ПРОГУЛКА ПО БЕЛГРАДУ
Идём по городу Белграду
Для шопинга и променада.
Проходим мимо Тайшмайдана.
Потом по Деспота Стефана.
Здесь не Москва, не надо «тачки».
Здесь можно просто по «пешачке»
До крепости Келемегдан
Дойти, подняться на курган,
С восторгом молча наблюдая
Слиянье Савы и Дуная.
* * *
Сняв с полки и отбросив мигом
Условность временных границ,
Откроешь жизненную книгу,
Прочтёшь десятка два страниц.
Потом заглянешь в середину,
Перемахнув десятки лет,
Не встретив больше половины
Героев, не узнав сюжет.
А лёжа в старческой кровати,
Уже почти что не жилец,
Но до поры ещё читатель,
Боишься заглянуть в конец.
Но всё же поздно или рано
Дойдёшь и до последних строк,
Узнав, что там в конце романа,
Не заглянув лишь в эпилог.
* * *
Душа моя в глубоком трансе,
На будущем поставлен крест.
Всё в прошлом: годы бурных странствий,
И тяга к перемене мест.
Корабль отплыл, убрали сходни,
И как в былые времена,
Черта оседлости сегодня
Почти для всех проведена.
Мир трансформируется, вместо
Комфортной жизненной среды –
Экспресс-анализы и тесты,
Вакцины и QR-коды.
И нет особого резона
К возврату, стал необходим
Всем нашим нынешним патронам
И боссам масочный режим.
И хоть, чья жизнь пришла в упадок,
И проклинает белый свет,
Есть новый мировой порядок.
Неясно лишь, на сколько лет?
* * *
Поскольку всё молодо-зелено,
То юная шатия-братия
Ни в чём отходить не намерена
От собственного восприятия.
Скорей от избытка старания,
А не от отсутствия опыта
Все их возрастные метания
И все неслучайные хлопоты.
И что совершенно естественно,
Свобода и демократия
Особо близки и тождественны
Их юному восприятию.
Их общему разумению,
И эта, друзья, особенность
Намного важней умения
Всегда ко всему приспособиться.
И можно вполне уверенно
Довериться их восприятию,
Пока ещё молодо-зелено,
И не наступила апатия.
* * *
Сергею Лихову
Пусть кто-то посчитает психом,
Так называя всех подряд,
Но я спешу всё в тот же Лихов,
На Трубную, Каретный ряд.
Чтоб вновь, ни много и ни мало,
Не скрыв ни от кого лица,
Пройти, лиха беда начало,
Весь путь сначала до конца.
По новой вжиться в ту же бытность,
Нестись вперёд на всех парах
И ощутить и ту же лихость,
И тот же, что поделать, страх.
Как Амундсен, искать свой полюс,
Сверяясь с собственной судьбой,
И как и в первый раз готовясь
Всё снова пережить с лихвой.
* * *
В пылу, средь общей суеты,
Мы каждый Божий день
С тобою слышим гул толпы,
Гудки и вой сирен.
И, несмотря на нашу лень
И косность, мы с тобой
Почти что каждый Божий день
Сливаемся с толпой.
Направив бренные стопы
Вслед чьим-либо стопам,
И все волнения толпы
Передаются нам.
Вельможа, кесарь или князь
И прочие столпы,
Над миром гордо вознесясь,
Не слышат гул толпы.
Не вняв ему. И каждый раз
Вельможа, кесарь, князь,
Не уловив народный глас,
Решают всё за нас.
Презрев гудение толпы
И не беря в расчёт,
Забыв, что только до поры
Безмолвствует народ.
* * *
Похож на жалкого пигмея,
Пытаясь выдать на-гора
Хоть что-то, мученик идеи,
Ретивый труженик пера.
На одинокого страдальца,
В стакане бурю породив,
Проблему высосав из пальца
И ею всех ошеломив.
И с одержимостью своею,
Не доводящей до добра,
С никчёмной в сущности идеей
Носясь аж с самого утра.
Несокрушимым, грозным танком,
Бульдозером пройдя по всем,
Чтоб возвести её до ранга
Почти что мировых проблем.
Одну и ту же воду в ступе
Всю жизнь без устали не прочь
Пигмеи с карликами вкупе
С утра до вечера толочь.
На пресловутую потребу
Свою и нашу день за днём
Пока «Атланты держат небо»
И Прометеев ждут с огнём.
* * *
Мой дом давно уже не крепость,
Родные стены не спасут
И не помогут, коль нелепость
Царят и форменный абсурд.
