«Находка на книжном развале» (сборник рассказов) Александр Ралот

ЖЕНЩИНА, СОТВОРИВШАЯ БЕСТСЕЛЛЕР (на основе реальных событий)

 

 

Декабрь 1918 года. Петроград

 

Измождённая женщина не ела уже несколько дней. Тихо лежала под ворохом ветхих пальто и иных тряпок. Пыталась согреться. «Надо бы подняться и попытаться растопить печку. Дров нет, но можно сжечь книгу. В нынешние времена от подобного чтива никакого толка, зато с её помощью наверное удастся нагреть воды. Чая, конечно нет, но его же можно вообразить, согревая озябшие руки о бока железной кружки.» – Елена Ивановна хотела додумать эту мысль до конца, но не смогла. Кинула взгляд на дрожащие, испещрённые синими прожилками, руки. На одной ещё виден, едва различимый след, от золотого браслета (Награда. Сама директриса Смольного института вручила! За отличные оценки в итоговом аттестате) и погрузилась то ли в сон, то ли в спасительное забытьё. Хотела воскресить в памяти лики родителей, но не смогла. Из глубин сознания на секунду показалось лицо бабушки – аристократки, взявшей её на воспитание после смерти родителей. Потратила немало сил, чтобы внучку определить в Институт благородных девиц. Рука старушки непроизвольно дёрнулась и лежащая рядом толстенная книга с грохотом полетела на пол. Женщина встрепенулась. Не с первого раза, но всё же, превозмогая боль в ослабевших суставах, вернула фолиант на место. Погладила истрёпанную обложку. «Подарок молодым хозяйкам или средство к уменьшению расходов в домашнем хозяйстве». – «Как же трудно она далась. 

«Конечно и до меня дамы, пописывали статейки для журналов и даже замахивались на целые романы. Но взяться за систематизированный труд перовой решилась только я. Давненько это было. Дай бог памяти. Кажется на день тридцатый рождения супруг преподнёс самодельную книжку составленную из моих листочков-рецептов. По острой необходимости (А куда деваться? Семейство четы Молоховец росло год от года. Один за другим на свет появились десяток мальчишек!) выдумывала кулинарные изыски сама. Постоянная нехватка ассигнаций хочешь, не хочешь, а приучит к экономии семейного бюджета.»

 

За дверью громыхнуло. – «Может сыночек объявился?» – «Анатолий? Надворный советник, служит далече, аж Бакинской губернии. Неужто добрался до столицы? Или Леонид – генерал? А может, любимец – Константин? Нет. Точно не он. Его же тяжело ранило в Русско-японской войне. Я писала о подвиге сына, морского офицера, в предисловии к юбилейной дате выхода книги. «Не покинул пост, истекая кровью и погрузился в морскую пучину вместе с кораблём.» Бедное дитя. А может за дверью внук? Владимир? Офицер с яхты «Цесаревич»?

 

– Хватит тарабанить! Без толку это! – Послышались из-за двери пьяные голоса. – Там старуха обитает. Если ещё не отдала бо-гу ду-шу. Из этих! Из бывших. На днях наши эту квар-ти-р-ку уже на-ве-ща-ли. Рек.. рек.. реквизировали, под-чис-тую. На нуж-ды ре.. ре.. революции.

 

В самых худших снах Елена Ивановна не могла представить того, что происходило нынче в столице, некогда великой империи.

 

Много лет тому назад, восхитившись подарком мужа, взяла да и сочинила кулинарную книгу, ставшую символом эпохи. «Подарок молодым хозяйкам» был неприметным атрибутом почти в каждой семье. Два толстенные тома разошлись по стране тиражом в двести девяносто пять тысяч экземпляров. А поначалу не верили, что я, в тридцать лет, так поднаторела в ведении домашнего хозяйства. Но когда опубликовали комплимент от царицы – Марии Фёдоровны – приумолкли*.

Сколь раз книги подделывали, изменяя фамилию автора на созвучную. – Мороховец, Малковец, Малаховская. Плагиат, в немыслимых количествах, встречался во всех лавках. Боролась с этим безобразием, как могла. Да что толку. Алчных до лёгких денег много, а я одна – Женщина нежно погладила книгу. – «Из прошлогоднего тиража. Двадцать девятое издание.* Вот помру, а она сохранится. Не все экземпляры в топку угодят. Обретёт своё место, на кухнях и в буфетах. Будет памятником мне – автору.» – Непонятно как образовавшаяся горячая слеза, покатились по холодным, морщинистым щекам. Женщина забылась тяжёлым сном, чтобы уже никогда не проснуться.

 

«В эмиграции – два наиболее ходовых автора: на первом месте Елена Молоховец, на втором – Пушкин». И это при живых Бунине, Куприне, Мережковском!

Евгений Замятин

 

1939 год. Москва

 

В Советском Союзе огромным тиражом издана «Книга о вкусной и здоровой пище». Прекрасно иллюстрированный фолиант, в твёрдом переплёте, был строго выверен идеологически. Как и в других книгах, того времени, в ней присутствовали обязательные цитаты из выступлений товарища Сталина и наркома пищевой промышленности Анастаса Ивановича Микояна.

Только об авторе некоторых кулинарных рецептов (Елене Михайловне Молоховец), занявших достойное место в этой книге, ничего сказано не было.

 

* «Я почувствовала радость от осознания того, что могу быть полезной моим соотечественникам. Благодаря моей книге, наши русские дамы прекратили смущаться вести своё домашнее хозяйство и показываться у себя на кухне...» Цитата из книги Е.И. Молоховец

* «Евгений Онегин», при жизни автора, издавался всего четырежды! Общий тираж книги за всё время составил около восьми миллионов экземпляров.

 

 

ВКУСНОТИЩА ИЛИ «УШИ АМАНА!»

 

Кто у нас в стране знает о празднике, под названием Пурим (кроме некоторых продвинутых сладкоежек и любителей как следует «погуглить») – никто. А между тем этот день совершенно невозможен без гоменташенов! Без чего? Спросите вы, без каких – таких-гоменташенов? Отвечаю сразу. (Пока не побили) Без треугольников из песочного теста со сладкой начинкой. Это праздничное стало традиционным относительно недавно, а то бишь, в середине девятнадцатого века.

