По страницам поэзии Михаила Анищенко
В этом году литературная общественность отмечает 70-летие выдающегося русского поэта Михаила Всеволодовича Анищенко (1950-2012), творчество которого наконец-то начинает получать достойную оценку.
Эпитет «выдающийся» в данном случае уместен, ибо так талантливо отобразить российскую действительность конца 20-начала 21 века никто из его современников-поэтов не смог. Литературным критикам и литературоведам ещё предстоит открыть тайну творческого метода Михаила Анищенко. А в этой небольшой статье я остановлюсь лишь на некоторых страницах его поэтического наследия, которые кажутся мне особенно яркими и значимыми (и которые я не затрагивал в своих статьях о нём ранее).
Больше всего душа поэта болела за судьбу России. В своей статье «Ускорение как будущее русской поэзии» Михаил Анищенко пишет: «За последние двадцать лет нынешней олигархической властью России нанесён ущерб, превышающий все батыевские, польско-шведские, наполеоновские и гитлеровские погромы вместе взятые. Таких темпов истребления коренного населения не ведали даже американцы, уничтожая индейцев… Нацистским преступникам и не снились такие темпы решения «славянского вопроса»».
А поэтическим языком об этом же поэт говорит так:
Наследство делят. Всюду давка...
Там – нефть и газ, и антрацит…
Русь умерла. И только травка
Растёт среди могильных плит.
В крови последнего заката,
Где вечность стынет на краю,
Куда теперь идти солдату,
Кому нести печаль свою?
Как было просто – или-или!
Иди, стреляй без лишних слов…
А здесь свои своих купили
И превратили их в рабов.
Всё это с помпой, с фейерверком,
Во тьме, ликующей, как чёрт…
Русь умерла. Осталась церковь,
Но и она теперь умрёт.
В другом стихотворении читаем такие строки:
Всё обгадили, всё оболгали,
Добрались до святынь и могил.
Штопать наши надежды и дали
Мне не хватит, наверное, сил.
Вот он мир – безнадёжный и узкий,
Вот на выбор – тюрьма и сума…
С беспросветной тоскою: «Я русский…» –
Умирают и сходят с ума.
Когда Михаил Анищенко пишет о России после реставрации капитализма, то нередко вспоминает своих предков. В стихотворении «Стоять, стоять на утреннем морозе…» есть строфа:
Стоять, когда бессмертия не надо,
Когда сожжён последний мой редут,
Когда мой дед в окопах Сталинграда
Ещё не знает, как нас предадут.
Будущее России видится поэтом по-разному, но чаще взгляд отягощён пеленой пессимизма:
Мельчают даты и годины,
Дурманом полнится экран.
И Русь, как девочка на льдине,
Согреть не может океан.
Порой покажется – светает
Над полем, речкой и цветком…
Но всё быстрее льдина тает
Под каждым русским городком.
Страна берёзового ситца
Ещё как будто бы жива…
Но на престол уже садится
Иван, не помнящий родства.
Все мы, кто родился после Великой Отечественной войны, в той или иной степени своими глазами увидели её страшные последствия. Только на фронтах погибло 7,5 миллиона человек, получили ранения 46 миллионов, вернулись инвалидами 11,5 миллионов солдат и офицеров. Хорошо помню, как в 1957-58 годах родители иногда возили нас, своих детей, на поезде (ещё были деревянные вагоны) в Куйбышев и как по вагонам вереницей проходили инвалиды и просили милостыню, при этом кто-то играл на каком-либо музыкальном инструменте и пел, а кто-то декламировал стихи… Безусловно, всю жизнь помнил об этом и о многом другом, что касалось войны, и Михаил Анищенко. Ужасы войны просматривались у него на протяжении всего творчества.
С особой пронзительностью эта тема звучит, когда героем повествования выступает женщина. И не важно, воюет она на фронте или переносит испытания в тылу. У Михаила Анищенко есть стихотворение «Тётя Поля». Казалось бы, почтальон в тылу, но… как написано!
Наша встреча долго длится.
Тётя Поля говорит:
– Ничему уж не забыться…
Видно, память не велит…
И пронзают вновь до боли
Дни израненной страны.
Ты не тётя,
Просто – Поля,
Почтальон большой войны.
Поля. Школьница. Девчонка.
Как могла ты столько дней
В сумку прятать похоронки
И смотреть в глаза людей?
Как, скажи, в свои семнадцать
Ты могла идти селом,
Зная, что тебя боятся,
И что крестятся кругом?
Не вина ли это, Поля,
Что оттягивала ты
Завещанья вечной боли –
Похоронные листы?
К сёлам с почтой доберёшься –
Изведёшься от тоски:
В мелколесье наревёшься,
Наревёшься у реки.
В двадцать лет ты поседела.
Почтальон на три села,
Как ты вынести сумела
Всё, что в сумке той несла?
Ничего не поделаешь: вкус победы в войне имеет привкус крови.
Как-то я стал специально интересоваться, кто отцы моих друзей, приятелей и хороших знакомых, которые по возрасту могли быть на фронте, и был поражён. Почти все, кто имел дело непосредственно с линией фронта, были или инвалидами, или имели ранения. Мой отец – инвалид, у которого один из осколков удалили из лёгких лишь в 1959 году. У супруги отец – инвалид, который умер в 1952 году за месяц до её рождения. Предполагаю, что и у Михаила Анищенко было не лучше. Не зря в одном из стихотворений он написал:
Войною дед подкошен,
Пылает дом родной…
Как будто бы всё в прошлом,
Но это всё со мной.
В лирике поэта нашли отражение все этапы его жизни. В вышеупомянутой статье, давая советы молодым поэтам, Михаил Анищенко отмечал: «Хорошо бы научиться говорить правду, будучи безразличным к ней. Ведь любая эмоциональная окраска делает правду по меньшей мере подозрительной. Тогда она выглядит словно президент с накрашенными губами».
У реки жизни два берега: правда и ложь. Сам поэт не только призывал держаться берега правды, но и всегда оставался на нём.
За последние пятьдесят лет ни у одного из поэтов я не читал таких стихотворений о службе в армии, как у Михаила Анищенко.
В АРМИЮ
В тот день под сводами вокзала
Приказ майора резок был.
Что мне любимая сказала,
Не помню я.
Всё позабыл.
Но я запомнил в то прощанье
Одно мгновенье тишины
И материнское дыханье:
– Не дай вам, господи, войны…
И шёл состав легко и просто,
Стоял в вагонах лёгкий гам.
А за окном тянулись вёрсты
Земли,
Доверившейся нам.
Сменялись зори и закаты,
Мелькали рощи и луга…
Нас.
Словно сталь,
Везли сержанты –
Не закалённую пока.
И мы тогда ещё не знали
Цены той самой тишины,
В которой мамы выдыхали:
– Не дай вам, господи, войны…
ПЕРВОГОДКИ
Там, на плацу, где утро тает,
Их строй сбивается с ноги.
И с перекладины,
Бывает,
К земле их тянут сапоги.
И часто пули мимо цели
У них уходят «в молоко»…
Но в эти первые недели
Ещё никто не жил легко.
И этот груз –
Большой,
Лавинный –
Мальчишкам нужен позарез:
В них просыпаются мужчины –
И сапоги теряют вес.
СТАРШИНА
Когда казарма засыпает
И в окнах плавится луна,
Я часто слышу, как шагает
В проходах хмурый старшина.
Гремят последние трамваи,
А он,
Усталый и седой,
Нам одеяла поправляет
И не торопится домой.
В его квартире неуютной
Есть тусклый снимок на стене.
Мы знаем все,
Что это Люда.
Она погибла на войне.
Она погибла и не знает,
Как старшина в тиши ночной
Нам одеяла поправляет
И не торопится домой.
Михаил Анищенко испытывает чувство ответственности не только за страну, в которой живёт, но и за родных и близких:
И здесь, у речной переправы,
под свист деревенской шпаны
пройдёт искушение славы,
останется чувство вины:
за то, что река обмелела,
что дом покосился родной,
что мать без меня поседела
и не молодеет со мной.
Качнутся плакучие ивы,
плеснётся вода в камыше…
Мать взглянет мне вслед сиротливо,
как будто я умер уже.
И тут – посреди увяданья
родимых людей и лесов –
я вряд ли найду оправданье
у тоненькой книжки стихов.
Были годы, когда Михаил Анищенко искал душевного покоя в православии, но из этого ничего путного не вышло. И он отверг Бога. Видимо, поэт обратил внимание на то, что церкви растут как грибы, но урожай духовности в обществе с каждым годом падает.
Вместе с тем религиозные мотивы нашли существенное отражение в его творчестве. Стихотворение «Предтеча» с большим интересом прочитает даже атеист:
В небе облако качалось.
Пёс обиженный скулил.
Снег кружился.
Власть кончалась.
Ирод голову клонил.
Он шептал: «Ещё не вечер…» –
И понять не мог никак,
Что вся жизнь теперь – предтеча.
Деньги – мусор. Власть – пустяк.
Ирод мёрз, не мог согреться,
Меч хватал. Шептал: «Пора!»
В Вифлееме все младенцы
Поседели до утра.
Кровь детей. Резня и сеча.
Тихий ропот, пересуд…
Так закончилась предтеча,
Начинался Страшный Суд.
Сегодня трудящиеся, сравнивая деятельность И.В. Сталина с «успехами» лидеров России после реставрации капитализма, начинают понимать величие его личности. Из секретных архивов медленно, но всё-таки просачивается правда о так называемых «сталинских репрессиях» 1937 года; теперь понятно, что эти репрессии осуществили враги советской власти. Поэтому всё чаще можно увидеть портреты Иосифа Виссарионовича, а кое-где ему уже начали ставить бюсты и памятники.
А как же относился к личности Сталина поэт Михаил Анищенко?
В стихотворении «Совсем догорают мои старики…» есть строфа, дающая ответ на этот вопрос:
Но с бабушкой, с бабушкой я помолюсь
И с дедушкой выпью в чулане
За веру, за Сталина, словом – за Русь,
Пропавшую в божьем тумане.
Есть у поэта и стихотворение «Сталин», в котором Михаил Анищенко более подробно характеризует вождя:
Он первый соблазны отринул
И, тьму сокрушая мечом,
Христа от себя отодвинул:
«Постой, дорогой, за плечом!»
Забыли об этом живые,
А мёртвое наше – мертво.
Но зло и грехи роковые
Он взял на себя одного.
Сегодня попы проклинают
Былое сиянье меча…
А что они помнят и знают,
Что видели кроме плеча?
Теперь, когда гибнет столица,
В клубок завивается даль.
Я буду неслышно молиться
За эту державную сталь.
Он первый соблазны отринул,
Ломая века и уста,
Он церковь плечом отодвинул,
И церковь осталась чиста.
Сегодня он там, где и надо,
Но, с богом припомнив родство,
Он все преступления ада
Возьмёт на себя одного.
Завершающую часть своего пребывания на этом свете Михаил Анищенко провёл в деревне. Рискну предположить, что именно эта страница биографии позволила ему по-новому посмотреть на российскую действительность и создать яркие образы, обогатив свой поэтический язык оригинальными художественно-изобразительными средствами и народной лексикой. Анищенко пишет только о том, что стало для него болью, страданием, счастьем. Именно поэтому у него так много пронзительных строк, читать которые без волнения просто невозможно. Всё чаще его лирический герой находится в окружении природы и в гуще сельской жизни:
И снег, и дождь… Растерзанный причал
Уводит вдаль потешный ледокольчик…
А в темноте скитается печаль,
Звенит, звенит коровий колокольчик.
Я жду тебя. Я жду тебя и жду
Из всех твоих немыслимых америк.
Лишь ты одна по тоненькому льду
Ходить умела с берега на берег.
Лишь ты одна – летящая душа! –
Бежала мне навстречу и кричала…
А в этот год ты так и не дошла
До нашего последнего причала.
Я жду тебя. Я жду тебя и жду,
Тревожа заживающую рану…
Я сам пойду по тоненькому льду,
Как только ждать и верить перестану.
Ну а пока – растерзанный причал
Уводит вдаль потешный ледокольчик…
А в темноте скитается печаль,
Звенит, звенит коровий колокольчик.
Вадим Карасёв, характеризуя лирику Михаила Анищенко, очень точно подметил: «Во многих его стихах – трогательная, почти безнадёжная попытка достучаться до сердца человека, оказавшегося в кабале цивилизации, чтобы освободился он от шелухи буден и оказался один на один с огромным, бесприютным, но свободным миром природы». Не секрет, что потребительство сегодня зашкаливает. По сути, оно превратилось в одну из модных форм саморазрушения личности.
В лирике Михаила Анищенко постоянно с разной степенью накала звучит вопрос о поиске смысле жизни:
То ли ночь, то ли жизнь на исходе…
Для чего же мне рваться туда?
Я ведь знаю, что тот, кто уходит,
Всё равно не придёт никуда.
Надо жить, как цветы и деревья,
Надо падать в свою борозду…
Или:
И снова его вдоль обочин
вёл ветер бездомья, как бес.
Но не было речек молочных,
не падала манна с небес.
Он мчался. Судьба моросила.
Скользили года у виска.
Везде была та же Россия,
любовь её, боль и тоска.
И, думая думу устало,
не мог он никак осознать,
что всё у него отмелькало,
хотя продолжает мелькать.
Эти стихи способен воспринять лишь тот читатель, кто понимает, что отправляясь на поиски смысла жизни, попадаешь в лабиринт.
Нельзя не отметить чрезвычайно яркий художественный язык поэзии Михаила Анищенко, который позволяет получать нам громадное эстетическое удовольствие. Ну как можно не восторгаться такими строками: «Под берёзой родник волновался как сердце, журавли пролетали, глотая печаль», «Хорошо на земле – до того, что мурашки гуляют по коже!», «Замолчит телефон, загрустит, как собака на холоде», «Я вас любил, как любят жизнь, когда уже стоят на плахе» и т. д.
С помощью всё новых и новых метафор и других художественно-изобразительных средств поэт создаёт удивительные образы: в его лирике мечутся жизнь и смерть, библейские персонажи соседствуют с современниками, мистика переплетается с реальностью и в каждой строфе чувствуется, что автор – русский поэт. Мне представляется, что Анищенко поставил перед собой цель создать произведения на уровне классиков и настойчиво шёл к этой цели. Да, на этом пути у него было много трудностей: вместе с целью мы выбираем и препятствия. И у Михаила Всеволодовича хватило терпения преодолеть их. И тут мы лишний раз убеждаемся, что терпение – оружие умных.
Нередко, рассуждая о творчестве современных поэтов средненького уровня, литературные критики увлекаются хвалебными эпитетами. Дескать, у поэта Х. и сильные символические образы, и художественная условность, и сюрреалистичность происходящего в смешении с обытовляющими подробностями, и композиционные повторы, и динамика действия, и острота конфликта, и индивидуальность стиля, и ещё много чего.
Однако это, увы, крайне редко соответствует действительности. А вот в лирике Михаила Анищенко всё это действительно присутствует в полной мере. Любой поэт – человек впечатлительный и страстный. Таким был и Анищенко. У него немало стихотворений о ярких душевных порывах, которые он пережил в молодости и о которых написал в зрелом возрасте. Когда догорит костёр страстей, ещё долго тлеют угли воспоминаний.
Немало тех, кто утверждает, что поэзия Михаила Анищенко пессимистична. Оптимизм и пессимизм – это образ мышления. Оптимизм порождает энтузиазм, пессимизм губит его. Безусловно, были и такие моменты, когда поэт проваливался в яму пессимизма. Однако, судя по всему, Анищенко занимался творчеством с энтузиазмом. Значит, по натуре он всё-таки был оптимистом. Особенно неприятно читать или слышать, когда невысокую оценку творчества Михаила Анищенко дают более-менее известные поэты. Этим литераторам так и хочется сказать: «Не надо кудахтать! Ваше творчество не стоит и выведенного яйца…».
Есть и те, кто резко осуждает поэта за его периодическую дружбу с Бахусом. Пусть эти «мудрецы» вспомнят строки Сергея Есенина: «Ну кто из нас на палубе большой не падал, не блевал и не ругался. Их мало с опытной душой, кто крепким в качке оставался…». А какая «качка» в нашей стране в последние тридцать лет – всем известно.
После того, как Михаил Анищенко ушёл в вечность, его поэзия начала уверенно шагать по России. В литературных изданиях чаще стали появляться стихи Анищенко. В Интернете оживлённо обсуждается его творчество. Некоторые литературные критики обратили свой взор на творчество талантливого поэта. На родине Михаила Анищенко в Самаре проводится ежегодный фестиваль его имени. Там же в этом году вышло собрание его сочинений в двух томах.
Будем надеяться, что это только начало…
В поисках «героя нашего времени»
В эпоху «иномарки головного мозга» совсем немногих читателей интересует «герой нашего времени». Подавляющее большинство молодёжи, да и взрослых людей тоже, уже получивших воспитание на образах «лолит» и «интердевочек», не задумываются над содержанием той эпохи, в которой они живут; им просто не интересно. И это не удивительно: дикий капитализм в нашей стране в общем понятии послужил к нравственному обнищанию, как молодёжи, так и взрослых людей. Появилось стойкое нежелание человека «вникать в прекрасные чертоги литературного разума… мыслить в размерах вечности, развиваться духовно» (В. Лерманская).
А для тех, кто учился в советской школе, роман М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» оставил в душе неизгладимый след на всю жизнь. По этой причине многие перечитывали эту книгу уже в зрелые годы, находя для себя в ней всё новые и новые знания о человеке и жизни в целом.
В первую очередь, это делают, конечно же, литераторы, не один раз задавая себе вопрос: кто же в современной русской литературе претендует на звание «герой нашего времени».
В нашей литературе подобные герои традиционно существовали в двух ипостасях. Первые – это те, кто соответствовал лексическому значению слова «герой», то есть «человек, совершивший акт самопожертвования ради общего блага». К таким героям, вне всякого сомнения, относится, например, генерал Серпилин из трилогии Константина Симонова «Живые и мёртвые». К аналогичному типу героев целесообразно отнести и тех литературных персонажей, которые умышленно шли на самопожертвование, но остались живы благодаря стечению обстоятельств: Павка Корчагин – герой романа Николая Островского «Как закалялась сталь», Алексей Мересьев из «Повести о настоящем человеке» Бориса Полевого, многие солдаты, офицеры и партизаны в повествованиях Юрия Бондарева, Василя Быкова и других советских писателей.
Вторая категория «героев нашего времени» – это литературный образ, вобравший в себя типичные черты эпохи, отобразивший дух времени, что совершенно не обязательно должно быть связано с героизмом, благородством и бескорыстием. К таким образам мы относим лермонтовского Печорина, горьковского Клима Самгина, шолоховского Григория Мелехова, физика-ядерщика Виктора Штрума из романа Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» и т. д.
Светлана Замлелова в своей статье «Герой нашего времени» утверждает: «… «героем нашего времени» можно смело назвать Иуду. Образ его становится понятен через совершённый им выбор. Поэтому важно разобраться не в том, почему и зачем он предал, а в том, что именно он выбрал… Иуда оказался прообразом «общества потребления», для которого так же, как и для Иуды, невозможно, оставаясь собой, сохранять верность высоким идеалам. Героического в современной литературе действительно немного. Но это именно потому, что героическое перестало быть типичным… Власти некого предложить в герои, а обществу – некого выдвинуть».
Литературный критик Николай Крижановский поддерживает это мнение и пишет, что в современной литературе настоящих героев осталось немного, что «идёт процесс дегероизации отечественной литературы». Есть литераторы, которые этот вопрос ставят ещё острее, утверждая, что из нашей литературы в последние десятилетия выветрились даже попытки создать «героя нашего времени». (Здесь, как мы понимаем, речь идёт о «первой» категории героев, то есть тех, кто совершил акт самопожертвования ради общего блага).
А теперь посмотрим, в какой степени соответствуют действительности данные утверждения. Но предварительно зададим себе вопрос: кто может сегодня стать прототипом «героя нашего времени»? Действительно, кто же? Владимир Путин? Олигарх Прохоров? Навальный? Стрелков? Рядовой боец донецкого фронта?.. Активист коммунистического или националистического подполья? А может, Рамзан Кадыров? А что, вон в Чечне школьники давно уже дружно пишут сочинения на тему «Рамзан Кадыров – Герой нашего времени»…
А вот как на этот вопрос сегодня отвечают некоторые деятели искусства:
Композитор Юрий Энтин: «Для меня герой нашего времени – российский предприниматель, бизнесмен… Пока мы не поймём, что предпринимательство основа благополучия любого общества, ничего хорошего не будет… Открыть любое дело в нашей стране, раскрутить его, когда все законы против тебя, – это настоящий героический поступок».
(Немало тех, кто рискнув заняться бизнесом, получил инфаркт, инсульт и досрочно ушёл из жизни; есть и другие предприниматели, кого просто варварски убили во время различных разборок. Так что здесь есть скрытый элемент самопожертвования. В чём-то Ю. Энтин прав, но лишь в чём-то).
Актриса Наталья Фатеева: «Сейчас такое отвратительное время, что даже не хочется говорить на эту тему. Страна наша погрязла во лжи, кругом лживый патриотизм и много лжегероев».
Режиссёр Александр Гордон: «Если верить нашим новым фильмам, то это миллионер-бандит, убивший всех своих конкурентов и ставший в конце концов хорошим, лёгким и пушистым политиком. Эта идеология сейчас навязывается всем. И многие стали считать их героями. А я? Я героями нашего времени считаю тех, кто так не думает!».
Виктория Лерманская в своей статье «Проблемы современной литературы» отмечает: «Полное отсутствие «героев нашего времени», тех героев, на которых хотелось бы равняться или презирать, нет ярких прототипов, чаще присутствует суррогат из множества противоположных качеств, что является полным сюрреализмом».
Поиск подлинных «героев нашего времени» в современной русской литературе – дело непростое, но необходимое. Прозаические тексты самых известных современных авторов, рассматриваемые через призму поднятого нами вопроса, зачастую вызывает недоумение.
Может ли такой персонаж, как Пётр Пустота из романа Виктора Пелевина «Чапаев и Пустота» быть «героем нашего времени»? Нет, конечно. Или Вавилен Татарский из романа «Generation «П»» того же автора? Применительно к названному тексту этот вопрос даже задавать как-то неприлично.
Не находим мы «героя нашего времени» и в романах Владимира Сорокина. Там героями всё больше выступают то Голубое сало, то Прошлое, то Будущее, а то и Порицание великих прошлых достижений советской эпохи.
Давая оценку прозы российских постмодернистов, не лишне будет сослаться на мнение об этих текстах упомянутой выше Виктории Лерманской: «Современная литература создаётся на примитивном бытовом уровне, обожествляя порой аморальное, все темы затронуты поверхностно, герои и их характеристики проработаны лишь частично, отдавая их на растерзания воображения читателей».
Познакомившись с подобными оценками, невольно задаёшься вопросом: «Возможно ли «воскресение героя»?». Рассмотрим (хотя бы мельком) другую грань современной русской литературы: прозу тех авторов, которых сегодня называют «новыми реалистами».
Лучшим произведением Романа Сенчина литературными критиками и читателями признан роман «Елтышевы», в котором пронзительно сквозит горькая правда о современной отвратительной русской жизни. Все члены семьи Елтышевых при активном содействии новой буржуазной России терпят в жизни фиаско по всем позициям. Читатель задыхается от переизбытка красок пессимизма в ткани произведения. Автор утверждает, что будущего у наших граждан нет, а значит, делают вывод читатели, нет будущего и у России. Может ли хоть один из персонажей этого повествования претендовать на роль «героя нашего времени»? Сомневаюсь. Такой же ответ напрашивается и после прочтения другого романа этого же автора – «Зона затопления».
Посмотрим, как в этом смысле «чувствует себя» Сергей Шаргунов со своим романом «1993», в котором он пишет о событиях в Москве, когда схлестнулись сторонники Ельцина и Верховного Совета, президентом разогнанного и расстрелянного. Главный герой Виктор Брянцев, испытывающий ненависть к новой власти, становится на защиту Белого Дома и погибает там, но не от пули, а в результате инсульта. «Шаргунов силён не художественной политологией, а тщательным обнюхиванием обыденности. Центр романа – не бои на московских улицах, а семейная история» (А. Татаринов). Жизнь – это мысли и чувства, остальное – бутафория. И этой «бутафории» Сергей Шаргунов уделяет в романе избыточно много внимания.
И ещё в романе подспудно присутствует вопрос, который волнует многих читателей: будет ли в России новая революция или она всё-таки не случится? И этот вопрос с каждым годом, когда трудящиеся стремительно беднеют, а богатые баснословно богатеют, становится всё актуальнее. Прочитывая роман через призму именно этого вопроса, Виктора Брянцева, видимо, можно считать «героем нашего времени» в современной русской литературе.
Скорее всего немалая часть молодых читателей увидит «героя нашего времени» в образе Александра Тишина из романа Захара Прилепина «Санькя». Это произведение вполне заслуженно вызвало у нас живой интерес по той причине, что в нём автор напролом поставил вопрос: доколе мы будем терпеть от президента и правительства такое варварское отношение к народу? Захар Прилепин прекрасно понимает, что рабство меняет формы, но не содержание.
Александр Тишин, которого звали Санькя, порождает симпатии в связи с тем, что он занимает активную жизненную позицию и борется за социальную справедливость в рядах национал-большевиков так, как подсказывает ему совесть. Одни читатели посчитают, что заблуждения с годами вырастают в непроходимые дебри. Другие – будут оправдывать героя: мол, лучше действовать таким образом, чем заниматься нытьём и сидеть сложа руки. Не секрет, что у большинства людей руки по локоть в крови убитого времени. Правильно ли герой выбрал дорогу или «мы пойдём другим путём» – это уже вопрос второй. При всех «издержках», образ Тишина вполне может претендовать на «героя нашего времени».
Но здесь тут же возникает и другой вопрос: в течение какого времени этого персонажа можно считать «героем»? В течение пяти, десяти лет? Мы помним произведения наших писателей периода горбачёвской перестройки и начала 90-х годов, когда тиражировались казавшиеся тогда художественно яркими романы и повести (например, «ЧП районного масштаба» Юрия Полякова), но прошло всего десяток лет – и те «герои нашего времени» померкли, как цветы в конце осени. А нам нужны не «сезонные» «герои нашего времени», а подлинные.
Мне представляется, что современные российские писатели пока что находятся лишь на подступах к созданию образа «героя нашего времени», только-только «нащупывают» контуры этого героя. Для создания полноценного «эталона» им не хватает писательского мастерства, сравнимого с нашими литературными классиками.
Безусловно, что-то из современной литературы назовут классикой, но «станет ли она такой же величественной, будут ли помнить её и почитать, будет ли она способна через столетья возрождать и трогать сердца читателей?» (В. Лерманская).
На этот вопрос смогут ответить только наши потомки.
Уровень общественной мысли журнала «Новый мир»
«Новый мир» позиционирует себя не только как литературный журнал, но и как журнал «общественной мысли». Да, были времена, когда это издание славилось высоким уровнем общественной мысли и в публицистике, и в художественных текстах. Хорошо помню, как после публикации статьи известного писателя и экономиста Николая Шмелёва «Авансы и долги» (1987, №6), этот материал обсуждала чуть ли не вся интеллигенция страны. Становились «событиями» и другие материалы, увидевшие свет на страницах этого некогда популярного издания.
А как же сегодня в «Новом мире» обстоят дела с «общественной мыслью»? Рассмотрим поэзию, прозу, публицистику и другие рубрики последнего – двенадцатого – выпуска журнала за 2017 год. Обычно в итоговом номере собраны лучшие материалы за прошедший год. Сначала ознакомимся с вошедшей в этот номер поэзией.
Наталья Черных.
В большой по объёму подборке этого автора можно брать для анализа любое стихотворение и «дуреть» от уровня «общественной мысли». Вот строки из стихотворения «Певчая»:
Как оказалось: дала приятелю.
Против аборта были все отцы и все матери.
Оказалось: приятель постился – молился,
Но с головой у него – хуже, чем у принцессы.
Сварил яйцо, хотел сам съесть. И с певчей той поделился.
Потом они оказались, так сказать, вместе.
Человек появился в их мятом тесте.
Интересно, а как «с головой» у автора этих строк и у главного редактора А. Василевского?
Глупость никогда не успокаивается на достигнутом. А вот начало стихотворения «Дождик»:
Забыла о дереве Иггдрасиль, а деревья вверх растут.
Тополя пилили весь день, а теперь привезли мазут.
Старушка прошла, наверное, стерва, кот у неё живёт.
А мы и не знали, что деревья растут вверх. А если серьёзно, журнал, который публикует подобную «поэзию», периодически финансируют Министерство культуры и Федеральное агентство по печати и массовым коммуникациям; то есть деньги на публикацию подобной белиберды берутся из наших карманов.
Евгений Сливкин, эмигрировал из России, проживает в США.
В стихотворении «Над Америкой Чкалов летит» автор ничего лучшего не придумал как:
Пусть он призрачный тянет полёт,
Как мочало, на Запад,
А когда укачает – блюёт,
Перевесившись за борт.
И в этом же стихотворении Е. Сливкин с чувством глубокого удовлетворения пишет о своей эмиграции («распрощались мы с этой страной»).
Александр Радашкевич, проживает в Париже.
Основную мысль своей стихотворной подборки автор высказал в стихотворении «Потоп»:
После нас хоть потоп, хоть скрипучие
Льды, хоть ползущая берегом лава, и бредут
Сквозь слепые дожди наши твари, стираясь
По паре, на отчаливший
В небыль ковчег.
Опубликованная глупость умнее не становится. А мы удивляемся, почему в последнее время читателей литературных журналов становится всё меньше и меньше. Ответ вот он: перед глазами. А главные редакторы многих литературных журналов никак не хотят признаться в том, что и они внесли весомый вклад в «смерть» читателя.
Евгения Вежлян, доцент РГГУ.
В одном из стихотворений она очень точно иллюстрирует свою «поэзию» и, сама того не осознавая, даёт себе характеристику.
Чем бы таким заняться?
Что бы придумать?
А давайте поедем за город
Или нет – давайте разрисуем стены домов
Во дворах где ещё остались
Эти стены – каменные в облупившейся штукатурке
И давайте…
О это чувство победы
Мы уже не знаем что и сделать
По мнению автора, в этих строках – поэзия. А главный редактор журнала, видимо, считает, что, кроме поэзии, здесь заключена ещё и глубокая «общественная мысль». Кандидат филологических наук В. Вежлян, как свидетельствует её текст, напрочь отреклась от пунктуации. Впрочем, это сегодня модно: отрекаться от партбилета, от родителей, от Родины, от друзей, от русского языка…
Ирина Каренина.
Из всей подборки её стихотворений заслуживает внимание лишь эти строки.
Банально осознать под сорок лет,
Что гениев меж нами – веришь? – нет,
Что дворник миру ближе и нужнее,
Чем все твои блескучие слова…
«Большое видится на расстоянии» (И. Каренина проживает в Минске). Этой строфой можно смело охарактеризовать все «блескучие слова», которые тиражирует сегодня «Новый мир». В одном из интервью А. Василевский настаивал: «Даже массовая литература самого примитивного свойства не смутит эксперта. Проблема именно в невероятном объёме качественного культурного продукта». Видимо, А. Василевский так «объелся» культурным продуктом, что уже не понимает, что такое поэзия и руководствуется афоризмом В.С. Черномырдина «Курс у нас один – правильный».
