться по рыбалкам. Вон, мать постоянно жалуется на тебя. Ты зачем сегодня опять учудил с козой…

Васька непроизвольно потрогал место, куда боднула коза.

– Да, тебе бы так, – не поднимая головы, обиженно засопел он. – Это не коза, а сторожевая собака. Но собаки бросаются на всех прохожих, а наша только на меня кидается. Что ей сделал плохого, не понимаю. Папка, а если она ещё раз боднёт, тогда я твои валенки ей на рога напялю. Понял? Это ты виноват, что приучил её бодаться, когда она маленькая была.

– Ладно-ладно, успокойся, – примирительно сказал отец. – Что-нибудь придумаю. Вон, мамка уже Зорьку подоила, молоко несёт. Сейчас ужинать будем. Иди, умойся, а я Танюшку позову, – и, похлопав сына тяжёлой рукой, отец неторопливо вышел на крыльцо.

Васька облегчённо вздохнул, радуясь, что отец ничего не заподозрил.

Спустившись по ступенькам, Васька подбежал к рукомойнику, быстро сполоснул руки, два-три раза провёл мокрой ладонью по лицу, размазывая грязь, и только хотел вернуться в дом, как его за шею поймал отец и, нагнув, удерживая, намылил заскорузлую ладонь и принялся мыть Ваську, не слушая, как он кричал на весь двор. Содрав с него грязную рубашку, отец легко подхватил ведро с холодной водой и опрокинул сыну на спину. Раздался истошный визг и громкий хохот.

– Вот как нужно умываться, а не так, как ты – чуть-чуть намочил лицо и волосы, и всё, – продолжая смеяться, он толкнул Ваську к крыльцу. – Иди, поросёнок. В субботу баньку протоплю – со мной пойдёшь. Новый веничек возьму. От души тебя напарю.

– Ага, размечтался, – вздрагивая от прохладного воздуха, проворчал Васька. – Лучше из дома сбегу, чем с тобой пойду. Понял? – и быстро заскочил на веранду, громко хлопнув дверью.

Схватив ломоть хлеба и помидорину со стола, Васька пристроился возле окна и стал наблюдать за улицей, внимательно поглядывая, кто мимо дома проезжает или проходит.

– А ну-ка, живо иди за стол, – раздался позади голос матери. – Нечего куски со стола таскать. Не успел зайти в дом, как опять высматриваешь, куда бы снова сбежать.

– Я никуда не собираюсь убегать, – откусив хлеб, пробубнил Васька. – Просто сижу и смотрю, кто сейчас на улице. Вон дедка Семён снова пошёл овечек искать. Шальные. Никак ко двору не привыкнут. Теперь до ночи будет за ними по селу ходить. Да, забыл…. Сегодня бабе Нюре целую машину сухостоя привезли. Снова, наверное, начнёт папку просить, чтобы на дрова распилил.

– Куда деваться – одна живёт, – посмотрев в окно, сказала мать. – Кто ещё станет ей помогать, как не наш папка? Главное, что зимой в избе теплынь будет. Надо тоже к леснику сходить и попросить, чтобы делянку дал. Пора и нам дрова заготавливать, пока дожди не начались. Всё, хватит языки чесать, пошли за стол. Там папка с Танюшкой, наверное, уже всю жареную картошку съели с салатом. Поднимайся, – и она пошла к двери.

 

 

 

Наступили вечерние сумерки.

После ужина, отец вышел на крыльцо, уселся на ступеньку, удобно привалился к перилам, закурил, выпуская густые клубы дыма, и взглянул на красный закат.

– Да, завтра будет ветер, – щурясь от едкого дыма, неторопливо сказал отец. – Как бы дождь не натянуло. Уборка началась, в огородах всё поспевает, а если накроет обложными облаками, тогда зарядит морось на несколько дней. Эх, ещё бы недельки две-три хорошая погода простояла, чтобы всё успеть сделать, а потом уже занялись бы мелочёвкой. Знатный хлебушек уродился в этом году, Васька. Подойдёшь к краю поля, глядишь на него и глаз оторвать не можешь. Колосья налились, к земле склоняются, а сами словно золотом сверкают. Ух, красота!

– Папка, а когда меня возьмёшь на комбайн? – прижавшись к крепкому отцовскому плечу, спросил Васька. – Мы бы вдвоём хлеб убирали. Ты же обещал….

– Возьму-возьму, – затушив папиросу, сказал отец. – На следующий год будешь со мной работать. Узнаешь, как хлебушек достаётся, – и взглянул на Ваську красными воспалёнными глазами, – научу, сынок, всему научу. Лучше пользу людям приносить, чем время тратить на пустяшные дела, никому не нужные.

– Пап, а почему барский дом не отремонтируют? – неожиданно спросил Васька. – Ну тот, куда с тобой ходили…

– А почему ты вспомнил про него? – искоса взглянув, спросил отец.

– Не знаю, – пожал плечами Васька. – Сегодня, когда рыбачил, всё на остров поглядывал. Вспоминал, как туда с тобой плавали, и ты показывал его. Дом-то хороший. Жалко, если развалится. Наладили бы его, да сделали в нём детский дом, или какой-нибудь санаторий для детей. Всё польза была бы.