 

Первый квартал за пределами крепостных стен Старого города Иерусалима построил, в шестидесятом году позапрошлого века, еврейский банкир и филантроп из Великобритании – Мозес Монтефиоре. Поскольку каждый (порядочный) квартал должен иметь собственное имя, это поселение назвали – Мишкенот шеананим, что в переводе на русский язык означает – «Тихие жилища». Ну, тихие эти жилища рядом с арабскими поселениями или нет – не нам судить.

Сказ сей не о политике, а о злокознях соседей.

 

Квартал состоял из двух линий соединивших вместе двадцать домов по двадцать квартир. А также синагоги, колодец и даже баню. Сэр Монтефиоре рассчитывал облегчить условия жизни хотя бы части еврейских жителей Иерусалима, теснившихся в плотно заселённом Старом городе.

 

Ещё до того как возвели стены этого квартала, благодетель соорудил здесь же, на склоне холма, ветряную мельницу. Филантропствовать, оно конечно хорошо и приятно, но денюшки-то зарабатывать надо, какую бы религию ты не исповедовал. Выходец из туманного Альбиона надеялся при помощи сей мельницы создать здешним евреям рабочие места, а главное производить более дешёвую, чем у окрестных арабов, муку. Оборудование доставили аж из города Лондона. Запустившие сложное производство умельцы тоже были родом из туманного Альбиона.

Время шло, и Монтефиоре передал мельницу в аренду местному жителю – рабби Йосефу Розенталю.

 

Мусульманские владельцы соседних мукомолен, где для вращения жерновов по старинке использовали лошадей, ослов или мулов, были, мягко скажем, недовольны образовавшийся конкуренцией. Настолько, недовольны, что даже договорились нанять (В складчину. Потому как услуга не из дешёвых!) колдуна. Поставили задачу – регулярно (То есть– без выходных!) проклинать ветряную мельницу евреев, насылая на новое производство, злобных ифритов – джиннов огня. Да, да. Тех самых, которые, в немалом количестве обитают там же, на Святой земле. Однако, то ли колдун попался нерадивый, то ли арабская магия не действовала на созданное имущество, только мельница продолжала молоть, как ни в чем не бывало.

 

Бизнес – есть бизнес. Время шло. И теперь не только еврейские, но и арабские жители Иерусалима стали пользоваться дешёвыми услугами мельника Розенталя, что, естественно, вызывало справедливое негодование конкурентов.

 

Однажды Розенталь закупил десяток, другой, третий мешков зерна и намолол муки. Долго ждал, но всё же, дождался редкого в здешних местах природного явления. А именно – грозы. Более того она имела места быть в особенно тёмную ночь. Увидев эту красоту, мельник незамедлительно заказал, жившим по соседству, пекарям испечь к утру печенье треугольной формы. С начинкой из мака и кунжута.

 

Непогода прошла. И заказчик принялся угощать печеньем (необычного формата) жителей Иерусалима. Сарафанное радио превосходно работает во все времена.

Через некоторое время, вместе с диковинным лакомством по городу распространились жуткие слухи, будто владелец «ветрянки» оказался тот ещё чародей. Потому как запросто ловит ифритов, которых насылает на него нанятый арабскими мельниками колдун. И безжалостно испепеляет злодеев. А в недавнюю грозовую ночь, наловив особенно много джиннов, отрезал каждому уши и занимается тем, что запекает добычу в печи!

 

Слухи нанесли сокрушительный удар по репутации нанятого колдуна, и его с позором изгнали из города. Меж тем, суеверные конкуренты поняли бесперспективность духовной борьбы с могущественным мельником. Враз интриги прекратили, заключив с ним, подобие пакта о ненападении.

 

Печеньки Розенталя стали кулинарным хитом. Дело было весной, в канун Пурима, поэтому легенду об «ушах» арабских джиннов евреи славного города Иерусалима интерпретировали по-своему: хрустящие треугольники с начинкой стали называть «ушами Амана», по имени персидского злодея из свитка Эстер.

 

Что касается ветряной мельницы – с годами её жернова износились. В растущем городе, то там, то здесь стали появляться современные паровые модели. Старую «ветрянку» забросили. А вот название треугольного, то есть, пуримского печенья, сохранилось до сих пор. Продают лакомство и в наших супермаркетах. Увидите, обязательно купите – уверяю –не пожалеете.

А если вам вдруг захотелось приготовить эти самые ушки дома, то вот мой (неоднократно проверенный на практике) рецепт.

 

Ингредиенты.

1) Грамм сто двадцать сливочного масла (не солёного. Это важно!) размягчённого до комнатной температуры,

2) Сахар – четверть кило,

3) Две столовые ложки молока, 

4) Одно яйцо. Взбить до состояния Гоголь-моголь,

5) Одна чайная ложка ванильной эссенции,

6) Соль – четверть чайной ложки,

7) Четверть килограмма пшеничной муки (Лучше первого сорта. В ней клейковины больше!)

8) Немного сахарной пудры.

 

Начинка.

Четверть килограмма кураги (Узбекская предпочтительнее),

Одна палочка корицы,

Три столовые ложки сахара.

Если хотите, то вместо кураги можно использовать перетёрный в ступке мак. Примерно 130-150 грамм.

Молоко – примерно 120 миллилитров. (По мерному стаканчику)

Светлый изюм, примерно восемьдесят грамм,

Четыре столовые ложки сахара,

пару столовых ложек светлой патоки,

Одну ложку измельчённой лимонной цедры,

Ложку ванильной эссенции.

 

Приготовление.

Берём миску и взбиваем в ней сливочное масло с сахаром. Параллельно (в другой ёмкости) перемешаем: молоко, яйцо, эссенцию и соль. И это ещё не всё. Нам понадобится и третья миска. Над ней надо тщательно просеять муку. (Дабы насытить её кислородом воздуха!)

Затем добавляем треть нашей муки во взбитую масляную смесь. Постепенно добавляем и оставшуюся муку, поочерёдно, с молочной смесью. 

Важно, что бы наше тесто по консистенции стало похоже на обычное, песочное! Если оно покажется вам более плотным, можно налить в него немного молока.

Закрываем ёмкость и в холодильник – на час. 

Если у нас начинка из кураги, то все инградиенты складываем в ёмкость и затем заливаем водой. Доводим до кипения (на медленном огне!). Варим пятнадцать минут. Курага должна стать мягкой, а часть воды испарится. 