Как следствие и как причина,
Как общепринятый стандарт,
Бегут, подталкивают в спину,
Из телевизора кричат.
Наглядность, логика, конкретность,
Нелёгкий кропотливый труд
Не могут победить нелепость,
Не в силах одолеть абсурд.
И будь ты занят важным делом,
Будь дуростью, куда ни глянь:
Абсурд, не знающий предела,
Нелепость переходит грань.
Ни ум, ни слава, ни известность,
Ни положенье не дадут
Гарантий, раз кругом нелепость
И нескончаемый абсурд.
И ни намёка на прозренье,
И остаётся лишь, друзья,
Принять абсурдность положенья
И всю нелепость бытия.
* * *
«Танцует в лужах Чарли Чаплин,
Спешит домой Мерлин Монро».
Из забытой песни 60-х.
Киносеансы и спектакли
Закончились, грустит Пьеро,
«Танцует в лужах Чарли Чаплин,
Спешит домой Мерлин Монро».
И возвращаясь вновь к занудству,
Всё вечно хая и брюзжа,
По тёплым норкам расползутся
Десятки мелких буржуа.
Дельцы останутся дельцами,
А миллионы работяг,
Едва концы сводя с концами,
Поднимут утром алый стяг.
И чтоб буржуев недобитых
Хоть как-то в мире обуздать,
Сняв свой башмак в ООН, Никита
Покажет кузькину им мать!
* * *
В механике, в электричестве,
(Кто этим всерьёз озадачится),
Всегда переходит количество
Со временем в новое качество.
Но спешка порою чревата,
И главное в жизни – умение,
Не дёргаясь, ждать результата
В процессе его накопления.
И впредь оставаясь приверженцем,
Что мир наш при всей своей сложности
Держался и всё ещё держится
Единством противоположностей.
И всё подвергая сомнению,
Прийти под конец к пониманию,
Что смысл любого явления
В дальнейшем его отрицании.
* * *
Мы сроднились с героями книжных страниц,
И читатель с внушительным стажем
Вновь сличает реальных физических лиц
И знакомых из книг персонажей.
Всем нам сходство, как правило, вынь да положь,
Снова слышу читательский возглас:
«Ваш герой на кого-то конкретно похож?
Или так – собирательный образ?»
Был ли нет у Макбета живой прототип?
Кто реальный Евгений Онегин?
Чей характер к Наташе Ростовой прилип?
Кто был Рощин и кто был Телегин?
Окунувшись в событий былых океан,
Сопоставив различные факты,
А бывает и так, что откроешь роман,
И за образом видится автор.
С самых разных, порой неприглядных, сторон,
Ну а мы обсуждаем и спорим,
Разделившись, и кто-то безумно влюблён,
А другим неприятен Печорин.
Все мы чем-то герои по сути своей,
С небольшой может быть оговоркой,
Но бывают такие герои, как Швейк,
Насреддин, Уленшпигель и Тёркин.
У таких персонажей особая стать,
Правда это нисколько не значит,
Что их образ в толпе разглядеть и собрать
Уж такая простая задача.
Вновь начав весь свой цикл становленья с нуля,
Кто в обносках, а кто-то во фраках,
Возвратились на сцену герои Золя,
Мопассана, Доде и Бальзака.
И пока на подходе новейший Бальзак,
Без особых моральных препонов
Собирается мир покорять Растиньяк,
И во власти засилье Ругонов.
Вновь рабы пред сатрапами падают ниц,
Вновь воюют Эллада и Троя,
И герои сегодняшних книжных страниц
В большей степени антигерои.
Все, какие возможно, к душе перебрав
Инструменты, боится писатель
Одного – нарушения авторских прав,
И всё меньше нам верит читатель.
ДЕТИ АРБАТА
Простые парни и девчата,
В свой класс спешившие гурьбой,
Вам, ДЕТИ старого АРБАТА,
С нелёгкой жизненной судьбой,
На шкуре собственной придётся
Не на словах, а на делах
Понять, откуда вдруг берётся
В короткой жизни нашей СТРАХ.
Как он рождается на свете,
Его природу и состав,
И превратиться в ПРАХ И ПЕПЕЛ,
Своею смертью смерть поправ.
ЛЕТЯТ ЖУРАВЛИ
Опять звучит команда свыше:
«Мотор!» И камера трещит.
Герой по лестнице всё выше
Летит и на излёте слышит:
«Ты ранен, Боря?» «Я убит».
И точно также, как и в первый,
И в сотый и в двухсотый раз,
Вонзаясь в облачные перья,
Над ним закружатся деревья,
И тело вновь осядет в грязь.