Отец досадливо закряхтел, посматривая на Ваську. Растёр мозолистыми ладонями лицо, хмыкнул, покачал головой и сказал:

– Странно, что такие слова от тебя услышал. Странно… Васёк, а мысль-то очень хорошая и место отличное! Как я сам-то раньше об этом не подумал? Поставить мост, наладить снабжение и пусть ребятишки отдыхают. Сказали, что скоро собрание будет, так надо поговорить на эту тему. Думаю, своими силами справимся, если сельчане согласятся. Немного освобожусь, а потом мы снова туда съездим. Хочу ещё раз взглянуть и подсчитать, в какую сумму обойдётся ремонт дома, строительство детской площадки да всего, что там может понадобиться. Молодец, Васька, хвалю! – и похлопал его по худенькому плечу.

Шмыгнув, Васька с гордостью посмотрел по сторонам. Эх, жалко, друзья не видели и не слышали, о чём он разговаривал с отцом. Вот бы позавидовали! И тут же нахмурился, вспомнив про Толика и то, что его разыскивают бандиты. Прижавшись к отцу, он медленно обвёл взглядом сельскую улицу, где ещё играли мальчишки, да возле некоторых домов, неторопливо разговаривая, старики сидели на лавочках. Ни чужаков, ни незнакомых машин нигде не было видно.

– За кем наблюдаешь? – обняв Ваську, спросил отец. – Смотришь, словно кто-то должен в селе появиться. Что случилось? Ну-ка, говори…

Васька вздрогнул, услышав слова отца, взглянул искоса и, запнувшись, сказал:

– Н-нет, пап, ничего не случилось. Сижу, смотрю за пацанами, да как дедка Семён с соседом разговаривают. Мы же в такой глуши живём, что у нас может произойти? Не понимаю…

– Не скажи, сынок, – покачал головой отец. – Вон в Захарьино, где пристань стоит, два дня приезжие искали каких-то мальчишек. Слух прошёл, будто пацаны обокрали квартиру, утащили какие-то документы, устроили пожар, чтобы скрыть следы, сами сбежали оттуда, а хозяин успел их заметить и пустился в погоню. Ох, что вытворяет, хулиганьё! Говорят, что эти пацаны в нашу сторону направились. Оглянуться не успеешь, как из дома всё вынесут и красного петуха пустят. Куда смотрят родители, не понимаю. Воспитывать таких нужно, воспитывать!

– А наши рассказывали на дойке, что эти жулики магазин обворовали, – раздался позади голос матери. – Валька Семитошкина как раз ездила в Захарьино, тётку провожала и видела тех, кто кинулся вслед за ворами. Они-то и говорили, будто пацаны утащили из магазина огромный мешок с деньгами…

– Ай, брехня! – нахмурившись, отмахнулся Васька. – Откуда вы взяли, что пацаны успели и магазин ограбить, и документы стащить, да ещё и квартиру поджечь?

– Валька сама с этими чужаками разговаривала. Ты же знаешь, как она любит поговорить да новости послушать, что и где произошло. Вот и сказала, что один из них представительный такой, словно начальник, да ещё с кольцом дорогим на пальце, а другие моложе и одеты по-современному – в спортивных костюмах. Всё у неё допытывались, видела жуликов или нет в нашем селе. Хотели ещё в какие-то села заехать, а потом у нас появиться. Вдруг, да нагрянет жульё сюда, а они сцапают их.

– Не верю! – опять сказал Васька. – Почему пацанов ищет не милиция, а какие-то дядьки, а? Тем более что одним говорят, будто магазин ограбили, а другим рассказывают, что квартиру обворовали. Да ещё сами ищут. Странно…

Отец опять досадливо закряхтел, потёр щеку, взглянул на жену, стоявшую рядом с ними:

– Ирин, а наш Васька-то правильно рассуждает, – взлохматив волосы, сказал он. – Почему не милиция бросилась в погоню, а какие-то чужие дядьки? Что-то и у меня появились сомнения, будто это хозяин квартиры, какую обворовали мальчишки. Нет, ты послушай, а почему же они, то про магазин говорят, то про квартиру? Что-то здесь не срастается. Сбегай к Ваньке, к брату, узнай. Он же участковый, как-никак. Если ему не сообщали из района, значит, что-то чужаки задумали. Не зря крутятся в наших краях, не зря. О чём-то замышляют. Может, сами присматриваются, что можно своровать? Сходи, Ирин, сходи…

– Ладно, сейчас пойду, – спускаясь по ступеням, сказала она. – Всё равно хотела к ним сбегать, у Тоньки электропрялку попросить. Заодно у Ваньки узнаю про жуликов. Ты, Валер, присматривай за Танюшкой. Она уже заснула. Как бы с кровати не упала, – и, запахнув кофту, быстро пошла по проулку.

Отец с Васькой остались сидеть на крылечке.

Достав пачку папирос, отец выудил одну, чиркнул спичкой – огонёк выхватил из полутьмы хмурое лицо с глубокими морщинами на лбу и на щеках. Пахнуло едучим дымком. Глубоко затянувшись, он выпустил большое облако дыма, помахал рукой, разгоняя его. Опять затянулся, надрывно начал кашлять, уткнувшись в ладони. Затушив папиросу, он встал, подошёл к летней кухне, бросил окурок в печку и вернулся на крыльцо.

Вскоре скрипнула калитка и во двор зашла мать. Заметив Ваську с отцом на крыльце, она подошла к ним и, запыхавшись, сказала:

– Ещё не спите, полуночники? Ну, так вот… Иван ответил, что никаких ограблений магазинов в нашем районе не было, как не было краж из квартир с поджогом. Получается, что-то чужаки задумали. Но почему они разыскивают мальчишек, участковый ничего мне не ответил. Сказал, что постарается разузнать.