Да, похоже «общественной мыслью» в поэзии журнала и «не пахнет». Может быть то, что мы ищем, находится в прозе «Нового мира»?
Андрей Резцов, проживает в Австралии.
Ознакомившись с двадцатью семью крошечными рассказиками автора, приходишь к выводу, что и мысли в них крошечные, а точнее – мыслишки. Прямо скажем, и анализировать-то нечего.
Валерий Сердюченко в своей статье «Что происходит с «Новым миром»?» отмечает, что в советские годы этот журнал «…читался с трепетом. Его выписывали даже те, кто вообще ничего не читал и не выписывал». А сейчас «рядовой поклонник «Нового мира» во всех русскоязычных уголках земного шара должен знать лишь это: в храме российской словесности поселились карлики».
Андрей Краснящих, проживает в Харькове.
Рассказ «Крылья» – это фактически анекдот без юмора. Какие-либо элементы сатирического стиля полностью отсутствуют. А уж про «общественную мысль» и говорить не приходится. Единственное, где может пригодиться этот текст, – это в учебном пособии под названием «Как не надо писать сатирический рассказ».
Рассказ «Эхо» переполнен бессмыслицей и пошлостью. Судите сами. Министерским приказом в вузах «ввели должность кафедрального эха, в обязанности которого входило, чтобы у преподавателей всегда было хорошее настроение, делать им минет». А дальше автор детализирует: «…Третьим залезшим под мой стол профессором нашей кафедры стала Татьяна Николаевна Стороженко – человек твёрдых моральных принципов… Мне было жутко неудобно видеть её доброе, покрытое морщинками и родинками лицо между своих ног…».
Владимир Скребацкий, членкор РАН.
В рассказе «Незабвенные восьмидесятые» автор описывает, как его герой (читай, сам автор) посетил комиссию по выездам за границу райкома КПСС. Именно в 80-е годы я сам был членом такой комиссии. Ничего подобного и близко там не бывало из того, о чём пишет В. Скребацкий. Весь рассказ – это всего лишь «плевок» в сторону уже «почившей в бозе» КПСС. Автор ни словом, ни полусловом не высказал благодарности той политической власти, в том числе и благодаря которой он стал доктором биологических наук. Вот уж действительно не делай человеку неподъёмного добра.
Борис Меньшагин.
Он был градоначальником оккупированного немцами Смоленска, после чего написал «Воспоминания о пережитом. 1941-1944». А. Василевский, очевидно, считает, что тема Великой Отечественной войны не может быть представлена лучше, чем текстом человека, который пошёл на сотрудничество с врагом России и который был осужден за измену Родине.
Вот такие авторы формируют сегодня «лицо» журнала «Новый мир». География авторов этого издания грандиозна; складывается впечатление, что А. Василевский упорно разыскивает по всему миру самые бездарные вещи для публикации. Это, конечно, ирония. А если говорить серьёзно, то что можно ожидать от бывшего курьера журнала «Новый мир», который в одном из интервью с энтузиазмом заявил: «Может ли литература выполнять педагогические функции? Может, но не обязана. Может ли литература воспитывать патриотизм? Может, но не обязана».
В Год литературы (2016) А. Василевский получил Премию правительства РФ в области СМИ. Теперь вы понимаете, за что наше правительство вручает денежные премии?
Мы не нашли в текстах того, что так тщательно искали, а вышеперечисленные авторы поэзии и прозы журнала – это всего лишь «люди, увеличенные до размеров писателей» (С. Оробий). ОднаждыА. Василевский заявил, что «наш журнал отличается от других мощным рецензионно-библиографическим отделом». Что ж, давайте там попытаемся отыскать хоть какую-то толику «общественной мысли».
Елена Пенская.
В статье «Берков и Прутков» автор рассказывает о том, как было забыто, а затем востребовано в СССР в 30-е годы творчество К. Пруткова. И как филолог Павел Берков изучал это творчество и продвигал его «в массы». Статья носит информационный характер, и какой-либо «общественной мысли» в ней не просматривается.
В разделе «Из наследия» опубликована статья недавно ушедшего от нас литературоведа и критика Андрея Туркова. Статья называется «Завязка судьбы» и содержит анализ некоторых аспектов книги В.М. Акаткина «На переправах века. Статьи об А.Т. Твардовском». В материале А. Туркова есть «штрихи» знаний, которые «на сантиметр» расширяют кругозор читателя, но обо всём этом (коллективизация и т. п.) написано уже столько, что читай – не хочу.
В этом же разделе – очерк «Герой второго плана». Автор – Владимир Губайловский – пишет в нём о жизни Андрея Туркова. Ну а в очерке, это и ежу понятно, «общественную мысль» искать не приходится.
Раздел «Рецензии» начинается статьёй «Лишнего нет, пропусков нет», автором которой является Денис Ларионов. Критик анализирует поэзию малоизвестного автора Екатерины Соколовой. Приведённые в рецензии стихотворные строки не представляют никакой художественной ценности, поэтому не «подталкивают» читателя проявить интерес к творчеству рецензируемого поэта.
Надо сказать, что большинство сегодняшних материалов о творчестве того или иного поэта страдают этой «болезнью». Прочитаешь хвалебную статью, в которой приведены десятки поэтических строк, и ни одна из них не «зацепит». И думаешь: если здесь приводится лучшее, на что способен поэт, то стоит ли его читать?
Когда я впервые прочитал строки Михаила Анищенко («Не сдавайся, брат, не кисни, не стреляйся на плацу. Я и сам бежал по жизни, словно слёзы по лицу»), мне захотелось основательно познакомиться с творчеством этого поэта. А в случае с Е. Соколовой подобного не произошло.
Свою статью Д. Ларионов заканчивает так: «… персонажи новых текстов Соколовой пребывают в промежуточной зоне тревожного перехода между географическими пунктами и эмоциональными состояниями, которые наслаиваются друг на друга».
Эта рецензия лишний раз подтверждает, что и журнал «Новый мир» находится в «зоне тревожного перехода» от «общественной мысли» к «потугам» на неё.
Евгения Риц написала рецензию под названием «Не эта ледяная синева» на книгу Кирилла Кобрина «Постсоветский мавзолей прошлого. Истории времён Путина». На первый взгляд рецензия может показаться несколько сумбурной. Но такое впечатление складывается лишь потому, что рецензия вольно или невольно напоминает по стилю изложения само рецензируемое произведение.
Книга Кобрина представляет собой сборник то ли эссе, то ли колонок, то ли модных в последнее время цайтгайстов. Из небольших кусочков «духа времени» автор пытается сложить полотно исследуемого исторического периода. Рецензент идёт по аналогичному пути, только применительно к произведению Кирилла Кобрина. Порою текст рецензии можно даже легко спутать с текстом рецензируемой книги. А что касается общественной мысли, если она в данном случае и присутствует, то скрыта весьма основательно. Скорее можно разглядеть её осколки, своего рода круговорот сознания, гипнотизирующий мозг постоянным возвращением к исходной точке. Это процесс, не ведущий никуда – ни в прошлое, ни в будущее. Процесс, зацикленный на сиюминутном. Остаётся лишь выразить надежду, что написанная в таком ключе рецензия заставит любознательного читателя обратиться к первоисточнику, чтобы самому погрузиться в это время безвременья и проверить, так ли уж безвозвратно затягивает круговорот сознания.
Евгений Добренко выступил со статьёй «Всё, что вы хотели знать о революции, но боялись спросить у Юрия Трифонова, или очень длинный курс истории ВКП (б)». Эта статья представляет собой рецензию на широко разрекламированное историческое сочинение Юрия Слезкина «Дом правительства. Сага о русской революции».
Книга, над которой автор работал в течение двадцати лет, содержит более тысячи страниц и является попыткой объяснить причины возникновения и поражения русской революции через судьбы людей, так или иначе связанных с этой революцией. Через судьбы нескольких поколений жителей «Дома на набережной», о котором писал ещё Юрий Трифонов.
Кстати, весьма любопытно следующее высказывание автора: «не революция пожирает своих детей, а дети революционеров пожирают революцию».
Впрочем, наша задача – не анализ книги Ю. Слезкина, а, напомню, поиски «общественной мысли» в журнале «Новый мир». Что ж, похоже в данной рецензии мы её нашли. И заключается она в поддержке выводов Юрия Слезкина о том, что партия большевиков представляла собой некую религиозную секту, а коммунизм – это разновидность светской религии.
Рецензия начинается с замечания Евгения Добренко о том, что столетие Великой Октябрьской социалистической революции (которую рецензент осторожно именует или Русской революцией или революцией 1917 года) прошло незамеченным официальной российской властью. И отсюда немедленно следует вывод, что «революция рассматривается как провал и обречена на молчание».
Позволительно спросить, а с какой стати новой российской буржуазии отмечать столетие социалистической революции? Логичнее было бы праздновать юбилей февральской революции. Но этого не приняла бы большая часть населения России. Вот и оказалась либеральная общественная мысль на распутье: то ли в монархизм податься, то ли продолжать твердить об общечеловеческих ценностях, которые всё меньше начинают напоминать ценности, не говоря уже об общечеловечности. Представив Русскую революцию исторической ошибкой, в конце рецензии Евгений Добренко немного смягчает столь категоричный вывод. Он уже согласен, что «революция не была лишь историческим провалом. Она не сделала российское общество свободным, но сделала его в итоге свободнее; она не до конца вывела страну из архаики, но сильно модернизировала её; она сделала российское общество более зрелым, чем сто лет назад».
Тем не менее, общественная мысль, которую мы обнаружили в журнале, совершенно категорична: именно социалистическая революция завела страну в тупик и послужила причиной развала СССР. Подобные утверждения мы встречали за последние четверть века сотни раз. На фоне убогой жизни трудящихся современной России эта «общественная мысль» с каждым годом «бледнеет», и вскоре от неё останутся лишь еле уловимые «контуры». Однако, чтобы молодёжь «впитала» эту мысль и включила в своё мировоззрение, подобные утверждения будут повторять ещё тысячу раз. И будут ломаться копья в битве идей капитализма и социализма. Но предоставим ломать копья людям, сделавшим это увлекательное занятие своей основной профессией. Напомним лишь, что спор этот длится не одно столетие. И не углубляясь слишком далеко в историю, вспомним статью Альберта Эйнштейна «Почему социализм?», написанную в 1949 году. В связи с тем, что почти никто сегодня не упоминает слова великого физика, целесообразно привести цитату из его статьи:
«… Я убеждён, что есть только один способ избавиться от этих ужасных зол, а именно путём создания социалистической экономики с соответствующей ей системой образования, которая была бы направлена на достижение общественных целей. В такой экономике средства производства принадлежат всему обществу и используются по плану. Плановая экономика, которая регулирует производство в соответствии с потребностями общества, распределяла бы необходимый труд между всеми его членами способными трудиться и гарантировала бы право на жизнь каждому мужчине, женщине и ребёнку. Помимо развития его природных способностей, образование человека ставило бы своей целью развитие в нём чувства ответственности за других людей, вместо существующего в нашем обществе прославления власти и успеха».
Вот уже четверть века мы наблюдаем, как происходит уничтожение не только экономического потенциала нашей Родины, но и духовно-нравственного здоровья России, в том числе русской литературы. Мы видим либеральные литературные журналы типа «Нового мира», в которых под флагом «европейских ценностей» бесцеремонно насаждается буржуазная мораль, разврат, мракобесие, пошлость, безвкусица… Либеральные вожди упиваются своей победой. Они не понимают, что в лёгких победах зреет зерно поражения.
В недавнем интервью А. Василевский, характеризуя «Новый мир», заявил: «Я бы сказал, что журнал обладает культурными функциями». И тут возникает закономерный вопрос: и какая же совокупность достижений человечества в производственном, общественном и духовном отношении нашла отражение в прочитанном нами номере журнала? Одно заблуждение ведёт за собой десяток других. В том же интервью главный редактор сообщил нам, что «Новый мир» – это «умные слова для умных людей, и ничего больше». Видимо у А. Василевского своеобразное представление об «умных словах». Ничего не поделаешь, у каждого в жизни своя точка опоры. В другом интервью А. Василевский, рассказывая о своей деятельности на посту главного редактора, признался: «Вряд ли я сотворю для журнала нечто совершенно невероятное, чудесное». А вот с этим его утверждением не согласиться нельзя.
Нужна ли нам такая «поэзия»? (по страницам одного номера журнала «Урал»)
Давайте вместе почитаем стихи в литературном журнале «Урал». Отделом поэзии в этом журнале заведует Юрий Казарин, о котором в Википедии сказано следующее: профессор филологического факультета Уральского государственного университета, доктор филологических наук, председатель Екатеринбургского отделения Союза писателей России. Казалось бы, и уровень поэзии в журнале должен быть высочайшим, но – увы! – это, к сожалению, не так. Подозреваю, что толпы графоманов ломятся в редакцию журнала "Урал". Но, если мухи летят на мёд, это ещё не повод считать их пчёлами.
Открываем первый номер за 2017 год. Автор первой стихотворной подборки – Елена Чарник. Вот два её стихотворения:
Ладно, пусть будут дома
И пусть чайки и голуби их окружают полётом
От этого утренний вид у домов, идиотский.
Птицы и окна. Рассохлые старые рамы, с трудом
их открывают жильцы изнутри
вдыхают пространство полёта.
на путь художника становишься
когда перестаёшь бояться тронуть
холст
лист бумаги
человека
собой
Про пунктуацию молчу. А про содержание и сказать-то нечего. Конечно, не каждый цветок даёт плод, не каждый поэт создаёт шедевр.
Есть такое английское изречение: «Проза – это слова в наилучшем порядке, поэзия – это наилучшие слова в наилучшем порядке». В текстах
Е. Чарник (слова «стихи», «поэзия» здесь не уместны) не наблюдается «слов в наилучшем порядке». Елена, видимо, считает, что в момент написания вышеуказанных строк к ней пришло вдохновение. Однако вдохновение приходит лишь к тем, кто способен вдохнуть в него жизнь.
Следующий – Олег Мошников. Ниже два стихотворения из его подборки:
Глаза девяно-
Столетней бабули
Блеклые, будто бы их
Обманули
Вне ареала – видят давно.
Крошки на одеяло –
Из довоенного, раннего –
Крошит девочка:
Гули-гули…
Растёт трава на крыше гаража –
Высокая, соловая, смешная…
На битум – спрос. Кирпич – подорожал.
А тут – бесплатно – поросль лесная.
В канаве – мусор. В рытвинах – асфальт.
Ползёт сорняк сквозь трещины… И что же?
А хочется – по имени назвать
И – ирокез соломенный взъерошить!
И это пишет член Союза писателей? Скорее всего, Олег Мошников считает, что он ухватил птицу счастья, но она оказалась подсадной уткой. Так и хочется спросить Ю. Казарина: «И долго вы ещё будете издеваться над читателями?».
Из подборки Елены Дуреко (чтобы не раздражать читателей) привожу лишь одно «стихотворение»:
Вдох – выдох, словно птица из груди,
прозрачная, воздушно-кучевая,
и тихая, и громкая, большая,
неведомая музыка летит.
Слова, как птичьи косточки, трещат
и тянутся опалубкой из скверов,
фасадов голубиных, сизо-серых, –
смотреть на них не больно натощак,
и жить, но осторожно, если с верой.
Слова и музыка. Оно. Житьё-бытьё…
Горбатых улиц стиснутые ноты,
и в воздухе остатки позолоты,
и певчие щемящие высоты.
Безвременье пернатое моё.
Так и хочется сказать создателю сего шедевра: «Когда душа поёт, смотри, чтобы она не фальшивила». Сравнить вдох-выдох с музыкой, значит, попытаться создать метафору, которая получилась явно неуклюжей. Ладно, можно допустить, что из груди вылетает «прозрачная» птица. Но уж тогда она никак не «кучевая» (густые белые клубы). Если автор не заглядывает в толковый словарь, то его обязан исправить зав. отделом поэзии. Или у нас теперь профессора филологии имеют именно такой уровень речевой подготовки? Оказывается, у Е. Дуреко «вдох-выдох» является «большой» музыкой. А что, музыка может быть маленькой? «Слова, как птичьи косточки, трещат» – это как? Когда их грызут, что ли? «Слова… тянутся опалубкой» – это всё равно что написать «Слова тянутся совокупностью элементов, предназначенных для придания нужной формы монолитным железобетонным или бетонным конструкциям, возводимым на стройплощадках». Именно так, а не иначе, если заглянуть в толковый словарь и посмотреть значение слова «опалубка». «Смотреть на них не больно натощак». А смотреть на что-то другое натощак больно? «Горбатые улицы», видимо, могут показаться «стиснутыми нотами», если принять на грудь без закуски грамм 700 водки. «Безвременье пернатое моё». И какими же перьями покрыто безвременье Елены Дуреко? Подозреваю, что перьями невежества. А пыль невежества, как известно, оседает на окружающих. Справедливости ради, следует отметить, что строчка «и певчие щемящие высоты» великолепна. (Похвала, особенно сладостна, когда её не ожидаешь).
Илья Семененко-Басин заявлен редакцией как представитель современного русского авангарда. Привожу один из его «шедевров»:
вышел из ванной, подумал
искусству не надзирать за политикой
а политика не надзирает за искусством
без опеки
поэтому вот это стихотворение
мной и зубной щёткой
как политический жест
оно сокрыто.
Ну что тут сказать? Нет слов. (Только не подумайте, что от восхищения). Посредственность торжествует, но это торжество вымышленное. Вывод напрашивается сам собой: никто не становится графоманом, пока не дойдёт до ручки. Хорошо хоть, что «мной и зубной щёткой», а не «мной и моим дырявым носком». Тема докторской диссертации Ю. Казарина «Поэтический текст как уникальная функционально-эстетическая система». Видимо, в этом опусе он увидел текст, в котором заключена «уникальная функционально-эстетическая система». А, может быть, он всерьёз считает, что печать таланта тоже бывает неразборчива. Впрочем, человеку свойственно ошибаться в оценке своих ошибок. Чтобы ответить на вопрос, почему Ю. Казарин печатает этот бред, нужно ознакомиться с его поэтическим творчеством. Благо сегодня, когда существует Интернет, это не проблема. Набираю «Юрий Казарин, стихи». Вот два из них:
В пепельнице окурок,
в небе кусок луны.
Тысячу слов, придурок,
вытянешь из стены.
Спи, говорю, покуда
Счастья на свете нет:
мучает этот свет.
значит, иное чудо.
Прочитал и подумал: у многих большой словарный запас так и остаётся неприкосновенным.
Чтобы вырезать дудку из ветки в лесу,
нужен мальчик-заика и ножик,
и река, и чтоб небо щипало в носу,
и пыхтел под рябинами ёжик.
Скоро дождик равнине вернёт высоту,
в одуванчике высохнет ватка.
После ивовой дудочки горько во рту,
После ивовой музыки сладко.
А что, если мальчик не заика, то он дудочку вырезать не сможет? А если рядом нет реки и не пыхтит ёжик, – тоже не получится вырезать дудочку?
Вот уж действительно, какой пастор – такая и паства. Как-то задал себе вопрос: не слишком ли строгие оценки я даю? И предложил приятелю (тоже любителю поэзии) почитать стихи в № 1 за 2017 год журнала «Урал». Через неделю спрашиваю его: «Читал? Ну как?» Он ответил одной фразой: «У каждой страны дураков своё поле чудес».
Нужна ли нам такая «поэзия»?
Катастрофическое падение тиражей литературных журналов даёт исчерпывающий ответ на этот вопрос.
Ладно бы один «Урал» «блистал» такой «поэзией». Подобная картина наблюдается у подавляющего большинства литературных журналов. А главные редакторы продолжают плакаться о падающих тиражах в надежде, что кто-то утрёт их слёзы, не желая понять, что это могут сделать только читатели.
Впрочем, не всё так плохо. Сегодня есть и другая поэзия, которая вызывает восхищение. Вот одно из стихотворений Михаила Анищенко:
Мы Русь ругаем по привычке,
Повсюду грязь и барыши…
Но ехал Чичиков на бричке
В потёмки собственной души.
Нас опоили зельем горьким,
Слепили пыльное клише.
Но дно, увиденное Горьким,
Он видел в собственной душе.
Веками ларчик замыкался,
Но в нём хранили ерунду.
И Данте в душу опускался,
А говорил, что был в аду.
Жива ещё в России её величество Поэзия!
Нигилизм и другие «болезни» Сергея Морозова
Известный литературный критик Сергей Морозов, безусловно, талантлив. Он хорошо знает современную русскую литературу, видит «болевые» точки литературного процесса и в основном объективно освещает их, даёт правдивые нелестные характеристики многим писателям, не «оглядываясь» на то, как они отреагируют на его резкую критику. Художественный язык его статей ярок, неповторим, наполнен иронией и сарказмом. Спутать его манеру письма с другим критиком невозможно. Даже рискну сравнить его с Дмитрием Писаревым, который отличался от других литературных критиков примерно такими же «опознавательными знаками». Однако так же, как Д. Писарева периодически «заносило», например, в оценке поэтического творчества А.С. Пушкина, так и Сергея Морозова временами «пошатывает». Ну а когда он даёт оценку русской литературе начала 20 века и советской литературе, тут уж его просто «валит с ног».
Особенно наглядно такой вывод иллюстрирует его статья «Некрофилия, некромантия и литературное бессмертие». В частности, там есть громкое и обидное для современных писателей заявление: «Отечественная литература мертва. И слухи о её смерти вовсе не преувеличены». И что самое удивительное, Сергей Морозов даже указывает точную дату смерти отечественной литературы, а именно день кончины Льва Толстого. Надо прямо сказать, что слухи о смерти русской литературы распространяют те, кто не владеет знанием предмета. Или та часть «ораторов», которая тиражирует в том числе и слухи о «поверженной» России.
Далее в этой статье читаем другую «экстравагантную» мысль: «Толстой умер 107 лет назад. Получается, что уже больше века в российской литературе застой, плавно переходящий в кладбищенскую тишину. С Пушкина всё началось, Толстым закончилось».
Во-первых, русская литература началась не с А.С. Пушкина, а ещё в 10 веке (см. «Слово о полку Игореве» и др.), во-вторых, а куда же, спрашивается, «притулить» А. Чехова, И. Бунина, А. Куприна, С. Есенина и ещё десяток выдающихся литераторов? Или это уже не русская литература, а другая «песня» типа Донцовой-Устиновой?
В дремучем лесу предрассудков обитают самые дикие мысли. Дальше у С. Морозова ещё «интересней»: «… Бренд последних связан, вот беда, не с Пушкиным… , а с Горьким и прочими советскими недописателями». Во как! Оказывается, А.М. Горький уже отнесён к числу «недописателей». Это что? Громогласно заявлено новое слово в литературоведении? А как же быть с такими фактами: А.М. Горький пять раз выдвигался на Нобелевскую премию (Понятно, что у пролетарского писателя шансов получить её не было); высокую оценку писательского дара Горького дали Л. Толстой, А. Чехов, И. Бунин, Е. Замятин, А. Серафимович и ещё ряд выдающихся русских писателей? Есть и другие факты, которые дружно опровергают оценку С. Морозова. Прочные творческие и духовные связи объединяли А.М. Горького с видными зарубежными писателями Р. Ролланом, А. Франсом, А. Барбюсом, Т. Драйзером, Джеком Лондоном. Бернард Шоу отмечал, что «… герои Горького несли в себе революцию…». В глазах зарубежных деятелей литературы и искусства Алексей Максимович являлся главным представителем искусства нового мира, создаваемого в СССР.
В этом году мы будем отмечать 150-летие со дня рождения А.М. Горького. Эта дата важна прежде всего для такого читателя, которого называют человеком труда. Представителям нынешней власти горьковский юбилей явно не по душе. Они не особо хотят вспоминать творчество великого пролетарского писателя. Не будет у них желания говорить и о том, что Алексей Максимович основал три крупных издательства («Знание», «Парус», «Всемирная литература») и возродил легендарную серию «Жизнь замечательных людей». Скорее всего, ни единым словом не обмолвятся они и о выдающейся роли А.М. Горького в становлении советской литературы. Действительно, зачем им нужен писатель, литературные герои которого так и норовят подготовить свержение буржуазного строя? Да и религию Алексей Максимович особо не жаловал и прямо говорил: «Бог выдуман – и плохо выдуман! – для того, чтобы укрепить власть человека над людьми, и нужен он только человеку-хозяину, а рабочему народу он – явный враг». Такие писатели современной российской власти не нужны, – поэтому СМИ крайне редко и как-то чересчур уж неохотно говорят о предстоящей дате.
Сейчас в «тренде» другие писательские идеалы. Недавно СМИ сообщили, что в Москве собираются установить памятник Солженицыну. Возникает вопрос: «За какие такие заслуги перед Россией?». За то, что написал «Архипелаг ГУЛАГ», где, скорее всего, больше недостоверных фактов, чем правды? Или за то, что, перебравшись на постоянное жительство в США, публично призывал бомбить СССР? А может за то, что длительное время добросовестно сотрудничал на негласной основе с органами МГБ под псевдонимом «Ветров»?..
Однако вернёмся к нашему «герою» статьи. Поразмышляем над его оскорбительной фразой «и прочими советскими недописателями». По логике С. Морозова, к «недописателям» надо отнести Алексея Толстого, Михаила Шолохова, Владимира Маяковского, Александра Твардовского, Константина Симонова, Юрия Бондарева, Василя Быкова, Чингиза Айтматова, Виктора Астафьева, Василия Гроссмана и ещё десятки писателей и поэтов, которые составили гордость советской литературы.
В России двадцатый век был не просто насыщен, а перенасыщен событиями исторической важности, которые в той или иной степени оказали влияние на весь мир. И эти события (Великая Октябрьская социалистическая революция, Гражданская война, в сложнейших условиях проведённая индустриализация, мучительная для многих крестьян коллективизация, Великая Отечественная война) были отображены с такой художественной мощью, что мы воочию увидели «хождения по мукам» нашего рабочего класса, крестьянства и интеллигенции. До сих пор перед нашим взором стоит тот русский солдат, который «убит подо Ржевом», и тот, кто остался жив и изображён в образе Василия Тёркина. И очень странно, что такой одарённый человек как Сергей Морозов ничего этого не видит. Или не хочет видеть. Конечно, в советский период, как и в другие времена, было немало литературных карликов, которые рядились в тогу большой литературы. Но как можно среди карликов не заметить и гигантов?!
Не хотелось бы вносить Сергея Морозова в число литературных «мосек», которые лают на мёртвых литературных «слонов». Впрочем, каждый человек раб своих заблуждений.
Стремясь объяснить появление «недописателей», С. Морозов утверждает: «Дальше были большевики, 17-й год. В изящную словесность пришли крестьяне и пареньки с завода, после чего та выпала из игры. Грядущий Хам не произвёл нетленок, так и сошёл в небытие, отметившись разными «цементами», «битвами в пути», «свинцовыми монументами», «тенями», «зовами», да «судьбами» с «отречениями»».
Странно, что антисоветская агитация и пропаганда, которая «исходит слюной» в нашей стране уже тридцать лет, смогла «подмять под себя» и такого неординарно мыслящего человека как Сергей Морозов. И уж совсем не красят его унизительные выпады в отношении простого народа, который построил мощную державу, выстоял в кровавой войне, – и тем самым дал возможность таким, как он, родиться, получить хорошее образование и радоваться жизни. Да, в советскую литературу пришло много выходцев из рабочего класса и крестьянства. И если бы они не пришли, у нас не было бы литературных шедевров, которые создали Михаил Шолохов, Александр Твардовский, Василь Быков и многие другие. Возникает и другой вопрос: почему С. Морозов так оскорбительно отзывается о простом народе? Неужели его предки до 1917 года входили в число царствующих особ? В это верится с трудом. У Сергея Морозова редкая эрудиция, но ему явно не хватает объективных знаний о том, что происходило в России накануне 1917 года и что «вместили» в себя последующие 20-30-е годы. Подозреваю, что эту тему он толком не изучал. А тень подозрения, как известно, помогает лучше рассмотреть подозреваемого.
Вызывает протест и другой тезис С. Морозова: «То, что ушло, уже потеряло актуальность. Умирают не только авторы, умирают книги… Литературное бессмертие старых авторов поддерживается во многом искусственно, силами современных литературных некромантов. Чиновники от литературы, критики, литературоведы, сами писатели неустанно поднимают мертвецов русской классики, используя их преимущественно в политических целях, ну и, естественно, для личных нужд». И далее С. Морозов утверждает, что, мол, авторы и книги умирают, а продолжают жить только их идеи. Это не совсем так, если не сказать более решительно: совсем не так. Литература классиков не может умереть по целому ряду причин. В ней мы черпаем разносторонние знания о той эпохе, в которой жили авторы; знания о психологии человека и межличностных отношениях. В этих произведениях затрагиваются вопросы, которые представляют существенный интерес и в наши дни. Почему умные и энергичные люди не всегда находят применения своим недюжинным способностям? Что такое счастье? Какова подлинная дружба? Что есть любовь и почему она не состоялась? Кто ответственен за это? И ещё многое другое. Уже не говорю о том, какое эстетическое удовольствие мы получаем от общения с художественным Словом. Книги наших классиков не могут устареть ещё и потому, что они формируют художественный вкус к Слову, и прежде всего у молодёжи. Если эти книги объявить «умершими», то художественное Слово в глазах нового поколения будет пустым звуком. Уже много лет этого и добиваются враги русской литературы и, к сожалению, они уже одержали ряд побед.
В конце статьи С. Морозов пишет: «… возникает естественное желание нового литературного поколения не просто дать очередную кавер-версию уже написанного, а создать произведение, которое сменило бы отживший текст в условиях новой реальности… Каждая эпоха требовала своего текста и своего автора, способного прочесть так называемую вечную тему уже в категориях современности». Вывод сделан правильный с одной существенной оговоркой: если убрать часть фразы «которое сменило бы отживший текст». Слова – одежда для мысли. По мнению С. Морозова, мысль, одетая не по сезону, не будет пользоваться успехом.
Читая вышеназванную статью, лишний раз убеждаешься, что С. Морозов по всем разбираемым вопросам имеет твёрдые убеждения. Очевидно потому, что он ещё молод. Ему ещё предстоит осознать, что твёрдые убеждения размягчает время. Поторопились, ох, поторопились враги русской литературы, – поэтому и попали впросак: поставили ложный «диагноз». Рано они собрались хоронить русскую литературу. И зря Сергей Морозов спешит на её поминки: мероприятие не состоится. Русская литература так же, как и Россия, сегодня больна, но она обречена на выздоровление так же, как и наша Родина.
Моральный кодекс строителя капитализма и поэзия сопротивления
Старшее поколение хорошо помнит, как в советское время в красных уголках и других общественных местах висели плакаты, на которых был сформулирован «Моральный кодекс строителя коммунизма». Кодекс поведения граждан нужен был для того, чтобы реализовать идею строительства коммунистического будущего. В наше время от известных в стране людей часто можно услышать, что сегодня в России нет национальной идеи. Да, действительно, национальной идеи нет, да и не может быть в столь сильно расколотом обществе. Однако периодически всплывают суждения, претендующие на то, чтобы стать идеологией достаточно большой группы населения.
Александр Никонов в своей книге «Свобода от равенства и братства. Моральный кодекс строителя капитализма» пишет: «В нормальном урбанизированном государстве никакая общая идеология невозможна… Только деньги сшивают современных людей в общество. И только основываясь на общем стремлении к их обладанию, можно предпринимать попытку построить псевдоидеологическую систему координат».
