хххххх
И снова осень золотая.
И вновь мы с вами рады ей.
И на душе легко, как в мае,
А воздух чище и светлей.
Придёт? Надолго ли? Не знали.
Но половину сентября,
Холодную, с дождями, ждали,
И, оказалось, что не зря.
Был тёплым май, нежарким лето,
Погожих, благодатных дней
Скупая годовая смета
Вновь отпускает. Сколько в ней
Ещё их будет: лучезарных,
Одетых в золото и медь,
Не рядовых, не календарных,
А ярких, чтоб их здесь воспеть.
хххххх
Кто малость разбирается в стихах,
Заметит, а возможно уж заметил,
Поэты на словах, да и в делах,
Ведут себя, как маленькие дети.
Не любят слушать критику из уст
Собратьев, часто мелочны, наивны.
А иногда, на мой конечно вкус,
Сужденья их довольно примитивны.
Как девочки, влюблённые в свой стих,
Плюс склонные нередко к подражанью,
Но главное, меня смущает в них,
Что форма им важнее содержанья.
Стихи их редко радуют мой слух,
Я сделан из другого, видно, теста,
И склонен форму, (форму, но не дух!)
Привычно ставить на второе место.
ДУША ТАНКИСТА
С. Простомолотову.
Офицеру-танкисту и поэту.
Ни грозный «Тигр», ни «Пантера»,
Ни «Фердинанд» не страшен. Страх
Несвойственен для офицера,
Тем паче в танковых войсках.
Броня крепка и танки быстры,
Не только наши, но и сша,
Зато у нашего танкиста –
Поэта тонкая душа.
Пусть враг почувствует на ощупь,
Что значит русский танк в бою.
Сразит огнём, продавит мощью,
Возьмёт пехоту на броню.
А Клим Ярко из «Трактористов»
Напомнит в песне, что она,
Душа советского танкиста
Отваги, мужества полна.
Нам молодёжь пришла на смену,
И седина блестит в висках.
Но остаётся неизменным
«Порядок в танковых войсках».
А поэтические струны
В бою не могут помешать,
И остаётся вечно юной
Танкиста тонкая душа.
хххххх
У каждого в его нелёгкой жизни,
Единственной, есть право на успех.
Но есть ещё понятие «харизма»,
А вот она, как видно, не у всех.
И пусть у нас эпоха плюрализма,
Но кто-то без особенных помех
Всех подавляет мощною харизмой,
А кто-то вызывает жалкий смех.
И в этом доля малая трагизма,
А может и не малая, для тех,
Кого не одарил Господь харизмой,
Но тоже претендует на успех.
Пытаясь без достаточной харизмы
Быть личностям с харизмою под стать,
И на волне сплошного популизма
Чего-то несусветное вещать.
хххххх
Средь бесчисленных забот,
Общей кутерьмы,
Каждый день и час живёт
Мир, в котором мы
Каждый час и день с тобой
Пробуем успеть,
Окунувшись с головой
В эту круговерть,
Что-то сделать, рассказать
Всем из первых уст,
Пусть не всё, хотя бы часть,
Маленькую пусть.
И не знаем на беду
Каждого из нас,
Нужен, нет ли здесь кому
Этот наш рассказ?
Кто, средь, мягко говоря,
Общей кутерьмы,
Тоже, может быть не зря,
Думает, как мы.
Кто, уйдя на время в тень
От мирских забот,
Каждый час и каждый день
Этим лишь живёт.
хххххх
Различных лжеучений тьма,
И потому, спаси нас Боже,
Как от отсутствия ума,
Так ложных умствований тоже.
Не дай запутаться, избавь
От всевозможных вредных мистик,
И вместо этого направь
Нас в мир простых и мудрых истин.
Чтоб мы, хотя бы под конец,
Смогли понять, кто всё ж провидец,
Мыслитель, истинный творец,
А кто обычный проходимец.
хххххх
Печорины, как и Онегины,
И прочие, кто им под стать,
Героями нашего времени
Вдруг стали невольно опять.
Стесняясь вновь что-то попробовать,
Не зная, а будет ли прок?