– Вот, а вы не хотели мне верить, – зевнув, сказал Васька. – Я никогда не обманываю.

– Ладно, твоя взяла, – похлопав по Васькиному плечу, сказал отец и поднялся. – Всё, хватит сидеть. Пора на боковую. О-хо-хо, завтра рано вставать – и, потянувшись, он зашёл в дом.

 

 

 

Утром, едва начало светать, Васька проснулся. Зевая, протирая сонные глаза, он поднялся, оделся и тихо прошмыгнул на кухню. Не присаживаясь на табуретку, выпил стакан молока. Осторожно налил ещё в бутылку для Толика и, откромсав большой ломоть хлеба, едва слышно скрипнув дверью, вышел на улицу. Разыскал старую кирку, подхватил возле сарая прислоненную к стене совковую лопату, пролез через свой потаённый лаз в заборе и, оглядываясь и прислушиваясь, торопливо стал спускаться по пологому склону к реке.

Поёживаясь от утренней прохлады и густой росы, что поблёскивала на траве, он быстро добрался по узенькой тропинке до обрыва. Присев на краю, медленно осмотрелся, стараясь рассмотреть в сумеречном свете каждую мелочь, что попадала на глаза. Долго вслушивался в доносившиеся звуки со стороны села. Затем осторожно соскользнул вниз. Мельком заметил, как их сосед, дядя Петя, положив удочки, подсачек и сумку в лодку, взялся за вёсла и, заскрипев уключинами, начал быстро грести в сторону камыша, что разросся вдоль берега. Проводив его взглядом, Васька неторопливо направился к лодкам, которые стояли вдоль берега, привязанные к небольшим столбикам, вбитым глубоко в грунт. Добравшись до плоскодонки деда, он оставил вещи на берегу, залез в лодку, разыскал старую консервную банку и быстро вычерпал воду. Выбравшись, Васька пошарил в кустах, разыскивая вёсла. Достал их и положил в лодку. Загрузив на корму принесённые вещи, он ухватился за короткую верёвку и, стараясь не шуметь, потащил плоскодонку к своему месту. Там, набросив петлю на колышек, Васька пригнал из заводинки свою лодку и, привязав к корме дедову, он ещё раз осмотрелся, и умело повёл плоскодонку с прицепом к острову.

Доплыв до края острова, Васька положил вёсла на борт лодки, и её медленно потащило течением вдоль береговой линии, заросшей густым кустарником, камышом и роголистником. Васька сидел и внимательно всматривался в заросли. Заметив между деревьями прогал, он приостановил лодку, долго разглядывал с воды заросшую просеку, о чём-то тихо пробормотал и, взявшись за весла, быстро погнал плоскодонку к тому месту, где они вчера выглядывали из подземного прохода, рассматривая заводину. Лавируя по узкому проходу в камышах, Васька переплыл заводь, наклонившись, протолкнул обе лодки под кусты, привязал их и, забрав вещи, раздвигая ветви, перебрался на берег и по высокой росной траве, торопливо направился к барскому дому.

Едва заметив провалившуюся крышу здания, Васька несколько раз громко и резко свистнул, предупреждая Толика, что это он идёт. Но стояла тишина. Лишь утренний ветер шумел листьями в кронах деревьев да птицы вовсю заливались, радуясь новому дню.

Обеспокоенный молчанием Толика, Васька прибавил шаг и, напрямки, быстро помчался к дому, согнувшись и, держа на плече лопату и кирку. Сбросив их возле входа, он с трудом приоткрыл дверь, прошмыгнул в образовавшуюся щель и громко крикнул. Но Толик снова не отозвался. Васька помчался по коридору, быстро взбежал по лестнице, дошёл до комнаты, которая понравилась пареньку, осторожно приоткрыл дверь и замер. Там никого не было. Васька заметил вещи, расстеленные в углу, в камине увидел кожуру от картошки и всё. Куда мог исчезнуть Толик, он не знал.

Походив по комнате, Васька задумчиво осмотрел её и решил, что его новый друг отправился через подземный коридор к реке, потому что он должен был туда пригнать дедкину лодку. Но почему они не встретились, Васька не мог понять. Наверное, Толик спускался с другой стороны холма и они разминулись. Насвистывая, он спустился вниз, прошёл в конец коридора и через комнату, где была дверь в подвал, сбежал вниз и, держась за стену, в темноте стал пробираться по узким проходам. Вскоре в коридоре стало немного посветлее. Васька зашагал быстрее. Прошло несколько минут и он, выглянув наружу и, щурясь от ярких лучей утреннего солнца, осмотрелся и, опять не заметив Толика, обеспокоенно крикнул и прислушался. Но снова, как и в доме, никто не отозвался.

Испугавшись, что Толика поймали бандиты, у которых он утащил деньги и драгоценности, Васька бросился назад, ударяясь в темноте о выступы и не чувствуя боли. Попав обратно в дом, он снова побежал в комнату, где начал внимательно осматривать каждую вещь. Увидел, что исчезла лопата и сумка, где лежали деньги, но следов борьбы не заметил. Да и чужих следов на пыльном полу тоже не было. Облегчённо вздохнув, Васька решил, что Толик ушёл прятать сумку, как он велел ему сделать. Но его беспокоила одна мысль, что за то время, пока он находился на острове, можно было не только спрятать, но и вернуться в дом, тем более Толик знал, что утром они должны были встретиться, чтобы пойти к старой просеке. Усевшись на широкий подоконник, Васька стал осматривать из окна все подходы к дому. Он долго просидел, наблюдая за окрестностями, но друг так и не появлялся.