А «стремление к их обладанию» – это значит любым способом больше заработать или украсть, ограбить кого-то, смошенничать. Это и есть основная идея современной России, а точнее её политических лидеров. Однако публично говорить об этом как-то «не камильфо». Когда нашего президента на одной из «встреч с народом» прямо спросили: «Куда вы нас ведёте?», он, видимо, помня, что краткость сестра таланта, дал «развёрнутый и ясный» ответ: «А вы ещё не поняли?».
Строительство капитализма в России началось ещё во времена СССР, когда был принят Закон о кооперативах. За тридцать лет мы много чего «повидали». Трудящихся «нагнули», но большинство россиян промолчало. Конечно, молчание – золото. Но какой пробы? Прошли десятилетия, и у многих людей «открылись глаза». Сегодня, если внимательно посмотреть вокруг и почитать в Интернете, что пишут о нашем капитализме пользователи, можно прийти к выводу, что подавляющее большинство россиян поняли, что они потеряли. Как говорится, время разбрасывать камни и время сожалеть об этом. И множится число тех, у кого растёт озлобленность по отношению к действующей политической системе. Но почему не бегут «брать Зимний»? Нет для этого организующей политической партии? Или жить пока терпимо и поэтому рано? Или потому, что недавно Дворкович во всеуслышание заявил, что в России больше нет олигархов? Или надеются, что Владимир Путин хоть и медленно, но продолжит укреплять Россию и повышать благосостояние трудящихся?
Интернет наполнен анекдотами о капитализме в современной России. Вот некоторые из них. Вышла в свет иллюстрированная «История новейшего российского капитализма» в 2-х томах. Том первый – «Понты», том второй – «Кранты». Или вот ещё. «Как ты думаешь, России нужен капитализм?» – «Ты неправильно ставишь вопрос – капитализму нужна Россия». Немало анекдотов и в отношении архитекторов нашего капитализма. Егора Гайдара спрашивают: «Вы хотели бы, чтобы в России наконец победил капитализм?» –«Нет!» – отвечает Гайдар. – «Но почему?!» – «Да потому, что я директор Института переходной экономики, а не экономики развитого капитализма». Кроме анекдотов в Интернете «гуляют» просто отдельные фразы или словосочетания: «Капитализм – это «Титаник», замаскированный под ледокол», «Капитализм на Западе сначала был дикий, потом стал государственный. Россия пошла другим путём и сразу построила дикий государственный».
С учётом того, что наши государственные идеологи, увлечённые надуванием «патриотических щёк», до сих пор не написали моральный кодекс строителя капитализма, пользователи Интернета многократно пытались сконструировать его сами. Если собрать все предложения по этому вопросу «в кучу», то получится следующее:
1. Преданность рыночной экономике, любовь к капиталистической Родине.
2. Добросовестный труд других для твоего обогащения; кто на тебя не работает, тот не ест.
3. Участие каждого в присвоении и растаскивании общественного достояния.
4. Высокое сознание долга всех перед тобой, готовность к нарушению общественных интересов.
5. Индивидуализм по принципу каждый за себя и все на одного.
6. Человек человеку враг, конкурент или источник дохода.
7. Стремление брать от жизни всё, чтобы оно не досталось другим.
8. Деловые взаимоотношения в семье, забота о воспитании наследника.
9. Почитай отца твоего и матерь твою, – если они богаты и умножают наследство тебе путями неправедными.
10. Нетерпимость к справедливости, честности, бескорыстности.
11. Разжигание национальной и расовой неприязни.
12. Нетерпимость к врагам капитализма.
13. Беззаветная любовь к странам капитализма, а особенно к Соединённым Штатам Америки.
Когда в СССР шло строительство социализма, тысячи поэтов писали поэмы, баллады, стихи, и песни, в которых прославлялся человек труда. А как современные поэты прославляют строительство капитализма в нашей стране?
«Перерыл» весь Интернет, опросил своих друзей, приятелей, знакомых, читающих современных поэтов, – и не нашёл ни одного стихотворения, в котором прославлялось бы превращение России в капиталистическую державу. Внимательно почитал стихи и тех стихотворцев, кто ратует за рыночную экономику, но даже крохотного, малюсенького стихотворения у них не обнаружил. А очень бы хотелось почитать. В публичных речах «в прозе» они «за», а в поэтическую строку свои мысли и чувства на эту тему они «засунуть», видимо, никак не могут. Короче, плохо, очень плохо они участвуют в формировании мировоззрения россиян в соответствии с моральным кодексом строителя капитализма. А в это время эстрадная группа «Моральный кодекс» прыгает по сцене и с изрядной долей стёба издевается над Лениным, Сталиным, Брежневым, Пушкиным, Горьким…
В своей статье «Время искушений» интересный и «задорный» литературный критик Сергей Морозов пишет: «У нынешних литераторов нет сил на нравственную проблематику. Слова «нравственность», «совесть», «ответственность», да что там, даже «здравый смысл» – выглядят непонятной архаикой, приветом из тёмной непросвещённой и непрагматичной эпохи… Страна мечтателей стала страной предателей. Мы живём в эпоху, когда художественное слово потеряло всякую социальную значимость. Атрофия мозга, чувств и совести достигла предела».
Да, художественное слово утратило значительную часть своих позиций. А в остальном согласиться с С. Морозовым нельзя. И это подтверждают многочисленные стихи, «хранящиеся» в Интернете, в которых авторы высказывают своё резко негативное отношение к строительству капитализма в России.
Наши СМИ, ЕГЭ, «шутейные» программы ТВ работают для понижения художественного вкуса россиян, стремятся опустить сознание до уровня «сверкнула финка – прощай Маринка». Поэтому не случайно стали популярными даже среди интеллигенции блатные песни. Однако не все поэты и читатели поддаются на эти «наезды» на свой «внутренний духовный мир», – и в Интернете можно встретить сотни авторов и прочитать тысячи стихотворений, которые можно отнести к «поэзии сопротивления». Подобная тема присутствует и в авторской песне. Эти стихи не равнозначны по своему художественному уровню, но во всех присутствует боль за то, что происходит в России.
Из стихотворения Ольги Русаковой «А. Гитлер – Б. Ельцину»:
Ты сделал то, о чём мы так мечтали
Все сорок восемь невесёлых лет.
Гремя огнём, сверкая блеском стали,
Ты расстрелял Верховный свой Совет.
Или вот Станислав Золотцев страстно призывает россиян:
К сынам своим, звеня слезами,
Взывает русская Земля –
Сорвите власовское знамя
Со златоглавого Кремля!
В Интернете немало и анонимных авторов, один из которых выразил мысли и чувства миллионов наших граждан:
Ильич! Прости, безумных нас,
Беспамятных, неблагодарных.
В чьих душах свет добра угас.
Прости нас глупых и бездарных.
Когда сообщили, что на Украине снесли пятьсот памятников Владимиру Ильичу Ленину, я подумал: «Можно снести памятник, но не память». И вообще, борьба с памятниками – это уже не симптом психического заболевания, а его следствие. Особое место в этом «потоке» авторов занимает Марина Струкова, которая сразу запомнилась любителям гражданской лирики строками:
В час восстания грозный, дикий,
по колено в крови гуляй,
но запомни закон великий:
Русский, в Русского не стреляй.
Геннадий Гаврилов в статье «Гражданская лирика Марины Струковой» задаёт вопрос: «Кто же она, поэт Марина Струкова, повзрослевшая «Железная кнопка» из старого фильма «Чучело» или реинкарнация Жанны де Арк или Веры Засулич?» И читая её стихи, действительно задаёшься этим вопросом.
Я выхожу из-под контроля
идей, законов и знамён,
орла, звезды на красном поле
и исторических имён.
Я выхожу из-под контроля
вельможной лжи и звонких фраз,
творцов чужой беды и боли
и узурпаторов на час.
….Уверенно в даль смотрю
навстречу огню и тьме.
Что Родине подарю?
Меч, выкованный в тюрьме.
Есть поэты, которые способны на должном уровне переосмысливать трагические парадоксы эпохи, наступившей после крушения Советского Союза и продолжающейся по сей день. И одна из них, вне всякого сомнения, Марина Струкова.
Пуста казна, пусты карманы,
Не отобрали лишь души…
А люди смотрят на экраны
И верят в оправданье лжи.
Поэтесса убеждена, что телевизор – это троянский конь 21 века.
Стихи Марины Струковой остро гражданские, полемичные. С автором можно спорить, но её стихи не оставляют равнодушными никого.
В нищету, на войну, в лагеря, на правёж.
И потом, как запахивают урожай,
Так детей в эту землю уложат за ложь.
А сейчас говорят: для России рожай.
Поэтесса нередко бросает укор русскому терпению и считает, что для совести нет срока давности:
Ты – слабый и лукавый
Что видел на веку?
Слабо пойти за славой,
Как в «Слове о полку»?
В вине твоё приволье,
В окурке дань огню.
Слабо, презрев подполье,
Шагнуть навстречу дню?
Нора за дымной кмарью
Как грусть твоя, пуста.
Но ты дрожащей тварью
Решил дожить до ста?
Из поля зрения Марины Струковой не ускользают «болевые точки» нашей действительности. Все мы привыкли к так называемым гастарбайтерам, но только Струкова написала о них, не забыв упомянуть и русских:
Все советской империи блудные дети
Набежали и требуют, просят заботы,
И в ответе русак за другие народы,
И никто никогда за него не в ответе.
Ушедший от нас выдающийся поэт Михаил Всеволодович Анищенко по-своему высказал стихами всё, что он думал о современной России и о моральном кодексе строителя капитализма. О богатстве его художественного языка, казалось бы, должны быть написаны уже десятки статей, но – увы! – ни одной я пока не увидел. Не зря сам поэт написал: «Не заплачет о поэте Русь ушедшая в полон». Как тут не вспомнить Ярослава Полуэктова, который в своей статье «Что, братец, опять дряни понаписал?» с возмущением отмечает: «… сладкие критики ныне количественно преобладают. От рецензентов, ищущих за что бы полюбить автора, отбоя нет. Прозаик, поэт ли, облизывают его, не жалея слюны со всех сторон… Почитаешь, и кажется, что всё поле современной литературы завалено шедеврами, и на нём пасутся тучные стада великих писателей и гениальных поэтов».
Линия жизни чаще всего ломаная. Михаил Анищенко не просто переживал, как все мы, а терзался, наблюдая за тем, что происходит в России:
Поздно руки вздымать и ночами вздыхать.
Этот мир повторяет былые уроки.
Всюду лица, которым на всё наплевать.
Всюду речь, у которой чужие истоки.
Я закрою глаза, я закроюсь рукой,
Закричу в темноте Гефсиманского сада:
– Если стала Россия навеки такой,
То не надо России… Не надо… Не надо!
И на Родине можно испытывать тоску по Отечеству. Поэт категорически против такой России, где государством активно проповедуется моральный кодекс строителя капитализма. Он глубоко убеждён в том, что в обществе, которым правит подлость, нужно стыдиться быть преуспевающим и богатым.
И веет гибельной тоской
По всем просёлочным дорогам.
Стоит деревня над рекой.
Одна. Под звёздами. Под Богом.
Опять – подножие креста.
Разлад. Смятение. Рутина.
Конец столетья. Пустота.
И паутина… Паутина.
Но Михаил Анищенко не отрекается и от страдающей от многих «болезней» Родины, и это подтверждается его замечательным стихотворением «Родиться русским». Горечь от «сладких конфет» капитализма давит на сердце поэта и у него рождается другое стихотворение:
Куда ни взглянешь – всюду топь.
Шагнёшь на мост – а он сгорает.
Как будто это речка Злобь
По всей России протекает…
Дорога – сон, а даль пуста,
Страданье русское – бессрочно.
Но Русь, как Дева у Креста,
Во мне чиста и непорочна.
Пускай проходят времена,
Меняя лица и одежды…
Но только Родина одна
Вернее славы и надежды.
Несмотря на то что в поэзии Михаила Анищенко периодически звучит отчаяние от «свершившегося дома», он всё-таки остаётся оптимистом и верит в будущность России:
Пройдут наркоз и летаргия,
Взойдут из пепла зеленя…
Храни, храни свой дух, Россия,
Хотя бы в сердце у меня!
Есть у нас ещё один талантливейший поэт – Николай Александрович Зиновьев. Внешне его стихи просты, без особых метафорических «выкрутасов», но строки настолько проникновенные, что «впиваются» в сердце и надолго остаются там. Он тоже враждебно относится к моральному кодексу капитализма, и поэтому пишет вот такие стихи:
Не потому, что вдруг напился,
Но снова я не узнаю, –
Кто это горько так склонился
У входа в хижину мою?
Да это ж Родина! От пыли
Седая, в струпьях и с клюкой…
Да если б мы её любили,
Могла бы стать она такой?!
В школе жизни главные уроки мы получаем во время перемен.
Поэты лучше других видят и чувствуют Настоящее и как пророки вещают о том, что будет в Будущем. Сегодня в светлое Будущее строем не ходят, пробираются поодиночке. А для большинства россиян Будущее теряет свою привлекательность по мере его приближения. Пока от руководителей всех уровней мы каждый день слышим оптимистические лозунги, которые после их реализации оптимизма нам не прибавляют. А многие лозунги так и повисают в воздухе и там «растворяются». Например, лозунг сопредседателя «Деловой России» на одном из заседаний Столыпинского клуба «Прибыль превыше всего, но честь дороже прибыли!» был услышан всеми присутствующими, но в душе каждый из них был согласен только с первой половиной этого лозунга. Это сегодня. А что ожидает нас в Будущем, мы даже не подозреваем.
«Лицо» современной малой прозы
В своей статье «Куда пропал современный русский рассказ» Сергей Костырко сетует: «Когда-то… рассказ был самым демократичным жанром в русской литературе, то есть в подавляющем большинстве еженедельных газет и журналов обязательно был рассказ. Сегодня не так. Современный рассказ практически исчез из поля зрения широкого читателя».
Чем же он «провинился» этот самый рассказ? Почему «исчез из поля зрения читателя»? Рассматривая прозу в литературном процессе в России, литературные критики, а вместе с ними и читатели, называют практически одни и те же имена, которые, по их мнению, составляют гордость современной русской литературы. Вот эти имена: Захар Прилепин, Ольга Славникова, Людмила Улицкая, Дина Рубина, Роман Сенчин, Сергей Шаргунов, Эдуард Лимонов, Юрий Мамлеев, Людмила Петрушевкая. Кто-то называет и ещё десяток фамилий. Давайте проверим, является ли краткость «сестрой» таланта у перечисленных выше авторов. Рассмотрим некоторые из их рассказов – те, которые первыми «всплывут» в Интернете.
Захар Прилепин, рассказ «Карлсон».
Содержание рассказа, прямо скажем, незатейливое. Написан рассказ от первого лица по имени Захар. Этот Захар решил устроиться в иностранный легион наёмником, чтобы «как-то себя унять, любым способом». С какого бодуна герой рассказа решил «себя унять», на протяжении всего произведения автор так и не разъясняет. И какой смысл автором вкладывается в понятие «себя унять» – тоже не ясно, даже после прочтения последнего предложения этого рассказа.
Для решения поставленной задачи герой рассказа приезжает в «большой город», где есть представительство иностранного легиона. В указанной конторе успешно проходит медицинскую комиссию, сдаёт документы и ожидает окончательного решения о своём поступлении. Контора с Захаром долго не связывается. Деньги заканчиваются. Главный герой случайно знакомится с неким Алексеем, у которого в детстве любимым книжным героем был Карлсон. Алёша – выпускник Литературного института.
Захар и Алёша стали вместе работать. Где они работали и чем конкретно занимались, сообщить читателям З. Прилепин посчитал необязательным, отделавшись фразой «Наша работа была не трудна… в одной из никчёмных контор».
После работы Захар и Алёша пьют то водку, то пиво, много пива. Автор считает крайне необходимым для понимания идейного содержания рассказа указать место, куда они, «вконец упившись, ходили сливать мочу». Периодически они заходят в книжный магазин (книг не покупали) и пытаются вести интеллектуальные разговоры, но дальше попыток это дело не идёт.
Ещё мы узнали, что у Алёши есть парализованный отец, которого он не посещает, и дочь. Есть ли у Алёши жена, Прилепин нас не проинформировал.
В конце рассказа пили уже втроём: добавился друг Алёши, имя которого так и осталось для читателей тайной за семью замками. Во время пьянки Захар и друг Алёши решили для разнообразия развлечений подраться «не всерьёз». Друг Алёши «вырубил» Захара «прямым ударом в лоб» на одну минуту.
Рассказ заканчивается так: «На следующий день мне позвонили из представительства легиона. Я сказал им, что никуда не поеду».
Почему Захар отказался, – из содержания рассказа не просматривается. То ли водка и пиво в этом «большом городе» оказались для него более привлекательными, то ли Алёша произвёл на него сильное впечатление своим интеллектом, то ли друг Алёши оставил неизгладимый след в душе и на лбу Захара.… Так мы об этом и не узнали.
Художественный язык рассказа прост до безобразия; иногда кажется, что читаешь рядовой газетный очерк, а не художественную литературу. Оригинальные, но не соответствующие правде фразы типа «Стояло дурное и потное лето, изнемогающее само от себя» не спасают, – впечатление от языка не меняется. Бьёт по ушам и нецензурная брань, – поэтому подобный рассказ хочется не только не читать, но и не слушать.
Захар Прилепин симпатичен мне как личность, но подобные его тексты симпатий не вызывают. Прилепин ещё молод. Перед ним открывается дорога славы, но не надо забывать, что дорога славы редко открывает путь к бессмертию.
Ольга Славникова, рассказ «Конец Монплезира».
Это рассказ о художниках. Один из них – Илья Капорейкин – занимался тем, что выписывал «мелкорябью своих любимых человекорыб и человекоптиц, походивших издалека на вышивки крестом». В начале рассказа автор отправляет Капорейкина в магазин за пивом: надо встретить друга, который вот-вот подъедет. А пока Илья ходит в магазин, О. Славникова подробно описывает его дом и то, что там происходило, когда «Живописец Илья Капорейкин знавал лучшие времена».
Автор сообщает нам, что в советские годы в доме Капорейкина собирались местные художники, что-то рисовали, что-то продавали иностранцам за валюту (считай, занимались незаконными валютными операциями), пытались организовать театр, и т. д. Кто-то из них уехал за границу на ПМЖ, кто-то умер, а кто-то затерялся на просторах нашей необъятной Родины.
Наконец появляется друг главного героя рассказа – столичный художник Дмитрий Бельмесов. И начинается диалог друзей с претензией на спор интеллектуалов. Почерпнуть для себя что-то полезное из этого диалога читатель вряд ли сможет, даже если будет «напрягаться от напряжения».
Чтобы иметь представление о художественном языке рассказа, достаточно в качестве образца привести всего одно предложение: «Предполагалось, что в технический век артефакты должны производиться при помощи техники – под каковой понимались аэрографы, напылявшие на огромные полотнища как бы инверсионные следы самолётов, выделывающих мёртвые петли, а также швабры, с чавканьем разгонявшие по настеленным ватманам краску, в которой плавали окурки». И уж никак не красит автора использование в рассказе нецензурной брани; тем более, что автор – женщина.
Сергей Шаргунов, рассказ «Полоса».
Главный герой этого повествования Алексей Петрович Соков, пенсионер, живёт в маленькой деревеньке в республике Коми. Ранее он долгое время работал директором аэропорта, который располагался рядом с посёлком. Наступили другие времена, – и самолёты перестали прилетать. Остались только вертолёты, а потом и они исчезли, так как экономика у нас «показывает рост». Все мы закованы в кандалы обстоятельств. Сотрудников аэропорта поувольняли, и они разъехались кто куда. Аэропорт постепенно стал приходить в упадок.
Пенсионер Соков по своей инициативе бесплатно поддерживал порядок на взлётной полосе, иногда ему за деньги помогал местный пьяница. Большие дела требуют малых сомнений, – и Алексей Петрович каждый божий день что-то предпринимал, чтобы взлётная полоса не теряла своих качеств. И читателю сразу становится понятно, что на эту полосу рано или поздно сядет терпящий бедствие пассажирский лайнер. Так в конце рассказа и происходит.
Плохо то, что в рассказе нет интриги, герои маловыразительны, художественно-изобразительные средства скудны. Рассказ больше смахивает на очерк, написанный для районной газеты.
Единственным большим достоинством этого рассказа можно считать то, что С. Шаргунов взял в герои настоящего человека, и такие люди, к счастью, ещё остались в нашей стране.
Эдуард Лимонов.
Читать и анализировать его рассказы нет никакого желания: нагромождение «изысканных» матерных слов унижает не только автора и читателей, но и «великий, могучий, правдивый и свободный русский язык». Если бы Иван Алексеевич Бунин узнал, что пишет Э. Лимонов, он перевернулся бы в гробу. А Михаил Юрьевич Лермонтов, скорее всего, вызвал бы на дуэль и, не моргнув глазом, пристрелил его.
Роман Сенчин, рассказ «Проблема».
Хороший рассказ о взаимоотношениях мужчины и женщины. Проблемы, поднятые в рассказе, касаются каждого из нас. И, в первую очередь, молодёжи, у которой порой не хватает жизненного опыта, чтобы избежать ошибок. Этот рассказ нужно рекомендовать для прочтения старшеклассникам и студентам. Всё здесь на месте, выверено каждое слово. Несмотря на краткость изложения, автор сумел многое сказать читателям.
Язык рассказа хорош, однако есть одно «но»: не надо употреблять нецензурных слов. Это же художественный рассказ, а не «травля» анекдотов, в которых без «смачной» лексики иной раз анекдот «не звучит». Видимо, Роман Сенчин в этом вопросе попал под влияние Виктора Астафьева, роман которого «Прокляты и убиты» мог бы стать одним из лучших романов о Великой Отечественной войне. Мог бы, если бы автор не измазал текст нецензурной бранью, чем и снизил ценность своего произведения.
Людмила Петрушевская, рассказ «Богиня Парка».
Великолепный рассказ. Автор хорошо знает жизнь и умело рисует картины этой жизни. В небольшом по объёму рассказе Л. Петрушевская умудрилась рассказать о многом: о любви, о семейных отношениях, о людских характерах, о счастье и несчастье, – и ещё о многом. Язык повествования «сочный», не лишён юмора, народных словечек, оригинальных выражений, – и всё это использовано к месту для достижения поставленной цели.
Юрий Мамлеев, рассказ «Борец за счастье».
В Москве живёт Серёжа Иков, «работает в административном учреждении бюрократом». «Самое большое, к чему всю жизнь стремился Иков», называлось счастьем. Но ему никак не удавалось найти счастье. В мечтах о счастье самое слабое место – это незнание предмета.
«Случайно он открыл ключи к счастью». «Сдавал экзамены в заочном педагогическом институте, на литературном отделении». (Автору надо бы знать, что в педагогических институтах нет литературных отделений, а есть филологические факультеты и отделения). Сдал на «отлично». И почувствовал себя счастливым.
Для летящего к счастью нет нелётной погоды. Серёжа решил всю жизнь сдавать одни и те же экзамены – и, таким образом, долго испытывать счастье. Его дядя – «величина в научных кругах». И, хотя Иков умышленно не сдавал экзамены, его не исключали, а «оставляли на второй год». Это в школе оставляют на второй год, а в институтах студентам предоставляют академический отпуск. Или Ю. Мамлеев «в академиях не обучался»? Иков каждый год сдаёт одни и те же экзамены – и счастлив. Человек, захваченный идеей, становится её заложником. На этом – «конец фильма». Сюда же можно добавить фразу, которую я где-то читал: «Часто люди так стремятся к счастью, что проскакивают мимо него по инерции».
В рассказе нет ничего интересного: сюжет даже не смешной, образ героя нетипичный и непонятный, язык повествования примитивный.
Дина Рубина, рассказ «Область слепящего света».
Сюжет рассказа незамысловат. Она прибыла на конференцию, чтобы дать материал в «Вестник университета» и увидела Его. Судьба обожает сюрпризы. Кровь заиграла; она играет всегда на своём поле по чужим правилам. В перерыве Она подошла к Нему (имён героев читателям не сообщается) и «задала спешно слепленный вопрос». Её образ чем-то всколыхнул его сердце. Ну а далее всё, как в «Солнечном ударе» у И. Бунина, если не считать мелких деталей. Через некоторое время Она прилетает в Израиль, куда Он, будучи известным учёным, вместе с семьёй переехал на ПМЖ. Ещё три дня и, возможно, три ночи медового месяца. Она возвращается домой на самолёте, который взрывается над Чёрным морем. Скорее всего, Дина Рубина считает, что любая смерть берёт за живое.
Для неискушённого читателя этот рассказ может показаться захватывающе интересным. События в повествовании разворачиваются стремительно. Ни одной пошлой «нотки» в тексте не звучит. Язык чист и свеж. У взыскательного читателя возникает ощущение вторичности: всё это было, было, было… Тема «солнечного удара», ярко описанная И.А. Буниным, повторялась в литературе много раз. Дина Рубина решила «подхлестнуть» сюжет трагической концовкой, но подобный поворот мы тоже неоднократно встречали.
Людмила Улицкая, рассказ «Бедные родственники».
Один раз в месяц к Анне Марковне приходит её троюродная сестра Ася Шафран, чтобы получить от своей дальней родственницы материальную помощь в размере ста рублей. Описывается одна такая встреча, диалог во время которой носит чисто бытовой характер и не представляет особого интереса для читателей.
Язык рассказа хорош. Искать нужное слово приходится в толпе ненужных, – и Людмила Улицкая его всегда находит. Этот автор русской литературы известен далеко за пределами Израиля. Есть у неё и замечательные произведения, но в данном рассказе, как говорил Аркадий Райкин, «а включаешь – не работает».
Как же мне назвать эту статью? Перечисленные выше имена – это фактически «лицо» нашей прозы. Значит, так и назовём. А как выглядит это лицо, – решать читателям.
И ещё. Прежде чем сказать своё слово, нужно выслушать много чужих. Лев Аннинский как-то сказал: «Плохие писатели мне не интересны». Видимо, он считает, что глупость можно победить, лишь не обращая на неё внимания. А у меня на сей счёт другое мнение.
Куда уходит современная поэзия?
Поэт Антон Чёрный в статье «Консервативный манифест», оценивая состояние современной русской поэзии, пишет: «Иерархия и читатели утрачены, направления зашли в тупик, гений не появляется, да его уже никто и не ждёт. Об упадке говорят все, независимо от возраста или взглядов».
Далее Антон Чёрный задаёт вопрос «Кто же убил поэзию?» и рассматривает пять версий:
– наступление эры информационных технологий, которые оттесняют стихотворцев, отбирая их аудиторию, оказывая на неё отупляющее воздействие; (полагаю, что, если с этой версией и можно согласиться, то лишь частично);
– потеря читателя как следствие первой причины; (с этим тезисом можно и нужно поспорить);
– графоманизация поэзии; (думаю, что с этой версией желающих спорить не найдётся);
– исчерпанность псевдоконцепций: кризис объясняется тем, что два разнонаправленных вектора, которые мы условно назовём «новизной» и «контрновизной», зашли в тупик; (эту версию надо сразу отбросить как явно несостоятельную);
– усталость системы. Автор этой версии литературный критик Сергей Фаустов считает: «Система, формировавшаяся столетиями и включавшая в себя поэтические школы и объединения, системы стихосложения и наборы приёмов, модели поведения поэтов, читателей, издателей и так далее дошла до предела своего развития и близка к хаосу».
Мне представляется, что Антон Чёрный не озвучил главную версию: четверть вековую политику государства по снижению интеллектуального уровня и общей культуры народа. А с этим тезисом спорить невозможно, поскольку многочисленные факты (их перечисление займёт не одну страницу) подтверждают этот вывод на все сто процентов.
Максим Воробьёв в статье «Трагедия русской литературы» невесело констатирует: «Культура чтения не исчезла в одночасье. Она постепенно угасает уже на протяжении более 20-ти лет. За это время появилось новое поколение, изначально не приученное много и вдумчиво читать».
После реставрации капитализма в России, из каталога профессий исчезла профессия «писатель». Есть профессия «диджей», есть профессия «частный детектив», а профессии «писатель» нет. По мнению руководителей России, диджей или частный детектив нужнее народу, чем писатель, поэт, драматург, литературный критик или литературовед. Людям, оказавшимся у власти, наплевать на то, что после распада СССР двадцать пять миллионов русских остались за пределами России, и значительная часть их являются «негражданами» страны, в которой они проживают. Например, в Прибалтике. А тут, подумаешь, какая-то литература, какие-то писатели и поэты. Посмотрите, кто ходит в помощниках и консультантах по русской литературе у президента. Вдова Александра Солженицына. Дальний родственник Льва Толстого. Складывается впечатление, что заслуги перед российской словесностью передаются по наследству.
В прошедший Год Литературы литературная общественность активно боролась за то, чтобы в России, наконец-то, снова появилась профессия «писатель», но – увы! А уж о существенной материальной поддержке писателей (живи, как знаешь) и читателей (плати за каждую книгу 300-500 рублей) со стороны государства и говорить не приходится. Как тут не вспомнить лозунг Д. Медведева «Денег нет, но вы держитесь!» И премьер не только восклицает, но и учит, каким образом этот лозунг претворить в жизнь. Например, учителям рекомендует уволиться и заниматься бизнесом. И некоторые учителя-словесники уже последовали его примеру. Тезис «денег нет» хорошо усвоили и сотрудники библиотек. По данным Министерства культуры с 2000 по 2017 год в России закрылось 13 тысяч библиотек! А ведь библиотеки – это больше, чем книги, это – жизнь духа.
Но что же думают сами литераторы о положении дел в современной поэзии? Если свести множество высказываний воедино, «высвечиваются» два мнения.
Поэтесса Раиса Боровикова: «Мне кажется, что востребованость поэзии – это некоторым образом показатель экономического и социального благосостояния любого государства. Когда люди сосредотачивают все силы на том, чтобы выжить, им не до изящной словесности».
Поэт Александр Кушнер: «Меня утешает, что сегодня много настоящих поэтов. Я не могу сказать, что поэзия пребывает в упадке. Волноваться не стоит».
Хочется спросить А. Кушнера: почему этих «настоящих поэтов» не видно в «ведущих» литературных журналах и почему он не назвал ни одного имени?
С каждым годом читателей современной поэзии становится всё меньше. Судя по откликам в Интернете, деградация поэзии волнует многих россиян. Вот что пишут пользователи:
– «С творчеством современных поэтов практически не знаком, хотя читал стихи в «Новом мире», но не могу ничего вспомнить»;
– «Тиражируют сейчас одних «знаменитых» бездарностей, поэтому поэзию (настоящую) вы на прилавке не найдёте»;
– «Авторы рванули в какие-то крайности, вроде психоделики. Литературные конкурсы выигрывают откровенно отвратительные и слабые стихи. Сейчас в русской поэзии царствуют тёмные времена невежества»;
– «За современной поэзией слежу, но любимых авторов пока что нет»;
– «Иногда попадается стихотворение современного автора, которое нравится. Новый Мандельштам пока не попадался»;
– «Да я бы не сказал, что это графомания. Всё, вроде, на месте: неплохая рифма, образы… Но перечитывать и запоминать наизусть не хочется… Прочитал и забыл»;
– «Помните высказывание «Таланту надо помогать, бездарности пробьются сами». Только вот как разглядеть настоящий талант, когда вокруг столько щелухи?»;
– «Я не слежу за современной поэзией, но то, что попадается, не впечатляет, вторичное всё какое-то, а то и вовсе бессмысленное…»;
– «Честно говоря, не купила бы ни одной книги современных поэтов»;
– «Нет, они всё равно бред пишут»;
– «Поэзия утратила свои возвышенные позиции и влияние на нашу жизнь, потому что мы сами черствы; для нас чужды откровенные, искренние чувства.… Грубеем. Черствеем. Утопаем в равнодушии. Каждый за себя. Даже страшно как-то»;
– «В 60-70-е годы было достаточно талантов, и они собирали залы и стадионы. А кто сегодня пойдёт на наших посредственностей и бездарей?»;
– «Я не могу читать Полозкову. Эта современная поэзия рассчитана на людей с неприхотливым художественным вкусом».