Вынимаем палочку. Затем на блендере взбиваем всё это до состояния – пюре или густого джема.

Начинка из мака.

Ингредиенты (кроме эссенции) варим десять минут. Смесь должна загустеть, а часть молока впитается. Затем кладём эссенцию. 

 

Выпечка.

Нагреваем духовку до ста восьмидесяти градусов. 

Посыпаем мукой стол. (у меня для этого имеется специальная большая доска). Раскатываем тесто в лист толщиной миллиметров пять. Нарезаем из него круги диаметром сантиметров восемь. В середину каждого кладём пару столовых ложек начинки. Края нашего теста защепляем таким образом, чтобы получить треугольное изделие. 

Кладём всё это на противень. Выпекаем минут пятнадцать. Готовые треугольники посыпаем сахарной пудрой. 

 А теперь два предупреждения. 

Первое – не ешьте их горячими, это очень вредно. Имейте терпение. Дайте остыть.

Второе – дамы следящие за своей фигурой. Вам готовить это блюдо можно, а вот есть не советую. Уж больно калорийное! 

 

 

ВЫМИРАЮЩИЕ ДИНОЗАВРЫ

 

Февраль 2021 г. Краснодар

 

«В городе ветер неожиданно изменил направление, с северного на южное. Пришло время знаменитых кубанских тёплых окон. Снега нет и в помине. Некоторые, отчаянные дачники, через день-другой начнут сажать раннюю редиску и лук. Если зима не возьмёт своё, то уже в марте...» – додумать эту мысль не успел, ибо неугомонный потомок, по имени Тимофей, и по должности – внук, настойчиво теребит за рукав.

– Дед! Ты же мельник?

– Допустим – уклончиво отвечаю я. – Между прочим, твоя бабушка тоже. Мельничиха, до мозга костей. – Неумело пытаюсь перевести стрелки.

– А училка, по «Зуму» сказала, что вы вымирающие динозавры. Теперь всё делают, автоматы-роботы. А как же мельница, которые летом, на берегу моря, видели? В какую бы сторону ветер не дул – колесо крутится. И муку мололит. И не попадались нам никакие роботы, только люди белые и сильно пыльные.

– Те устройства, что расположены в этнопарке, это экспонаты, для туристов. Правда действующие. Много лет назад, сородичи этой мельницы, во всех странах, измельчали зерно, используя силу ветра или воды. Затем настал век пара, а уже его сменило вездесущее электричество. Населению требуется много хлеба, макарон и круп, а значит и муки.... – Я хотел продолжить монолог, но Тимофей бесцеремонно перебил.

– Дед. А как началась твоя профессия?

– То есть.

– Когда люди догадались, что лучше не грызть пшеницу, а размолоть. И потом испечь на первобытном костре.

– Жёлуди.

– Что жёлуди? Не понял.

– На Украине, во время раскопок Трипольских поселений археологи отыскали высушенные и измельчённые в муку семена дуба. Выходит, что предки более десяти тысяч лет назад уже знали – молотые плоды вкуснее.

– Хочешь сказать, что профессия такая древняя?

– Факты! Упрямая вещь. Сначала научились перетирать не рожь или пшеницу, а орехи, жёлуди и съедобные коренья.

– Ореховая мука! – Кажется бабушка её использует, когда готовит что-то вкусненькое. Выходит первобытные люди тоже были сладкоежками?

– У них, конечно, не спросишь. Но в местах первобытных стойбищ находили скелеты, в руках которых, лежала скорлупа орехов.

– Но ведь сахар изобрели гораздо позже!

– Наверное они нагло грабили гнёзда первобытных пчёл. – Пошутил я, в надежде, что на этом наша дискуссия будет прекращена. Не тут-то было.

– Древние славяне считали орехи источником волшебной силы. Ратники верили, что они делают воина неуязвимым и даже наделяют сверхъестественными способностями. Поэтому и клали в могилы плоды этого дерева. – Вмешалась в нашу беседу земной ангел-хранитель Тимофея, она же (по совместительству) лучшая бабушка на свете.

– Уж кому, как не тебе знать, что мукой именуют продукцию полученную при измельчении злаковых или бобовых культур. Замечу. Это единственный продукт который нашёл своё место в кухнях всех народов. Вне зависимости от рас и религий.

– Дед. Ты так и не ответил! Откуда же пошли мельники? С царями понятно, с генералами тоже. А кто и как додумался построить эту, вертящуюся на четыре стороны.

– Понимаешь внучек – ответила за меня супруга. – Бог наделил людей и животных удивительной способностью. – Любопытством. Но мы научились ещё и анализировать. Обратили внимание на то, что из одного зёрнышка вырастает колосок, в котором их намного больше. И пошло, поехало. Увидели – подсушенные зерна легче отделяются от колоса.

– Понятно! Но мельницы, то.– Тимоха даже вскочил с места от нетерпения.

Я уже открыл рот, дабы прочесть отроку лекцию, на тему «Имей совесть – не перебивай старших», но жена поднесла палец к моим губам и невозмутимо продолжила. – Древние жители Земли овладели огнём и осознали. Если поджаренное зерна растолочь и добавить воды, то получается вкусная кашица.

– Немедленно освободили от обязательной охоты здоровенных мужчин и поручили им измельчать пшеницу или рожь на плоских камнях или в ступах. – Дополнил я.

– А те отлынивали. И конце концов переложили трудную работу на плечи хрупких первобытных женщин. Погляди на эти старинные статуэтки – Бабушка протянула внуку планшет открытый на сайте музея.

– ..жило в прекрасном дворце пятьдесят рукодельниц-невольниц. Рожь золотую мололи они жерновами ручными, – процитировал я Гомера.

Внук демонстративно вздохнул и насупив брови выпятил вперёд нижнюю губу. – Я про мельницы, а вы картинки из музея и Гомера какого-то. Когда профессия образовалась? Вы же мукомолы, а не зерноперетератели.

 Мы удивлённого переглянулись. Задавая друг-другу немой вопрос. И в кого наш внук такой, упёртый?

– Кто изобрёл первую паровую мельницу, то есть заставил вращать тяжёлые жернова при помощи пара, известно точно. Англичанин Джеймсу Уатт в 1782 году. Два года спустя, американец Эванс...

– А до этого. Ветряные и водяные, кто создал? – В очередной раз перебил Тимофей.