Васька решил отправиться на его поиски.

Он вышел из барского дома и стал медленно ходить возле здания, внимательно глядя под ноги. Вдруг ему показалось, что он увидел отпечаток обуви. Присев на корточки, Васька начал рассматривать еле заметные вмятины среди травы. Пройдя несколько метров, он ещё наткнулся на такие же следы. Вскоре, под яблоней-дичком, увидел несколько сорванных листьев. Осмотрел их, обернулся, взглянул на те места, где были отпечатки, и засмеялся, догадавшись, где Толик может находиться. Поддёрнув старенькие штаны, Васька пронзительно свистнул и, не обращая внимания на колючки и крапиву, быстро побежал с пригорка в сторону старой просеки.

Перебираясь через поваленные деревья, продираясь сквозь заросли кустов, Васька прислушивался, что происходит впереди. Вскоре до него донёсся непонятный шум, потом глухие удары и звяканье металла. Медленно шагая, Васька подошёл к большому завалу. Постоял, хмуро посматривая на старые деревья и, осторожно цепляясь, залез на завал и, взглянув вниз, звонко рассмеялся.

– Толян, а чего меня не дождался? – вытирая выступившие слёзы, спросил Васька у чумазого, измазанного землей, друга. – А я обыскался тебя. Приплыл, пришёл в комнату, а тебя нет. Побежал к речке, там посмотрел. Потом заметил, что исчезла сумка и лопата. Подумал, что ушёл деньги прятать. Сидел, ждал, ждал… Не выдержал, начал следы искать. Наткнулся на отпечатки и по ним сюда добрался. А что ты так рано встал, и без меня копать ушёл? Мы же договорились. Я молока с хлебом принёс. Вылезай, позавтракай. Эх, меня бы подождал, чем одному мучиться…

– А что сидеть без дела? – вытирая вспотевшее лицо и оставляя на нём грязные разводы, сказал Толик, опёршись на лопату. – Я ещё вчера пробежался по острову. Всё посмотрел, подумал, в каком месте лучше выкопать ловушку. Выбрал местечко, и утром пришёл сюда. Вон, глянь, почему решил здесь копать, – оставив лопату в яме, Толик выбрался, открыл бутылку, откусил от горбушки, сделал несколько глотков молока и позвал Ваську за собой.

 

 

 

Остановившись возле кромки воды, Васька протянул руку и сказал:

– Толян, видишь на другой стороне такую же старую просеку? Как дедка говорил, будто по ней барыня ездила в свой дом. А это русло, что перед нами, раньше тут была низина и река, когда случился большой затор, здесь пробила второе русло, отрезав холмы с усадьбой. Да я тебе уже рассказывал, – повернувшись, он махнул рукой и внимательно осмотрел начало просеки, затем взглянул на воду, заросшую камышом, роголистником и задумчиво сказал, – Толян, чтобы твой дядя Саша с помощниками поверил, будто ты на острове прячешься, надо сделать проход до открытой воды. На берег вытащить лодку, словно на ней переправлялся. Понял? Если они клюнут на приманку, тогда, переправившись, пойдут по просеке и угодят в ловушку, какую им приготовим.

– Ага, у тебя всё так легко получается, – хмыкнув, съехидничал Толик. – Заманили, они переплыли, в яму угодили и сидят в ней, плачут и нас уговаривают, чтобы их отпустили. Не смеши! Ты в город поедешь, чтобы им рассказать, где я нахожусь, да? Так они и поверили… Ха!

Васька взглянул на него исподлобья, нахмурился, взлохматил и без того растрёпанные волосы, потом медленно сказал:

– А ты знаешь, что они уже по соседним сёлам ездят, и тебя разыскивают, а? Тёть Валя Семитошкина была в Захарьино и не только видела их, но и разговаривала с ними. Понял? Вот так! Они думают, что ты вместе с другом, где-то здесь прячешься. И не знают того, что он-то уехал к себе. А когда слух дойдёт до них, что ты один остался, тогда начнут охотиться только за тобой, потому что именно ты утащил у них деньги и золото. Я долго вчера размышлял про эту историю и понял, что твой друг им не нужен, а если ты попадёшь им в руки, думаю, что тебя не пожалеют. Сколько ты украл у них миллиончиков, а? Не считал, да? Вот поэтому они всю округу исколесили, везде слух пустили, что вы обворовали квартиру и сожгли её, что ещё и магазин ограбили, забрали огромный мешок с деньгами и сбежали. Теперь все люди будут присматриваться к каждому незнакомому мальчишке, который появится в их селе или деревне. Твои-то дядя Саша с помощниками сразу поняли, где вам легче скрываться. И поэтому начали на машине гонять по всем деревням. А сейчас, когда ты остался один, они будут идти по твоим следам. Понял? Фу-у, язык устал болтать!

Толик, присев на поваленное дерево, долго молчал, с тоской посматривая на противоположный берег реки. Не глядя, отламывал кусочек коры и медленно крошил её между пальцами. Снова нащупывал, ломал и не замечал, что крошки падают на штаны, на ноги, усыпая их мелкой коричневатой пылью. Потом взглянул на Ваську.

– Что же мне делать? – глухо спросил он. – От них не спрячешься. Я же говорил, как дядь Саша закричал, что из-под земли достанет. А здесь, как в западне – никуда с острова не убежишь, никуда… – и опять тоскливо посмотрел на берег.