Кстати, многие называют Веру Полозкову чуть ли не самым выдающимся современным поэтом; утверждают, что только она собирает сегодня залы, куда люди приходят послушать её стихи в авторском исполнении и платят за это деньги. А спектакль «Вера Полозкова. Избранное» пользуется шумным успехом. Стихи в этом спектакле читает Полозкова и актёры. Со сцены в зал периодически летит нецензурная брань – и как отзвук… восторженные отзывы о спектакле в Интернете. Что это? Назвать это «действо» подъёмом поэзии язык не поворачивается. Заподозрить Полозкову в графоманстве – не совсем справедливо. Скорее всего – это иллюстрация всеобщей деградации: и тех, кто на сцене, и тех, кто в зале. К сожалению, многие не понимают, что безнравственность общества – это гноящаяся рана, отравляющая весь организм. Если посмотреть указанный спектакль и проанализировать стихи Полозковой, сам собой напрашивается вывод: «гельманы» снова пошли в атаку.
Афанасий Ботяновский в статье «Куда ведёт нас Полозкова?» с иронией пишет: «Чтобы понять Полозкову, нужно пожить в мегаполисе: походить по ресторанам, стриптиз-барам, казино. Покурить на остановке. Помёрзнуть. Поехать потом домой на такси, принять ванну, выпить мартини и … открыть томик Полозковой».
Вот уж действительно парадокс эпохи: рождённые ползать взлетают.
В последнее время всё чаще звучат голоса тех, кто вольно или невольно бросает тень на поэтов-классиков русской литературы. Дескать, наступила новая эпоха, – значит, и поэзия должна быть другой. Например, на этой волне главный редактор «Нового мира» А. Василевский за одним из «круглых столов» громогласно заявил, что поэзия частично «уходит» к рок-группам, которые исполняют рэп. Давайте посмотрим, есть ли там поэзия. Одна из рок-групп поёт:
Ка-тет:
Вот он, экологически чистый
Электромобиль – ходу!
Плевать ядом в кого-то как кобра в
Эпицентре пробок – к чёрту!
Пусть вьётся дорога за горизонты
Стончается контур.
Бросается асфальт под колёса.
Тут всюду столько хромых, хоть это не
Комптон.
А вот припев песни «Машина прогресса», которую исполняет рок-группа «Би-2»:
Чёрный чёрствый хлеб
Тупой ломает нож.
Уставлены глаза
В размытый горизонт.
Вот какую «поэзию» поёт рок-группа «Земля Санникова»:
Этот белый восход,
Солнце погибает раз в год.
Я изъездил бы эту кобылу до смерти,
Сунул её себе под капот.
Утро как горький love road,
Окна фифа надкроет (В гроб).
Рою в коридоре по битам для тайных
Ходов, как роет крот.
Видимо, А. Василевский (как и некоторые другие литераторы) всерьёз считает, что это – поэзия или просто надеется на то, что «пипл всё схавает».
Танки без экипажа и без снарядов – это для боя просто груда металла. А чтобы «в бой» вступала поэзия, надо, кроме талантливых поэтов (а они у нас, вне всякого сомнения, есть), иметь литературные журналы, которые бы их публиковали. И, конечно же – образованных читателей (а таких, к сожалению, становится всё меньше). Давайте не будем забывать мудрые слова А. Эфроса из статьи «Дух классики», опубликованной больше ста лет назад: «Из глубины человеческих душ поднимается с каждым днём всё сильнее жажда: ясности, гармонии, простоты. Вот почему так влечёт нас классика, строгость её форм, равновесие её частей, точность её просодии. Вот почему, как дуновение свежего ветра, вдыхаем мы веяние классической традиции прошлого, и её столетние создания опять молодо зеленеют для нас. Это голос учителей, переживших то же. И прислушиваясь к нему, мы учимся». Да, учиться надо до тех пор, пока есть учителя!
Так куда же, всё-таки, уходит современная поэзия? Да никуда она не уходит. Это общество, потерявшее ориентиры, навешавшее на себя побрякушки западных ценностей, мечется, как слепой, пытаясь нащупать правильную дорогу. И поднятая словесная пыль скрывает настоящую поэзию. Но пройдёт время, и пыль рассеется.
Кандидаты в классики или?..
В последнюю четверть века существенно изменилось «лицо» русской литературы, оно подурнело. Отчасти это произошло под влиянием «постмодернизма», пришедшего к нам с Запада. Многие наши литераторы в своём творчестве решили «догонять» Европу, хотя пик постмодернизма там прошёл ещё в 60-70-е годы прошлого века. И появилось у нас невообразимое количество творений, тексты которых можно смело отнести к литературе упадка. Теоретики литературы, дабы «не отстать от жизни», подхватили этот псевдолитературный «порыв» и стали дружно обсуждать такие понятия как интертекстуальность, пастиш, метапроза, фабуляция, пойоменон и другие «штучки». Из уст адвокатов постмодернизма звучат те же речи, что и сто лет назад: мол, литераторы выступают против старых, академических форм, ищут новые формы самовыражения, более гибкие и более соответствующие усложнённому мироощущению современного человека. Фактически мы наблюдаем возрождение декадентства.
Кто же из писателей сегодня в большей степени «для матери-истории ценен»?
В 2011 году еженедельник «Time Out” назвал 60 лучших современных писателей России. Иначе говоря, по мнению лондонского издания, их имена предлагается занести в список потенциальных классиков русской литературы начала 21 века. Многие из названных писателей получили престижные литературные премии, их тексты переведены на европейские языки и обсуждаются литературными критиками и литературоведами. Попробуем внести и наш скромный вклад в эти обсуждения. Рассмотрим рассказы некоторых из «потенциальных классиков».
Владимир Сорокин.
Рассказ «Окружение» повествует о том, как в 1941 году войсковое соединение, которым командует комбриг Вахрушин, при обороне крупного города попадает в окружение. В центре города один за другим рвутся снаряды. В порыве гнева и отчаяния Вахрушин кулаком бьёт по лицу майора, принёсшего дурные вести с передовой. Затем проводит несколько сеансов связи с частями, продолжающими оборонять город. После чего берёт пистолет и предлагает замполиту вместе застрелиться. Замполит вежливо уступает очередь командиру. После самоубийства Вахрушина замполит достаёт пистолет, но не стреляется, а выходит из магазина, где был расположен командный пункт. На улице он убивает первого попавшегося прохожего, переодевается в его гражданскую одежду, забирает из сумки убитого несколько пачек денег и направляется в сторону станции метро.
Ознакомление с рассказом порождает немало вопросов. Как же мы с такими командирами смогли остановить немецкую армию, которая по праву считалась лучшей армией в мире? Если постоянно рвутся снаряды и по городу мечутся жители, значит кругом полно убитых в гражданской одежде. Зачем замполиту убивать кого-то? Какой город с наличием метро сдала противнику Красная армия? Не было такого города. И разве нельзя было в рассказе обойтись без обилия нецензурных слов?
В рассказе «Утро снайпера» ещё «похлеще». Снайпер забирается на крышу многоэтажного дома и стреляет в любого попавшегося на глаза, независимо от того, ребёнок это или старик. Убив таким образом тридцать человек, спускается с крыши и возле магазина в соседнем доме выстаивает получасовую очередь за сосисками.
Кто этот человек? Каковы мотивы его зверства? Почему сразу не скрылся с места преступления? На эти и другие вопросы автор «Голубого сала» «отчитываться» перед читателем, видимо, посчитал ниже своего достоинства.
В рассказе «Эрос Москвы» Владимир Сорокин утверждает, что в каждом городе есть «эрогенные зоны». В Москве он эти «зоны» искал двенадцать лет и, вы не поверите, нашёл. Его рассуждения непонятны и зачастую никак не соответствуют здравому смыслу. Ну, например, как можно считать Ваганьковское кладбище эрогенной зоной Москвы? Чушь небывалых размеров «бродит» по всему рассказу и, что характерно, никуда не исчезает. В конце повествования автор сожалеет, что не смог найти эрогенную зону на Красной площади. Полагаю, что у читателя сочувствия в этой связи он не получил.
В рассказе «Кухня» подробно описываются многочисленные предметы, которые находятся на кухне. Других «событий» в этом повествовании нет. Думаю, что этот текст может быть интересен лишь для того, кто получил квартиру и решает, как обустроить кухню.
С подобными рассказами дорога в классики русской литературы Владимиру Сорокину, вне всякого сомнения, закрыта.
Павел Пепперштейн.
В первом абзаце рассказа «Отелло» герой, который является скульптором, говорит гостям: «Произведение искусства… хочет принять некоторую запоминающуюся форму, форму, которая несколько отличалась бы от других форм и в то же время дополняла бы их». Этот скульптор лепит лишь атомный гриб. Гости увидели в мастерской только «грибы и грибки разных размеров и оттенков, фарфоровые, мраморные, бронзовые, стальные, из золота, пенопласта, из воска, из коровьего навоза, из теста, стекла, из спрессованной пыли и красного дерева». Герой рассказа утверждает, что с помощью этих скульптур он обуздал свои страсти, и в награду его сад делится с ним некими тайнами. И скульптор предлагает гостям пройти в сад.
Возле белого камня хозяин останавливает гостей и сообщает: «У нас здесь живёт один… тролль. Мы называем его Отелло, потому что он очень ревнив». Затем скульптор шарит рукой в траве и предъявляет гостям «крошечного коричневого человечка, голого и сморщенного, похожего отчасти на ящерицу». Отелло не разговаривает, но открывает глаза. По предложению скульптора каждый из гостей «бережно прикоснулся кончиками пальцев к крошечной, хрупкой, протянутой вверх для рукопожатия ручке Отелло». На этом – «конец фильма».
Для чего написан и опубликован сей рассказ? Чтобы увести читателей от проблем сегодняшней жизни в России? Или чтобы вытравить «русский дух» из русской литературы?
Рассказ «Тело языка» начинается таким предложением: «В октябре 1943 года две танковые группы, подкреплённые конной дивизией генерала Доватора, так глубоко вклинились в расположение противника в районе Миллерово, что им самим стало грозить окружение». И сразу у читателя появляется недоверие к автору. Лев Михайлович Доватор погиб 19 декабря 1941 года и никак не мог спустя два года командовать дивизией. И к тому же П. Пепперштейн понизил Доватора в должности: генерал при жизни командовал не дивизией, а корпусом.
Чтобы грамотно организовать наступление, командованием было решено добыть «языка» в звании не ниже «майора». Бывший одесский вор Егор Сычёв по кличке «Сыч» в одиночку был отправлен в тыл к немцам. Егору удалось захватить немецкого майора, но по дороге тот умер. В кармане у покойника Сычёв нашёл камень рубин. «Сыч» потащил труп немца к своим (иначе не поверят, что взял «языка»), а камень положил в рот, чтобы не потерять. И сразу превратился в громадную голую женщину, которая повисла на небесах. Её осветили наши и немецкие прожектора и обстреливали с двух сторон. На этом рассказ заканчивается.
Начиная с девяностых годов, российские литература и кинематограф заполняются массой произведений о Великой Отечественной войне, в которых героями на фронте были сплошь штрафники, зеки, попы, бывшие белогвардейцы, троцкисты и т.п. Будто бы только они и выиграли войну, а не наши отцы и деды, которые не относились к вышеперечисленным категориям граждан. Ложь пытаются нарядить в одежды правды, но одежда со временем «изнашивается», и становится видно, кто есть кто.
Посмотрим что-нибудь ещё из творений П. Пепперштейна. Рассказ «Разноцветные зубы» отягощён нецензурной бранью. Видимо, многие современные писатели забыли, что одной из важнейших функций литературы является воспитательная функция. Очень жаль! А в самом рассказе ничего интересного нет. Один из двух героев повествования так и говорит: «Решил себе раскрасить зубы. А зачем – не знаю». Автор, видимо, тоже не догадывается, зачем его герой это сделал.
Михаил Елизаров.
Повествование рассказа «Меняла» идёт в надёжном сопровождении нецензурной лексики. Манера изложения малоинтересна. Подобные герои и их изображение в нашей литературе встречались десятки раз. Не ясно, с какой целью был написан этот текст. И уж совсем не понять тех редакторов, которые этот рассказ неоднократно публиковали.
В рассказе «Кубики» читателя ждут абсурдные размышления автора о Смерти, облачённые в полумистические образы Падали. Стиль повествования не способствует активному формированию читательского восприятия. Жаль времени, потраченного на ознакомление с подобными опусами.
Рассказ «Госпиталь» начинается самым грязным матом, который только существует. Знакомиться с содержанием текста дальше, значит, унизить себя как читателя в собственных глазах.
Андрей Геласимов.
Главный герой рассказа «Семейный случай» Александр пишет диссертацию. Где и кем работает, почему у него нет жены, но есть дочь детсадовского возраста, автор не сообщает. Когда Александр был школьником, его мать сбежала с каким-то мужчиной, бросив мужа и двух детей, одна из которых восьмимесячная дочь. Причина такого поведения матери не указывается. Больше Александр свою мать не видел. И вот вечером ему звонит из другого города двенадцатилетняя сестра Лиза и сообщает, что «Папа умер». Утром Александр с дочерью прилетает на самолёте в город своего детства, заходит в квартиру, где его встречает сестра, и выясняется, что отец жив и здоров. Звонок – это был просто дурацкий розыгрыш.
Даже парадоксальность концовки не добавляет художественной ценности рассказу. Обычная глупость и ничего более.
В рассказе «Митькины частушки» автор предпринял попытку показать, как развлекалась деревенская молодёжь. Однако не понятно, в какое время происходят события: то ли это 30-е, то ли 50-е годы прошлого века. Да и после произведений Василия Белова, Валентина Распутина и других «писателей-деревенщиков» читать о сельской жизни у А. Геласимова совсем не интересно. Складывается впечатление, что автор хотел удивить читателей обилием матерных частушек, которые присутствуют в рассказе.
Александр Терехов.
Рассказ «Дурачок» об армейском быте. Герой рассказа попал в лазарет и на протяжении всего повествования звучат пустопорожние разговоры. В отличие от повести «100 дней до приказа» Юрия Полякова, в которой были некоторые художественные открытия, в этом произведении ничего подобного не наблюдается. Казалось бы, именно там, где больные люди, должна прозвучать авторская любовь к человеку. Как здорово эта тема звучит, например, у А.М. Горького! Здесь же не просматривается не только этого, но и, с учётом личностей героев рассказа, хотя бы горечи от несовершенства этих людей.
Рассказ «Жёсткое счастье» о милосердии. Тема раскрыта удачно, но это скорее не художественный рассказ, а хороший очерк.
«Страх перед морозом» и «Секрет» – это фактически очерки, и непонятно почему автор и редакторы отнесли их в разряд художественных рассказов.
Александр Кабаков.
Герой рассказа «Миллион» Огоньков проживает в Москве в однокомнатной квартире. Материальный достаток средний, разведён, детей нет. Мечтает купить двухкомнатную квартиру и новый автомобиль. Огоньков часто жалуется на судьбу, не осознавая, что жалобы на судьбу лишь убеждают её в правильном выборе мер воздействия. Читать рассказ скучно. Нет в нём вечных философских вопросов; остроты повествования, неожиданностей; умения раскрыть трагизм человеческого существования.
Герой рассказа «Зал прилёта» симпатий не вызывает. Это обычный человек, отягощённый, как и подавляющее большинство людей, пороками, которые мешают ему вести полноценный образ жизни и добиться какого-то значимого успеха в своей деятельности. Автор пытается показать бездушие мира богачей, их чёрствость, но тут же уходит в сторону от намеченной темы. Мысль о том, что быть счастливым всю жизнь не позволяет себе сам человек, в рассказе «смазана» и не выходит на первый план, хотя, казалось бы, этот «тезис» в рассказе должен быть доминирующим.
В рассказе «Маленький сад за высоким забором» автор увлекается описательностью, но она не производит должного впечатления. Нет в повествовании ни отточенного мастерства детали, ни речевой характеристики героев, ни изображения психологизма, характера героев. Тема однополой любви скомкана. Да и не нужна эта «скользкая» тема для русской литературы. Нудный стиль порождает желание прекратить чтение этого автора.
Виктор Пелевин.
В рассказе «Спи» на протяжении всего повествования автор «продвигает» мысль, что подавляющее число людей не живут полноценной жизнью, а находятся как бы в полусне. Когда читаешь, временами кажется, что это сатирический рассказ, настолько текст переполнен иронией и сарказмом. Самое ценное в этом рассказе, это, безусловно, «сочный», наполненный самыми разнообразными изобразительными средствами художественный язык: «высказывания становились либеральными до радостного испуга», «похожие как родные братья: даже перхоти у обоих было больше на левом плече» и т. п.
Вместе с тем, полноценному восприятию текста мешает временами неоправданная смена картинок действительности, которая окружает главного героя рассказа; то сюжетные «перескоки» с одного на другое, то неожиданно возникающие не к месту ассоциации при упоминании Ельцина, Солженицына или «трёхсотлетия первой русской балалайки».
Героем рассказа «Тарзанка» является лунатик Пётр Петрович, который ведёт диалог с мнимым собеседником. Это повествование о смысле жизни, поиске истины и о многом другом. Художественный язык великолепен. Однако после прочтения рассказа появляется чувство неудовлетворённости. Почему? Казалось бы, форма изложения очень оригинальна. Автором созданы ситуации, в которых проявляются истинные человеческие качества героя. Налицо интерес к обыкновенной жизни. Повествование насыщено изобилием всевозможных деталей. Перед читателем открывается яркий, многоцветный городской пейзаж. И тем не менее чувство восторга от прочтения не появляется. Видимо, это происходит потому, что автор не даёт ответы на поставленные вопросы. Концовка рассказа несколько скомкана и «растворена» в городском пейзаже. В самом начале рассказа автор высоко поднял «планку» для мысли, но не смог её удержать в конце повествования.
В рассказе «Синий фонарь» мы знакомимся со всевозможными небылицами с элементами мистики, которые перед сном рассказывают мальчишки в летнем детском лагере. Это повествование вряд ли будет представлять интерес как для взрослых, так и для подростков. Зря Виктор Пелевин потратил свой литературный талант на этот сюжет.
Имеют ли рассмотренные и подобные им «литературные шедевры» право на существование? Наверное, да. В конце концов, сколько людей, столько и мнений. И у таких творений находятся свои почитатели. Однако утверждать, что вышеперечисленные литераторы вписываются в понятие «классик русской литературы» – это уже перебор. Как пел Владимир Высоцкий: «Нет, ребята, всё не так, всё не так, ребята». Нет сегодня в русской литературе талантливого изображения «героя нашего времени» и того «диапазона» вопросов, которые поднимались лучшими писателями России.
Но кто-то же должен занять это почётное место. Кто? Будем жить надеждой, что время «высветит» новые имена, которые по праву своего таланта займут литературный Олимп.
Жива ли поэзия в России?
Несколько лет назад в журнале «Сноб» появилась статья известного журналиста А. Невзорова «У русской литературы закончился срок годности». В этой статье автор провозгласил конец русской литературы, сравнив Россию с лавкой старьёвщика, в идеологии которой процветает культ старья.
Публикация Невзорова вызвала бурю возмущения в СМИ и особенно в Интернете. Однако нашлись и те, кто поддержал такой, прямо скажем, враждебный выпад по отношению к русской литературе. Так, Дмитрий Губин отметился в печати опусом «Долой литературу, даёшь словесность!» Там он договорился до того, что из школьной программы нужно выбросить уроки литературы, потому что «к реальной жизни это никакого отношения не имеет». И свои рассуждения Губин заканчивает так: «А лит-ру – ну её к ладу. Проблема не в том, что фонтан заглох, а в том, что пруда больше нет».
У меня давно возник вопрос: кто же эти люди, которые считают, что у шедевров Пушкина, Гоголя, Толстого, Достоевского и других гениев нашей литературы закончился срок годности? Ну, например, кто такой этот Дмитрий Губин? Из Википедии узнаём следующее. После окончания факультета журналистики МГУ, Д. Губин по распределению работал в волоколамской газете «Заветы Ильича». Проработав там год, был разжалован в корректоры с формулировой «за профессиональную непригодность». Вот, оказывается, откуда «ноги растут». Но, к сожалению, пришли другие времена, когда при формировании «пятой колонны» стали востребованы и нигилисты в отношении русской литературной классики. И перед Губиным открылись двери канала ТВЦ и печатных СМИ. Теперь «губины» обучают и воспитывают наших детей и внуков соответствующим образом. И нам нельзя забывать, что средства массовой дезинформации – это лишь средства к достижению чьей-то цели. И не приходится удивляться тому, что сказал мальчик из Уренгоя в немецком бундестаге.
В беседе с журналистом Ларисой Дмитриевой главный редактор литературного журнала «Звезда» Яков Гордин отметил: «… наша современная проза, конечно, не выполняет ту функцию, которую достаточно успешно выполняла классическая литература – не производит фундаментальные идеи, которые могли бы захватывать общественное сознание по-настоящему».
На поставленный тут же Л. Дмитриевой вопрос «Разве эти идеи производит литература, а не общество?» Гордин уточнил свою мысль: «Она их определённым образом усиливает. Понятно, что и Толстой, и Чехов, и Гоголь, и Пушкин, и Достоевский ловили токи, идущие снизу, но они их концентрировали. Литература интенсифицирует и делает привлекательными фундаментальные и национальные идеи».
С подобным выводом можно согласиться только частично. В своём интервью Яков Гордин ни словом не обмолвился о порочной практике отбора рукописей в большинстве изданий. А ведь это далеко не секрет. Так критик Сергей Морозов в статье «Журнал без читателя» о политике редакций современных литературных журналов пишет следующее: «Печатают сами себя, занимаются самолюбованием и самовосхвалением. Читателя отогнали… критику такое читать постыдно, «собратьям по перу» незачем… Журнал без читателя не журнал, а собранье бумажных листов, запачканных типографской краской. Испорченный продукт. Абсолютно бессмысленное явление. Извращение чистой воды. Но это вполне логичный результат многолетней самоизоляции».
А что сегодня пишут на просторах Интернета о современной поэзии и отношении к ней власти? А, например, вот что.
Автор статьи «Нужна ли России сегодня поэзия?» Александр Елецких с горечью и сарказмом пишет: «Кто сегодня покупает стихи поэтов? Учитель литературы. Романтическая студентка филфака. Редактор журнала… Всё! Так что очередным Блокам, Есениным и Пушкиным сегодня рождаться незачем. Здесь вам уже не тут!» И в конце статьи добавляет: «Если б Пушкин имел голос Киркорова и смог свои стихи переложить на музыку и сочно спеть – то, возможно, стал… пятым мужем Аллы Пугачёвой». Автор, возмущённый положением дел в современной поэзии, ёрничает, – и его можно понять.
Другой автор (не указавший своего имени) в статье «Современная российская поэзия» пишет: «Некультурная и политически безграмотная власть, в силу своей необразованности, не может, не хочет, и не умеет использовать в своих интересах гигантский ресурс с многовековым опытом; более того, современная российская власть боится поэзию – не захотев и не сумев её приручить». Есть над чем подумать. Не правда ли? И надо подумать. Ведь, обходя острые углы, не сделаешь их тупыми.
Давайте вместе почитаем стихи в последних номерах литературных журналов и посмотрим, правы ли те, кого я цитировал.
Михаил Окунь. «Звезда», №7 за 2017 год.
Снился бывший сослуживец Мацкин
Со своей башкой из поролона.
Просто так дурные сны не снятся.
Значит, и от Мацкина Леона
Что-то заскочило в подсознанье…
То ли кульман кривобокий, то ли
Пиджачок немаркий, в мелкий рубчик,
Песенка дурацкая «Parole»…
В общем, Лёня тот ещё был субчик.
Видимо, Михаил Окунь тот ещё субчик, коли умудряется регулярно печатать подобные вирши в многочисленных литературных журналах. Авторам, подобным М. Окуню, часто только кажется, что им есть что сказать.
Идём дальше.
Илья Фаликов. «Арион», №4 за 2017 год.
Барабулька, и с бухты-барахты
дико ново рифмуются яхты,
и вослед за летучей рекой
тянет возраст, не очень-то мой.
Над горами рыбацкие сети
блещут, розы пошли по рукам,
да и яхты продажные эти
пишут мачтами – по небесам.
Что тут сказать, в пустой речи и слова веса не имеют. Рифмоплёты, подобные Фаликову, пытаются совершить открытия в стихосложении, но они не знают, что не каждый, стоящий на пороге открытия, попадает внутрь.
Ая ЭН. «Октябрь», №11 за 2017 год.
Респектуха Нику Василичу
Надо парнем быть неробким
Или враз объесться груш,
Чтобы кинуть сиквел ф топку
Аж про мёртвых душ к тому ж!
Каждый знает в нашей школе
И в нейронах бережёт
На примере дяди Коли
Идиому «афтар жжёт»!
«Афтар», действительно жжёт. Но не глаголом, и не сердца людей. А, скорее всего, кучи духовного мусора. И предлагает читателям вдохнуть это современное амбре.
Андрей Гришаев. «Новый мир», №6 за 2017 год
Отдохну ли я после
Бесплатного и дорогого
Тела моего-твоего
То ли облако реет
Со стуком трамвая железным
То ли солнце за спинкой кровати
Устало встаёт.
Разлучиться не надо
Разлучиться и быть разлучённым
Что ещё посоветуешь?
Лечь и немного поспать.
Звук далёкий расслышать
Например самолёта
Обратиться «весь в слух»
(Как это принято в книгах)
И его в тишину проводить.
Автор, а вместе с ним и редакция отменили пунктуацию в русском языке. «Новый мир» с гордостью сообщает, что Андрей Гришаев лауреат журнальных премий «Нового мира» (2007) и «Знамени» (2009). Видимо, А. Гришаев расценивает своё лауреатство как большой успех. А пока успех кружит голову, неудачи подходят ближе.
Виталий Лехциер. «Волга», №11-12 за 2017 год.
Мы на этой даче – гости
Здесь живут ящерицы и ещё чёрт знает кто
они так и шныряют, волнуются
Когда мы приезжаем
Ты ко мне относишься небрежно
Муха гоняется, выгони её на ночь
иначе мы не сможем спать
сидеть приятно на такой пушистой траве
перед глазами стоят горы
как я плаваю между ними
здесь очень важно это со
в слове собеседник
а ты только сачки расставляешь
Ну и фокусник этот Лехциер. Оказывается там, где фокусы не проходят, проходят фокусники. Эх, если бы налогоплательщики узнали, на что тратятся их деньги. И ещё. Мы встретили очередного реформатора пунктуации русского языка, хотя редакция уверяет нас, что Виталий Лехциер – доктор философских наук.
Ростислав Дижур. «Дети Ра», №11 за 2017 год.
На доме стояла лепная фигура.
Для красоты.
И упала.
И человек погиб…
Спасёт ли мир красота?
Ну и чушь! Раньше где-то прочитал фразу «Чушь залезла в голову, но поскользнулась на разжиженных мозгах и вылетела обратно». У Р. Дижура она не вылетела. Поражаюсь вот чему: ежемесячный журнал поэзии «Дети Ра», которым руководит Евгений Степанов, систематически с маниакальным упорством печатает то, что к поэзии не имеет никакого отношения. Специально для Ростислава Дижур и Евгения Степанова привожу выдержку из «Толкового словаря живого великорусского языка» В.И. Даля: «Поэзия – изящество в письменности, выраженное словами, и притом более мерною речью».
Лилия Газизова. «Нева», №9 за 2017 год.
Не успела
«Манкость есть в ваших стихах, –
Сказал поэт Владимир Корнилов, –
Больше Хлебникова читайте, – добавил.
И я всё лето читала Хлебникова.
Через год не стало Владимира Корнилова.
Новые стихи показать ему не успела.
Полагаю, что и чтение Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Тютчева, Есенина, Маяковского, Твардовского, Евтушенко уже не поможет Газизовой стать поэтессой. Можно стоять на плечах гигантов художественного слова, но так ничего и не увидеть. Складывается впечатление, что главный редактор «Невы» Наталья Гранцева не знает, чем отличается проза от поэзии. А то обстоятельство, что рукописи, присланные по электронной почте, не принимаются и не рассматриваются, наводит на мысль, что, видимо, не все сотрудники редакции журнала «Нева» умеют включать компьютер.
Вот так почитаешь стихотворные подборки в современных литературных журналах, – и действительно поверишь, что поэзия в России умела.
Сергей Богатков свою статью «Смерть русской литературы!» начинает так: «Господа! Русская литература умерла. Я объявляю минуту молчания и прошу всех встать!»
Я не встал, а решил (уже в который раз) почитать стихи Михаила Анищенко. Вот всего три его стихотворения.
Россия, Русь! В тоске величья,
В кругу неверия и лжи,
Меняй одежды и обличья,
Но дух нетронутым держи!
Среди земных и горних множеств,
Объятых тьмою и огнём,
Ты велика, как безнадёжность,
Что в сердце вызрела моём.
Пройдут наркоз и летаргия,
Взойдут из пепла зеленя…
Храни, храни свой дух, Россия,
Хотя бы в сердце у меня!
ВОТ ТЫ И ЖИВИ…
Не сдавайся, брат, не кисни,
Не стреляйся на плацу.
Я и сам бежал по жизни,
Словно слёзы по лицу.
Я и сам плутал в тумане,
По вокзалам стыл и дрог;
И меня твои дворяне
Не пускали на порог.
Но, храня мечты босые,
Заплетая боль косой,
Я любил дожди косые,
Сам бездомный и косой.
Я зловещей ждал развязки,
Был и хром, и близорук,
Но возил любовь в салазках
Над обрывами разлук.
Я готов к опале, к тризне
И к терновому венцу…
Вот и ты беги по жизни,
Словно слёзы по лицу.
ЭЛЕГИЯ
Надрывается ветер заблудший,
Колобродит всю ночь в камыше.
И чем хуже погода, тем лучше
Почему-то теперь на душе.
Ничего, я с дороги не сбился
И совсем не знаком с ворожбой.
Я в счастливой рубахе родился
И снимал её только с тобой.
А теперь возле дома слепого
Я хожу, словно вор, без огня…
Хорошо, что ты любишь другого,
Как когда-то любила меня.
Хорошо, что без боли и страху
Ты мне машешь рукой на ходу,
Что мою голубую рубаху
Носит пугало в нашем саду.
Поэзия не умирает, но часто страдает. Именно в страданиях она и совершенствуется. И стихи Михаила Анищенко тому подтверждение – поэзия в России жива!
Где же новые Гоголи, Щедрины и Крыловы?