– Если память не изменяет – пришла на помощь супруга – ветряные мельницы были известны древним Вавилонам, о них упоминается даже кодексе царя Хаммурапи. Вам о нём должны на уроках истории рассказывать.

– Ага, как же. – Бабушка, ты что не знаешь? Школа на удалёнке. Коронавирус. Самоподготовка. Будь любезен прочитать учебник от сих до сих. – Внук выдержал театральную паузу и картинно продолжил. – Ладно. Не будем о грустном. Что там дальше с мельницами? Классно рассказываете. Может вам в нашу школу учителями пойти работать? Голосуем! Кто за? – он поднял руку. – Я. Принято единогласно. Так. Что потом с огромными колёсами происходило? – На одном дыхании выпалил внук и прислонился к «ангелу-хранителю», заглядывая ей в глаза.

Бабуля нежно погладила Тимофея по буйной шевелюре (Сами понимаете – карантин. Парикмахерские закрыты). – Мужчины идёмте на кухню. Пить чай. Я ржаных коржиков испекла. Пока человечество употребляет в пищу измельчённые продукты, растительного происхождения, будет на планете Земля существовать (И не вымрет подобно динозаврам!) такая древняя профессия – Мельник.

(Именно так с большой буквы и никак не иначе!)

 

Ржаные коржики.

Нам потребуется: 

Муки ржаной, сейной или обдирной – двести грамм.

Молоко – пара столовых ложек.

Яйцо – одно.

Мёд – одна столовая ложка.

Разрыхлитель – половина чайной ложки или маленький колпачок (есть в комплекте любой хлебопечки)

Масло сливочное – пятьдесят грамм.

Готовим.

1) Высыпаю в муку содержимое пакетика с разрыхлителем.

2) В другой чашке смешиваю сливочное масло (размягчите его предварительно), мёд, молоко, яйцо. Затем всё это хорошенько взбиваю, пока не получится однородная масса.

3) Смешиваю собержимое обеих чашек. Выкладываю на стол, (или доску) предварительно посыпав её мукой. Замешиваю тесто.

4) Ставлю тесто в холодильник, (минут на тридцать), предварительно оберув посуду с ним пищевой плёнкой.

5) Достаю тесто и раскатываю. Затем, при помощи перевёрнутого стакана вырезаю заготовки для коржика.

6) Кладу на противень (предварительно устланный пекарской бумагой).

Выпечка.

Устанавливаю на градуснике температуру – двести двадцать градусов и время двадцать пять минут.

Я пеку не сладкие коржи. Мои домочадцы любят именно такие. Кому нужно послаще – (какие проблемы?) удвойте количество мёда.

 

 

ЛИШИТЬ ФАМИЛИИ НАВСЕГДА!

 

 

1762 год. Усадьба Пушкиных

 

– Серёжа! Ты же знаешь мою слабость. Мочи нет удержаться и встать из-за этого чёртова стола.

– Опять продулся, что-ли? Надеюсь – не по-крупному? – Младший брат смотрел на старшего, Михаила, без какого-либо, укора. В его глазах читалось сострадание. – И кому, ежели не секрет? Впрочем, это не важно. Как рассчитываться собираешься?

– Так уже. Отдал всё, до копеечки.

– Вот и славно, по этому поводу надо немедля выпить – Сергей Пушкин взял колокольчик, дабы вызвать прислугу. – Чего же ты стоишь посреди залы и мямлишь, словно застигнутый врасплох любовник.

– Долг чести* я погасил. По-иному и быть не могло. Сам же знаешь. Это дело святое. Иначе меня ни в клуб, ни на обед званый...

– Да угомонись ты наконец – бесцеремонно перебил старшего, младший. Чего не так? Можешь толком объяснить? В чём кручина?

– Во французишке. В маркизе Лопитале. Как-никак посол иной державы. Занял я у него ассигнации, для погашения проигрыша.

– Отдашь помаленьку. Частями. Чай, европеец, должон понимать, в какой стране обитает. Чего с ним церемонится. Помнишь, как я в их столице заложил в ломбард все материалы архивные, медали памятные и вдобавок ещё и пару тыщ монет. Велели привезти и вручить самому Вольтеру, для написания истории царствования Петра Первого. Деньги местные получил, да и загулял, по число по первое. И ничего. Выкупили твоего брательника. Не дали сгинуть на чужбине. Правительство российское поспособствовало.

– Кажется, ты тогда даже наказал не был? Матушке Екатерине второй низкий поклон. Во время на престол взошла. Щедро одарила офицеров, подсобивших ей, в этом трудном деле. Братьев Орловых ого-как! Тебя тоже в должности повысили, в Мануфактур-коллегию определили. У меня же, нынче, иное. Скажу честно – дело дрянь. Либо пулю в лоб, или в долговую... Позор какой надвигается.

– Миша. Дворянин ты или нет? Придерись к чему-нибудь, да и вызови на дуэль Лопиталя. Пристрели французишку и вся недолга. А мертвецы, они завсегда – добрые. Долги прощают. Так исстари на Руси повелось.

 

В день когда настал срок возврата занятых денег старший брат, избил посланника суверенного государства и спустил с лестницы. Однако благородный посол стреляться с русским офицером не стал. Инцидент был исчерпан, после того, как князь Дашков* выкупил долговые расписки, и в добавок к этому, накинул несколько монет, дабы задобрить иностранца, и в надежде на его молчание.

 

2 (13) февраля 1769 года

 

– Слыхал? Глашатаи на всех рынках орут о манифесте.

– Каком? – Сказывай толком.

– Об учреждении в Санкт-Петербурге и Москве отделений Ассигнационного банка, получившего право эмиссии ассигнаций. То бишь не монет, а бумажных денег. Теперь и нас будут так же, как за границей.

– Давно пора. Неча карманы рвать серебром, да медяками. На дворе век осемнадцатый, просвещённый, а мы всё по старинке кошелями рассчитываемся, которые, к слову, год от года легчают.

– Миша. Сделай милость, не гневи судьбу. Попался на шулерстве! Сам виноват. Скажи спасибо, что совсем от карточных столов в приличных домах не отлучили. Доходы с игр в камзоле позвякивают, да и щедрая благодарность от владельцев мануфактур, стабильный доход приносит. Иные и того не имеют. – Улыбка на лице Сергея исчезла и он пристально посмотрел на брата.