Есть масса фильмов, но иные
Волнуют с каждым днём сильней.
И вечно юные живые
Герои шлют нам позывные
Из стаи белых журавлей.
* * *
«Предоставлено
Им вроде литера –
Кому от Сталина,
Кому от Гитлера!»
А. Галич
Цензуры нет, хотя остался гриф
«Запрещено», боязнь всего и рвение,
И ты не жди пощады, допустив
В сердцах недопустимое сравнение.
Цензуры нет, есть пристальный надзор,
Всеядный, раз его прерогатива
Контроль за всем, от ранних помидор
До качества учебников и чтива.
Вернулись на одну из низжих фаз,
И опыт говорит, что дело плохо,
Раз всюду наблюдается маразм,
Сопоставимый с брежневской эпохой.
Ну а когда звучит лишь: «одобрямс»,
Когда повсюду умственный парАлич,
Такой стране уже не нужен Хармс,
Высоцкий, Окуджава или Галич.
Их здесь уже не выпустят в эфир,
Изымут книги, уничтожат диски,
И, вызвав, враз отправят на Таймыр
С вещами и без права переписки.
Заломанные руки за спиной,
Привязанные цепью к бакам кружки,
И вновь братан встречает в проходной
Всеобщей приснопамятной психушки.
* * *
Один в большом недоумении,
Другой впал в ступор, третий в шок.
И кто-то меряет давление,
Продукты закупает впрок.
А кто-то весь в негодовании,
Волнуется и сам не свой,
Ещё бы, мир стоит на грани
Сегодня третьей мировой.
А тем, кто при смерти иль в коме
С концом один и на один
Уже нет смысла пить боржоми
И принимать валокордин.
Но всё равно кому-то мнится,
Что он единственный из ста,
Кто незаметно отсидится
До срока, спрятавшись: в кустах,
В подвале, в бункере, у чёрта
В ширинке, не предположив,
Что позавидуют и мёртвым,
Кто спасся и остался жив.
* * *
«Зачем гоняет сердце
По жилам кровь живую»
Д Самойлов
Собрав единым махом
Все скудные манатки,
Давай от наших страхов
Умчимся без оглядки.
От боли, от досады,
От вечной лжи и фальши,
От криков до надсады
Сбежим как можно дальше.
Не думая, не глядя,
От мнимого порядка,
От жизни только ради
Покоя и достатка.
От всяческих страшилок,
От бесконечных пугал,
От тех, кто сжав затылок,
Сидит, забившись в угол.
От постоянной мысли,
Что хватит нам с тобою
И остальным зависеть
От чьей-то паранойи.
От планов и решений,
От воли и поступков,
От ложных представлений
И вредных предрассудков.
Что двигают планету
Всё ближе к мёртвой зоне.
От каждого, кто в этом
Стремленье непреклонен.
От всех, кто выбрав средства
Для цели, не спасует,
Чьё не погонит сердце
«По жилам кровь живую».
От чувства, сколь опасно
Им так в конце увлечься,
Что Бог один лишь даст нам
И миру уберечься.
* * *
Ни в чьи не верю больше сказки,
Ни в тренд эпический ни в бренд,
В благополучные развязки
И в долгожданный хеппи-энд.
Как в благодатные исходы,
Так и в сверхрадужные сны
И поздравленья с новым годом
За час до ядерной войны.
В слова и в денежные знаки,
В законы, право и мораль,
Когда «пакуют» в автозаки
И мордой тыкают в асфальт.
Когда порушены основы,
И край войной идёт на край,
Каким бы термином и словом
Ты сей кошмар не называй.
* * *
Не всем доволен и по тону,
похоже, явно не один,
однако всё равно законо-
послушный с виду гражданин.
А значит с самого начала
и до конца по ним живёшь,
в отличии от маргиналов,
Закон не ставящих ни в грош.
И хоть не ты законы пишешь
плюс с незапамятных времён
в сердцах бубнишь: «Закон, что дышло».
Закон, ты знаешь, есть закон.
И можно взять и спозаранку
вполне законно загреметь
на каторгу, украв буханку,
за фейки на пятнадцать лет.
Всё непригляднее законы,
и всё сложней их и сложней
вместить в сознание законо-
послушных вроде бы людей.
* * *
Ошалев от победного запаха,
Не учли, чем, настанет срок,
Агрессивной политике запада,
Пробудившись, ответит восток.
Сердцем, печенью, селезёнкою,
Всеми фибрами чёрствой души,
Позабыв: «восток – дело тонкое»,
Доверять ему не спеши.
Не гадали, когда кошмарили,
Чем аукнется в свой черёд
Детям нашего полушария
Их кровавый восточный поход.