– Пошли к яме, – услышав звук лодочного мотора, сказал Васька. – Здесь нас видно, как на ладошке. Нечего торчать на берегу, и зря время терять. Там поговорим, на месте, – и, развернувшись, он направился по заросшей просеке вглубь острова.

Забывшись, Васька быстро обошёл большой завал, что попал на пути и, замахав руками, едва успел остановиться перед глубокой ямой, которую Толик успел выкопать.

– Тьфу, ты! – чертыхнулся он, цепко хватаясь за дерево. – Чуть было в неё не свалился. Хорошее место для западни выбрал. Через завал нельзя перебраться – слишком высокий, да ещё и ноги переломаешь, если сунешься, и проход всего лишь один – здесь. Любой человек, наткнувшись на него, обязательно решит пройти там, куда я пошёл. И яму не обойдёшь, и не заметишь. Не под ноги смотришь, а на ветви, что торчат, и опасаешься, лишь бы за них не зацепиться, чтобы одежду не порвать. Здорово ты придумал, Толян!

– Это единственное место, где они могут попасть в западню, – продолжая хмуриться, сказал Толик. – Главное, как заманить их на остров? Да ещё так сделать, чтобы они по просеке пошли, а не каким-нибудь другим путём?

– Э-э-э, не волнуйся, – небрежно махнул рукой Васька. – Я останавливался напротив просеки, когда сюда плыл. Всё просмотрел. Есть одна задумка. Несколько раз прогонишь лодку через камыши, чтобы появился проход и оставишь её на берегу, на самом видном месте. Пусть думают, что ты здесь находишься. А чтобы не сомневались, бросишь в лодке рубашку или какую-нибудь вещь, чтобы они её узнали. Не дрейфь, Толян, поймаем их, как на живца! Всё, хватит болтать. Полезли в яму. Надо внутри сделать её, как грушу. Туда свалятся, а выбраться не получится, – и, сбросив вниз лопату с киркой, он спрыгнул следом.

Объяснив, что делать, Васька взял совковую лопату и стал наблюдать, как Толик подрубал стены, расширяя внутрь и вглубь яму. Когда на дне накопилась земля, Васька попросил отойти в сторону друга, и начал быстро выбрасывать её наружу. Потом снова уступил Толику место. Так, меняя друг друга, они по очереди работали, изредка делая небольшие перерывы. К вечеру, когда солнечные лучи скрылись за деревьями, ребята, ухватившись за верёвку, с трудом вылезли на поверхность и, вытирая грязные лица, уселись, прижавшись спинами к завалу.

– Фу-у-у, – шумно выдохнул Васька и посмотрел на ладони, где были кровяные мозоли, – хорошо поработали! Много сделали. Даже не думал, что столько успеем выкопать. Вон, Толян, глянь, какую кучу земли набросали. Осталось ещё немножко углубить и всё.

– Да, кучка большая, – посмотрев, сказал Толик, – но её нужно отсюда перетаскать в лес, чтобы не видели. Сразу могут догадаться, что здесь кто-то ковырялся. Ладно, Васька, плыви домой, а я немного отдохну и потом уберу землю. Всё равно мне нечего делать.

– Да ну... – протянул Васька, глядя на худого Толика. – Вместе перетаскаем.

– Нет, один управлюсь, – покачал головой Толик, – а тебе надо домой, а то, наверное, уже потеряли. Пока доплывёшь, пока доберёшься… Отец начнёт ругать, что весь день где-то пропадал.

– Это правда, – вздохнув, согласился Васька и поднялся. – Может и ремнём стегнуть для острастки. Лишь бы не догадался, что я был на острове. Ладно, Толян, я побегу. Утром приплыву, и сразу сюда приду. Хорошо?

– Хорошо, – прикрыв глаза, сказал Толик. – Буду тебя ждать.

Васька неторопливо добрался до лодки. Вытолкнул её из-под нависших кустов. Медленно проплыл по прогалу в камышах. Приостановившись, он внимательно осмотрел противоположный берег, реку и, налегая на вёсла, быстро начал грести к своему месту. Завёл лодку в заводь, спрятал её и, скрываясь за кустами, добрёл до берега, вышел на песчаную косу и, нахмурившись, остановился.

Перед плоскодонкой, где было его место, сидел отец около костра и, не обращая внимания на Ваську, что-то ложкой помешивал в котелке, висевшим над огнем.

 

 

 

Васька стоял, не зная, что ему делать. Убегать поздно было. Спрятаться тоже не успеет. Эх, как же он проморгал, что на берегу находится папка?! Когда подплывал, нужно было оглянуться ещё раз. Нужно было… А сейчас назад не повернёшь. Как отец мог догадаться, что у него тут место, где он всегда чувствовал себя в безопасности? Да-а уж, теперь придётся новое укрытие подыскивать. Что сказать папке, чтобы поверил? Его же очень трудно обмануть. Как отец говорит, что он человека насквозь видит. Точно! Сколько раз пытался его обвести, так сразу догадывался. И вчера, когда вернулся домой, скорее всего, что папка не поверил ни одному слову. Ох, сейчас и попадёт! Васька вспомнил, что он даже не успел умыться, когда домой поплыл. Осторожно шагая, он снова зашёл в воду, наклонился, морщась от боли, быстро вымыл руки в мозолях и, несколько раз плеснув на лицо, торопливо протёр его рубашкой, но грязные потёки так и остались видны. Наконец, решившись, Васька тяжело вздохнул, выбрался на берег, подошёл к отцу и удивлённо спросил:

– Папка, а ты чего тут делаешь, а? Как меня разыскал? – и осторожно осмотрелся.

