* * *
«В каждой музыке Бах»
И. Бродский
Не мыслю мысли без размаха.
Творца без творческих потуг.
Не мыслю музыки без Баха,
Без баховских токкат и фуг.
Не мыслю ткани без основы,
Где нити прочно сплетены.
Литературы без Толстого
И без толстовской глубины.
Жизнь та же ткань, где звук и слово
Сплелись и вдоль и поперёк.
И непонятно, где основа,
А где связующий уток?
* * *
Сомненья, страхи, совести укоры.
Порывы, страсти, мелкие грехи.
Да так ли важно, из какого сора
В конце концов рождаются стихи?
Не лезь в лабораторию поэта
Читатель проницательный. Твой взор
Ценителя и тонкого эстета
Не должен лицезреть весь этот сор.
А если что-то всё-таки заметит
Из в общем неизбежной шелухи,
Дающей импульс творчеству, и этим
Частично искупая все грехи,
Не клокочи, родимый, и не парься,
Не заводи себя на раз два три,
Смотри на сор и слабости сквозь пальцы,
Не выноси, держи его внутри.
* * *
Не беспокойся бога ради
О славе, почестях, деньгах.
Поэт обязан быть в накладе,
В дерьме и по уши в долгах.
Лесть для поэта, что отрава.
Свобода хуже кабалы.
Безвестность лучше громкой славы.
Хула важнее похвалы.
Поэт лишь пасынок отчизны.
И полагаю, не солгу,
Сказав, что памятник при жизни
Сродни позорному столбу.
Скорей он сдохнет, околеет,
Чем рубль одолжит из казны.
Награды, лавры, юбилеи
Поэту даром не нужны.
А нужен только бедолаге
Всего-то, внутренний толчок,
Перо да чистый лист бумаги,
А то и попросту клочок.
* * *
Так кто ты, истинный новатор,
Ответь мне, гений иль злодей?
Талантливый мистификатор?
Поборник чуждых нам идей?
То превозносят, то бранят все.
То снять стараются семь шкур
За то, что голая абстрактность,
А вместо музыки сумбур.
То за билетом на морозе
Стоят. То выставки битком.
То просто вызовут бульдозер
И по судьбе пройдут катком.
То сочиняют небылицы,
То вяло ожидают, вдруг
И вправду что-нибудь родится
Из всех новаторских потуг?
То к реформаторам причислят,
То к низвергателям, и без
Новаторства уже немыслим
Серьёзный творческий процесс.
* * *
То пишем скупо, то с размахом,
То зрим, то искажаем суть.
То смотрим в новый день без страха,
То жаждем прошлое вернуть.
То вспоминаем про усталость,
То обличаем всех вокруг.
То бьём бесхитростно на жалость,
То взять стремимся на испуг.
То вдруг впадаем в безрассудство,
То Бога молим, чтоб не впасть.
То нам «строку диктует чувство»,
То только пагубная страсть.
То ждём исправно вдохновенья,
То идеала, образца.
И в этом нашем раздвоенье
Начала нет и нет конца.
ДЕНЬ ПОЭЗИИ
Двадцать первого марта с претензией
Позвонил мне мой друг-поэт:
«Это надо же, в День поэзии
Поздравлений всё нет и нет».
В лихорадочном возбуждении
Проведя половину дня:
«Где признание? Поздравления?
Ты хотя бы поздравь меня».
Видно впрямь уже отупели все.
Литераторы, вашу мать,
Вы что спятили, День поэзии,
Как все праздники отмечать?
Если вдуматься по-серьёзному
Это ж полная дребедень.
У поэта, скажу вам образно.
День поэзии каждый день.
Было б лучше, считаю, полезнее,
Для поэзии, господа,
Чтобы День этот странный, поэзии,
Отменили бы навсегда.
Ведь поэзия – это бдение,
Где ни будней, ни праздников нет.
Постоянное. И служение.
Меньше празднуй, мой друг-поэт.
* * *
Писателей теперь хватает.
И мне уже не первый год
Упорно книгу предлагают
Издать. За свой конечно счёт.
Престиж немаловажный фактор.
Издал свой труд, и в тот же миг
Ты, как бы, полноценный автор
Одной из сотен тысяч книг.
И на писательской пирушке
Готов всерьёз, без дураков:
«Ну что, любезный брат мой Пушкин?!» –
Произнести, как Хлестаков.
Став чьим-то громогласным эхом,
Прибившись к общему двору,
Ревниво относясь к успехам
Других собратьев по перу.
ПАМЯТИ В. А. СИНЕЛЬНИКОВА
Они уходят так стремительно,
Не попрощавшись впопыхах.
Но остаётся Тень Учителя
И след в его учениках.
Сдают без акта и безь описи
Нам ни какие-то гроши
Материальные, а россыпи
Своей недюжинной души.