Когда Н.А. Некрасов принёс рукопись «Бедных людей» В.Г. Белинскому, восклицая с порога: «Новый Гоголь явился!», великий критик скептически заметил: «У вас Гоголи-то как грибы растут», но и он, прочтя рукопись, был восхищён. Были же времена! За каких-то несколько десятилетий явились и Пушкин, и Гоголь, и Толстой, и Достоевский, и Некрасов, и Салтыков-Щедрин, и Крылов, и ещё целый ряд знаковых писателей и поэтов, которые составили гордость русской литературы. А что сегодня? Почему не «являются»? Кто поставил «шлагбаум»? И долго ли он будет стоять? Неужели оскудела земля российская на литературные таланты? Вопросов много. Что-то явно не так в нашем сатирическом «цехе» да и во всём сегодняшнем литературном «хозяйстве».
Сергей Морозов в своей статье «Как не попасть в литературу» со всей откровенностью пишет: «Спроса на шедевры в литературной общественности нет вообще. Шедевры – явление нежелательное… У нас и так мест не хватает. А чтобы быть принятым благосклонно в литературной среде, надо писать серо и благопристойно, как положено в приличном обществе, а не как Бог велит». И далее: «Одному не протиснуться. А тут писательское объединение. Дружина, союз, колхоз, бригада, если хотите. В единстве наша сила. От губернатора (министра, советника, председателя – нужное вписать) респект и уважуха как почётному носителю духовности. Тиснешь текстик для виду, а потом будешь ездить по школам и мероприятиям, получать гранты да пособия за хорошее поведение».
Мы чтим наших классиков и запомнили на всю жизнь их слова. Такое забыть невозможно. Как там писал М.Е. Салтыков-Щедрин?
«Если я усну и проснусь через сто лет и меня спросят, что сейчас происходит в России, я отвечу: пьют и воруют».
Не потому ли наших классиков называют пророками?
«Чего-то хотелось: не то конституции, не то севрюжины с хреном, не то кого-нибудь ободрать».
А говорят, ничто не вечно под луной. Многое выглядит именно так, как почти двести лет назад.
«Это ещё ничего, что в Европе за наш рубль дают один полтинник, будет хуже, если за наш рубль станут давать в морду».
Рубль продолжает «худеть». Неужели и в этом Михаил Евграфович окажется прав?
«Многие склонны путать два понятия: Отечество и Ваше превосходительство».
Когда глянешь на кремлёвскую суету, понимаешь, что и это сегодня актуально.
«Барышня спрашивают, для большого или малого декольте им шею мыть?»
А это уже характеристика, которая дана нашему поведению в быту.
А уж Иван Андреевич Крылов для нас вообще «родной».
«У сильного всегда бессильный виноват».
«Ай, Моська! Знать, она сильна, коль лает на Слона».
«А Васька слушает да ест».
«А вы, друзья, как ни садитесь, все в музыканты не годитесь».
«А ларчик просто открывался».
«Да только воз и ныне там».
«Кукушка хвалит Петуха за то, что хвалит он Кукушку».
Написано давным-давно, а как эти фразы, ставшие крылатыми выражениями, актуальны и сегодня. Поэтому мы часто используем их в повседневной речи. И что удивительно?! Они не «изнашиваются», не теряют своего «качества» и сегодня. Как и раньше, эти фразы блистают своим изяществом, пленяют мудростью и дают характеристику человеку 21 века.
Советские годы при всей цензурной «жёсткости» дали нам Михаила Булгакова, Михаила Зощенко, Сергея Михалкова, Евгения Шварца, Фазиля Искандера, Александра Иванова, Михаила Жванецкого, Михаила Задорнова, Аркадия Арканова, Семёна Альтова, Игоря Губермана и других сатириков в литературе. Это за 70 лет советской власти, а новая власть «рулит» в России уже почти 30 лет, – и на литературном горизонте пока не видно ни одного имени – одни фамилии. И ни одна из этих фамилий не может сравниться по таланту с перечисленными выше именами.
Михаил Задорнов покинул нас, но многие его фразы будут жить десятилетия. Ну как можно забыть такое: «Только русский, наступив второй раз на грабли, радуется, что их не украли».
Не отстал от него и Михаил Жванецкий: «Мудрость не всегда приходит с возрастом. Бывает, что возраст приходит один»; «Хочешь всего и сразу, а получаешь ничего и постепенно».
Немало авторов сегодня пишет фразы и называет их афоризмами. Но мало кто помнит, что крылатые слова имеют различную дальность полёта. Время, потраченное на пустяки, – серьёзный просчёт в любом замысле. Афоризм должен заставлять не только думать, но и чувствовать. Новые авторы допускают одни и те же ошибки: мысль тривиальна, форма выражения мысли неуклюжа и не представляет художественной ценности. Зачем повторять старые ошибки, когда вокруг столько новых?!
В советской сатире работали и такие поэты, стихи которых были «однодневками». Но кто-то из этих поэтов написал несколько по настоящему талантливых строк, – и остался в нашей памяти надолго. Опубликованные в 1953 году строки Юрия Благова актуальны и сегодня:
Мы за смех, но нам нужны
Подобрее Щедрины.
И такие Гоголи,
Чтобы нас не трогали.
Сергей Морозов в одной из своих статей пишет: «… в литературе, как и во всякой другой сфере, с успехом освоили метод создания видимости успехов и достижений за счёт шума и гама. «Вперёд, Россия!» – вот что важно. Поэтому уже не удивляешься тому, что процесс выращивания Гоголей в последнее время решили поставить на поток… и делов-то, рот открыть: «настоящая литература», «в России появился большой писатель…» – вот и вся хитрость, потому что таким ртам у нас верят вернее, чем Господу Богу. А кто не верит, тот либо оригинальничает для пиара, либо вообще ничего не понимает, «не профессионал»… главное – количество, а не качество. Гоголи должны прибывать с каждым днём, а куда они потом деваются, это уже не так важно».
Высказываниям наших членов жюри различных литературных премий удивляться не приходится: рождённые ползать обожают руководить школой пилотов. Многие с таким выводом не согласятся. Однако не следует забывать, что сеющий сорняки обречён на богатый урожай.
О современной сатирической прозе рассуждать не будем: нет серьёзного предмета для разговора. Поговорим о стихотворном жанре. Хотя некоторые литературные критики считают басню жанром в какой-то степени архаическим, их сегодня пишут и печатают. Называют имена различных авторов: Диметрий Богданов, Дмитрий Быков и других. Однако восторга их творения не вызывают. Нет в них острой и по настоящему интересной сатирической мысли, нет художественного «открытия действительности». Их басни не удивляют нас меткостью образов, своей метафоричностью, яркостью.
Однажды в телефонном разговоре со старым своим приятелем, который является большим любителем художественной литературы и даже сам занимается изящной словесностью, я посетовал, что давно не читал у наших современников хорошей басни. И в шутку сказал ему: «Дела с баснями обстоят фигово. Так что, Юра, выручай, вся надежда на тебя…» И удивился его ответу: он сказал, что написал в своё время около 200 басен и вышлет мне по электронной почте. В тот же день я получил от него около пятидесяти басен. Прочитал – недурно!
Я спросил у своего приятеля, посылал ли он эти басни в бумажные литературные журналы. Он ответил: «Посылал, не печатают. В очередь к «кормушке» они допускают только своих, а я чужак». Да уж, плохие новости редко бывают хорошими.
Есть поэты, которые в последние годы писали и печатали пародии на стихи собратьев по перу. Это Евгений Минин, Павел Хмара, Алексей Пьянов, Феликс Ефимов, Владимир Скиф и другие. У них крайне редко попадается что-либо заслуживающее внимания. После Александра Иванова читать их тексты особого желания не возникает. Правда, недавно появились литературные пародии Светланы Супруновой (кстати, автора хорошей лирики), которая, на мой взгляд, успешно справилась с поставленной задачей. Удач ей в дальнейшем на этом поприще! Вот две её пародии.
И СНОВА О ЛЮБВИ
В любви вовеки не умру,
И что мне бесов рать!
Я с женщин денег не беру,
А мог бы, мог бы брать.
Лев Котюков
Она проснулась поутру,
Открыла кошелёк.
«Я с женщин денег не беру», –
Её предостерёг.
В окне звезда. Привычный вид –
Расправлена кровать.
Стараюсь, а внутри свербит:
«А мог бы, мог бы брать!»
О как трудился я, горел,
Ручьями пот стекал,
Но вот однажды посмотрел –
Не выдержал и взял.
Червонец мятый, божий дар,
Считай из чепухи.
Подумал: чем не гонорар
За эти вот стихи?
МАЯСЬ УХОДОМ
Когда умру, о сколько будет слёз!
И сколько слов! И сколько возлияний!
Надежда Мирошниченко
Писатели, правление, родня,
Сбежится люд, барышники с базара,
И понесут притихшую меня
По улицам родного Сыктывкара.
И к образу поэта как штрихи
Появятся – ни много и ни мало –
На плюшевых подушечках стихи –
О как трудилась, сколько написала!
А сколько слов приятных и речей,
Как много всё же о себе не знала!
И сладость слов – как на душу елей.
Подумаю: зачем я умирала?
И прокурлычут громко журавли,
Прислушаюсь: всё слёзы и рыданья,
И вот уже бросают горсть земли.
Последние мгновенья расставанья!
Но голоса знакомые слыхать,
Замечу, эти были не речисты.
«Тебя нам будет очень не хватать!»
И догадаюсь – это пародисты.
Каждый день появляется масса фактического материала, который может стать толчком для работы потенциальных Гоголей и Щедриных. Видимо, писатели с сатирическими задатками изучают новых Чичиковых, городничих и других персонажей. Но пока весомых результатов этой работы не видно. Сегодня в России литераторов уже не отправляют в ссылку как Салтыкова-Щедрина «за вредный образ мыслей и пагубное стремление к распространению идей, потрясших уже Западную Европу». Может быть, действительно прав В. Жириновский, говоря, что новый великий русский писатель «явится» из тюрьмы. Ведь у нас там сегодня 630 тыс. человек. А если бы все, кто сегодня должен за свои деяния сидеть в тюрьме, находились там, то на этом фоне «сталинские» цифры просто померкли бы. В вышеназванной статье Сергей Морозов иронизирует: «Никогда ещё российская литература не была так велика и богата! И пускай её рейтинг на мировой арене и в самом российском обществе примерно такой же, как у сборной России по футболу, главное, что есть свои «звёзды», есть кого отрядить на ярмарки и конференции как лицо новой российской прозы». И далее уже серьёзно: «Я думаю, в России много хороших писателей. Только о них никто не знает. И скорее всего не узнает никогда. Откуда? Книжки их не печатаются, а письмо в стол и на жёсткий диск не приведёт их к посмертной славе». Неужели известный литературный критик Сергей Морозов прав?
Короткие заметки о наболевшем
Чуть ли не каждый месяц мы узнаём о создании нового союза писателей. Вот недавно появился «Российский союз писателей». Высылай энную сумму – и получай членский билет этой общественной организации. Если дело пойдёт так и дальше, то, глядишь, через десяток лет в союзах писателей будет состоять почти всё взрослое население нашей необъятной Родины. А что? Если научился писать заметку в газету, протокол, анонимку, стишок ко дню рождения троюродной сестры жены или мужа и т. п. – значит, писатель. А если уж и членский билет в кармане, то – воистину писатель! Не зря появился такой анекдот. Отчётное собрание Союза писателей Тульской губернии после революции. Выступающий – гордо: «До революции в нашей губернии был всего один писатель. После революции их уже тыща». Вопрос из зала: «А кто до революции был?» Оратор – потише: «Лев Толстой».
Говорят, на сайтах Проза.ру и Стихи.ру уже три миллиона писателей и поэтов. Что это? «Массовый забег» в литературу? И что характерно, все «участники забега» пытаются взять штурмом литературные журналы. Уже одни редакции «ведущих» литературных журналов сделали вид, что они ещё не приобрели компьютеры и, поэтому, по электронной почте тексты от авторов не принимают, другие редакции постоянно «теряют» «шедевры», присланные по обычной почте. Однако новые литературные гении всё пытаются и пытаются. Ну как тут не вспомнить И. Ильфа и Е. Петрова: «Не стучите лысиной по паркету».
Сложившееся положение дел спасают «новые технологии». Да, да, Интернет. Открыл сайт, выбросил лозунг «Литературный журнал» и – «никаких гвоздей». А имеет ли отношение к литературе то, что там размещается? – вопрос риторический. Вы же видите вывеску «Литературный», – значит, всё, что ниже этой вывески, – это и есть литература. А качество публикуемого «продукта», – это уже другой вопрос. Если текст уж совсем нечитабельный, автора этого опуса смело можно представить как яркого представителя концептуализма или как академика Академии Зауми, или как талантливого последователя постконцептуализма, или как участника поэтического течения «нулевой стиль», или как активного сторонника «неопримитива», или как теоретика шаржировано-гротесковой поэзии. А то ещё есть метареализм, континуализм, презентализм, полистилистика, поэзия исчезающего «я». Да чего там только нет! Если писанина не умещается и в эти рамки, то можно придумать новый «изм» и громогласно объявить, что это сегодня «последний писк моды» в литературе. И ведь проходит. Вон, Сергей Сутулов-Катеринич изобрёл новый термин «поэллада» – и все довольны: и авторы поэм, и авторы баллад. Некоторые авторы баллад уже начинают думать, что они вроде бы и авторы поэм тоже. Конечно, больше всех, видимо, доволен сам автор изобретения.
Или вот ещё. В некоторые школьные программы внесли изучение поэзии Юрия Кузнецова. В рекомендациях по изучению творчества Ю. Кузнецова в школьной программе говорится: «…как сохранить нашу идентичность, наше мироощущение, наш взгляд на добро и зло, на правду и ложь, сохранить наше отношение к жизни, нашу совесть, наш стыд? Как не исчезнуть с лица земли, не раствориться в других народах? Мы находим ответ во многих стихах поэта». Ответов на эти вопросы в стихах Ю. Кузнецова школьники не найдут днём с огнём. Виктор Бараков в своей статье «Заметки на полях» пишет: «К последним поэмам Юрия Кузнецова критики подходили в большинстве случаев традиционно, со своей меркой, не понимая истинной природы символа, не разглядев его духовной основы». Но позвольте! Если даже литературные критики «не понимая» и «не разглядев», то как же школьники поймут и разглядят. Что это? Диверсия под маской глупости?
ЕГЭ в школах не просто раздражает, а уже бесит. Говорят, что лет через пять при проверке диктантов будут снижать оценку за пропущенные смайлики. Старшеклассники не читают даже того, что им задают по программе. Не читают и «Войну и мир», а рассказывают друг другу такой анекдот:
– Как я ненавижу «Войну и мир» Льва Толстого! Четыре тома! Обалдеть можно!
– А ты что, читал?
– Ксерил!
Кирилл Анкудинов в своей статье «Внутри после» пишет: «Бывают такие ситуации, когда информации (в том числе и художественной) слишком много, а потребность в ней невелика». Какого качества художественная литература, потребность в которой невелика, К. Анкудинов не уточняет. Далее он пишет: «Произошёл информационный потоп». Видимо, в этом потопе К. Анкудинов захлебнулся, – и ляпнул что-то не то. Потребность в литературе высокого качества всегда была велика. И сто лет назад читали М.Ю. Лермонтова, А.Н. Толстого и других классиков, и сегодня их читают. Не читают и не чтут графоманию, внешне имеющую признаки поэзии или прозы. В Союзе писателей СССР было 10 тысяч литераторов. Кого из них читают сегодня? Ну, где-то сотню-две прозаиков и столько же поэтов. А где остальные 9 тысяч 600 «инженеров человеческих душ»? Ау-у! – Не слышно. Видимо, «дипломы» у этих «инженеров» были липовыми. Об этом даже смешно говорить.
Кстати, о юморе. С каким интересом мы когда-то читали последнюю страницу «Литературной газеты» или смотрели телепередачу «Вокруг смеха», которую вёл Александр Иванов. Сегодня ни в «ЛГ», ни на ТВ стоящего юмора нет и в помине. Но зато сколько юмора у наших сегодняшних литературных критиков. Вот, к примеру, тот же Л. Анкудинов в вышеназванной статье пишет, что «литературный процесс одновременно существует и не существует» или «поэзия обрела статус невидимки». Как это? Дальнейшие его разъяснения указанных тезисов сумбурны и противоречивы.
Абсурд, «чернуха», а порой и внешне «нормальные» литературные произведения идут сегодня «под конвоем» нецензурной брани. Свободой слова в первую очередь спешат воспользоваться матерные слова и слова-паразиты. Вот уж действительно: велик и могуч русский язык, а пользоваться некому. Особенно сильное «осложнение» от мата получил Эдуард Лимонов. Он ещё пытается что-то изобретать с помощью нецензурной лексики. Иные его «крылатые слова» так и хочется посадить в клетку вместе с их автором. Видимо, поэтому его рукописи не только не горят, но и не тонут. Если бы его увидел Ф.М. Достоевский, он написал бы «Идиота» не за два года, а за два дня, и этот «идиот» был бы уже совсем другого «качества». Мат сегодня выступает в русском языке в роли «пятой колонны». И требования вмешательства в эту проблему Церкви нужного эффекта не дадут. Разве что отдать решение проблемы казакам: за каждое нецензурное слово в художественном произведении – десять плетей по «мягкому» месту. Так ведь правозащитники тут же начнут ещё больше засорять русский язык иностранными терминами.
Стремление выбросить за борт «Литературного корабля новой России» почти всю советскую литературу привело к тому, что за бортом оказались лучшие традиции русской классической литературы. А трюмы и палубы нового «Литературного корабля» забиты уродством, вывертами, аномалиями и маргинальностью. И кто расчистит эти авгиевы конюшни – одному Богу известно.
Почти все современные писатели уже забыли, что такое «прекрасный человек» в русской литературе. А если и появляется сегодня тема «маленького человека», то авторы уже не относятся к нему так «бережно», как это делали наши классики.
От детективов уже рябит в глазах, когда заходишь в книжные магазины или приближаешься к киоскам «Роспечати». Казалось бы, зачем убийце убивать убийцу убийцы, но остановить Донцову – это уже из области фантастики. Если бы идея о Гарри Поттере пришла в её голову, страшно представить, сколько книг появилось бы на прилавках. Не зря у кого-то родилась такая фраза: «Очередной двухтомной книгой закончилась попытка Дарьи Донцовой расписать шариковую ручку».
Читаешь новые книги и думаешь: вот и выросло поколение корректоров, не знающих русского языка. Одним словом, куда ни кинь – всюду инь, куда ни глянь – всюду янь.
Дожили! Русскую орфографию проверяет американский Ворд.
А речь наших крупных чиновников: «И вообще, у меня большой словарный… этот… как его…».
Когда читатели обвиняют современных писателей в низком качестве их текстов и восклицают «Где новый Пушкин!», некоторые литературные критики что-то мямлят о презумпции невиновности. Перефразируя Ирину и Леонида Тюхтяевых, диалог между читателем и писателем сегодня выглядит примерно так:
– Как вы мне надоели! Лучше бы вас не было.
– А лучше нас и нет, – отвечает писатель.
Можно, конечно, не заниматься анализом современной литературы. Другими словами, как говорила английская писательница Хелен Филдинг: «Я поняла: секрет похудения состоит в том, чтобы не взвешиваться».
Всё, хватит! Надоело уже писать обо всём этом. Как там у Игоря Губермана? «Бывает, проснёшься, как птица, крылатой пружиной на взводе, и хочется жить и трудиться, но к завтраку это проходит».
Уверен, что не всем нравится, о чём я пишу и как. Кто-то уже дал мне имя «Литературный Будённый», но, согласитесь, что в литературе лучше иметь такое имя, чем не иметь никакого.
Литературные премии в роли бижутерии
Недавно сообщили, что премию «Русский Букер» за 2017 год получила Александра Николаенко за роман «Убить Бобрыкина. История одного убийства». И я подумал: неужели в куче написанных сегодня романов самое интересное – это убийство? Или, может быть, в современной России именно убийство есть основное содержание бытия? Ни служение Родине, ни любовь, ни дружба, ни… А именно убийство?
Я уже как-то читал книгу, отмеченную «Русским Букером»: в 2010 году Елена Колядина стала лауреатом с романом «Цветочный крест». Впечатление осталось жуткое: смесь графомании с робкой порнографией. Одним словом, – «афедрон». По-моему, автор не понимает, что временный союз с пошлостью оборачивается постоянной капитуляцией перед ней.
Если уж «Русский Букер» считается одной из главных в России литературных премий, то, по логике, в жюри должны входить лучшие мастера художественного слова. Интересно, а есть ли в жюри поэты? – подумал я. Всё-таки поэты лучше чувствуют «вкус» художественного слова. Оказалось, что есть: поэт и критик из Петербурга Алексей Пурин, который работает заведующим отделом поэзии и по совместительству заведующим отделом критики литературно-художественного журнала «Звезда».
Прежде чем читать, скорее всего, длиннющий роман про убийство, решил познакомиться со стихами А. Пурина. Если стихи хороши, то и оценщик романа вряд ли «промахнётся». Прочитал в Интернете два десятка стихотворений – не зацепило. Ну как может вызвать восторг, например, стихотворение «Мероприятие»?
Офицерские сборы… Такой перегар
утром в актовый зал невозможно войти.
Всё никак не начнут. Десять сорок. Кошмар!
Для чего приказали прибыть к девяти?
Кто бы пива принёс?.. Поминутно майор
забегает какой-то, «сейчас, – говорит, –
начинаем…» Ещё полчаса. В коридор,
осмелев, покурить выползаем. Горит,
раздирает!.. Намылились, кто понаглей,
озираясь, с вещами уже выходить…
Вдруг обратно всех гонят. «Полковник Палей
вам сейчас доведёт…» Ничего доводить
он не может. Он тоже на сборы в Москву
только что улетел… И опять беготня.
Наконец на пятнадцать минут: «бу-бу-бу…»
Записали? Адью!.. И как не было дня.
Что тут сказать? Литературных высот можно достичь только в глубине мысли или чувства. А тут мыслями и чувствами и не пахнет. Видимо, А. Пурин считает, что поэзия – это та же проза, но только оформленная в столбик и периодически «сдобренная» ритмом и рифмами. Скорее всего, поэтому его и взяли в жюри, которое должно давать оценку прозаическим произведениям. И как тут не вспомнить А. Грибоедова: «А судьи кто?»
Если оценку в «Русском Букере» дают такие, как А. Пурин, то я пока не буду читать роман Александры Николаенко.
Да ещё «масла в огонь» подливает литературный критик Сергей Морозов, который в своей статье «И всё-таки её нет» пишет: «…премировать текстовый продукт, который обычно попадает в шорт-листы, вряд ли представляется возможным. Он элементарно нечитабелен, то есть по сути своей не предполагает существование читателя».
И всё-таки, для чего нужны литературные премии? Писатель Юрий Буйда прямо и откровенно ответил на этот вопрос: «Любому писателю приятно получать премии.… Для нас литературные премии – это в первую очередь материальная помощь». Короче, там, где премии, там суета вокруг «мани-мани».
Газета «Частный корреспондент» поставила перед литературными критиками вопрос «Насколько литературные премии отражают литературный процесс?» и получила ответы.
Сергей Беляков: «Отражают, но не вполне адекватно. Часто финалистами и даже лауреатами становятся откровенно слабые писатели».
Владимир Новиков: «Каков процесс, таковы и отражения. Аксиологический хаос, творческая отсталость литературы и практическое отсутствие содержательной философско-эстетической рефлексии в критике и в литературной прессе».
Ольга Новикова: «…уж очень редко имена премированных авторов совпадают с результатом отбора, которое производит время».
Другие литературные критики высказались примерно в этом же ключе. Ознакомление с «поэзией» всевозможных лауреатов в «ведущем» литературно-художественном журнале «Знамя» подтверждает выводы процитированных выше литературных критиков. Давайте почитаем вместе.
Андрей Поляков – лауреат премии «Москва-транзит», премии Андрея Белого, «Русской премии», премии имени Андрея Вознесенского «Парабола», (№1 за 2018 г.).
Красный Орфей
… как будто солнце утонуло
багровым зеркалом в реке
а тень Орфея головой качнула –
головой-луной в своей руке
И вдруг запела голова
голосом советского поэта
чтобы иными звёздами стали слова
в ослепительной мгле интернета.
Это уже из серии «Остапа понесло». Так и хочется посоветовать А. Полякову: за собой надо присматривать. Читаем следующее стихотворение.
… интересный телесный скелет
девятнадцати прожитых лет
комсомолки в косынке военной
в позе лотоса антивоенной
ты заметил в Музее во сне
через зал прогремев на коне
как буддийский будённый какой-то –
вспоминай-то об этом порой-то!
То, что не выдерживает никакой критики, стремится стать эталоном. Можно писать всё, что угодно, если, конечно, вас не читают.
Дмитрий Веденяпин – лауреат престижных литературных премий (о каких премиях идёт речь, редакция стыдливо умалчивает), (№12 за 2017 г.).
Вера тут не в то да сё,
А конкретно в то, что это
Наше, в смысле, наше всё,
И надежды больше нету.
Перспектива не ясна.
Но когда беспечной птичкой
Расщебечется весна,
Я надеюсь по привычке.
Зарокочут соловьи,
Встанет ночь в дверном проёме.
Никого не будет в доме,
Кроме правды и любви.
Неоднократное лауреатство Д. Веденяпина редакция журнала попыталась преподнести читателям как охранную грамоту, но, в данном случае, охранная грамота оказалась филькиной. Подобные «стихи» лишь подтверждают слова Митрополита Калужского и Боровского Климента: «… нам сегодня не хватает Пушкиных и Достоевских. Не хватает писателей, за которыми пошёл бы народ и стал созидать Русь Святую, которые учили бы добру, любви, верности».
Максим Матковский, лауреат премий «Активация Слова», «Дебют» и «Русской премии», (№12 за 2017 г.).
Я приехал в Москву,
а ты меня не встретила,
тогда я спустился в метро,
и пошёл, и поехал, и поднялся,
и спустился, и спросил, и переспросил,
и приехал, но не туда, и вернулся,
но не туда, подземная Азия,
и какие-то люди в одеждах конца восьмидесятых,
и футбольные фанаты, и падлы, и падлы, и падлы.
много сволочей!
куда там мне надо было?
то ли на Достоевскую, то ли на Павелецкую,
я купил карту в ларьке и на карту посмотрел:
а там, ох, ох, ох!
Духовная пища всё чаще встречается полуфабрикатом. Даже когда читаешь этот «шедевр» второй раз, – всё равно смешно. А потом – очень грустно.
Василий Бородин – лауреат премий Андрея Белого и «Белла», (№7 за 2017 г.).
Приснились только что задворки
какого-то ларька в стене:
ночь, снег, и все едят похлёбку –
собаки, люди, и ко мне
собака тычется в карманы,
а корма нету, только чай.
Я говорю ей без обмана,
как человеку: «видишь: чай»,
трясу у уха красной пачкой,
а рядом женщина молчит.
Летает пар, и дым горчит.
Толпы графоманов рвутся к славе. Они и не подозревают, что настоящая слава – это когда узнают в профиль.
Интересно, а какие стихи пишет зав. отделом поэзии «Знамени» Ольга Ермолаева, которая «рулит» поэзией в журнале аж с 1978 года? Прочитал в Интернете десяток её стихотворений – и удивился: очень даже неплохие стихи.
Ознакомился также с отзывом о ней поэта Юрия Беликова, где есть такие слова: «Ермолаева же за время служения русской поэзии не опубликовала в «Знамени» ни одного своего стихотворения». Это, безусловно, вызывает уважение. А может быть, ей просто стыдно публиковаться рядом с графоманами, причём самой низкой пробы? Но почему такой отбор тестов? А может быть, Ольга Ермолаева и не решает, кого и что печатать в журнале? Вопросов много, и, прежде всего, к руководителю журнала С. Чупринину.
Бывший главный редактор «Литературной газеты» Юрий Поляков как-то прямо сказал: «Знаете, с чем, за редким исключением, во многом связан кризис нынешних журналов? С тем, что при советской власти журналами руководили крупные писатели. И даже очень крупные: Твардовский, Наровчатов, Катаев, Полевой… Сейчас же даже такими серьёзными журналами, как «Новый мир» или «Знамя», руководят люди малоизвестные и непонятно что сделавшие в литературе».
Есть вопросы и к тем, кто определяет, кому давать ту или иную литературную премию. Вспоминается когда-то прочитанная фраза – «Каждый получает то, что заслуживает, по мнению того, кто на раздаче». Видимо, поэтому пальма первенства быстро сохнет. У нас в стране более шестидесяти литературных премий. А где шедевры? Вот уж действительно, больше всего наград раздаётся после мнимых побед.
В 2007 году в «Новых известиях» вышла статья Евгения Евтушенко «Веничка Ерофеев из Самары», в которой выдающийся поэт восторгается творчеством Михаила Анищенко: «Наконец-то пришёл долгожданный большой русский поэт – лучший подарок читателям поэзии за последние лет тридцать, если не больше…»
А за последние тридцать лет жизни Михаил Всеволодович Анищенко не получил ни одной литературной премии.
Чудны дела твои, господи!
Дмитрий Быков как зеркальце современной русской поэзии
Недавно встретился я со своим приятелем, с которым не виделся много лет. Говорили долго, обсуждали многие темы, в том числе и современную русскую поэзию. И неожиданно для меня он назвал Дмитрия Быкова гением в литературе. Честно сказать, я был ошеломлён. Как же я не знаю творчество современного гения? Ранее читал десятка два его стихотворений – стихотворная журналистика с претензией на оригинальность и не более того. И решил я после той встречи поближе познакомиться с одним из авторов проектов «Гражданин поэт» и «Господин хороший».
Набрал в Интернете «Дмитрий Быков, лучшие стихотворения», – и «всплыл» сайт «Аскбука литературы». А в нём именно то, что я заказывал: «Дмитрий Быков – лучшие стихотворения», их на этом сайте более тридцати. Читаю первое стихотворение:
Всё сказано. И даже древний Рим
С пресыщенностью вынужден мириться.
Всё было. Только ты неповторим
И потому – не бойся повториться.
Жизнь тратили в волшбе и ворожбе,
Срывались в бездны, в дебри залезали…
Пиши, приятель, только о себе:
Всё остальное до тебя сказали.
О какой «пресыщенности» древнего Рима говорит автор, мы должны догадаться сами. То ли от избытка лозунга «Хлеба и зрелищ!», то ли от многочисленных войн, которые вёл Рим, то ли от избытка боёв гладиаторов, то ли ещё отчего-то. Непонятно: «ты» в третьей строчке – это Рим или «приятель», к которому автор обращается в предпоследней строке стихотворения. Опять же не ясно, кто те люди, которые «жизнь тратили «в волшбе» и «срывались в бездны…»? Те, кто жили в Риме или те, кто жили или живёт сейчас в России, в Европе? Или и те и другие вместе взятые?
Художественных открытий в стихотворении нет. Мысли высказаны как-то «приблизительно», в шести строчках стихотворения из восьми виден налёт «литературного тумана», за которым трудно рассмотреть что-либо интересное.
Читаю очередное стихотворение:
Август-август, мой месяц – анапест!
Так тепло не бывало давно.
На скамейке стирается надпись
«Алексей плюс Наташа равно…»
Над рекой ветерок повевает,
Есть свобода и, в общем, покой.
А счастливой любви не бывает,
Не бывает совсем никакой.