– Удумал чего? Так излагай, вместе кумекать будем. Две головы завсегда лучше одной. – Михаил налил себе и брату дорого вина.

– Читал я в европейских газетах, что ассигнации бумажные тамошние умельцы подделывают и от того ....

– Вручную не получится. Механизма нужна, особая. – Развил идею Михаил.

 

Два года спустя. Санкт-Петербург. Кабинет Екатерины второй

 

Государыня негодовала. – Граф Панин! Либо мы их изловим и примерно покараем, либо затею нашу, прекратить надобно. Изволь немедленно «войти во все подробности того приключения, которое сегодня сделалось в Банке государственных ассигнаций».

Вельможа не поворачиваясь спиной к императрице попятился к двери.

– Изволь, без всякого промедления извещать меня о ходе сыска фальшивомонетчиков! – неслось ему вслед. – Дабы «как наискорее можно будет упредить, чтобы банковский кредит фальшивыми ассигнациями не был повреждён».* Те злодеи деяниями своими подрывают доверие не токмо к помазаннице божьей, но и к бумажным ассигнациям.

 

– Государыня. Исполнили. Изловили негодяев. Канцелярист Николаев, да сержант Шулепин, выскабливали на деньгах двадцати пяти рублёвый номинал и вписывали туда цифру семьдесят пять. Испакостили целых девяносто нумеров купюр. Наказаны примерно и сосланы Нерчинск, ибо головы рубить, тобою запрещено. Дабы подобное непотребство и вовсе изжить выпуск семидесяти пяти рублёвок немедля прекратили.

Екатерина одобрительно кивнула. – Сие замечательно! Далее у тебя, что? – Она приняла из рук вельможи толстую папку с бумагами.

 

1770 год. Москва. Дом Михаила Пушкина

 

– Брат, ты пойми. Дело, которое мы затеваем – затратное. – Сергей поднял палец вверх. – Раздобыть особую, денежную бумагу. Потребуется типографская краска и клише для оттисков. Затем, главное! – Как и кому сей продукт сбывать?

До вечера «заговорщики» горячась и перебивая друг друга обсуждали особенности нового, доселе невиданного дела – массового производства фальшивых ассигнаций.

– Бумагу надобно закупать в городе Амстердаме, на «Сиверсовской мануфактуре», ибо оттуда поступает сырьё в Россию, на Сенатскую типографию Санкт-Петербурга. – Согласись, Сергей, лучше тебя пункт нашего мероприятия никто не исполнит.

– Гравёра для изготовления денежного клише где возьмём? – Продолжил младший брат. – Знавал я в Париже некоего Луи Барро Бротара. Кстати бывший божий человек, католический священник – расстрига. Он удрал из Франции к нам. Ибо, не без основания, опасался гильотины, за подделку документов. Надо его сыскать и поручить... Ну, а сбыт, Миша, организуем через Мануфактур-коллегию. Там можно, без особливого риска, подменять ассигнации на бумаги Пушкинского производства?

 

Февраль 1772 года. Зимний дворец

 

– Матушка изволь выслушать. Ибо то, что я произнесу, есть слово и дело государево. * Лицо сенатора Волкова покрылось испариной и он дрожащей рукой поминутно его вытирал.

– Михаил Пушкин намедни предложил моему вице-президенту Мануфактур-коллегии Федору Сукину неслыханное. Тот поначалу согласился, но потом прибежал ко мне, пал на колени и покаялся.

 

«Генерал-губернатору Лифляндии: «Беспутным своим поведением известный Пушкин в прошлом году поехал в чужие края. Ныне подозрение есть, что он сие учинил, чтобы там стараться подделывать наши банковские ассигнации, коих пересылать будто бы намерен к своему брату в Москве, к Михаилу Пушкину. Прикажите неприметно примечать на вашей границе, не проявятся ли где пакеты на имя Михаила Пушкина и если таковые будут, то под видом контрабанды велите их осматривать и если найдёте чего, то, не мешкая, отправьте ко мне с нарочным... Екатерина»

 

Город Нойгаузен

 

Воисполение письма государыни – Сергея Пушкина арестовали. Письмо к брату, (из острога писаное и переданное доверенному человеку) – перехватили.

 

«О друг мой, какое несчастье! Я взят по дороге и задержан... Когда я приехал, стали разбивать сани и нашли штемпель и литеры, которые тотчас признали годными для делания ассигнаций. И вот я арестован. Придумываю: как бы бежать, но мало похоже, чтобы нашел к тому средство. Не знаю, как теперь быть. Спаси меня, если можешь. Если паче чаяния убегу, напишу тебе и адресую письмо на имя господина Наумова, исковеркаю почерк и ты смело распечатывай, если на нем будет крест. Бумаг у меня не нашли...»*

 

Санкт-Петербург. Кабинет императрицы

 

Граф Толстой поклонился и передал Екатерине второй протоколы допроса.

– И чего тяните с этим злыднем? Он же, снисхождение прося, дал покаянные признания. – Хозяйка кабинета бросила на стол бумаги. –

Всех негодников выявили или ещё кто на воле шляется?

– Четвёртого заговорщика, француза Баро, по всей империи ищем. Пока результата нет. Опять же, экспертиза клише не завершена. Дело это тонкое, кропотливое.

– Не смеши граф. Вели немедля доставить сию вещицу сюда. Самолично её пригодность определю.

 

Несколько часов спустя

 

– Железяку сию признаю пригодной для печатания поддельных ассигнаций. – Императрица отложила в сторону клише. – Причастных к этому судить, без промедления. И примерно наказать! Дабы другим неповадно было, во веки веков. Писать голландцам прошение. Пусть расстараются и сыщут у себя Бротара! Ежели изловят оного, то немедля передут с рук на руки представителям российского посольства.

 

5 октября 1772 года. Здание сената

 

Оглашается вердикт «О смертной казни Сергея и Михаила Пушкиных за умысел к подделыванию банковских ассигнаций.»

 

Указ императрицы от 25 октября 1772 года

 

По причине того, что они не успели изготовить ни одной фальшивой ассигнации и раскаялись в содеянном Михаила и Сергея Пушкины лишить дворянства, вывести на эшафот и над их головами переломать шпаги. Повелеваю отныне именовать оных ... «бывшими Пушкиными». 