Отец, продолжая помешивать ложкой в котелке, искоса взглянул на него, усмехнулся и сказал:

– Ты же на рыбалку убежал. Вот я захотел ушицы похлебать. Пришёл сюда, сидел, сидел на берегу, но так тебя и не дождался. Ладно, удочку нашёл под плоскодонкой. Мелочёвки наловил, сунулся за котелком, а под лодкой ничего нет. Пришлось сходить за своими припасами, чтобы уху приготовить да сынульку накормить, а то устал он и проголодался, где-то прошлявшись весь день. Не расскажешь, где был, что видел, что слышал, а, Васёк? Что молчишь-то? Говори, я жду... – и опять посмотрел на сына.

Васька резко дёрнул себя за волосы, понимая, что отец обыскал его место, но, ни припасов, ни лопату он не нашёл. Единственное, о чём папка не догадался – это то, что здесь находится Толик. Главное – самому не проговориться о нём, тогда отец сразу поймёт, что его обманывают, и не отстанет до тех пор, пока ему не расскажешь. Поддёрнув штаны, Васька уже смелее посмотрел на отца.

– Пап, а что я должен говорить? – удивлённо спросил он и, увлечённо стал рассказывать. – Утром хотел порыбачить, но ветер помешал. Дядь Петю заметил, как он уплыл на своё место. Посидел на берегу, подумал и решил, что нужно найти места, где стоит рыба. Да захотелось взглянуть на барский дом. Всё в лодку побросал и начал по речке плавать – ямы искать, где рыба собирается. Одну разыскал в коряжнике. Место хорошее, но трудно рыбу вытащить, все крючки оборвёшь. Потом остров со всех сторон осмотрел. Нашёл заводь, лодку оставил в ней, а сам по барскому дому ходил, рассматривал. Затем по подвалу полазил. Так интересно в нём, папка, если бы ты знал! Даже старые кладовые нашёл, где запасы хранились. Ну, я свои припасы там оставил, чтобы не испортились…

– Верю-верю, сам такой, – так, словно невзначай, сказал отец и, подув на горячую ложку, сделал небольшой глоток. – Ух, хороша, ушица! Сынок, случайно, у тебя перчик не завалялся? – словно ничего не произошло, спросил он.

– Какой перчик? – запнувшись, с недоумением посмотрел Васька. – А-а-а, так я же говорил, что все продукты оставил в подвале барского дома, чтобы не испортились, – и махнул в сторону острова.

– Ага, понятно, – едва усмехнувшись, сказал отец. – И две лопаты, какие унёс из дома, и чуть ли не полный мешок с картошкой и морковкой, и котелок, и топорик… Продолжить, или сам расскажешь, для чего всё туда переправил и, где такие мозоли на ладонях набил? Ох, ушица! Язык проглотишь… и, причмокнув, покачал головой.

Поперхнувшись, Васька закашлялся и стал лихорадочно думать, что ответить отцу.

– Папка, что пристал? – забурчал Васька, спрятав руки за спину. – Я решил на острове сделать шалаш и в нём ночевать, если поплыву на рыбалку. Это там – с другой стороны, рядом с барским домом. А чем тебе мозоли не нравятся? Сколько километров отмахал по реке, выискивая рыбные места для нас, а вёсла-то тяжеленные – страсть!

– Верю-верю, – опять повторил отец. – А лицо, почему в земле? Наверное, червяков зубами доставал, да? – и усмехнулся.

– Папка, – возмущённо сказал Васька, поддёргивая сползающие штаны, – хватит надо мной смеяться! Это паутина прицепилась в подвале, пока лазил по нему. Что смотришь-то? Правда-правда! Зачем я буду обманывать тебя? Сплавай на остров и проверь, – и, присев рядом с отцом, наклонился над котелком и принюхался, – ух, вкуснятина! Снимай с огня, кушать хочу, аж в животе заурчало.

Отец, молча, приподнял металлический штырь, ухватил тряпкой дужку котелка, снял его и поставил на песок. Развернул небольшой свёрточек, вытащил раскладной нож, разрезал пополам краюшку хлеба и половину протянул Ваське:

– Ешь, – коротко сказал он и, причмокивая, начал быстро орудовать ложкой, стараясь выловить крупные куски картошки и разваренную рыбёшку. – Ох, хороша уха! Ох, душистая! Что сидишь-то, сынок?

Васька, отщипывая кусочки хлеба, аккуратно клал их в рот, и медленно жевал, с завистью посматривая на отца.

– Ложки-то у меня нет, – насупившись, буркнул он. – Всё туда переправил. Ладно, папка, кушай, а я потом поем, после тебя.

– Эх, плох тот солдат, кто в запасе ложку не имеет, – сказал отец, вытащил из кармана вторую ложку и протянул Ваське. – Держи, разгильдяй! Кушай, пока ушица не остыла.

Васька, сначала медленно, потом всё быстрее заработал ложкой, только сейчас почувствовав, как сильно проголодался. Но вскоре, с недоумением заглянул в котелок, когда ложка заскребла по дну. Оглянулся на отца, который сидел, прислонившись к перевёрнутой лодке, и с улыбкой наблюдал за ним. Васька исподлобья посмотрел на него, облизал ложку, вздохнул с сожалением, глядя на пустой котелок и, неожиданно рассмеявшись, звонко похлопал по животу:

– Ух, вкуснятина! – сказал он, подхватил посуду и, спустившись к воде, начал драить её песком, пока она не заблестела. – Папка, кто научил тебя так вкусно готовить? – оглянувшись, крикнул Васька.