Строка «Над рекой ветерок повевает» тривиальная. Сравните о ветре у А.С. Пушкина «И ветер, лаская листочки древес» или у М.Ю Лермонтова – «И свежий лес шумит при звуке ветерка». Не понятно, о какой свободе говорит автор в строчке «Есть свобода и, в общем, покой». О политической, финансовой, сексуальной свободе? А почему это «счастливой любви не бывает»? Ещё как бывает! Если поэт не способен быть счастливым в любви, то подобные обобщения ему не стоит провозглашать. Видимо, в глубине души он бездушный человек. А уж заявление, что любви «не бывает совсем никакой», характеризуют его как человека, совершенно не знающего жизни. И если это так, то пусть хотя бы узнает, что говорили о любви великие. Например, Л.Н. Толстой: «Любовь – это бесценный дар. Это единственная вещь, которую мы можем подарить, и всё же она у тебя остаётся».
В последней строфе стихотворения в первых двух строчках говорится о ветерке, свободе и покое, а в последних двух – о любви. Как-то всё это не вяжется и воспринимается как «в огороде бузина, а в Киеве – дядька». Можно провести аналогию и с «поэтическими» строками: «На углу стоит аптека, никто замуж не берёт, и кому какое дело, слямзили фуражку».
Следующее стихотворение такое:
Сиятельный август, тончайший наркоз.
В саду изваянье
Грустит, но сверкает. Ни жалоб, ни слёз –
Сплошное сиянье.
Во всём уже гибель, распад языка,
Рванина, лавина, –
Но белые в синем плывут облака
И смотрят невинно.
Сквозь них августовское солнце палит,
Хотя догорает.
Вот так и душа у меня не болит –
Она умирает.
Когда прочитаешь эпитет «сиятельный», сразу возникает понятие «ваше сиятельство». И не случайно. В Толковом словаре современного русского языка: сиятельный (устар., теперь ирон.) обладающий титулом сиятельства. Что за «тончайший наркоз», автор, видимо, и сам толком не сможет объяснить. И что там за изваянье в саду, которое «грустит, но сверкает», так и остаётся для читателя загадкой. Поэтому завершить эту строфу лучше словосочетаньем не «сплошное сиянье», а «сплошная белиберда».
Во второй строфе весь этот бред продолжается: «…уже гибель, распад языка, рванина, лавина». Единственно, в чём мы убеждаемся, прочитав всё это, так это в том, что у автора действительно наблюдается «распад языка».
«Сквозь них августовское солнце палит, хотя догорает». Так всё-таки палит или догорает? Если солнце догорает, оно уже не может палить, тем более, что солнце проходит «сквозь них», то есть через облака. И уж тем более в августе, когда «во всём уже гибель». Странная душа у Д. Быкова: умирает, но не болит. Он прямо-таки бросает вызов фразеологическому обороту русского языка «душа болит».
В стихотворении «Всё валится у меня из рук. Ранний снег, ноябрь холодный…» читаем:
Житель дна, гражданин трущобы
Явно хочет, чтобы меня чёрт задрал.
Не понятно, чего ради у «гражданина трущобы» появится такое, по меньшей мере, странное желание. Да этот «житель дна» и не интересуется вовсе поэзией, ему не до неё: как бы и где бы заработать копейку и прокормить семью.
Вызывает возмущение в этом стихотворении фраза «дудим в дуду от Чучмекистана до Индостана». Зачем же оскорблять народы Средней Азии? Вместе с ними в годы Великой Отечественной войны наши отцы и деды защищали Родину и победили, чтобы все мы, в том числе и Д. Быков, могли родиться, получить образование и радоваться жизни.
Хорошо помню, как в 1982 году я оказался в Ташкенте за одним столом с узбеками и как один из них уважительно сказал: «Русские – это наши старшие братья». Что, Д. Быков этого не понимает? Возникает вопрос: на чью мельницу он льёт воду?
Разбираемое стихотворение заканчивается такой строфой:
И когда на невинных вас из промозглой тьмы
Прелью, гнилью, могилой веет, –
Не валите на осень: всё это мы, мы, мы,
Больше так никто не умеет.
Автор глубоко убеждён (смотрите, как он эмоционально внушает читателю), что россияне способны лишь на то, чтобы создавать «прель» и «гниль», – и больше ни на что.
В стихотворении «Всякий раз, как пойдёт поворот к весне» тоже есть непонятные для читателя строки: «Чей-то взгляд повсюду за мной следит, припекая щёку». Почему «щёку», а, например, не ягодицу, – когда следят, идут сзади. Или у Д. Быкова столько поклонниц, что они сообща так организовали наружное наблюдение, что впереди тоже осуществляют контроль?
Поэту мало того, что его сопровождает женский взгляд, он «берёт выше»:
То ли впрямь за мной наблюдает Бог
Своим взором ясным:
То подбросит двушку, то коробок,
То хлеба с маслом.
Богу-то и делать больше нечего, как подбрасывать Д. Быкову двушку, коробок или хлеб с маслом.
Идём дальше. В длинном стихотворении «Вынь из меня всё это – и что останется?» читаем:
Двинемся вспять – и что вы там раскопаете,
Кроме желанья спать и культурной памяти.
Д. Быков признаёт, что мы вправе гордиться литературой и искусством Прошлого, но отказывает нам в том, чтобы мы гордились Великой Октябрьской социалистической революцией, которая изменила к лучшему весь мир; индустриализацией 30-х годов, благодаря которой русский народ вместе с другими братскими народами одержал Победу над европейскими «варварами». Пишу «европейскими» потому что многие уже забыли, что кроме немцев против нас воевали и венгры, и румыны, и словаки, и итальянцы, и испанцы, и голландцы, и финны и представители других «цивилизованных» стран. А заодно Дмитрий Быков отказывает нам и в том, чтобы мы гордились победами в науке, космосе и во многом другом.
Объёмное стихотворение «Душа под счастьем спит, как спит земля под снегом…» заканчивается такой строфой:
Когда-нибудь потом я вспомню запах ада,
Всю эту бестолочь, всю эту гнусь и взвесь, –
Когда-нибудь потом я вспомню всё, что надо.
Потом, когда проснусь. Но я проснусь не здесь.
Автор видит в России (и такое прочтение этой строфы подтверждается и его публичными выступлениями) только «запах ада», «бестолочь», «гнусь» и информирует читателя, что «я проснусь не здесь». На что намекает автор? Может, на свою скорую эмиграцию? Скорее всего, да. Ну что ж, как говорит народная мудрость, скатертью дорога.
В стихотворении «Жаль мне тех, чья молодость пропала…» поэт признаётся: «Дружба мне не кажется опорой». Видимо, Д. Быков не умеет дружить, не хватает у него для этого личных качеств. Иначе бы он так не заявлял. А ведь дружба – это одно из самых ценных составляющих в понятии «жизнь человека». И как мудро об этом сказал Коди Кристиан: «Необходимо дорожить дружбой, ведь только ей под силу вытащить человека оттуда, откуда не может любовь».
В предпоследней строке этого стихотворения Д. Быков продолжает делиться своими мыслями: «Жаль мне тех, чья Родина пропала», – тем самым заявляя, что у России нет будущего.
Давайте вспомним, какими словами напутствовал нас Н.В. Гоголь: «Вы ещё не любите Россию: вы умеете только печалиться да раздражаться слухами обо всём дурном, что в ней ни делается, в вас всё это производит только одну чёрствую досаду да уныние.… Нет, если вы действительно полюбите Россию, у вас пропадёт тогда сама собой та близорукая мысль, которая зародилась теперь у многих честных и даже весьма умных людей, то есть, будто в теперешнее время они уже ничего не могут сделать для России».
В стихотворении «И серой тучи тянут нить…» Д. Быков утверждает:
Из новостей у нас, браток, –
Одни суды»
И через несколько строк:
Тут если кто ещё не вор,
То экстремист.
Над каждым – чаемая жуть,
Незримый грех,
И чтоб согласие вернуть,
Посадят всех.
Заканчивается стихотворение так:
Здесь ничего не разгрести
И никому.
Такой сезон у всей страны,
У всех элит.
Осталось только ждать весны.
Или валить.
Д. Быков продолжает внушать своим поклонникам, и, прежде всего молодёжи, что в России нет, и не будет возможности жить в своё удовольствие, что надо эмигрировать, пока не поздно. Однако он ни разу не сказал, что жить в своё удовольствие можно только за счёт чужого. И подобное «творчество» приносит свои плоды: с 1992 года на ПМЖ в другие страны выехало около 3 миллионов россиян, в том числе много активной молодёжи и учёных. И этот безрадостный процесс продолжается. А лидеры России уже четверть века смотрят на «художества» всевозможных «граждан поэтов» и делают вид, что ничего страшного не происходит, а только повторяют, что «экономика растёт», не забывая при этом периодически выбрасывать лозунг «Денег нет, но вы держитесь!»
В одном из четверостиший Д. Быков пытается заняться иронией и самоиронией: «Не для того, чтоб ярче проблистать иль пару сундуков оставить детям, – Жить надо так, чтоб до смерти устать, И я как раз работаю над этим». Но это гораздо лучше получается у Игоря Губермана: «Вовсе не был по складу души я монахом-аскетом-философом; да, Господь, я немало грешил, но учти, что естественным способом».
О художественно-изобразительных средствах в прочитанных стихах не говорю: там мало что интересного. Д. Быков частенько «балуется» матерными словами, – и это коробит взыскательного читателя. Говорит ли поэт в своих произведениях правду? Да, но его правда насквозь лжива. Репутация Д. Быкова уже подмочена потоком славы. Его поэзия – это стихи для разового прочтения: попользовался и выкинул. Желания перечитать, а тем более, выучить наизусть – не возникает.
Слушая публичные выступления Д. Быкова по вопросам истории СССР, приходишь к интересному выводу: чтобы стать инакомыслящим, мыслить не обязательно. Многие забывают, что выбранная судьба обратно не принимается. Дмитрий Быков подаёт большие надежды, но исключительно себе. Нет сомнения в том, что его тексты войдут в русскую литературу, но к читателю уже не выйдут так же, как произведения Демьяна Бедного, Анатолия Софронова, Николая Грибачёва и других «громких» в своё время литераторов. Так почему же поэзия Д. Быкова имеет многочисленных поклонников? Думаю, что здесь две главные причины. Он пишет оппозиционные стихи, а недовольство россиян на фоне жиреющей воровской «элиты» с каждым годом возрастает. Есть и другая, не менее важная причина. За последние четверть века, а за это время выросло новое поколение, государство сделало всё возможное, чтобы читательский художественный вкус деформировался, – и это, к великому сожалению, произошло. И что ещё характерно? Заходишь в книжный магазин, подходишь к отделу поэзии – всюду книги Д. Быкова. Но я ни разу не видел сборников стихов ни Михаила Анищенко, ни Николая Зиновьева, ни других талантливейших наших поэтов-современников. Есть над чем подумать! Не правда ли?
Куда ж нам плыть?..
Мир, в котором мы живём, в ближайшие десятилетия ждут чрезвычайно трудные времена. Признаки предстоящих потрясений видны уже невооружённым глазом. Это истощение энергоресурсов, крах мировой экономики, невиданного масштаба природные катаклизмы, дефицит пресной воды, новые виды войн (гибридные, биологические и т. п.), перенаселённость планеты, эпидемии (с которыми не способна будет своевременно справиться медицина), а то и вообще что-либо полуфантастическое, например, воздействие на нашу жизнь инопланетян…
Россия, как и другие страны, явно не готова достойно встретить подобные вызовы Времени. Политическая ситуация в стране складывается как кубик Рубика. Идеи носятся в воздухе и выбирают себе жертвы. Плачевное положение дел в РФ во многих сферах известно всем, кто проявляет хотя бы малейший интерес к жизни своего Отечества, и перечислять все беды не имеет смысла. Напомню только один факт: по данным Росстата за последние двадцать лет русских людей в РФ стало на семь миллионов меньше. Думающим россиянам уже ясно, что капитализм, в который шулерски затащили Россию, ведёт её к катастрофе. Убить Прошлое нельзя, Будущее – можно.
Чтобы избежать подобного развития событий и выйти на дорогу прогресса, у нас есть только один путь: вернуться к строительству социализма. Однако в ближайшие годы этого не произойдёт по целому ряду причин. Крупная буржуазия, получившая как манну небесную орудия и средства производства, которые были созданы несколькими поколениями советских людей, эту собственность и баснословные прибыли просто так не отдаст трудящимся. Уровень эксплуатации будет постоянно возрастать путём продолжающейся инфляции, снижения реальной заработной платы, введения новых налогов, штрафов и т. д. И не надо здесь строить никаких иллюзий, как это делает, например, псевдокоммунист Геннадий Зюганов и его сторонники.
Кроме того, необходимо честно признать, что примерно половина трудящихся не хочет сегодня строить социализм. Каждый из них надеется в конечном итоге «вписаться в рынок» и стать хотя бы мелким буржуа.
В советские годы в подавляющем своём большинстве герои искусства и литературы жили и действовали не ради своих личных интересов, а во имя общественного счастья. И такой подход к творчеству способствовал формированию «нового советского человека». Но И.В. Сталин понимал, насколько сильна мелкобуржуазная психология у многих людей, и учитывал это в ходе социалистического строительства. Именно по этой причине в годы его правления в соответствии с советскими законами функционировали и индивидуальные предприниматели, и артели. Всего в этом «министерстве» работало около шести миллионов человек, которые производили предметы народного потребления (мебель, приёмники, замки и т. п.). Их продукция составляла 10-11% ВВП страны. После смерти Сталина, волюнтарист Хрущёв в основном ликвидировал этот «сектор» в экономике и тем самым нанёс существенный ущерб делу строительства социализма в СССР.
После реставрации капитализма в РФ выросло уже два поколения. В подавляющем большинстве эти люди имеют весьма смутное представление о жизни в СССР при социализме. Их знания «отравлены» злобными пропагандистскими мифами буржуазных СМИ и ограничены рассказами родителей, бабушек и дедушек, которые были представителями рабочего класса, крестьянства и интеллигенции. Старшее поколение не по рассказам, а «вживую» может сравнивать жизнь народа в СССР и в новой России. Если рассматривать бытие широких слоёв трудящихся, то сравнение, безусловно, не в пользу буржуазной РФ. При этом не нужно забывать, что представители старшего поколения жили в эпоху, когда КПСС, вступив в последнюю стадию своего гниения, фактически продолжала отбирать власть у советов всех уровней, то есть у народа. Чего стоит только один расстрел рабочих в Новочеркасске в июне 1962 года.
Однако вместе с этим политические и экономические принципы советской власти, заложенные В.И. Лениным и И.В. Сталиным, продолжали функционировать: равноправие независимо от происхождения, национальности и вероисповедания, бесплатное жильё, образование и медицина, качественные продукты питания, своевременное пенсионное обеспечение, и т. д., и т. п.
Когда в 1973 году я окончил вуз и начал свою трудовую деятельность, мне бросилось в глаза вот что: из числа моих друзей, приятелей и знакомых, которые отличались умом, честностью и порядочностью, никто не попал на работу в партийные, советские и комсомольские органы; зато всякая «шелупонь» туда проникала. И это не случайно. После смерти И. В. Сталина существенно изменилась и кадровая политика, и в эти органы набирали в основном будущих горбачёвых и ельциных. А когда в 1977 году я начал служить оперуполномоченным Назрановского РО КГБ Чечено-Ингушской АССР и в ходе агентурно-оперативной деятельности стал регулярно получать недоступную для рядовых граждан информацию о положении дел в республике, то перед глазами открылось много неприглядных картин общества «зрелого» социализма. Приведу лишь один пример.
Однажды мы узнали (для оперативных работников подобных тайн не существует), что начальник нашего отделения бесплатно взял (фактически украл) в автотранспортном предприятии новый двигатель с коробкой передач для своего личного автомобиля. Сотрудники отделения сразу же (без согласования с председателем КГБ ЧИ АССР генерал-майором Белозёровым В.И.) провели партийное собрание и исключили начальника из партии. Однако по команде генерала бюро Назрановского райкома партии наше решение отменило и заменило исключение из партии строгим выговором с занесением в учётную карточку. С должности начальника районного отделения КГБ провинившийся сразу же был снят и с понижением отправлен для прохождения дальнейшей службы старшим оперуполномоченным в Наурское РО КГБ ЧИ АССР. А мы в глазах руководства стали выглядеть «бунтовщиками», которых в одном коллективе оставлять было опасно. В течение года всех нас «раскидали» по другим подразделениям…
Этот и другие примеры, на которых не хочу останавливаться, свидетельствовали о том, что мелкобуржуазная психология (дать обществу поменьше, а взять побольше) как ржа железо разъедала не только партийно-советских работников, но и представителей (как называли тогда чекистов) «вооружённого отряда партии». И это не удивительно. С приходом к власти Н.С. Хрущёва, «чистки» в КПСС прекратились, «суды чести» для крупных чиновников канули в Лету, партийные работники регулярно стали получать конверты (и с этих денег не платили ни налогов, ни партвзносов), и т. д.
В то время многие наши соотечественники с завистью смотрели на европейцев и американцев с их обилием качественной одежды и обуви, сотнями сортов колбасы и сыра на прилавке. А у нас присутствовал дефицит предметов народного потребления, очереди были постоянным спутником советских людей и т. п. – отсюда появлялось и такое большое количество недовольных социализмом. К этому обязательно следует добавить, что старшее поколение не могло получить от государства больше материальных благ ещё и по той причине, что шла холодная война, и львиная часть государственного бюджета вынужденно расходовалась на армию и оборонную промышленность. И вот уже прошло тридцать лет, как мы оказались в новой реальности, где нас ежедневно окружают «свинцовые мерзости нашей жизни». И как же в этих условиях ведёт себя основная масса рабочих, крестьян и интеллигенции? Изучает труды классиков марксизма-ленинизма? Пытается вникнуть в историю Советского Союза и понять причину краха социалистической идеи на практике? Или, может, упивается чтением произведений лучших советских писателей? Увы, ничего этого нет. И при этом народ безмолвствует. Одни боятся, как бы не было ещё хуже, другие считают, что от них ничего не зависит, третьи «тонут» в болоте своих проблем и взывают о помощи, четвёртые от отчаяния впали в апатию… А может быть, творческая интеллигенция подхватила упавшее знамя борьбы за дело рабочего класса? Глядя на многочисленные телевизионные шоу, этот вопрос даже задавать как-то неприлично. У подавляющего большинства представителей нашей творческой интеллигенции убеждения умещаются в формате денежной купюры. И совершенно справедливо Николай Зиновьев в своём стихотворении «Интеллигенция» дал её такую характеристику:
Пусть не всегда была ты стойкой
И горькую пила украдкой,
Но всё-таки была прослойкой,
А нынче стала ты прокладкой.
«Как ни тяжело это осознавать, но шелест зелёных купюр, вид блестящих автомобилей и не исчезающие с экранов голые груди и задницы оказались сильнее самых правильных идей, а когда народ из великого множества материальных и духовных потребностей выбирает для себя классическое требование рабов: «Хлеба и зрелищ!» – тогда самыми востребованными писателями оказываются главным образом те из них, кто может выплеснуть на страницы своих книг максимальное количество крови, водки или спермы» (Николай Переяслов).
За последние тридцать лет «качество» россиян существенно изменилось. Это уже совсем не тот народ, который строил заводы и фабрики, возводил электростанции, выиграл Великую Отечественную войну и в кратчайшие сроки восстановил разрушенное хозяйство, создал ядерный щит, первым в мире покорил космос и стоял в очереди за книгами Юрия Бондарева и Константина Симонова. Хочет ли такой народ снова строить социализм?
За прошедшие четверть века в России появилось полсотни политических партий. Но ни одну из них нельзя отнести к разряду «партии нового типа», то есть к такой партии, которая в условиях сегодняшнего дня смогла бы организовать рабочих, крестьян и трудовую интеллигенцию на борьбу за свои политические и экономические права. Ни в одной из этих партий нет ярких личностей, которые готовы отдать свои жизни делу рабочего класса. Поэтому так и хочется прибегнуть к иронии: современная партия нового типа – это партия, которую возглавил новый тип.
Есть, правда, у нас несколько действительно марксистских партий (Рабочая партия России, Российская коммунистическая рабочая партия и др.), но они, к сожалению, больше похожи на религиозные секты и не играют почти никакой роли в жизни РФ. Они малочисленны, не имеют сильных лидеров, не берут на вооружение большевистскую тактику борьбы и не учитывают настроений широких слоёв населения. А эти настроения обусловливают и поведение этих самых «широких слоёв». А каким образом проявляется это поведение в политической жизни? Прежде всего пассивностью, несмотря на всё возрастающую неприязнь к правящей партии «Единая Россия». Буржуазная власть даже не допустит до выборов в Государственную Думу ни одну партию, которая стоит на платформе марксизма-ленинизма. И подтверждением такого вывода является, например, такой факт. В 2014 году в Министерство юстиции РФ были поданы документы для государственной регистрации Объединённой коммунистической партии (ОКП), и вскоре эта партия получила отказ в регистрации. Причина отказа Минюста – «использование партией коммунистической символики, красного знамени и гимна «Интернационал»».
Другими словами, многочисленных побед (которые были в СССР под красным знаменем) в РФ быть не должно, они запрещены законом. Запрещена (не на словах, а на деле) стремительная модернизация промышленности, рост ВВП 8-10% как в сталинские годы, бесплатное обучение и медицинское обслуживание и т. д.
Запрещён справедливый призыв «Вставай, проклятьем заклеймённый, весь мир голодных и рабов!» В соответствии с российскими законами должен быть «мир голодных и рабов», и буржуазное государство будет определять их количество. Сегодня, по заявлению буржуазной власти, их численность определена в 22 млн. человек, а завтра «лимит» может быть законодательно увеличен, ибо «правовая система в государстве – это воля господствующего класса, возведённая в закон» (В.И. Ленин).
Лишь мы, работники всемирной
Великой армии труда,
Владеть землёй имеем право,
А паразиты – никогда!
Эти призывы, звучащие в тексте «Интернационала», расцениваются как экстремистские и тоже считаются преступными. Власть открытым текстом уже предупредила трудящихся: теперь все природные богатства принадлежат не им, а узкому кругу лиц. Читаешь «Интернационал» – и складывается впечатление, что он написан не сто пятьдесят лет назад, а сегодня:
Презренны вы в своём богатстве,
Угля и стали короли!
Вы ваши троны, тунеядцы,
На наших спинах возвели.
Заводы, фабрики, палаты –
Всё нашим создано трудом.
Пора! Мы требуем возврата
Того, что взято грабежом.
Обращает на себя внимание тот факт, что ролики с «Интернационалом» в ютубе прослушали уже миллионы наших соотечественников. А те комментарии, которые пишутся в последнее время, звучат всё угрожающе… Это для власти, безусловно, сигнал. Если в ближайшее время Россия изберёт путь, который предлагают социал-демократы (у нас это КПРФ и её союзники), материальное положение трудящихся несколько улучшится, но иллюзий строить не стоит. Страна так и останется в статусе придатка Запада, так как власть по-прежнему будет в руках буржуинов. Даже если В.В. Путин под давлением трудящихся и решится на такой шаг (что маловероятно), олигархи не позволят ему этого сделать. Мы двадцать лет наблюдаем, как президент пытается «переформатировать» нашу компрадорскую буржуазию в национальную, но все его «телодвижения» в этом направлении по большому счёту терпят фиаско. У наших олигархов (да и представителей буржуазии «рангом» ниже) слишком глубоко на Западе «увяз коготок», так что придётся и «всей птичке пропасть».
Будущее теряет свою привлекательность по мере его приближения. Скорее всего, в самые ближайшие годы политический курс нашей власти не изменится. В этом случае повторится 1905, а там рукой подать и до 1917 года, ибо Россия продолжит оставаться «слабым звеном» капиталистической системы. Безусловно, такого развития событий никто не хочет, но «времена не выбирают, в них живут и умирают» (Александр Кушнер). «Мы это дело начали. Когда именно, в какой срок, пролетарии какой нации это дело доведут до конца, – вопрос несущественный. Существенно то, что лёд сломан, что путь открыт, дорога показана» (В.И. Ленин).
Вспышка революционных настроений в 1917 году была вызвана разорительными последствиями первой мировой войны. История неповторима даже в своих повторениях. Что послужит толчком для новой «вспышки», никто не знает. Пока мы только наблюдаем, что империализм как высшая и последняя стадия капитализма продолжает затягивать «узлы» всё новых и новых противоречий по всему миру, развязать которые мирным путём навряд ли удастся. Из поступков народов складывается поступь Истории, – поэтому рано или поздно народ скажет своё слово. Этого как огня боится наша буржуазия. И власть будет делать всё, чтобы «электорат» не превратился в граждан своего Отечества, потому что именно в такие моменты Истории появляются Минин и Пожарский, Ленин и Сталин.
Заметки о современном литературном процессе
Процесс – это смена состояний в развитии чего-нибудь; это совокупность последовательных действий для достижения каких-либо результатов.
У нас уже больше десятка писательских союзов, значит, если руководствоваться логикой, и литературных процессов несколько. Причём многие писательские организации находятся в острейшем противоречии, иногда прямо-таки ненавистном противоборстве, в том числе политическом и идеологическом. И если внимательно и бесстрастно посмотреть на все эти «союзы» и «процессы», то это уже скорее не литературный процесс, а литературный хаос.
Литературный процесс был в советскую эпоху, когда некоторые писатели жаловались на «гнёт» и «тиски» социалистического реализма. «Да, это был соцреализм, но – реализм! Поэтому при всех известных издержках и недостатках советского времени в литературе появились и остались имена воистину выдающиеся и великие» (И.М. Ильинский).
Попробуем собрать (хотя бы частично) воедино «краски» всех союзов и процессов, их светлые и тёмные тона – и тогда, скорее всего, мы лучше увидим общую картину российской литературной жизни.
Большинство литераторов оценивает нынешнее положение дел в русской литературе как плачевное. Для подтверждения этого вывода приводятся достаточно весомые аргументы.
Из статьи Елены Севрюгиной «Критический обзор современной русской прозы»: «… современные авторы, всё больше увлекаясь языковым экспериментом и «упадническими», не вселяющими оптимизм, настроениями, могут повести литературу по ложному пути, который станет не началом, а концом её развития, своеобразным духовным тупиком, из которого нет выхода».
Из статьи литературоведа И.М. Ильинского «Противоречия литературных процессов в России»: «Литература перестала учить, воспитывать, представляет ныне собой не пространство общественного самопознания, не один из важнейших методов познания, а превратилась в игровую площадку, в загончик для всякого рода окололитературной шпаны… На мой взгляд, в современной литературе слишком много малозначащего, мелкого и грязного, особенно когда речь заходит о советском прошлом».
Есть и такие литераторы, которые с чувством радостного удовлетворения отмечают, что современные писатели в отличие от писателей советской эпохи могут свободно осваивать «разнообразные маршруты литературного эксперимента». И что же мы видим в итоге? В результате этих экспериментов (чуть не написал экскрементов) художественная литература во многом утратила воспитательную, познавательную, нравственно-этическую и эстетическую функции и таким образом активно помогает государственным органам в расчеловечивании человека.
Ну как же, спросит иной кандидат во «властители дум», мы можем не издавать массовым тиражом и не пропагандировать творчество, например, Владимира Сорокина? Он, мол, один из немногих современных русских писателей, прозу которого переводят на европейские языки и чьими романами восторгается Европа. Да пусть европейские законодатели ценностей восторгаются до посинения, это их проблемы. Эти деятели уже дошли до того, что однополые браки становятся нормой, наркотики в некоторых странах разрешены законом, идёт активная мусульманизация и растут националистические настроения. Если завтра у так называемых «развитых стран» станет модным делать селфи, стоя по грудь в яме с фекалиями, то и мы что ли должны будем следовать их примеру, чтобы не отстать от «общечеловеческих ценностей»?
Когда всматриваешься в сегодняшнюю литературную ситуацию, бросается в глаза, что одно и то же произведение довольно часто оценивается прямо противоположно. А это показатель «неустойчивости» художественной ценности произведения. Возьмите, к примеру, автора романа «Географ глобус пропил» Алексея Иванова, которого ряд критиков объявил самым талантливым писателем русской литературы 21 века. Однако многие литераторы и читатели с этим утверждением категорически не согласны.
Вот что пишет, к примеру, писатель Анна Козлова: «Картина мира Иванова – это участок дороги, который видит из своей будки цепной пёс. Это мир, в котором ничего нельзя изменить и остаётся только пошучивать над рюмкой водки в полной уверенности, что только что тебе во всех неприглядных подробностях открылся смысл жизни. В Иванове мне не нравится его стремление быть лёгким и глянцевитым…».
Другой момент. Литературная критика не может избегать политических вопросов. Когда какой-то критик суёт голову в литературный «песок», всё равно его зад остаётся на политическом сквозняке. Сегодня почти не вспоминают статью В.И. Ленина «Партийная организация и партийная литература», но любой думающий литератор прекрасно понимает, что в классовом обществе беспартийной литературы не было, нет и никогда не будет. Даже если поэт пишет только в рамках «Шёпот, робкое дыханье, трели соловья…», то этим он умышленно или неосознанно не хочет касаться «свинцовых мерзостей нашей жизни» при олигархическом капитализме, который сегодня царит в России. И тут критики и литературоведы нередко попадают впросак.
Например, достаточно глубокий аналитик Алла Большакова в статье «Современный литературный процесс и задачи критики» учудила: «Теперь возьмём идеологию патриотизма. Кто сегодня ходит в «патриотах»?.. Единороссы, отстаивающие, по существу, государственный капитализм». Так и хочется воскликнуть: «Опомнитесь, сударыня!». Посмотрите внимательно на мэра почти любого города или чиновника рангом выше или ниже – и вы увидите: никакого «изма» они не отстаивают, а большей частью озабочены набиванием своих далеко не пустых карманов. Это всё равно, что заявить: Сердюков со товарищи в лице Васильевой только и думал о государственном «изме», а в помощь им, чтобы лучше размышлялось, был приставлен «поэт» Улюкаев.
Лицо писателя – это его художественный язык. Автор произведения отбирает именно те лексические средства из общеупотребительной лексики, которые помогают ему в создании образов, описании их жизни, быта, пейзажа – всего того, что составляет ткань художественного произведения. Язык помогает писателю донести до читателя своё понимание мира и людей. Каждый писатель – это особая языковая личность, что находит отражение в его художественном творчестве.
Характеризуя художественный язык современных писателей, лингвисты отмечают, что в тексты хлынуло неоправданно много иностранных слов, всё чаще фиксируются нарушения семантической сочетаемости слов, стали появляться усечённые слова. У некоторых писателей наблюдается маниакальная тяга к нецензурным выражениям, неуместно используются иностранная лексика и бранные слова и т. д. Одним словом, сегодня язык художественной литературы живёт активно, бурно, но становится не богаче и чище, а обширнее и грязнее. И это зачастую снижает ценность современного художественного Слова.
Многих волнует и складывающаяся в целом ситуация в поэзии. Вот всего лишь одна иллюстрация этого беспокойства. Николай Ерёмин так отозвался о поэзии Марины Саввиных: «Я ощущаю щедрость поэтического таланта, его космическую необходимость, направляющую мой дух туда, где вечность и восторг». И подобных хвалебных «пряников» М. Саввиных получала не один десяток. Я много раз читал её стихи – и ни одно из них не привело меня в восторг. А на днях пристально изучал подборку из девяти её стихотворений в только что вышедшем ежегодном альманахе поэзии «Глагол» (писал статью «Жгут ли авторы «Глагола» сердца людей?»). Вот одно из стихотворений.
8 АВГУСТА 2014
Это мой крест. Это мой крест.
Это твой вопль из чужих мест.