В конце большой и яркой повести
По эстафете эту кладь
Передавая дальше: пользуйтесь
Всем, что смогли от нас впитать!
Чтоб вместе с траурными лентами
Уйдя однажды в мир иной,
Остаться в этом, но легендами,
Что создают культурный слой.
* * *
Опять звучит команда свыше:
«Мотор!» И камера трещит.
Герой по лестнице всё выше
Летит и на излёте слышит:
«Ты ранен, Боря?» «Я убит».
И точно также, как и в первый,
И в сотый и в двухсотый раз,
Вонзаясь в облачные перья,
Над ним закружатся деревья,
И тело вновь осядет в грязь.
Есть масса фильмов, но иные
Волнуют с каждым днём сильней.
И вечно юные живые
Герои шлют нам позывные
Из стаи белых журавлей.
* * *
С. Простомолотову
Сидит партер, чуть не зевая.
Ну как тут, ключик подобрав,
Играть? И роль-то небольшая:
Лишь третий гриб, (второй состав).
Как тут зажечь, расшевелить их?
Ведь, вопреки худой молве,
В провинции такой же зритель,
Как и в пресыщенной Москве.
Под этой театральной крышей
Вся жизнь, артист, твоя, и в ней,
Как ты не раз уж верно слышал,
Нет незначительных ролей.
И в образ погрузившись разом,
(Вот вся актёрская судьба!)
Готовя Гамлета к показу,
Играешь третьего гриба.
* * *
Всё меньше ярких впечатлений,
Одна нахрапистость и прыть,
И нет почти что тех мгновений,
Что хочется остановить.
Как доблестный слуга народа,
Так и заносчивый плейбой,
Достойный жизни и свободы,
Не рвутся ради них на бой.
Посеяв в душах наших хаос,
Вновь силы тьмы смогли пролезть
И в ширь и в глубь, и новый Фауст
Довольствуется тем, что есть.
Несчастный узколобый профи,
Мелькающий то здесь, то там,
И современный Мефистофель
За ним не ходит по пятам.
Зачем смущать кого-то? Пуще,
Зачем пугать их, аккурат
И так уверенно идущих
Давно прямой дорогой в ад?
* * *
Артист, заслышав крики: «Браво!»
Выходит важный на поклон.
Ну а юрист толкует право,
Чтоб всюду властвовал Закон.
Один из них в привычном трансе,
Покуда зритель не умолк.
Другой не жаждет реверансов,
Лишь честно выполняет долг.
Отелло душит Дездемону.
Три раза вновь кричит петух.
На сцене тоже есть законы,
Здесь бродит свой, особый, дух.
Для настоящего артиста
Он также будет поважней,
Как и для всякого юриста,
Всех букв закона и статей.
Иначе каждый зритель вряд ли
Одною жизнью жил бы с ним,
Не забывал бы все спектакли
И вновь смотрел бы старый фильм?
* * *
Одни лишь низменные чувства,
Сверхпримитивный разговор,
Литературы и искусства
Сегодня явный перебор.
И хоть всё бросче заголовки,
Всё ярче, всё пестрей ряды
И артистической тусовки,
И прочей творческой среды,
Искусство гибнет, ведь покуда
В нас с вами не остыл азарт,
Готовить собственное блюдо
Пытаться будут все подряд.
Не захиреть большим и малым
И средним творческим росткам,
Работа в шоу, в сериалах
Найдётся всем выпускникам
Из самых захудалых студий,
Что словно созданы для вас
Сегодня, молодые люди,
Спешащие на мастер-класс.
Где менторы, спецы и доки
И проходимцы всех мастей
Дадут наглядные уроки,
Как поддержать накал страстей.
* * *
Уже мутит от разговоров,
Уже тошнит от новостей.
От наших бесконечных споров
И нагнетания страстей.
От сногсшибательных сенсаций,
От бесконечных интервью,
Которые, пора признаться,
Нужны, как басни соловью.
Но крутятся на всю катушку,
Ведь всем сегодня надо жить,
А эта верная кормушка
Способна многих прокормить.
Реклама: ролики и клипы,
И множество голодных ртов,
Решивших для себя, что people
Всё «схавать» с радостью готов.
* * *
Жизнь с каждым часом всё беднее,
Однако теплится, пока
Внутри неё не оскудеет
Твоя дающая рука.
Не тот блажен, кто сердцем кроток.
Не тот, кто верит в идеал
Недосягаемый, а тот кто
Взял в жизни меньше, чем отдал.
Не кто при всём честном народе
Пиарится со всех сторон,
А кто без лишних слов возводит
Сие неравенство в закон.
ПРИКЛЮЧЕНИЯ НЕЗНАЙКИ И ЕГО ДРУЗЕЙ
Расскажу вам честно, без утайки,
Пусть сие не удивляет вас,
Будучи и взрослым о Незнайке
Повесть перечитывал не раз.