– Жизнь, – нахмурившись, коротко ответил отец и, закурив, замолчал, посматривая на огонь.

– Как – жизнь? – не понял Васька, подошёл и сел на бревно.

– Да так… – выпустив струйку едучего дыма, сказал отец и бросил окурок в костёр. – Раньше, когда я был ещё пацаном, такой еды в нашем доме не водилось. Весна наступала, появлялась крапива, дикий лук, лопушки, мы собирались и на луга убегали. Рядом тощие коровы пасутся, и мы между ними ползаем, тоже траву собираем и жуём. А крапиву принесём домой, бабка, царство ей небесное, щи из неё сварит, потомит в печи, чуток подбелит молоком, и нас за уши не оторвать было от чугунка. А если повезёт и найдём несколько картошек, перезимовавших на поле, ух, как радовались! Испечём, и прямо с кожурой съедали, а она почерневшая и сладкая… Да-а уж, так до зимы и жили с ребятами на траве, на ягодах, грибах и на рыбе, которую налавливали в свободное время. И ничего, все выжили, все выросли… – и отец снова замолчал, задумчиво глядя на огонь.

 

 

 

Васька тоже ничего не говорил и не спрашивал. Молча сидел рядом с отцом. Изредка кидал в костёр дрова. Палкой ворошил угли. Смотрел, как по ним пробегали маленькие язычки пламени. Ложилась серая бахрома пепла на уголёк, отлетевший из пламени. Слушал, как потрескивали дрова, охваченные пламенем, и наблюдал за искрами, которые взлетали над костром. Ему нравилось сидеть возле реки, глядеть на реку, что несла свои воды куда-то очень далеко, туда, где он ни разу ещё не был. Смотреть на воду, в которой отражались мириады звёзд, когда они бывали здесь с ночевьём. Слушать, как в темноте плеснёт хищная рыба, разгоняя стройный звездный хоровод, или ворохнётся сонная птица в густом кустарнике. Нравилось лежать на духмяной траве и слушать неторопливую речь отца о том прошлом, о котором и не знал, не ведал. Нравилось, что отец советовался с ним, как с взрослым, или о чём-либо расспрашивал и давал советы. А он лежал на траве, пока не засыпал под размеренный говор и не чувствовал, что отец поднимался и укрывал его старой телогрейкой, а сам снова садился возле костра и молча просиживал до утра, пока над рекой не начинался клубиться утренний туман, закручиваясь в фигуры фантастические...

– Пап, а почему вы плохо жили? – не выдержав молчания, спросил Васька. – Так плохо, что даже нечего было покушать, да?

Отец внимательно взглянул на него из-под густых бровей, потёр щетинистый подбородок, отвернулся, о чём-то задумавшись, затем снова посмотрел:

– В нашей семье было восемь душ детей, и все мал-мала-меньше, – медленно выдавливал он слова. – Да ещё бабка с дедом. Вот и посчитай, сколько едоков жило в одной избе. Это у нас с мамкой всего – ты да Танюшка. Что попросите, всё покупаем. А раньше нам приходилось одежду и обувь друг за другом донашивать. Весна наступала, вот уж мы радовались! До холодов носились босиком. Кушали всё подряд, что собирали в лесу или на лугах, да ещё и домой приносили. Ты говоришь, что плохо жили… Нет, Васёк, мы весело жили. Пусть бывало, что впроголодь, но весело и дружно. Друг за друга горой вставали. А ты с Танюшкой не можешь общий язык найти. Эх, дети, дети…

– Ага, найдёшь с ней, – пробурчал Васька, вороша угли в костре. – Она же сразу ябедничает, если что-то увидела. А мне-то обидно! Вы хвалите её, а мне всегда попадает.

– Васька, так она же не специально это делает, – отец прижал его к себе. – Танюшка ещё маленькая, что заметила, о том и говорит. Если бы в нашей семье было несколько детей, тогда и отношение друг к другу было бы другим…

– А почему нас всего двое? – не унимаясь, проворчал Васька. – Вон у тётки Вали четверо носятся, у тётки Гали три пацана, а у нашего участкового уже шестеро, а сам-то ещё молодой, если посмотреть на его старшего сына. А мы…

Отец снова искоса взглянул на него.

– Да-а уж, интересный у нас разговор зашёл, – медленно сказал отец. – Не думал, что коснёшься этой темы, не думал. Ну что же… Ты уже вырос и думаю, пора тебе правду узнать. Надеюсь, что поймёшь. Помнишь, когда Танюшка родилась, наша мамка очень долго пролежала в больнице?

– Да, я помню, как ты почти каждый день ездил в райцентр, а меня оставлял у соседей, – чуть помедлив, сказал Васька.

– В общем, мамку еле получилось спасти, – нахмурившись, тихо сказал отец. – Врачи дневали и ночевали возле неё, и все-таки выходили, но из-за болезни, у неё больше детей не будет. Я не стану подробно рассказывать, главное, что наша мамка выжила. Поэтому и к Танюшке, немного по-другому относится. Нельзя на неё обижаться, нельзя. А дядя Ваня… Это особый разговор. Им нужно гордиться, что он сделал, а некоторые смеются, не хотят понимать, что они с жинкой совершили. Да-а уж, каждый бы так относился к детям, и сирот на земле бы не было.