Это буй тур. Это дик вепрь
Рвётся злой див за большой Днепр.
Встань же, встань князь!
Оглянись – вновь:
В клочья мир, связь…
Только – кровь, кровь…
Только – боль, крик
У святых врат…
Только срыв, сдвиг…
Оглянись, брат!
Это, брат, долг?
Это – свет, честь?
Каинов – полк.
Каинова – месть.
Ознакомившись с подобными строками, не чувствую, чтобы мой дух направлялся «туда, где вечность и восторг». И козе понятно, что подобные стихи М. Саввиных снуют по страницам многих журналов не потому, что они насыщены «щедростью поэтического таланта», а совсем по другой причине: автор – главный редактор литературного журнала «День и ночь».
Если судить о значимости поэтов по литературным премиям, то самым крупным поэтом у нас является Лев Котюков (тоже главный редактор), у него этих премий за сорок перевалило. Кто-то в насмешку предложил его имя внести в книгу рекордов Гиннеса.
Как раковая опухоль стремительно растёт проблема под названием «смерть читателя». Школьников, сдавших ЕГЭ, недавно спрашивали: что вы теперь будете читать, когда над вами наконец не довлеет школьная программа? В основном отвечали: «Никогда и ничего!» А ведь любовь к чтению формируется в основном в школьные годы.
Закрытие «Журнального зала» Евгений Абдуллаев назвал «ударом под дых современной литературе», другие именовали случившееся «гуманитарной катастрофой». Не будем вдаваться в причины происшедшего, ясно одно: читателей бумажных литературных журналов станет ещё меньше. А нашему министру культуры всё это как-то до фени.
Задорный литературный критик Александр Кузьменков в одном из интервью совсем пал духом: «Думаю, искушённые читатели почили в бозе. Нам с вами выпало несчастье жить во времена постмодерна… В такой эстетической парадигме искусством становится всё, что таковым объявлено, будь то хоть разбитый унитаз».
А ведь есть десятки способов приобщения людей к чтению. Об одном из них как-то упомянул в интервью Владимир Бондаренко. В США тысячи библиотек при кафе по всей территории страны, бери книгу, сиди там и читай хоть весь день. Эти библиотеки финансирует правительство. В этом же интервью известный литератор подчёркивает: «Не читающая нация – это вообще не нация, это не думающая нация. Она обречена на вымирание». Что с нами и происходит.
А вот другой способ, который приводит Пётр Алешкин в своей статье «Литературный процесс сегодня»: «Когда в Англии перестали читать книги, и власти решили исправить положение, они поступили так. На каждом телеканале каждый день кто-то из известных людей, из кумиров молодёжи, стал рассказывать, какое влияние на его судьбу оказали книги. На одном из каналов выступила даже королева Елизавета. И так каждый день! Три месяца обработки по всем каналам, и в книжных магазинах выстроились очереди, и библиотеки, и читальные залы забили толпы читателей». Так что эта проблема решаема. Беда в другом: наши власти не пойдут по такому пути, деградирующим народом легче управлять. А про модернизацию экономики страны они будут, как и раньше, проповедовать каждый день. Скорее всего, они считают, что на их век «бабла» от нефти и газа хватит, а «после нас хоть потоп».
Сегодня на полках книжных магазинов, количество которых продолжает стремительно сокращаться, картина та же, что и вчера: фантастика, эротика, антиутопии, изощрённые, а порой и извращённые в психологическом плане детективы. «Современный читатель качественно изменился, он уже не тот, каким был в советское время, и это огромная проблема. Можно говорить о невосприимчивости читателя к литературе, требующей работы ума и души, сопереживания, осмысления горьких истин». (Юрий Козлов).
Не прекращаются дискуссии и о литературных премиях. Александр Кузьменков свою статью «Награждение непричастных» начинает так: «Убожество отечественной словесности легко объяснимо, если вспомнить, что на дворе у нас эпоха постмодерна, где главный герой – симулякр, вторичный образ без первичного подобия… Литературный процесс в России давным-давно подменили премиальным… Минувший год не принёс ни шедевров, ни даже бестселлеров, но раздача слонов не прекращалась все 365 дней. И, согласно традиции, награждению подлежали непричастные…»
Перечисляя кому и какую премию дали, Александр Кузьменков вдоволь поиздевался, закидывая литературных лауреатов своей бесподобной иронией и сарказмом. Взяв на вооружение гротеск, автор утверждает, что «Букер», присуждённый «Цветочному кресту» Е. Колядиной сформулирован с загадочной мотивировкой «за продуктивный запах навоза». И далее, характеризуя колядинских персонажей, продолжает: «Прочие герои тоже не лыком шиты – у них каурые ляжки, они умеют топорщить глаза, вместо водки пьют сулему (она же токсичная двухлористая ртуть) и закусывают картофельными рогульками, даром что Пётр1 ещё на свет не родился. Фанфары в честь этого полуграмотного бреда вполне закономерны…» .
С вышеприведенными оценками Александра Кузьменкова я полностью согласен. Ещё год назад, касаясь современной практики раздачи литературных премий, я высказывал аналогичные суждения в своей статье «Литературные премии в роли бижутерии» с той лишь разницей, что для иллюстрации взял не прозу, а поэзию.
А вот с последним абзацем статьи я категорически не согласен: «Собственно, а что вы хотели, господа? Иного нам не дано. В стране, где всё, – от власти до медицины – декоративно, другой литературы быть не может».
Мы живём в эпоху тектонического социального разлома, духовной и нравственной катастрофы. Для писателя – «это подлинное счастье: весь социальный организм во всех деталях раскрыт перед его глазами» и тут надо «осмысливать, писать, пророчествовать. В такие времена рождались «Слово о полку Игореве», «Бесы», «Как закалялась сталь», «Повесть о настоящем человеке»» (И.М. Ильинский). Талантливые писатели и поэты у нас, к счастью, есть, но их не хотят замечать ни «платные» литературные критики, ни книжные издательства, у руководства которых в голове царствует только одна формула – «деньги-товар-деньги».
Многие литераторы высказываются о литературной критике в том плане, что сегодня, мол, можно говорить о прекращении её существования. Полагаю, что это не совсем так. Да, у нас и близко нет новых Белинских, но, тем не менее, попытки стать хотя бы новым Писаревым наблюдаются.
Именно литературные критики в силу своих функциональных обязанностей отслеживают литературный процесс, а, значит, лучше, чем кто-либо, могут охватить значительную часть диапазона литературной продукции. Как же они оценивают литературные итоги 2018 года?
Платон Беседин, подводя печальные итоги прозы минувшего года, подчёркивает: «Так что дальше?.. Уйдёт ли литература? Вряд ли. Но, определённо, она измельчает. Уже измельчала. Как и жизнь в целом. Ведь одно не может быть оторвано от другого. Процесс этот взаимный, а оттого ещё более убийственный. Особенно для такой страны как Россия, где слово всегда оставалось фундаментом и сутью». Совсем недавно мы прочитали фельетон Александра Кузьменкова «Литературные итоги-2018», в котором он в шутку (а лучше бы всерьёз) предложил учредить премию под названием «Золотой афедрон». И виртуально приглашал «на сцену» известных литераторов, при этом призывая их: «Об одном прошу: не надо сиротских песен про падение престижа литературы и культуры. Вы и убили-с…».
Всё больше критиков говорят о том, что современная литература сохраняет лишь родимые пятна нашей классики. Литературоведы всё реже пользуются термином «герой», видимо, понимая, что само это слово подразумевает не просто древнегреческую этимологию, но и героический поступок. Всё чаще отдают предпочтение терминам «характер», «персонаж», «субъект действия», «субъект речи». В одном из интервью Владимир Бондаренко сказал: «Если власти не обратят внимание на положение русского народа в провинциях, нынешний век ждёт жесточайшая русская национальная революция. Будут безжалостно резать всех чиновников и жечь их усадьбы… Вот об этом и должны сейчас писать русские писатели». По мнению В. Бондаренко, типичная слабость современных писателей – «мало вымысла, писатель теряет дар вымысла, живут за счёт тех или иных ярких впечатлений: чеченская война, нацболы, учёба, неудачная любовь – всё из жизни…».
Самым существенным фактором, влияющим на положение дел в литературе, было, есть и будет отношение к ней государства. Опять вынужден процитировать Владимира Бондаренко: «Никакая русская идея, которую в потёмках ищет Владимир Путин, невозможна без важнейшего значения слова в жизни страны.… Это осознанная государственная политика: запрет на писателя, запрет на литературу. По своему власти правы в своей боязни литературы, все волнения и революции начинались с «гордо реющих буревестников»… Потому и держат писателей в чёрном теле, но долго не продержат – прорвётся». Скорее всего, известный публицист и литературный критик прав.
Мы не первые, кто «посетил сей мир в его минуты роковые», и знаем, что литературная шелуха отпадёт. В истории русской литературы останутся творения тех, «у кого, кроме пера в руке, есть ещё совесть и честь, кто служит литературе и народу непродажно и жертвенно» (И.М. Ильинский).
Жгут ли авторы «Глагола» сердца людей?
Появление нового сборника современной русской поэзии лично у меня всегда вызывает радость, но это состояние души после ознакомления с текстом чаще всего омрачается разочарованием и раздражением. И однажды я, грешным делом, даже подумал: «А может, правильно, что сегодня в России нет профессии «поэт»?». Но через несколько минут «остыл» и вернулся к прежнему убеждению: «Нет, неправильно!».
А на днях я прочитал только что вышедший поэтический альманах «Глагол» (2018). Просмотр списка авторов сразу же насторожил. Множество руководителей писательских организаций или различных литературных изданий. Из публикуемых в сборнике сорока поэтов литературных чиновников тридцать пять. Это уже, мягко говоря, чёрт знает что. Как-то сомнительно, чтобы лучшими современными русскими поэтами были сплошь литературные функционеры. Подзаголовок альманаха «Глагол» – «Карта современной поэзии». Может, было бы точнее так и написать: «Карта поэзии современных литературных функционеров»?
Итак, сорок поэтов, 235 стихотворений на 204 страницах. Постараюсь кратко высказать своё мнение о произведениях, которые оставили тот или иной след в душе. А они должны его оставить, так как представляют образцы современной поэзии.
Владимир Алейников пишет о том, что запрятано так глубоко внутри его души, что вряд ли кому-то из читателей удастся проникнуться авторскими ощущениями и обнаружить возникшее чувство сопереживания. Да, видимо, автор и сам это понимает, замечая в одном из своих стихотворений:
Не так я жил, как некогда мечталось,
Да что с того! – какое дело вам
До строк моих, чья вешняя усталость
Сродни стряхнувшим зиму деревам?
В подборке Юрия Беликова семь стихотворений. В одном из них он сообщает читателям, что не письма шлёт, а нимбы, и утверждает в конце этого повествования:
В этой жизни, в этой смерти,
Если нимб тебе не светит,
Не спасёт противогаз.
Представленные стихи претендуют на вычурность, но и только. Лишь в стихотворении «Магия вещей» можно почувствовать переживания ребёнка, пытающегося примирить расставшихся родителей. А в остальных стихах смысл если и есть, то запрятан так глубоко, что немного найдется желающих до него докопаться.
Впрочем, автора это не очень-то и заботит:
От меня уходит мастерство,
но не окликаю я его,
пусть оно, постылое, уходит,
я с ним, други, больше не в родстве…
Чтобы не быть голословным в оценке этой подборки, в качестве примера приведу стихотворение «Сговор птиц»:
Хлебную корку иль голову рыбью
чайки, почти что касаясь лица,
жрут, что ни кинешь, и только не выпьют
небу подставленных глаз подлеца.
Стихнет базар между твердью и зыбью.
Снизится ворон до злачных высот.
– Ты-то хоть, гадина, выпей!
– Не выпью! –
Каркнет и падаль в лазурь унесёт.
Неужели нельзя было подобрать для сборника что-либо более достойное?
А вот ещё одно «образцовое» стихотворение из альманаха, автор Владимир Бояринов:
РАЗОРВАННЫЙ АТОМ
Себя не сочтя виноватым
В немыслимом всплеске огня,
Разорванный надвое атом
Осколком вонзился в меня!
Потряс небеса и долины,
Метнулся к зелёным полям,
И на две разъял половины
И перерубил пополам!
Над силами белой и чёрной
Воздал по заслугам уму.
И молнии перст рассечённый
Уже не грозил никому.
Далеко не самое лучшее описание атомного апокалипсиса. Когда поэт Игорь Витюк брал интервью у главного редактора журнала "Поэзия" Льва Котюкова, последний назвал
Владимира Бояринова живым классиком современной русской литературы.
Читаю подборку и не нахожу в ней ни одного подтверждения этой оценке. Ну не тянут стихи на классику. Что-то есть, но прочтёшь и тут же забудешь.
Большинство произведений в подборке Бориса Бурмистрова оставляют ощущение незавершенности. В стихотворении «Перед битвой» мы узнаем, что лирический герой вышел из дома «Часов то ли в пять, то ли в шесть». Далее нам сообщается:
Часов, может, семь, может, восемь
Я шёл по колючей стерне.
Куда и зачем шел лирический герой, мы так и не узнаем. Как не узнаем и зачем было написано это стихотворение.
В произведении «Поэт», посвященном памяти Юрия Кузнецова, выделяются
две строки:
Страна моя, тебе бы надо
Знать цену лучшим сыновьям!
А лучшим стихотворением в этой подборке можно назвать следующее:
То смеяться, то плакать хочется.
Человеку так много дано.
Одиночество, одиночество –
Как прекрасно порою оно.
В зимний день на постой к тебе просится
И стучится негромко в окно.
Одиночество, одиночество –
Как печально порою оно.
Часто верим в пустые пророчества,
По дороге пылим, по тропе
Одиночество, одиночество –
Затерялось в людской толпе.
Одиночество, одиночество –
Ни смеяться, ни плакать не хочется.
В последние годы на различных литературных «площадках», в частности в журнале «Нева», Валерия Дударева справедливо критиковали за явно несовершенные стихи, которые он выносил на суд общественности.
Включённые в альманах произведения свидетельствуют о том, что поэт учёл критику. Стихотворение «Осень» заслуживает похвалы, остальные стихи послабее. У Валерия Дударева есть и более талантливые вещи. Например, такое стихотворение:
Сгорают звёзды, люди, царства…
Испепеляющий конец! –
И нет на свете государства,
В котором умер мой отец.
И словно он в сороковые
И не выигрывал войну –
Так быстро справили живые
Себе отдельную страну.
И словно не было державы,
Свалившей гордого врага.
И там, где город русской славы,
Теперь чужие берега.
И там, где время сохранило,
Могилы русских казаков,
Теперь степная правит сила
Чужих очей, чужих подков.
И там теперь чужие страны,
Где гибли русские полки,
А горстку русских ветеранов
Добьют латышские стрелки…
Идём дальше. Наказ А.С. Пушкина «глаголом жечь сердца людей» поэты воспринимают по-разному. Вот, к примеру, стихотворение Максима Ершова:
Мы вновь ощущаем привычное жжение.
Суть наших занятий сложна: поддержание
режима, в котором своё отражение
рождает в нас ржание.
Так жжётся режим поддержания радости,
всё портят лишь слёзы – по-детски солёненьки.
Мы эгоцентричные мыльные радужки
на срезе соломинки.
Да, видимо, мало чувствовать крылья за спиной. Прежде чем пуститься в полёт, неплохо бы убедиться, что они действительно есть.
Из всей немалой подборки М. Ершова можно выделить лишь четыре действительно хороших строчки:
Все города – все как одна беда,
крест равнодушья, алчности и фальши.
Так нашей жизни тухлая вода
питает всё, что будет с нами дальше.
Подборка Максима Замшева состоит из семи стихотворений. В них часто встречаются строки, с которыми можно и нужно поспорить, например:
Революция – это месса,
Где раздали бесплатный яд.
Революции, как мы знаем, случаются разные…
Справедливости ради следует заметить, что в этой подборке можно встретить и довольно интересные замечания:
И вдруг поймёшь во всей хрустальной сути,
Что время превращается в ничто,
За сутками проглатывая сутки.
Или
И если бесконечен твой уход,
То значит, ты идёшь ко мне по кругу.
Дочитав подборку до конца, начинаешь отчасти понимать, почему с приходом Максима Замшева на должность главного редактора «Литературной газеты» у этого издания становится всё меньше и меньше читателей.
Представлен в альманахе и один из лучших современных поэтов Николай Зиновьев. В подборке есть неплохие стихи, но в целом видно, что уровень его поэзии падает. И зря Николай Зиновьев чуть ли не в каждом стихотворении стремится уткнуться «заплаканным лицом в колени Бога». Такими стихами дух народа не поднимешь, не в такой поэзии нуждается российский народ сегодня. Если бы я не встречал раньше другие стихи Зиновьева, а оценивал его лишь по публикуемым в альманахе произведениям, то вряд ли заинтересовался бы творчеством этого поэта.
Выделяются в альманахе своей художественной выразительностью стихи Геннадия Иванова. Малая родина предстаёт в его поэзии в таких красках, что вызывает у читателя щемящее чувство. Нередко встречаются строки, которые хочется перечитать:
Печка лета остыла, и ветер
Выдувает остатки тепла.
Или:
Но и травы мне сёстры и братья,
И порой я люблю их до слёз.
А желание перечитывать строки поэта, – это бесспорный признак его таланта.
Геннадий Калашников в одном из своих стихотворений информирует нас о том, что звезде на небе «снится наша жизнь», в другом –
Смотрит осень вприщур,
зензивер, убещур
и прорехи, зиянья, пустоты.
Продолжить чтение стихотворений, в которых сплошные «прорехи» и «пустоты», обременённые «убещурами», желания не возникает. Но надо: взялся за гуж…
Одно из стихотворений Г. Калашникова начинается так:
Жил Пьеро на станции Перово,
что по меньшей мере не здорово.
Почему нездорово? Следующими двумя строчками автор разъясняет свою мысль «непонятливым» читателям:
Как в сердцах заметила Мальвина –
жизнь – не развесёлая малина.
Вот такая логика у этого поэта.
Стихи Надежды Кондаковой всегда вызывали интерес у читателей. Заслуживают прочтения и те, что мы видим в альманахе. Особенно обращает на себя внимание стихотворение «Чаша», в которой есть такая строфа:
… Я стояла и жизни внимала,
И любому хотела помочь,
И за плечи меня обнимала
Боль моя, нерождённая дочь.
Такие строки забыть нельзя, особенно если читатель – женщина.
Стихи Геннадия Красникова тоже не вызывают восторга. Вот, например, одно из стихотворений
ОПЫТЫ (Esseis)
Предчувствия мои меня не обманули:
в июне был июнь, и был июль в июле,
и следом за средой четверг шёл чередою,
и по утрам башка трещала с перепою.
Шли в небе облака, как на шашлык барашки,
а по лугам цвели люпины и ромашки,
и было, как всегда, сто метров в «стометровке»,
и было, как всегда, пол-литра в поллитровке.
Сограждане мозги упорно напрягали,
чтобы вписать «стакан» и «хрен» по вертикали,
трудился интеллект могучий капитально,
а мимо жизнь текла вполне горизонтально.
Пришедшие с мечом, найдя войне замену,
лукавый щуря глаз, нам назначали цену,
мели по всей земле во все пределы мётлы,
на брошенных шприцах горело солнце мёртвых...
Ещё звучал язык есенинский, рубцовский,
и в Петербурге жил Глеб Яковлич Горбовский,
но каждый новый день мы ждали всё тревожней,
и новых двух друзей был старый враг надёжней.
Предчувствия мои меня не обманули…
И действительно вся подборка – скорее стихотворные опыты. Но зачем выставлять их на суд читателей?
У Марины Кудимовой в альманахе два произведения. Первое – большое стихотворение об экскурсии в Греции. Мало кто из читателей поймет, что хотел сказать автор. Впрочем, Марина Кудимова честно предупредила:
Как перемаялась в неволе я,
Бессвязным не отверзть рассказом….
А может, автор и не хотел, чтобы его понимали. Если целью было продемонстрировать свою эрудицию, то эта затея вполне удалась.
Есть в альманахе и подборка Станислава Куняева. Поэт признанный, откровенных ляпов у него не встретишь. Но и представленные стихи повышенных ожиданий не оправдали. Хотя встречаются строки, которые вполне достойны мастера. Например:
Ах! Так вот она, правда и жизнь:
в жаркий полдень, в холодную полночь
всем, кто просит участья, учись
помогать, не надеясь на помощь.
А вот ещё:
Нам надо жить и понимать,
что в мир вступают наши дети,
и нищим надо подавать,
покамест есть они на свете.
Мудрые и немного грустные стихи. Но и среди грустных строк порою пробивается надежда.
Подборка Александра Кушнера тоже не впечатляет. Это далеко не лучшее, что написал он в своей жизни. Чувства в стихах Кушнера созвучны чувствам в стихах Станислава Кунаева . Та же легкая грусть и кроящаяся в ней надежда:
Небо погаснет не всё и не сразу,
Свет заходящий похож на восход.
Так у Шопена печальную фразу
Вдруг жизнерадостный всплеск перебьёт.
Как перемешано всё в этом мире,
Перетасовано – главный урок.
И по трехкомнатной ходишь квартире,
Как по Венеции, – был бы восторг!
Он и бывает, почти не завися
От объективного смысла вещей.
Были бы мысли, счастливые мысли
В блеске закатных последних лучей.
Но 40 лет назад поэт написал строки, которых уже достаточно чтобы не жалеть о пройденном пути:
Времена не выбирают,
В них живут и умирают.
И это крылатое выражение будет «парить» парить в умах ценителей литературы, пока жив русский язык.
В подборке Дмитрия Мизгулина может быть отмечена незаурядная пейзажная лирика с философским подтекстом.
У Виктора Петрова пять стихотворений. Ну что сказать. Вроде и придраться особо не к чему, а читаешь – и нет ни протеста, ни восторга.
Вот начало одного из стихотворений:
Чёрт завалится в чертополох,
Верстовая огорошит весть:
Между строк записываю вздох –
Тайнопись ты сможешь ли прочесть?
Каюсь, я не смог. Может, другим читателям повезёт больше.
Своё отношение к поэзии Алексея Пурина я уже высказывал в статье «Селфи на фоне литературной премии». После прочтения его «шедевров» в альманахе, моя оценка не изменилась. Последнее из стихотворений этой подборки начинается такими строками:
Благодарен: пожил немало,
насмотрелся земных чудес;
коль не Муза слова шептала –
восхвалю шелестящий лес.
Записать удалось немного,
да и с качеством – не того...
Ну что ж, хорошо уже то, что поэт сам это понимает. Значит, есть куда расти.
Наталья Радостева представила на суд читателей пять стихотворений. Начинаю читать первое стихотворение – «Приворот»
За водою на колодец не от жажды, а со смыслом –
Почерпнула. Пригубила блики солнца из ведра.
Ощущаю, как изящна, усмиряя коромысло,
Как колышется водица выше уровня бедра.
И сразу что-то смущает. Что-то не то с русским языком. Снова и снова перечитываю, пытаясь представить картину, описываемую автором. И ловлю себя на мысли: а ведь приворот состоялся. Действует! И уже не удивляюсь, читая в стихотворении «Вещунья»:
Миллионы живут, никого не спасая.
Вместе с ними ли, сдавшись, смириться, устав?
Я живу вопреки – я с пелёнок такая.
Я спасу этот мир от попрания прав!
Изюминкой этой подборки, несомненно, является стихотворение «Изба». Яркая и бесхитростная картина дорогих сердцу автора воспоминаний.
Давно встречаю в различных публикациях стихи Марины Саввиных. Если подходить по гамбургскому счёту, её поэзию нельзя назвать значимой. В этом я лишний раз убедился, прочитав девять стихотворений в альманахе «Глагол».
В подборке Владимира Скворцова притягивает внимание очень трогательное стихотворение «Мне в России Руси не хватает». В нём поэт сокрушается о стране, которую мы потеряли. Но не верит в то, что ничего уже не вернуть. И потому заканчивает это произведение следующими строками:
Не случайно терзает истома,
И свербит в голове: Боже мой!
Ведь была же дорога из дома,
Значит, где-то должна быть – домой.
У этого же поэта можно отметить интересное по замыслу стихотворение «Ровесница».
У Константина Скворцова хороши описания русского Севера. Чувствуется настроение, встречаются яркие художественные образы.
Вот, например кусочек из стихотворения «ЛОПШЕНЬГА»:
На берегу у моря Белого,
Покинув ледяной ручей,
Едва согревшись солнце беглое
Лежало на моём плече.
Метались в небе чайки лёгкие.
И, терпкий воздух шевеля,
Приливом долгим, словно лёгкими,
Вздыхала чуткая земля.
Стихи Евгения Степанова, представленные в альманахе, оказались гораздо лучше тех его стихотворений, которые я читал ранее. Помню, как-то Евгений Степанов написал, что он – «солдат русской литературы». Если пользоваться военной терминологией, то, полагаю, что он уже дорос до «лейтенанта».
Вот маленькое, но чрезвычайно ёмкое стихотворение. Как
точно отражено в нём мироощущение «маленького человека»,
смирившегося с тем, что от него ничего не зависит. Это стихотворение заставит задуматься не одного читателя.
И ТАКОЙ
Достоинств хилая дружина
Была разбита в пух и прах.
Сама себя впотьмах душила
Душа, уставшая в боях.
Я погибал – так гибнет юнкер,
Узнав, что знамя сожжено.
Я умирал – но я не умер,
Как дачу, обживая дно.
И грешный точно нувориши,
Забывший про слова любви,
Я вдруг услышал голос свыше:
– Ты нужен и такой. Живи!
Но впрочем, в этой же подборке есть строки, призывающие и к другому.
В стихотворении «Письмо»:
Не хочу по фене ботать,
Комментировать фейсбук.
Кто-то должен и работать.
Будьте счастливы, мой друг!
Кто-то должен верить смело
В самый сказочный проект.
Кто-то должен делать дело,
Даже если шансов нет…
Хорошие стихи о природе у Владимира Шемшученко.
В альманахе присутствуют и другие неплохие поэты: Ольга Ермолаева, Светлана Леонтьева, Александр Нестругин, Светлана Сырнева, Виктор Тихомиров-Тихвинский, Татьяна Щербинина …
У каждого из них можно найти какие-то удачные стихи или строфы. Эти поэты виртуозно владеют навыками стихосложения, но их произведения, включённые в альманах, нет желания перечитать и тем более выучить наизусть.
А теперь «сменим пластинку» и перейдём к авторам, стихотворения которых, на мой взгляд, действительно можно считать лучшими образцами современной поэзии. К счастью, такие стихи в альманахе есть, хотя их и крайне мало.
Глеб Горбовский. Дойдя до его подборки, я вздохнул с облегчением: ну, наконец, встретились мастерски написанные стихи. И тут же нашёл у этого поэта строки, созвучные моему представлению о современной поэзии:
Запретная тема –
в стихах говорить о стихе.
Родимая, где мы?
В словесной увязли трухе.
Всё зыбко и мглисто,
и наши редеют полки.
Теснят модернисты
прозрачную ясность строки.
Наталья Гранцева. Образцы истинной поэзии. И гражданская лирика хороша, и стихи о родном городе. Думаю, на многих читателей произведет впечатление ода Невскому. Есть и яркие художественные образы. Лично меня восхитило:
Весенний, ночной, на копытцах стеклянных,
Как фавн обнажённый, как маленький бес,
Как в детском этюде пассаж фортепьянный,
Промчался по городу дождь – и исчез.
Виктор Кирюшин. Изящные тонкие строки, полные чувств и философского ощущения мира. В подборке этого поэта нет ни одного слабого стихотворения. Каждая строка «на месте», многие из них просто «светятся», каждое слово выверено и «отточено» настолько, насколько это возможно. Поэтому отдельные строфы хочется выучить наизусть. Разве можно забыть, например, такие строки:
Вселенная без края и конца
Вселяла б ужас до последней клетки,
Когда б не трепыхался у лица
Листок зелёный
С муравьём на ветке.
А стихотворение «Могила поэта» (Памяти Н.И. Тряпкина) заканчивается такой строфой:
Люди больны,
Времена безнадёжно глухи.
Я бы и сам не поверил в наивные сказки.
Если б не знал,
Как растут из забвенья стихи –
Чертополох, василёк и анютины глазки.
Лула Куна. Представленные в подборке белые стихи наполнены свежими и яркими чувствами. Стихи не совсем привычны, но это, – настоящая поэзия.
В целом альманах «Глагол»(2018) оставляет не очень благоприятное впечатление. Вызывает удивление и даже раздражение то обстоятельство, что, перелистав 204 страницы, читатель не находит в сборнике яркого отражения современной жизни. А значительная часть авторов вообще никак не реагируют на события, происходящие вокруг них, а назойливо пишут только в таком «ключе»: «Я не могу остановить ресницы»… Это при всём при том, что на Украине продолжают убивать русских людей, в Сирии гибнут наши парни, широкие массы трудящихся стремительно нищают, а мир без оглядки катится к новому Карибскому кризису.
Главный недостаток составителей альманаха заключается в том, что они пошли по линии наименьшего сопротивления: взяли лежащее на поверхности поэтического поля или то, что им навязали для публикации. При таком подходе имена лучших современных поэтов так и останутся для нас тайной за семью печатями. А этого случиться не должно.
Жаль, что на «карте современной поэзии» не нашлось места такому выдающемуся российскому поэту как Михаил Анищенко. Разве не представляет современную поэзию хотя бы такое его стихотворение как «Шпалы»? Вот оно:
Здесь зреют посевы невиданной злости,
Над партами всходит великий бурьян.
Мои одноклассники – кожа да кости,
Мы дети рабочих и дети крестьян.
Враждебные вихри кружатся над нами,
В деревне разруха, в полях недород;
И наши вожди, обнимаясь с попами,
Во тьму крепостничества гонят народ.
Я эту судьбу никогда не приемлю.
Не помня себя и не зная вины,
Родители наши ложатся на землю,
Как чёрные шпалы под рельсы страны.
И если убрать круговые завесы,
То можно увидеть сквозь слёзы и пот,
Как мчатся по ним золотые экспрессы,
Везущие в рай православных господ.
Или стихи Сагидаш Зукарнаевой. Как украсило бы рассмотренный нами альманах, например, вот такое её стихотворение:
Повесился месяц на сучьях.
Светает. Сажусь за весло.
На том берегу в заколючье
Забытое дремлет село.
Дощатое тело деревни
Свой век доживает мирской.
В дворах одичалых сирени
Отчаянно пахнут тоской.
Здесь время как будто бы сбилось,
И дом от затишья оглох.
И бабочка в моль превратилась
В плену паутинных углов.
Завял на завалинке ветер,
Не треснет в саду суховей,
И только в глуши о бессмертье
Поёт и поёт соловей…
Но, наверное, я хочу слишком многого. И остаётся лишь надеяться, что в следующих сборниках «карта современной поэзии» окажется более достоверной. А то ведь читатель может и заблудиться.
В поисках форм и смыслов (заметки о современной поэзии)
В ходе горбачёвской перестройки активизировались творившие в то время молодые стихотворцы, в том числе и в плане поиска новых форм и смыслов в поэзии. Например, появились «метаметафористы», среди которых заметную роль играл Алексей Парщиков. Многие его стихи вызывали недоумение и своей формой и своим содержанием. Прочитал я у него как-то следующее стихотворение:
ПОЭТ И МУЗА
Между поэтом и Музой есть солнечный тяж,
капельницею пространства шумящий едва, –
чем убыстрённей поэт погружается в раж,
женская в нём безусловней свистит голова.