Да чего там, и сейчас порою,
Век прожив свой с горем пополам,
Всех её практически героев
Вспоминаю вновь по именам.
Как вы там сейчас, мои родные?
Спрашиваю каждого и всех.
Как прошли чрез все перипетии?
Как вас принял двадцать первый век?
Растерял свои познанья Знайка.
Хлопотно сегодня много знать.
Перестал дурашливый Незнайка
О волшебной палочке мечтать.
На Луну уж больше не летает.
Ближний космос тоже не про нас.
Но зато упорно обещает
Полететь когда-нибудь на Марс.
Ну а как другие коротышки?
Всяко разно доложу я вам.
Пончика с Сиропчиком кубышки
Не по дням растут, а по часам.
Бизнес, братцы, не игра в бирюльки.
Каждый дом давно себе купил.
Процветает эскулап Пилюлькин,
Собственную клинику открыл.
Ни лесов в округе, ни лужайки.
Пулька сдал охотничий билет.
Растерялся бедный Растеряйка
Уж в который раз за столько лет.
Изменились коротышки наши.
Лишь Ворчун по-прежнему бубнит.
Винтик в мастерской в три смены пашет.
Шпунтик тот в такси весь день «бомбит».
Торопыжка вновь поторопился,
Неподъёмный взял себе кредит.
Тюбик был большой художник, спился.
С Гуслей пел в мороз, схватил бронхит.
Оглянись вокруг, посозерцай-ка
И поймёшь, как много лет и дней
Длятся приключения Незнайки
И его загадочных друзей.
Кто живёт богато, кто неброско,
У кого-то жизнь и вкривь и вкось,
Как у всех Авосек и Небосек
Лишь с одной надеждой на «авось».
* * *
Живи без суеты, без спешки,
Люби свой дом, отчизну, край.
И мир свой внутренний и внешний
Построенный оберегай.
Храни, оберегай их, что бы
Не говорили. Посмотри,
Как жутко, коль повсюду злоба,
И нет гармонии внутри.
Когда разрушены границы
Добра и зла. Когда мы все,
Как разнородные частицы,
Отдельно каждый по себе.
Не связаны ни общим домом,
Ни делом общим, ни трудом,
Не помня в суете, ни кто мы,
Ни для чего мы все живём?
* * *
Вновь молодёжь, обретши лик,
Щебечет что-то, сбившись в стаи,
И я, отживший век старик,
Её язык не понимаю.
Хоть и пытаюсь разгадать
Его специфику, но всё же
Мне не дано, увы, понять
Всех устремлений молодёжи.
А им, как видно, недосуг
Всё объяснить мне честь по чести,
А древний старческий недуг,
Ворчать, всем хорошо известен.
Обычный жизненный тупик,
Хоть чёт вам выпадет, хоть нечет,
И молодёжь, обретши лик
На время, что-то там щебечет.
* * *
Живи, мой друг, смотри по сторонам
И радуйся, когда найдёшь хоть что-то,
Что нравится вокруг тебе. Ведь нам
Немного нужно по большому счёту.
Нам нужен кров родимый и очаг,
Семья, друзья, любимая работа,
Которая приносит пользу. Так
Казалось мне всё время от чего-то.
Но наша склонность вечно усложнять,
Быть недовольным тем, что мы имеем,
Приводят лишь к тому, что мы опять
В конце пути, очнувшись, сожалеем,
Что счастье прошмыгнуло мимо нас,
Пока мы суетились, где попало,
Ища его, но только всякий раз
Не там, где нужно. С самого начала.
* * *
«Я вернулся в мой город, знакомый до слёз».
О Мандельштам
Ответь, какое слово, Ленинград,
К тебе как код, как ключик подобрать?
Чтоб в каждый уголок твой без преград,
Когда душе приспичит, проникать.
Известный только мне секретный шифр?
Не спишь ночами, маешься, и вдруг:
Простая комбинация из цифр,
И ты опять со мною, Петербург!
Заветных слов и цифр череда
Мелькает дни и ночи напролёт,
Сегодня подзабытых, а тогда
Входивших в повседневный обиход.
Где люди наполняют Летний сад,
Гуляют и проводят свой досуг,
И город свой зовут то Ленинград,
То Питер то обратно Петербург.
* * *
Кричали сотни лет «ура!»
При старой и при новой власти.
И дел заплечных мастера
Вели дознания с пристрастьем.
Не счесть ни перьев, ни чернил,
Ни многочисленных пробелов
В судьбе всех тех, кто проходил
По государевому делу.
Кто, безразлично при каком,
Что злом, что добром государе,
Подвергнут пыткам, бит кнутом
В застенках тайных канцелярий.
Так безусловно проще жить,
Чем при анархии и смуте,
И может стоит предложить
Поставить памятник Малюте?
В столице, как заведено
И принято, на возвышеньи?
И запретить уж заодно
Правозащитное движенье.
К оглавлению...