Направить Михаила, «бывшего Пушкина», в сибирскую ссылку. Сергея – «в какую ни есть отдалённую крепость».

 

Лето 1772 года

 

Доставленного из города Амстердама, Луи Бротара в назидание другим бити плетьми нещадно, затем вырвав ноздри. И заклеймив, сослать на вечную каторгу, в Нерчинск.

 

Жены декабристов увы, не были первыми, кто покинул имения и отправился вслед за суженными в сибирскую глушь.

Урождённая княгиня Волконская, жена Михаила «бывшего Пушкина» отправилась следом за ним. Она была супругой осуждённого врага империи – фальшивомонетчика, а по сему о ней никто не писал и не восхвалял этакое самопожертвование. 

 

Прошло пятьдесят с лишним лет и славу снискала другая княгиня Волконская, не раздумывая отправившаяся в Сибирь вслед за своим декабристом.

 

А знал ли поэт о вышеизложенных событиях? И если да, то почему не рассказал о них в произведении «Моя родословная»? Постеснялся?

Полагаю, что нет. Ибо материалы о фальшивомонетчиках были строжайше засекречены! Отлавливать и наказывать негодяев, посягнувших на благосостояние страны, чиновники, жившие во времена Екатерины великой, умели блестяще! Как и хранить тайны государевы.

 

* Карточный долг – дело чести. Фактически игроки на кон ставят не только деньги, но и собственную честь.

* Князь Михаил (Кондрат) Иванович Дашков – русский дипломат из рода Дашковых, известный главным образом как муж графини Екатерины Романовны Воронцовой. (Википедия)

Записка Екатерины второй графу Панину

* Екатерина великая и не предполагала, что «сделавшееся в банке приключение» было одним из первых в нескончаемой череде войн Государства Российского с фальшивомонетчиками всех мастей. Продолжаются они до нашего времени.

* Слово и дело государево – порядок участия в политическом сыске в России XVII – XVIII веков и принятое условное выражение, произнесение которого свидетельствовало о готовности дать показания (доклад, донос). (Википедия)

* Токарев М. «Бывшие» Пушкины.

* «Российский сыск. Уголовное дело в письмах.»

 

 

ПЕРВЫЙ ПАТРИОТ ИМПЕРИИ (на основе реальных событий)

 

1879 год. 1-й департамент Сената, Министерство юстиции

 

Хозяин кабинета бросил бумагу на стол. 

«Состоящие при правлении частного Кронштадтского коммерческого банка депутаты Казин, Мейер и Буртон заявили о том, что при внезапной ревизии обнаружены в делах большие беспорядки и злоупотребления, а именно: неправильная выдача ссуд и растрата как неприкосновенного капитала банка, так и принадлежащих частным лицам, отданных на хранение.» *

«Повелеваю начать расследование. И против кого? Он же в высшем свете почти, святым считается. Лев Толстой с ним дружбу водит. В своём творении прототипом сделал. Потомок Рюрика». Генерал-прокурор перечитал документы, доставленные фельдъегерем, и велел немедля пригласить товарища прокурора*.

 

– Подготовьте список из наших наиболее способных сотрудников. Будем создавать комиссию. Надобно перетряхнуть этот банк до самого основания.

– Дмитрий Николаевич, как можно? – Возразил чиновник. – Ведь работает учреждение сие, не абы где, а в главной базе русского флота! Там же в учредителях сам комендант Кронштадта. А заёмщик там, не кто иной как....

– Во, во. С него и начнём. Помолясь. Император на то полномочиями наделяет. – Начальник протянул бумагу. – Читайте! И действуйте! Докажем, что прокурорские, не зря жалование, из казны государёвой, получают.

– Но, он же шталмейстер при дворе самого самодержца! Да к тому же ещё предводитель уездного дворянства. – Лицо приглашённого покрылось каплями пота.

– Делайте что велено. Перед государем, случае чего, отвечу лично. – Генерал-прокурор хотел ещё что-то добавить, но посетитель спешно покинул кабинет.

 

Двумя годами ранее. Имение Оболенских «Шаховское»

 

После обеда Дмитрий Дмитриевич попросил, немногочисленных приглашённых, в кабинет. Те переглядывались и недоумевали. Ещё бы, глава царских конюшен, то бишь – шталмейстер славился хлебосольством. Его обеды сравнивали со знаменитыми Луколовыми.* Народу на них было изрядно, но сегодня..

Хозяин жестом отпустил лакея и сам закрыл массивные двери.

Некоторые из присутствующих поглядывали на буфет, инкрустированный дорогим венецианским стеклом, и уставленный бутылками, с яркими этикетками. Ждали послеобеденного дижестива.*

– Господа, как вам известно, наша армия воюет на Балканах. Бьёт врага, преодолевая трудности и невзгоды.– Оболенский поднял палец вверх, подчёркивая, что беседа будет деловой.

– То вестимо. Предлагаю немедля выпить за победу русского оружия.– Перебил хозяина один из гостей. – Жестом указывая на заморские напитки.

– Позже. – Грубо осадил его Оболенский. – Сейчас потребны трезвые головы. И так. Вы знаете, что лошадей я люблю не меньше женщин. И как главный конюх империи могу поведать – в армии с ними, более-менее порядок. Чего не скажешь о сухарях!

Присутствующие с нескрываемым удивлением смотрели на Оболенского.

– Наши интенданты столкнулась с ростом цен на сухари, главную походную пищу. Каждому солдату полагается пятьдесят два с половиной фунта сухарей в месяц. Перемножьте эту цифру на число воинов. Что получается? Высочайше велено срочно увеличить производство сушёного хлеба» Указ государя – поставить в действующую армию миллион сто тысяч пудов! Огромнейшие деньги господа.

– Согласен. Но ведь такие подряды без конкурса никто не подпишет. Князь, у вас есть пекарни? Много? На сколько мне известно, ни у кого из присутствующих больших предприятий в этой отрасти не имеется. К чему тогда разговор? – горячился член правления коммерческого банка. Остальные кивали, соглашаясь.

– Пекарен не много, но имеется. – Парировал Дмитрий Дмитриевич. И связи при дворе, тоже наличествуют. Контракт будет за мой. Без сомнения. Однако потребуются первоначальные капиталы. Огромные. За этим я вас и позвал. Предлагаю следующий план. Создаём...