– Не понял… Каких сирот? – удивлённо посмотрел Васька. – Откуда они взялись?

– Обыкновенных, у кого отца и матери нет, – насупившись, сказал отец, – или такие, чьи родители – пьяницы и в тюрьмах сидят, а их детишек отправляют в детские дома. А моё мнение такое, что никакой детский дом не сравнится с хорошей семьёй, где ребятишек любят и уважают, как своих родных. Как говорят в народе: «Что в душу ребёнка заложишь, то и прорастёт». Так и наш дядь Ваня поступил…

– Пап, что он сделал? – с недоумением взглянув, спросил Васька.

– Да-а уж, не каждый в их годы отважится такую ответственность взять на себя, не каждый, – не слушая Ваську, задумчиво продолжил отец. – Ты был малышом, сынок, когда дядь Ваня женился и жил в городе, работая в милиции. И во время его дежурства, кто-то позвонил и сказал, что рядом с магазином стоит коляска с двумя малышами. Они поехали на вызов. И правда – на морозе стояла старая коляска, а из неё раздавался плач. Они быстрее забрали ребятишек, кто-то остался составлять протокол, а дядя Ваня с напарником рванули в больницу. Пока оформляли, он держал их на руках. У него стали забирать, а он не может отдать. Мне говорил, руки, словно судорогой свело. Кое-как взяли ребятишек, унесли, а они поехали домой. Он рассказал своей Антонине про малышей. А у неё добрая душа – расплакалась. Ну и начали они навещать малышню в больнице. Поиграют с ними, потютюшкаются. Те заливаются, и дядь Ваня смеётся. А когда пришла пора переводить их в Дом ребенка, дядь Ваня с Тоней не выдержали. Стали пороги оббивать, чтобы детей им отдали. В общем, кое-как уговорили, оформили документы на усыновление. Дядь Ваня смог добиться перевода в наше село и, забрав малышей, они приехали сюда. Не прошло и двух-трёх лет, как Антонина привезла ещё двоих ребятишек из детского дома, а потом и сама двойню родила. Вот и подумай, Васёк, сколько добра и тепла в их душах, если они на такой шаг решились. И скажи, ты видел, чтобы дядь Ваня с Тоней делили детей на своих и чужих? Нет! И живут так, что любая семья позавидует. Поэтому я сказал, что побольше бы таких людей, как они…

– Пап, – перебил его Васька, – а почему же вы не взяли ребёнка из детдома?

Отец долго молчал, думая, как бы объяснить Ваське, потом сказал:

– Мы хотели взять, но понимаешь, сынок, пока вы были малышами, наша мамка несколько лет проболела. Вы подросли. Усыновить малыша – будет большая разница в возрасте, а принять в семью твоего одногодка или Танюшкиного… Честно скажу, даже не знаю, каким он вырастет. В таком возрасте тяжело воспитывать детей. У одних уже свои привычки появились, и на жизнь смотрят другим взглядом, не таким, каким ты глядишь. Начнёшь перевоспитывать, а вдруг хуже сделаешь? А у других есть родители, и ребятишки знают об этом, и будут не нас любить, а своих, пусть они даже плохие, но для ребят они всегда останутся хорошими. Есть и третьи, кто постоянно сбегает из детского дома. Для них лучше бродяжничать, чем в тепле жить. Они уже привыкли попрошайничать и воровать. И это наша общая беда. Понимаешь? Общая! Потому что мы не смогли их уберечь от настоящей беды. И отвечать придётся нам, если ребят отправят в колонии. Что они видели в жизни хорошего? Ничего! И в этом они будут нас обвинять – людей, кто не помог им в трудную минуту, – отец сильно ударил кулаком по колену, немного помолчал, потом продолжил, – недавно ездили в город за запчастями. Ну и решили на рынок заскочить. Хотел вам что-нибудь вкусненького купить. Набрал печенья, конфет на все деньги, что были с собой. Иду между рядами, гляжу, мальчонка в грязной одежде, сам немытый, пристроился возле очереди и что-то высматривает. Я понял, что это беспризорник. Несколько таких же ребят встретил, пока гостинцы покупал. Я надумал дать ему печенье с конфетами. Жалко мальчонку. Вижу, что голодный. Протянул руку, чтобы по голове погладить, а он, как отдёрнулся и смотрит на меня, словно волчонок. Того и гляди – укусит. Достал из пакета печенье, протягиваю ему, а он головой качает – отказывается, не подходит и осматривается, куда бы сбежать. Я по-хорошему говорю, чтобы взял, а он отшатнулся и шепчет, чтобы немного денег дал вместо печенья. Все карманы обшарил и ни копейки не нашёл! Он постоял, потом услышал чей-то свист и еле слышно сказал:

– Ладно, дядь, я побежал, а то мне попадёт. Меня уже разыскивают, – и быстро скрылся в толпе.

Понимаешь, Васька, до сих пор не могу забыть его взгляд. Взгляд не ребёнка, а взрослого. Твой ровесник… Пока стоял с ним рядом, такое чувство было, словно ты находился передо мной. Так и не могу его забыть… Сколько же покалеченных душонок бродит по земле?! Когда же порядок настанет, чтобы дети – детьми были, а не зверьками? Наверное, никогда, если их за людей не считают. Страшно, Васька, и обидно, что в наше время ещё есть беспризорники…, – и, с хрустом сжав кулаки, отец замолчал.

Молчал и Васька, вспоминая разговор отца и Толика, который остался на острове.

 

© Смирнов М.И. Все права защищены.