Лежат на диванах Обломовы
И смотрят весь день в потолок.
Лаврецкие, Бельтовы, Рудины,
Опять никому не нужны,
И снова все «лишние люди»
Уехать спешат из страны.
Базарова, как и Рахметова,
Берёт ФСБ в оборот,
И власти перечить поэтому
Не станет ни тот и ни тот.
«И скучно, и грустно» без прений,
Без споров, но ты не жалей,
Что в век, в коем жили Тургенев
И Гоголь, жилось веселей.
Живи себе тихо, не трогая
Лежащее всюду дерьмо.
И грустно, и скучно, и Гоголю
Белинский не пишет письмо.
хххххх
Бунтарский дух у нас в природе.
Но ныне – боже упаси.
Сегодня Разины не в моде,
И Пугачёвы не в чести.
Играйте пафосные трубы.
Трубите громче в пустоту!
Молчалины и Скалозубы,
И городничий на посту.
Вновь где-то устрицы к обеду.
У Штольца с бизнесом «облом».
Везут в Россию Грибоеда,
И Гоголь тронулся умом.
Картина Репина «Приплыли!»
За нею серая стена.
И не случайно позабыли
Про Салтыкова-Щедрина.
Маразм день ото дня крепчает,
Нигде не встретишь ярких лиц.
Кому-то масок не хватает,
Кому «ежовых рукавиц».
Вновь сотни выскочек-уродцев,
Вновь над Россией сон и мгла,
И распростёр Победоносцев
Над ней «совиные крыла».
хххххх
Мы все столпились у черты,
И наступил момент,
Когда и он, и я, и ты,
Все жаждем перемен.
Каких угодно, так устав
От наших общих бед,
Живя, казалось бы, без прав
Сто, тридцать, двадцать лет.
Но вот прожив с десяток лет
В эпоху перемен,
Мы, проклиная белый свет,
В другой впадаем крен,
Ведь каждый, что скрывать, совсем
Не бог, не супермен,
И все твердим уже, зачем
Так ждали перемен?
Что не помогут, не спасут
И не исправят свет,
А только больше принесут
Страдания и бед.
хххххх
Моё глубокое почтенье!
Моё почтение всем вам,
Живущим в эко-поселеньях.
Мир вашим замкам и домам!
Поклон от тех, кто вновь унижен.
Кто прозябает не у дел.
От их лачуг, квартирок, хижин,
Трущоб, «шанхаев» и фавел.
В посёлках, наглухо закрытых,
Вдали от посторонних глаз
Вся современная элита
Сегодня спряталась от нас.
Под сенью девственной природы,
Скупив озёра и леса,
А их токсичные заводы
Коптят нещадно небеса.
Пытаясь в свойственной манере
Им, незаметно под шумок,
У неделимой биосферы
Оттяпать лакомый кусок.
В отдельном эко-поселенье,
Что, несомненно, говорит –
О скудости воображенья
Так называемых элит.
хххххх
Всю неуёмную породу,
Все корни древние свои,
Все песни, пляски, хороводы,
Как и кулачные бои,
Нам не изжить ни в коем разе,
И всё нам было нипочём:
И хан, и пан, и царь, и Разин,
И вор Емелька Пугачёв.
Мы дети лапотной России.
Наш прадед – русский человек,
Простой мужик, ещё был в силе,
Входя в лаптях в двадцатый век.
Носил посконную рубаху,
А вот его крестьянский сын
Бежал с земли родной со страху
Под бурным натиском машин.
То Бога поминаем всуе,
То вновь Россию, но боюсь,
Что лишь Кольцов, Никитин, Клюев,
Есенин понимали Русь.
И вот уж в веке двадцать первом,
Как ночью в поле огоньки,
Считает русская деревня
Свои последние деньки.
хххххх
В Америке идут волненья,
И это, доложу я вам,
Кому-то пища к размышленью,
Кому-то на сердце бальзам.
Не любят, (что там?) этих янки,
Сегодняшний «америкос»:
И «чел» с солидным счётом в банке,
И просто-напросто «пиндос».
«Проныры», «выскочки», «уроды»,
А ведь у граждан США,
Под тенью статуи Свободы
Живущих, гордая душа.