 

Несколько дней спустя

 

Оболенский, с одобрения члена правления, получил в банке «вкладные билеты»* на баснословную сумму – шесть миллионов рублей. И незамедлительно приступил к операции обмена их на реальные деньги, оставляя в качестве залога в больших и малых банках, по всей империи. Дотошные губернские и уездные банкиры отправляли запросы в столичный банк, требуя доказательств подлинности «ценных бумаг». И каждый раз «Кронштадтский» неизменно подтверждал действительность выданных «билетов».

 

Немногочисленные пекарни принадлежащие князю и его друзьям без устали выпекали хлеб и производили из него сухари, выполняя «Требования государственного подряда». Однако объёмы продукции были смехотворными.

Оболенский решил и эту проблему. Привлечённые (за солидный куш) интенданты браковали сухари, изготовленные в казенных печах. Не прошедший приёмку товар, за четверть цены, скупали люди Дмитрия Дмитриевича. Оболенский изыскал способ отправлять их на армейские склады, под видом перовосортнейших сухариков.

 В высшем свете не раз отмечали преданность княза делам государственным. Ведь он, в отличие от мироедов – купцов, продававших сухари по четыре рубля за пуд, отпускал их, для армейских нужд, не дороже двух!

 

Конец зимы 1879 года. Кронштадтский банк

 

Из отчёта комиссии:

«В результате осмотра книг и кассы, произведенный через экспертов, действующих на основании возбужденного следствия, выявлены злоупотребления: В кассе наличествует денег (ассигнациями) пятьсот два рубля. А также сто сорок пять рублей принадлежащих банку процентных бумаг. Ни складочного (основного) капитала, который согласно уставу банка составляет пятьсот тысяч рублей, ни запасного, равного двадцати одной тысячи рублей не найдено!»

 

 Апрель 1883 года. Заседание Санкт-Петербургского окружного суда, с участием присяжных. (Слушается дело о хищении средств и мошенничестве в крупных размерах. Обвинение выдвинуто против князя Дмитрий Дмитриевич Оболенского и руководителей банка)

 

Первым делом, адвокат, (бывший заместитель прокурора Петербурга) Александр Урусов добился того, что обвинение в «сухарных махинациях» с князя сняли.

– Осуждать такого обаятельного человека? Можно сказать – бессребреника. Запутался господин, но ведь хотел как лучше! Солдатиков, на чужбине воюющих, накормить побыстрее стремился. Так за что же под суд? – В один голос твердили свидетели – военные интенданты, спасая, в первую очередь себя и полученные нечестным путём барыши. (От реализации «левых» сухарей!)

 

Обвинение в махинациях с необеспеченными «вкладными билетами» были гораздо серьёзней. Но и тут адвокат оказался на высоте. Сумел убедить присяжных. – Виной всему – нечестные на руку банкиры. Беспардонно обманули не искушённого в ценных бумагах царского шталмейстера.

 

Князя оправдали. «Его отдали под суд за то, что он добрый и тщеславный...»

Зато трое членов правления «Кронштадтского» отправились отбывать наказание в далёкую ссылку.

 

Коммерческий банк – стал крупнейшей обанкротившейся финансовой организацией империи. Вклады потеряли и зажиточные крестьяне, и купцы, и даже дворяне. Государство решило смягчить горечь потерь. Выплатило по семьдесят пять копеек за каждый вложенный рубль.

 

Сорок лет спустя

 

Хлебосольный, но «слабохарактерный» князь сумел эмигрировать из Советской России. Работал переводчиком английской военной миссии и сотрудничал с Русской секцией борьбы против третьего Интернационала.

 

* Из материалов Заседания С.-Петербургского окружного суда, от 25 апреля–10 мая 1883 года.

* Государственная должность в Российской империи, равная по полномочиям заместителю министра, председателя, губернского или областного прокурора.

* Должность шталмейстера приравнивалась «В табели о рангах» к званию генерал-лейтенанта.

* Выражение «лукуллов пир» означает изобилие и изысканность стола, множество блюд, роскошь трапезы. Во времена Лукулла в быту римской знати (в том числе в питании) царили изнеженность и утончённость, не знавшие пределов. (Википедия)

* Вкладной билет – свидетельство, выдаваемое банком в приёме от вкладчика известной суммы денег на определённый срок или без срока с обозначением размера процентов, которые банк обязывается выплачивать по вкладу. Вкладные билеты выдаются именные и на предъявителя.

* Из дневника Льва Николаевича Толстого.

* Дижести́в – общее название напитков, которые подают после еды. Считается, что дижестив помогает перевариванию пищи. (Википедия)

 

 

НАХОДКА НА КРАСНОДАРСКОМ КНИЖНОМ РАЗВАЛЕ

 

Есть в нашем городе сакральное место. Аналог букинистического базара, на берегу Парижской реки Сены.

Именно там я и обнаружил эту пожелтевшую от времени фотографию. 

 

Гумилёв познакомился с молодой поэтессой в начале двадцатого века, в Париже. Купил большой букет цветов, для приглянувшейся девушки. Уговорил послушать стихи, собственного сочинения. Даме произошедшее понравилось и осталось в памяти.

Два года спустя 

Судьба вновь свела их, в Петербурге. Между душами, увлечёнными литературой, возникло то, что объяснять не требуется. Молодые люди читали стихи, а затем, взявшись за руки, бродили по городу. Подобные прогулки заканчиваются походом к алтарю, но не на этот раз. Лиза на предложение руки и сердца, ответила отказом, объяснив, что сосватана. Однако составить компанию ухажёру в поездке в Крым Дмитриева согласилась.

 

Всю дорогу простояли у окна. Придумывали прозвища друг для друга. Девушка называла его «Гумми». Ей никогда не нравилось банальное «Гумилёв». А он именовал её «Лёля». Утверждал, что именно оно более всего подходит Дмитриевой, так как напоминает звук, издаваемый музыкальным инструментом.

 

Остановились в хлебосольном доме Волошина. Лето, творческие посиделки, и конечно же Муза! Не влюбиться было просто невозможно. И она влюбилась! Бесповоротно, без оглядки!

 

Перед Лёлей стал выбор. Вернуться назад, с воздыхателем, или остаться с хозяином дома?

Размышляла – «Гумми это весна. Он же для меня, вроде младшего брата. Волошин – глыба! Быть рядом – мечта женщины. И разве не счастье, что он обратил взор на застенчивую поэтессу, неумеху».