И не думали о последствиях,
Всё сильнее впадая в раж,
Забывая с какими бедствиями
Связан каждый такой вояж.
Есть за что, господа хорошие,
Коль себе и другим не врать,
Нашей с вами Европе крошечной
Пеплом голову посыпать.
Не судьба ей в кровати нежиться,
А, пошире раскрыв карман,
Принимать сотни тысяч беженцев
Из поверженных в прошлом стран.
И стоят, вконец обалдевшие,
Вон уж, каждый второй – азиат,
Полководцы позеленевшие,
Виновато потупив взгляд.
Кто предвидел из них заранее,
Ну хотя бы один на всех,
Чем чреваты завоевания,
Сколь токсичен любой успех?
Что себе изменив до странности,
Вся Европа сегодняшних дней
Превратится в музей толерантности,
Во всеобщедоступный музей.
Где, хотите вы, не хотите ли,
Не поймёте, кто белая кость,
Кто тут чёрная, кто победители,
Кто хозяин, кто временный гость?
Шлейф былого победного запаха
Испарился, и вот вам итог
Агрессивной политики запада,
Пронизавший весь запад восток.
* * *
Обрывки фраз, сомнений, грёз,
Уходят в прошлое всё дальше.
И в пору задавать вопрос,
«А был ли (в самом деле) мальчик?»
Что всех любил и всех жалел,
Ходил в кружки, читал запоем,
Который с возрастом хотел
Стать положительным героем.
И был ли юноша, весьма
Застенчивый и непрактичный,
Хоть и сдававший сопромат
И «начерталку» на «отлично».
Зато был зрелый муж вполне,
Пускай и повидавший много,
Поверивший, как все в стране,
Неадекватным демагогам.
Их зажигательным речам,
Став, толком и не понимая,
Как это получилось сам,
Заложником у негодяев.
* * *
Сегодня жизнь, как КВН.
Кругом одни смешные страсти.
И каждый третий – шоумен,
А кэвээнщики у власти.
Весь мир летит в тартарары,
Но что в Нью-Йорке, что в Якутске,
Все всем довольны до поры,
И все до той поры смеются.
Войдя в нешуточный экстаз,
И только шутят, как болваны,
Шутить способные за час
До извержения вулкана.
И смех и грех один кругом,
Все шутят и смеются как бы,
И в каждой шутке с каждым днём
И часом меньше доля правды.
КОРЧНОЙ
(К выходу на экраны фильма «Чемпион мира»)
-1-
Я полагаю, не случайно,
Что в век наш с вами сволочной,
Но обожающий все тайны,
Опять востребован Корчной.
Одно исходит из другого,
И вот уж мир, сойдя с ума,
Устами Виктора Корчного
Кричит, что шахматы – война!
Такая новая доктрина,
Забыв, как видно, что нельзя
Своим сомнительным аршином
Пытаться мерить всех и вся.
И вряд ли вспомнит с тёплым чувством
Хоть кто-то, ведь была пора,
Когда мы спорили, искусство,
Наука это иль игра?
Не бой мифических чудовищ,
Игра, где ровно дышит зал,
И наш почтенный Виктор Львович
Прекрасно это понимал.
-2-
(На стихотворение О. Гуляевой)
Нам время то упорно дышит в спину,
То след свой оставляет за спиной,
Чтоб снова возвратить на Филиппины,
Где снова бьются Карпов и Корчной.
А им не привыкать играть на вылет,
Корчной, нас уверяют, – ренегат,
Порой не брит, а Карпов чисто выбрит
И даже комсомольский делегат.
Корчной силён, но Карпов крепок духом,
Проверен и на сто процентов наш.
К тому же русский, хоть не пьёт по слухам
Ни пиво, ни C2H5OH.
Корчной сбежал и с каждым новым ходом,
Что видно из поступков и из слов,
Одну сугубо личную свободу
Отстаивать с неистовством готов.
И хоть мы помним: Виктор – победитель,
Ход времени ему не изменить,
И Карпов, как типичный представитель
Страны Советов, должен победить!
Корчной идёт прямой дорогой в бездну,
И Толя Карпов сделает всё, чтоб
Преподнести подарок личный к съезду,
Доставить радость жителям хрущоб.
А возвратясь, пройти победным маршем,
Как принято когда-то было встарь,
И доложить: «Корона снова наша,
Товарищ Генеральный секретарь!»
Победа не бывает только личной,
За каждою победой – флаг и гимн,
И в этом-то важнейшее различие
Меж Карповым и Виктором Корчным.
К оглавлению...