Они законы не забыли,
В их прагматичных головах
Статьи, прописанные в Билле
Об их свободах и правах.
Нам, россиянам, не понять их,
Как не понять сегодня всем,
Кто задыхается в объятьях
(Железных) служб и госсистем.
Где все вносимые поправки
В законы служат каждый раз
Лишь дополнительной удавкой
И кляпом для народных масс.
Кто, как и большинство народов,
Кому прописан свой режим,
«Под кожей статуи Свободы»
Ещё и часа не прожил.
хххххх
Нас затянула круговерть,
И существует точка зренья,
Жизнь – нескончаемая цепь
Одних и тех же повторений.
Пугающих порой иных,
В других вселяющих надежду.
Нелепых, странных и смешных,
Трагических и неизбежных.
Всё повторяется точь-в-точь,
И опыт прежних поколений
Нам должен вроде бы помочь,
Раз повторенье – мать ученья.
И, коль расхожие пути,
Для нас удобнее, то каждый
Из нас пытается войти
В одну и ту же реку дважды.
А то и боле, и живёт,
Ведь жизнь сама в каком-то роде
Один сплошной круговорот
Воды, накопленной в природе.
хххххх
Дай мне, бабка, народного снадобья.
Видишь, снова пошла кутерьма.
На судьбу обижаться не надо бы,
Если только судьба не тюрьма.
Выйду утром туманным и сереньким
В поле чистое. (Если найду?)
Хоть теперь выходить и не велено,
Всё равно попытаю судьбу.
Может скажет родимое полюшко,
Как-никак тоже вроде бы сын,
О судьбе нашей общей и долюшке,
По секрету один на один?
Даст совет, мол, бросай всё и посуху
В монастырь, (а по мне, так уж в скит),
Только как, без опоры, без посоха,
Да и толком не зная молитв?
хххххх
Нет, «не волк я по крови», а кролик. Удав
Надо мною склонился могучий.
И суровый, безжалостный «век-волкодав»
Двадцать первый по счёту до кучи.
В високосный, к тому же столь редкостный год,
Нелегко, говорят, волкодаву.
Вдруг удав, позабавившись, всех заглотнёт,
И в придачу его – говнодава.
Только что горевать о себе? А о нём,
Сволочном и беспутном, подавно.
Пусть он сдохнет со всем своим гнусным враньём
И со всей «исторической правдой».
Век, нас воли последней лишивший и прав,
Не лишит нас последней забавы:
Наблюдать, как окажется «век-волкодав»
Вместе с нами в утробе удава.
хххххх
Не стоит, ребята, травить анекдоты,
Ругать, даже в шутку, сегодня вождей.
Охота за ведьмами – это охота
На всех здравомыслящих, честных людей.
Мы вновь наступаем на старые грабли,
Вовеки не скинуть нам наших оков:
Охота за ведьмами, критика, травля,
Шумиха и поиск повсюду врагов.
В России критически мыслить опасно,
Здесь тридцать седьмой не кончается год,
И даже Всевышний, пожалуй, не даст нам
Гарантий на этот, друзья мои, счёт.
хххххх
«Можно ли сравнить нашу перестройку с самолётом, который подняли в воздух, не зная, есть ли пункт назначения и посадочная площадка?» Ю. Бондарев
От старца, что всё в жизни знает
До годовалого младенца
Нас с вами нынче окружают
Одни сплошные потребленцы.
С Кавказа, с Крыма, с Украины,
С Плющихи, с площади Восстанья,
Живут все хлебом лишь единым
И требуют к себе вниманья.
И головы у всех забиты,
Не как сходить в библиотеку?
Каких набрать ещё кредитов?
Как взять квартиру в ипотеку?
Наш старый самолёт, летевший
С Калининграда на Камчатку
Лет двадцать, произвёл успешно
Довольно мягкую посадку.
И кто-то руки потирает,
А кто-то мечет с гневом громы,
Хоть жизнь одна, и не бывает
В ней запасных аэродромов.
Памятная доска о посещении Анной Ахматовой г. Коломна в 1936 году.
К оглавлению...