 

Гумилёв возвращался один. Дамы, с именем похожим на звук музыкального инструмента, рядом не было.

 

В столице из уст в уста передавали сплетни о том, что Гумилев с Лёлей! В общем, у них что-то было! Утверждали, что автор этих слухов, сам Гумми. Жених девушки всё ещё отбывал воинскую повинность и не мог вступиться за честь наречённой. И тогда, с его разрешения, наглеца вызвал на дуэль приехавший в Санкт-Петербург Волошин. В мастерской Мариинского театра, в присутствии свидетелей, отвесил клеветнику затрещину!

Это дуэль? – спросил поэт, потирая ушибленное место.

– На старинных пистолетах!

 

Секунданты согласовали детали. Никто из них не знал дуэльного кодекса.

Гумилёв требовал, чтобы стрелялись с близкого расстояния! И палили столько раз, сколько потребуется до смерти одного из участников!

Секунданту Максимилиана, графу Толстому удалось убедить всех, что менее чем на пятнадцати шагах дуэли не проводятся, иначе это чистое убийство!

Вопрос о месте поединка не стоял. Только на Чёрной речке!

 

Погода в день дуэли выдалась скверная. Ветер с моря, снег! 

Автомобиль Гумилёва забуксовал. Дуэлянт, одетый в шубу и цилиндр, стоял в стороне. Наблюдая за тем, как друзья толкают машину.

Волошин, нанявший извозчика, тоже застрял. Выбрался из кареты и пошёл пешком. Потерял калошу. Назвал её талисманом! И без данного предмета к барьеру идти отказался! Кинулись искать пропажу. Нашли. Обули.

 

– Ну и шаги у вас граф! Извольте отсчитывать полагающееся расстояние нормальным размером! – крикнул Гумилёв, Алексею. 

Наконец он, бросив шубу в снег, стал на указанное место.

Волошин остался в шубе и калошах. Однако шапку снял и положил рядом с собой.

 

Как правильно заряжать старинные дуэльные пистолеты никто не знал. Выяснилось – нужны пыжи, кои приобрести забыли.

Выход нашёл граф. Вытащил из кармана носовой платок, разорвал пополам и протянул дуэлянтам. – Господа, стреляем на счёт три, – дрожащим голосом произнёс он, и отвернулся.

Гумилёв промахнулся.

А пистолет Максимилиана дал осечку.

– Я категорически требую, чтобы этот господин сделал свой выстрел! Пусть перезаряжает! Я подожду. Мне спешить некуда!

Волошин выстрелил в воздух. Опять осечка.

Граф подбежал к нему. Отобрал пистолет и пальнул в землю. Поднял вверх несостоявшееся оружие убийства.

– Господа! Видите сами! Имели место две осечки. Стрелять в третий раз, не по правилам. Считаю поединок законченным!

 

Городские власти наказали дуэлянтов штрафом... в десять рублей!

 

А виновница дуэли покинула столицу. Вышла замуж, взяла фамилию мужа. Отныне именовалась госпожой Васильева. Под этой фамилией её и запомнили в моём Краснодаре.

Десять лет спустя

– Я так чую, что от гражданочки белогвардейщиной, аж за версту прёт. И будь моя воля, шлёпнул тебя. Аккурат возле того заборчика. – Чекист показал маузером на окно, за которым виднелась глухая стена.

Васильчикова поморщилась. Её регулярно вызывали в ЧК. Грозились арестовать или сразу расстрелять. Но бог миловал. Пронесёт и на этот раз.

– Мужика свого благодари. Башковитый он. Мелиоратор, мать вашу так! Нужон, понимаш, республике! Ставь заковыку на бумаге и вали отседова! В ссылку! В этот, как его? Екатеринодар! И тамошним товарищам передай! Пусть город переименовывают! Негоже царицу-эксплуататоршу в фициальных бумагах поминать! Проваливай! У меня контры полный подвал скопился, а я тут с тобой лясы точу.

Лёля, с трудом, нашла работу в переплётной мастерской. По вечерам пыталась писать стихи. Своих детей не было. Может быть, именно поэтому ей хотелось сделать что-то полезное чужим. Так появилась идея создания спектаклей для маленьких.

Эта тема волновала ещё одного горожанина – Самуила Маршака. В августе двадцатого года в Екатеринодар вернулись красные. Окончательно! Открыли университет. Там поэт выступил с докладом о Театре для юных горожан. Пригласил Васильеву. Спустя некоторое время была поставлена инсценировка. Затем состоялась премьера пьесы о летающем предмете. Газеты взахлёб писали, что в провинциальном городе родилось первое в стране большое детское учреждение! Предтече будущих Дворцов пионеров.

 

В Крыму встретились дуэлянты.

Это уже были другие люди, обитающие в совершенно иной стране.

– Неужели вы тогда поверили причитаниям той сумасшедшей дамы? – спросил один другого.

– Если что, то я сударь, к вашим услугам.

– Никого если, быть не может. И вы знаете об этом не хуже меня!

Так и закончился короткий диалог двух великих людей.

 

Гумелёва, несколько лет спустя, расстреляли по сфабрикованному ОГПУ делу.

 

Волошин добрый десяток лет жил в своём Крымском доме. К нему, поваляться на пляже, и покупаться в море, приезжали, полностью ставшие советскими, литераторы. В Начале тридцатых его настиг инсульт, от которого поэт уже не оправился до конца дней.

 

Молва о детском театре дошла до Москвы. Нарком пригласил Маршака в столицу.

 

А Васильеву вызвали в ОГПУ.

В доме провели тщательный обыск. Забрали дневники и стихотворения. Женщину упекли в тюрьму. Следователи вывезли из дома всё, что можно, после чего бывшую хозяйку выслали. В Ташкент.

 

Держу в руках старую фотографию. Всматриваюсь в удивительное лицо. Вспоминаю, как живя в столице Узбекистана, пытался найти могилу поэтессы Черубины, но тщетно.

 

Вот и выходит, что творческая судьба этой женщины началась с мистификации, прошла через дуэль двух великих поэтов и мистификацией же закончилась.

 

Городок, наш Городок.

Ты хоть краснодарский,

Но тебя, наш Городок,

Знает Луначарский.

Автор стихов С. Я. Маршак

 

© Ралот А. Все права защищены.