Сразу огромный ботинок сползает с ноги –
так непривычен размер этих нервных лодыг,
женщина в мальвах дарёные ест пироги,
по небу ходит колёсный и лысый мужик.
Такие строки не могут оставить равнодушным ни одного читателя. И написал я тогда на этот поэтический продукт пародию под названием «О сокровенном»:
Меж поэтом и Музой – уж так повелось изначально –
Существует искрящийся солнечный тяж.
Только звякнет поэт своей лирой печальной,
Тут же Муза его тянет весело в раж.
Изливаются рифмы дождями на грешную землю,
Замирают эстеты, читая стихи нараспев…
В мире нет простоты, и я это с восторгом приемлю
И кормлю пирогами украшенных мальвами дев.
Грандиозность ботинка, скользящего с нервной лодыги,
Неразгаданность тайн, что ещё предстоят впереди,
И потоки стихов, уходящие в новые книги,
Наводнение чувств вызывают в груди.
И свистит голова, погружённая в душу поэта,
И колёсный мужик шлёт тепло с высоты…
Если кто-то прочтёт и осмыслит всё это,
Мне придётся добавить ещё темноты.
Ну а дальше – больше. Сво-бо-да! Всплыли из небытия новые футуристы, акмеисты. Стал «поднимать голову» новый декаданс. И даже открыли Академию Зауми, – и, представляете, там есть свои академики. Некоторые литературоведы даже называют это «Эпохой Возрождения русской поэзии». Появились многочисленные исследования, где подробно описываются новые течения в русской поэзии, такие как: концептуализм, постконцептуализм, нулевой стиль, неопримитив, шаржированно-гротесковая поэзия, метареализм, континуализм, презентализм, полистилистика, поэзия исчезающего «я». Не будем копаться в этих «измах» и отбирать «хлеб» у литературоведов, да и рядовому читателю это вряд ли интересно.
Ясно одно: дальнейшая литературная жизнь показала, что в ходе «эпохи возрождения русской поэзии» не появилось новых Пушкиных и Маяковских. Потому что узок круг этих революционеров в поэзии, страшно далеки они от читателей.
Говорят, что поиски новых форм и смыслов в поэзии продолжаются и сегодня. Воспользуемся лексикой нашего великого литературного критика. «Бросим взгляд» на поэзию 2017 года, которая присутствует в некоторых современных литературных журналах, и посмотрим не только на формы, но и на содержание.
Константин Кедров. «Журнал ПОэтов», № 1 за 2017 год.
Фуга для органа с роялем
Ах Бах был страстный хулиган
Был хулиган к тому же
Он музыку вгонял в орган
Она рвалась наружу
Он ей конечно доверял
Но и не доверял он
Вгонялась музыка в орган
И стал орган роялем
Рояль орган – орган рояль
И я не ты и ты не я ль
Орган-ор гам
Ор гам ор-гамм
Орган-оргазм
Оргазм-орган.
Глупость часто вырывается наружу с помощью языка. И она никогда не успокаивается на достигнутом. Тут не только форма, но и содержание отсутствует, хотя К. Кедров – доктор философских наук. (Впрочем, один неглупый человек сказал так: «У нас сегодня нет философов, а есть только профессора философии). Оказывается, блудливые мысли тоже требуют свободы слова. Прочитав этот опус, ни один читатель не испытает оргазма, если, конечно, не состоит на учёте в ПНД. И уж понять образ «рояль органа», так же как и «орган рояля» вряд ли многим под силу. Нам бы чего попроще: гармошка, балалайка…
С самого начала нам не повезло с поиском интересной формы и содержания. Но, как говорил в известном фильме Юрий Никулин, «будем искать».
Андрей Торопов. «Дети Ра», № 9 за 2017 год.
У этого автора читаем такое стихотворение:
Поэзия не эпичнеет
До философского труда.
Элегичнеет, лиричнеет,
Не эпичнеет никогда.
И мы не будем эпичнеять,
И мы останемся детьми.
Балбесно будем чародеять
Своими дряхлыми костьми.
Хочешь, чтобы над тобой смеялись, – иди в клоуны, а не в поэты.
Поэзия никогда и не претендовала, чтобы её называли философским трудом. Как раз поэзия есть и эпическая, и лирическая. И придуманные автором словесные «загогулины» не убеждают читателя в авторской правоте. Единственно, в чём прав А. Торопов, так это в том, что такие авторы, как он, в поэзии действительно «останутся детьми».
Однако, не будем расслабляться и продолжим поиск.
Максим Амелин. «Октябрь», № 7 за 2017 год.
Всего одно его стихотворение:
Свобода уходит нагая,
Такая же, как и пришла,
хромая, изнемогая,
обобранная догола,
а мы… остаёмся обломки
сухих пустоцветов сбирать,
приветливых предков потомки,
земли безмолвная рать.
Люди, не умеющие рассуждать, обожают это демонстрировать.
Более корявую метафору и не придумаешь. И чего это ради свобода «нагая», а не одетая. А какие это «обломки сухих пустоцветов» мы остаёмся собирать? На что намекает автор – не понятно. И почему «сухих», а не сырых пустоцветов. А почему «безмолвная рать»? У нас сегодня болтунов очень даже немало: и на официальном ТВ, и на телеканалах «Дождь» и «Эхо Москвы», и на Болотной…
Продолжаем наше литературное путешествие дальше.
Денис Осокин. «Октябрь», № 6 за 2017 год.
Стихотворение Д. Осокина «Ты моя лягушка» начинается такими строками:
я называю
любимого человека
лягушкой,
мешкожаберным сомом,
сусликом спящим…
А заканчивается так:
я не могу любить тех
кто не понимает
такие сравнения
Я, хоть убей, не понимаю таких сравнений. Так что мне надеяться не на что: меня Д. Осокин не полюбит никогда.
А вот следующее его стихотворение из очень большой подборки.
Скатерть
рифмовать надо так:
льнянка – мыльнянка.
полка – заколка.
ушко – ватрушка.
платье – без платья.
катит – прикатит.
пара – самара.
скатерть – и хватит.
Вся беда в том, что подобная белиберда печатается в одном из «ведущих» литературных журналов. Читают юные поэты подобную галиматью и думают: «Оказывается, вот как сегодня надо писать, чтобы тебя печатали, а не так, как Лермонтов, Есенин, Евтушенко …»
Что это? Поиск новых форм и смыслов? Или в попавшихся мне журналах окопались враги русской литературы? И как долго это будет продолжаться?
Есть литературные журналы, ежегодно публикующие сотни стихотворений, в которых присутствуют признаки поэзии (какая-никакая метафора, ритм, рифма и т. д.), а настоящей поэзии в них нет.
А, может, именно такую поэзию на страницах литературных журналов жаждет видеть сегодня основная часть читателей? И потоки «зауми», которые СМИ вот уже три десятилетия обрушивают на российский народ, не могли остаться безрезультатными? Не зря же Александр Кузьменков в своей статье «Фигню заказывали?» пишет:
«21 процент россиян считает научно-технический прогресс явлением в той или иной мере вредным (ВШЭ, 2016),
29 процентов уверены, что люди появились одновременно с динозаврами (ВЦИОМ, 2011),
25 процентов считают Солнце спутником Земли (ВЦИОМ, 2017),
64 процента считают себя православными, но половина из них не заглядывала в Библию (Фонд «Общественное мнение», 2015),
59 процентов верят в колдовство («Левада-центр», 2012).
О каком квалифицированном чтении можно говорить при таких вводных?»
Если в современном литературном процессе дела пойдут так и дальше, то Дарья Донцова со своими книжками будет лидером продаж ещё лет тридцать. И тогда русской литературе уж точно – хана. И это будет беда не только для читателей и писателей. Это будет катастрофа для всей России.
А этого бы очень не хотелось!
«Капканы» на литературной дороге
Большинство современных писательских союзов в своих программных и уставных документах позиционируют себя как «профессиональные». Складывается впечатление, что они живут в какой-то виртуальной реальности. Профессии «писатель» в России уже давно нет так же, как и профессии «кучер». Технический прогресс, знаете ли…
Прошли те времена, когда называться писателем было престижно. Но вот какой парадокс: сегодня в нашей стране насчитывается 27 писательских союзов, в которых состоит 120 тыс. членов, то есть в 12 раз больше, чем в Союзе писателей СССР.
К ним можно приплюсовать ещё миллион поэтов и прозаиков, выкладывающих свои творения на порталах «Стихи.ру» и «Проза. ру». Хорошо это или плохо? Лев Аннинский считает, что плохо: «Через Интернет литература размывается в графомании, пропадает ощущение отбора и качества, пропадает ощущение литературного процесса. Интернет – как гигантский забор, на котором каждый пишет, что хочет, и все идут мимо, не вникая».
Что же заставило членов писательских союзов и интернетовских литераторов взяться за перо? И какие «капканы» ждут их на литературной дороге? Полагаю, что необходимо остановиться на этих немаловажных обстоятельствах.
Самовыражение личности проявляется по-разному. Значительная часть пишущих стремится сделать это в том числе и с помощью Художественного Слова. Они считают, что способны рассказать читателям интересные истории, что их мысли и чувства заслуживают самого пристального внимания. Однако для решения этой задачи требуется масса условий, начиная от наличия жизненного опыта и кончая уже сформировавшимся писательским мастерством. «Сеять разумное, доброе, вечное», используя литературные штампы и клише, и получить высокую «урожайность» не получится. Даже у известных современных писателей просматриваются элементы убогости в их текстах: сюжетная вторичность, «невнятность» литературных героев, ущербность стиля, неудачная конструкция изложения, неистребимая тяга к псевдоноваторству, невнимание к деталям или переизбыток их и т. д. Про эти «капканы» и начинающий, и состоявшийся писатель никогда не должны забывать.
У литераторов процветает ложное убеждение, что, находясь в «стае», легче взлететь на литературный Олимп. Но так было во времена Союза советских писателей, когда государство предоставляло поэтам, прозаикам, драматургам, критикам громадные возможности не только для творчества и реализации их книг, но и для отдыха участников творческих организаций. И ещё не надо забывать, что наши классики 19 века не состояли в писательских союзах, однако это не помешало им создать литературные шедевры.
Формирование писательских организаций нередко носит коммерческий характер. Бизнес – этот хребет буржуазного государства – подхватил под уздцы и Пегаса. Вот лишь одна иллюстрация. Дмитрий Кравчук в 2013 году создал Российский союз писателей, руководителем которого он и стал. На официальном сайте этой структуры не сообщается, какие книги написал Кравчук, да и написал ли что-либо вообще. Понятное дело, новая общественная организация тоже обозначила себя как «профессиональный творческий союз». В настоящее время в этом союзе более пяти тысяч членов. Как можно было прочитать за пять лет и проанализировать книги такой громадной толпы и принять авторов в союз? А «ларчик просто открывался»: заплати вступительный взнос 5 тыс. рублей и ежемесячно 200 рублей за «присутствие в рядах» – и ты человек с писательским удостоверением.(А название союза, видимо, выбрано не случайно: оно созвучно другой достаточно известной общественной организации – Союзу российских писателей). Ну а Кравчук таким незатейливым образом собрал примерно 45 миллионов рублей, потратив на удостоверения для членов и другую литературную «бижутерию» 5-10% от полученной прибыли. Одним словом, бизнес – и ничего личного.
Безусловно, писательские союзы необходимы, но те, которыми руководят действительно талантливые и порядочные литераторы.
И ещё любому писателю надо знать (чтобы не попасть в очередные «капканы») тезисы, которые, пожалуй, лучше других высказал Николай Дорошенко в статье «Литература в век индустрии слов»: «Как предостерегал нас полвека назад выдающийся философ Михаил Лифшиц, либерализм гораздо опаснее гитлеровского фашизма прежде всего потому, что он не столь же груб и прямолинеен, и, значит, его «ласковая» ненависть к человеку не провоцирует его жертву на сопротивление… В современном монополярном мире писатель, не обслуживающий интересы мирового финансового гегемона, остаётся предоставленным самому себе».
Редкая птица долетит до середины Днепра, редкий писатель так бескомпромиссно отстаивает свои политические убеждения, как это делает Николай Дорошенко: «Литература и культура – это и есть всё человеческое в человеке. Заменили какую-то часть литературы и культуры информационные фабрики на свой модифицированный продукт, и в нашу жизнь вошли гей-парады, сексуальное рабство и скотство, работорговля, детская беспризорность при живых родителях, педофилия, наркомания, подростковый садизм. Дальше уступим – появится каннибализм, ритуальное, как у ацтеков и карфагенян, принесение в жертву младенцев, либо, как сказал бы Гоголь, какая-то иная чертовщина». У нас появляется всё больше таких литераторов, которые, образно говоря, попали в «капкан» беспартийности в искусстве. Они отрицают любую политику в литературе, не понимая, что «даже мнение, что искусство не должно иметь ничего общего с политикой, уже является политической позицией» (Джордж Оруэлл). Таким образом, даже Оруэлл, люто ненавидевший большевиков и СССР, полностью соглашается с мнением В.И.Ленина, которое вождь мирового пролетариата высказал в статье «Партийная организация и партийная литература». У писателей-фантастов живёт жгучая потребность высказаться, как они видят Будущее. На их литературном пути тоже есть «капканы», но кто из них и в какую космическую ловушку попал, увидят, скорее всего, только наши потомки. Подавляющее число поэтов, прозаиков и драматургов хотят лучше рассмотреть нашу жизнь, найти в ней «героев нашего времени», изобразить события такими, каковы они есть, отыскать правдивые факты и сохранить их для потомков. Но и тут их подстерегают разнообразные «капканы», ибо далеко не все литераторы обладают объективным «зрением». Кто-то страдает политической близорукостью, кто-то увлекается «полировкой действительности»; кто-то концентрирует своё внимание только на негативных сторонах жизни страны, человека, не способен увидеть светлые тона нашего бытия и создать литературные образы, которые поднимают дух читателя и подталкивают его к совершенству. Одним словом, всё не так просто. Ещё Сомерсет Моэм отмечал: «Многие хотят стать писателями… Им не следует забывать, что это чертовски трудная работа. Это творчество, а творчество не может быть лёгким».
Есть и такие литераторы, которые ухватились за перо в надежде получить славу. Они испытывают чувство торжества при виде собственного текста, напечатанного в газете, журнале или книге. У них присутствует «жажда выглядеть умнее, чтобы о тебе говорили, помнили после смерти» (Джордж Оруэлл). Такие авторы рвутся в писательские союзы, участвуют в платных публикациях, активно занимаются рекламой своего имени всеми мыслимыми и немыслимыми способами. И здесь доходит до смешного. Один литератор (не будем называть его фамилии, так как его стихи имеют хотя бы средний уровень) написал письмо президенту страны, в котором заявил, что в истории России есть всего три гениальных поэта: Пушкин, Есенин и он. И пожаловался на местную администрацию, что чиновники этого ведомства отказываются выделить деньги на издание его книг. Подобные литераторы не осознают, что Художественное Слово – это всегда новые знания о человеке, обществе, окружающем мире. И не просто поток информации, а знания, обрамлённые многоцветным эстетическим освещением.
Часть современных писателей во главу угла ставят вполне прозаическую задачу – заработать деньги. И они вынуждены писать для обывателя, художественный вкус которого уже деформирован и литературная планка потребляемого им продукта довольно низкая. Для подобного рода писателей «капкан» обозначил ещё Викентий Вересаев: «…на глазах свежий росточек таланта желтеет и сохнет».
Литературные аналитики утверждают, что не все рукописи доживают до публикации, а всего лишь около 1%. Это обстоятельство порождает ситуацию, когда писатель попадает в «капкан» отчаяния. Душевные бури безжалостно разрывают паруса надежд. Известно немало случаев, когда литераторы не могут пережить подобное состояние и добровольно уходят из жизни. Состояние апатии бывает у каждого творца. И в этом случае писатель должен взять на вооружение лозунг Эпикура: «Проживи незаметно». Но при этом не забывать и другой тезис этого философа: «Редко судьба препятствует мудрому».
Ряд наших поэтов, прозаиков, драматургов, критиков и литературоведов утверждает, что современная русская литература переживает новый расцвет. Заблуждающимся можно только посочувствовать: путеводная звезда светит и тем, кто сбился с пути. А тем, кто умышленно вводит в заблуждение общественность, необходимо напомнить, что любую ложь подстерегает капкан правды.
Почему мы перечитываем помногу раз произведения наших классиков, но нет желания хотя бы второй раз встретиться с литературными героями современных русских писателей? Для того чтобы ответить на этот вопрос самому себе, пришлось написать эти заметки.
Нужна ли нашему государству литература?
В 1917 году, когда в нашей стране свершилась революция, Россия была весьма развитой страной в плане литературы и искусства. Однако это было искусство для немногих, для образованного сословия; 85-90% населения не умели даже читать и писать.
Советская власть успешно и в сжатые сроки осуществила культурную революцию. В.И. Ленин писал, что искусство обязано быть понятно «массам и любимо ими. Оно должно объединять чувство, мысли и волю этих масс, подымать их». Это современная русская литература не способна решить эту задачу, а в то время эта цель была достигнута.
Сегодня всё чаще и громче раздаются голоса, что современная русская литература переживает острейший кризис, и это обстоятельство вынуждает задаться вопросом: в чём причины такого положения дел? И невольно заставляет обратить наши взоры к опыту наших предшественников, в том числе и к методу социалистического реализма, который был взят на вооружение при создании произведений литературы и искусства.
Абрам Терц (Синявский) в своей брошюре «Что такое социалистический реализм?» (1957 г.) отрицает этот метод как политическую несуразицу и заканчивает свою работу словами: «Мы не знаем, куда идти, но, поняв, что делать нечего, начинаем думать, строить догадки, предполагать. Может быть, мы придумаем что-нибудь удивительное. Но это уже не будет социалистический реализм». Литературные потомки Андрея Синявского действительно удивили своими «придумками», вот только восторга от них читатели пока так и не испытали.
Рамки соцреализма были весьма размыты («требует правдивого, исторически конкретного изображения действительности в её революционном развитии»), что позволило относительно комфортно чувствовать себя в литературе подавляющему большинству писателей; даже таким «нестандартным», как В. Каверин, Л. Леонов, К. Паустовский, М. Зощенко, А. Платонов и другим.
Утверждать, что социалистическая система только и занималась тем, что душила писателей, значит, уклоняться от правды. Рамки свободы творчества были сформулированы в приветствии ЦК КПСС 2 съезду советских писателей (1954 г.): «Недопустимо приукрашивание действительности и замалчивание противоречий и трудностей роста с одной стороны и надуманные конфликты, искажённое и клеветническое изображение советских людей и общества – с другой». Делегатам было предложено самостоятельно конкретизировать эти положения. И на съезде разгорелась нешуточная дискуссия, на которой звучали нелицеприятные оценки творчества даже таких писателей, как М. Шолохов, К. Симонов и других кандидатов в классики. А нам продолжают внушать, что не было никакой свободы творчества.
Английский критик Дж. Гуддон (и было немало сторонников его точки зрения) утверждал, что соцреализм «рассматривает художника в качестве слуги государства». Так оно в действительности и было. Литераторы выполняли своего рода госзаказ. Если подходить к этому вопросу иначе, есть только два варианта. Рассматривать государство в качестве слуги художника, но такой «сюжет» невозможен даже в сказке. И последний вариант: государство не обращает на писателей никакого внимания. Это как раз то, что происходит в нашей стране в последние тридцать лет. Но разве такой подход способствует развитию русской литературы? Жизнь показала, что ответ на этот вопрос отрицательный.
За первые тридцать лет советской власти, в нашей литературе появились М. Шолохов, В. Маяковский, А. Толстой, А. Твардовский… А кто из современных писателей вырос за последние тридцать лет до уровня перечисленных классиков? Убедительного ответа на этот вопрос пока никто не может дать.
Даже те, кто огульно охаивают изображение жизни в рамках соцреализма, неизбежно приходят к выводу, который сформулировал Ю. Борев в своём учебнике «Эстетика»: «Относительно мягкий, стабильный и социально озабоченный режим брежневского типа (тоталитаризм с почти человеческим лицом) сменился коррумпированной нестабильной махровой демократией (олигархия с почти криминальным лицом), озабоченной разделом и переделом общественной собственности, а не судьбой народа и государства».
Русскую литературу сегодняшнего дня создают писатели, которые трудятся на общественных началах, то есть в порядке общественной нагрузки или самодеятельности (профессии «писатель» в России уже давно нет). Вот мы и получаем художественную литературу в основном на уровне «художественной самодеятельности». Разве можно себе представить, что, создавая, например, баллистические ракеты или космические корабли, люди работали на общественных началах? Нет, конечно.
Труд поэта, прозаика, драматурга, литературного критика – это сложнейший вид деятельности. Подавляющее число современных писателей – это люди наиболее совестливые, влюблённые в русскую литературу, для которых Художественное Слово – не пустой звук. Писательство сегодня – это образ жизни бедняка и каторжный труд, но вот что удивительно: количество посвятивших себя литературному творчеству не уменьшается, а увеличивается. Не зря у Станислава Золотцева есть такие строки:
Почти нагая, почти босая,
Не перестанет сквозь кровь и слёзы,
Себя спасая и мир спасая,
Писать Россия стихи и прозу.
Даже талантливые литераторы, дабы сохранить свои тексты, вынуждены на свои кровные издавать книги тиражом 100-200 экз., следуя примеру Николая Глазкова, написавшего:
Лучшему поэту нет пути:
Всюду рамки конъюнктур и дат,
Чтоб несправедливость обойти,
Я придумал «Самсебяиздат».
У нашего правительства, которое в первую очередь отстаивает интересы олигархов, никогда не найдётся денег для писателей. Никогда! Ибо в писатели в основном идут люди с обострённым чувством справедливости, думающие о своём народе, страдающие вместе с ним.
Хорошо известно, что любая экономическая структура государства, являясь базисом, выстраивает свою политическую надстройку, к которой относится в том числе и литература. Правительство находит деньги только для тех продажных деятелей СМИ и литераторов, которые формируют по любому вопросу «нужное» общественное мнение, исходя из того, что дешевле сформировать общественное мнение, чем считаться с ним. Кураторы идеологической работы не гнушаются ничем. Озвучивают ложь, рассчитывая на то, что газетные утки способны продолжить плавание в сознании обывателей. Нередко говорят правду, например, о коррупции, но думающим людям понятно, что выносят сор из избы лишь для того, чтобы пустить пыль в глаза трудящимся.
Поэт Леонид Григорьян создал такой образ рядового гражданина новой России:
Обречённый метаться впотьмах,
Обходиться изглоданной коркой,
Уловлять шелестенье бумаг,
Быть поскрёбышем, карлой, шестёркой,
Безответным объектом ворья,
Сиротой посреди мирозданья…
Это ты, это он, это я,
Это мы накануне восстанья…
Подобные мысли и в стихах, и в прозе, и в критике высказывают многие литераторы. И наше государство будет платить им за подобное творчество? Да никогда в жизни; до тех пор, пока существует диктат Золотого Тельца.
Наше буржуазное государство олигархического типа находит деньги только для тех, кто прославляет именно такую форму правления и очерняет советское прошлое. Поэтому находятся деньги и на памятник Солженицину, и на рекламу, и на издание книг писателей-антисоветчиков.
Вот лишь один пример. Много произносится восторженных эпитетов платными либеральными критиками о поэзии Иосифа Бродского. Они рассуждают об «инструментовке и пластике его стиха», о «новых способах фиксации и утверждения реальности». Как уникальное достоинство выставляется его «композиционная неуравновешенность и лексико-грамматическая невнятица» и т. п. Поэзию Нобелевского лауреата активно пропагандировали действительно талантливые чтецы Михаил Козаков и Константин Райкин. Но как бы и кто бы ни пыжился, а народ России не обманешь: не принял он поэзию Иосифа Бродского. У стихов Есенина, Высоцкого, Евтушенко есть массовый читатель, их строки цитируют в разговорах, песни на их стихи поют, – а у Бродского ничего этого нет.
Уже четверть века государство находит деньги для всех, кто активно участвует в работе над переформатированием сознания и извращением художественного вкуса широких масс. Для этого уже десятки лет с утра до позднего вечера на телеэкране мелькают голые задницы, пропагандируются низкопробные зарубежные кинофильмы, звучит примитивный юмор «ниже пояса»… Находятся деньги и для литературных «гельманов», а их число всё растёт и растёт.
Чтобы до конца не обозлить пишущую братию, наша центральная, а кое-где и местная власть иногда бросают им кости: то несколько литературных премий, стипендий, то подкинут деньжат для «поддержки штанов» редакторам (в основном либеральных изданий), а то и «Годик литературы» объявят…
Американец Уоррен Баффетт потратил на благотворительность миллиарды своих долларов. «Российского Баффетта» днём с огнём не сыщешь; и даже если мы его и увидим, то это произойдёт, скорее всего, только во сне. Казалось бы, есть Потанин и Дерипаска. Они – основые собственники «Норникеля» (одной из крупнейших в мире компаний по производству драгоценных и цветных металлов). Уж денег-то у них столько, что можно было бы издать книги всех без исключения талантливых российских писателей. Но говорят, что деньги наших олигархов регулярно убегают в оффшоры, где и прячутся. Может быть, именно там писатели получат материальную поддержку? И, глядишь, через энное количество лет в нашем литературоведении появится новый термин – «оффшорная русская литература»? Как говорил Станиславский: «Не верю!».
К какому же выводу мы пришли? Литературная жизнь в России в последнюю четверть века, конечно, не удалась; но могло быть и хуже. Если смотреть шире, ясно одно: движению вперёд нередко мешает политическая платформа, а локомотив Истории требует капитального ремонта и замены машиниста.
Басни Крылова как источник вдохновения (из воспоминаний автора, попавшего под влияние классика)
В русской литературе есть три десятка талантливых поэтов, которых знают почти все и стихи которых читают и перечитывают. Но есть всего несколько имён, которых особенно чтят и строки которых часто цитируют в устной речи. Вы уже, конечно, догадались: это Александр Пушкин, Иван Крылов, Сергей Есенин и Владимир Высоцкий. И среди этих выдающихся художников Слова можно выделить Ивана Андреевича Крылова как единственного баснописца.
13 февраля 2019 года мы будем отмечать 250-летие со дня рождения Ивана Андреевича. Уверен, что и сегодня никто не подвергнет сомнению высокую оценку его творчества, как это иногда случается в отношении других литераторов (например, А.И. Солженицына).
Произведениями И. А. Крылова восхищались как его современники, так и любители литературы последующих поколений. Но, видимо, наиболее полную характеристику его басен дал В.Г. Белинский.
По его словам, Крылов «вполне исчерпал в них и вполне выразил ими целую сторону русского национального духа: в его баснях, как в чистом, полированном зеркале, отражается русский практический ум, с его кажущеюся неповоротливостью, но и с острыми зубами, которые больно кусаются, – с его сметливостью, остротою и добродушно-саркастическою насмешливостью, с его природною верностью взгляда на предметы и способностью коротко, ясно и вместе кудряво выражаться. В них вся житейская мудрость, плод практической опытности, – и своей собственной, и завещанной отцами из рода в род. И всё это выражено в таких оригинально-русских, непередаваемых ни на какой язык в мире образах и оборотах; всё это представляет собой такое неисчерпаемое богатство русизмов, составляющих народную физиономию языка, его оригинальные средства и самобытное, самородное богатство, – что сам Пушкин не полон без Крылова в этом отношении. Об естественности, простоте и разговорной лёгкости его языка нечего и говорить. Язык басен Крылова есть прототип языка «Горя от ума» Грибоедова… Честь, слава и гордость нашей литературы, он имеет право сказать: «Я знаю Русь, и Русь меня знает».
Мало кого из поэтов так часто перечитывают как Крылова. Почему? Если ответить на этот вопрос одной фразой, потому, что его басни – это проявление высшей степени литературного таланта.
Многие строки из басен Крылова поднялись до уровня афоризмов (не будем их цитировать – они всем известны). Эти крылатые выражения вошли в речь каждого из нас. Они способствуют тому, что мы можем кратко и выразительно оценить чьё-то поведение или житейскую ситуацию. Басни Крылова заключают в себе мудрые истины, взятые из жизни. Поэтому они всегда современны.
Сюжеты для своих произведений И.А. Крылов нередко брал у Эзопа, басни которого звучали в прозе. И старые истории обретали новую окраску, а вместе с тем и новую жизнь.
Одним из самых популярных образцов творчества Ивана Андреевича является басня «Ворона и Лисица». Это стихотворение написано настолько захватывающе, что поэты-любители из простонародья, используя нередко и острое словцо, переделывают басню на свой лад зачастую применительно к сегодняшнему дню. Сюжет Крылов взял из басни Эзопа «Ворон и Лисица». Вот эзоповский текст:
«Ворон унёс кусок мяса и уселся на дереве. Лисица увидела, и захотелось ей получить это мясо. Стала она перед Вороном и принялась его расхваливать: уж и велик он, и красив, и мог бы получше других стать царём над птицами, да и стал бы, конечно, будь у него ещё и голос. Ворону и захотелось показать ей, что есть у него голос; выпустил он мясо и закаркал громким голосом. А Лисица подбежала, ухватила мясо и говорит:
«Эх, Ворон, кабы у тебя ещё и ум был в голове, – ничего бы тебе больше не требовалось, чтоб царствовать».
Басня уместна против человека неразумного».
Согласитесь, художественная ценность басен Крылова и Эзопа существенно разнится. Басня Крылова стоит неизмеримо выше с точки зрения богатства художественно-изобразительных средств. И как итог – становится литературным шедевром. Образно говоря, Иван Андреевич взял подходящий камень и сделал из него великолепную статую, которой люди восхищаются уже двести лет.
Можно привести немало примеров из истории всемирной литературы, когда отдельные талантливые произведения являлись источником вдохновения для писателей и поэтов при создании своих текстов.
Для меня источником вдохновения нередко была басня И.А. Крылова «Ворона и Лисица». Однажды я подумал: «А что если сыр будет не в клюве Вороны, а в пасти Лисицы? Ведь зачастую человек с «лисьим» характером совершает глупые поступки». И написал такую басню.
ГОЛОДНАЯ ВОРОНА
Опушка леса. Дуб. Голодная Ворона.
Внизу бежит Лиса и в пасти держит сыр.
«Мне эта ситуация знакома, –
Ворона думает, – сейчас устроим пир».
– Красавица, я вижу ты с добычей,
Тебе сегодня крупно подфартило,
Устроишь пир горой, но я бы лично
На высшем уровне пирушку закатила.
Такой продукт! И есть в пыли – постыдно.
А насладиться сыром с высоты,
Откуда всё, как на ладони, видно
И нет наземной пошлой суеты –
Вот высший шик!
Вот именины духа!
Не сомневайся, лезь сюда ко мне.
Лиса сначала слушала вполуха,
Воронью мысль не уловив вполне.
Но семя брошено – и появились всходы.
Лиса решила: «Что я, птицы хуже?
Конечно, нет! Ведь высшей я породы.
Да, наверху себе устрою ужин».
И, разбежавшись, прыгнула Лиса.
И не на ветку. Прямо в небеса.
Но мерзкое земное притяженье
Не поддержало лисьего решенья.
Кружилась от паденья голова.
Сыр выпал – с ним была Ворона такова.
И хитрость, к большему стремясь,
Ударить может мордой в грязь.
На этом моё «увлечение» сыром, Вороной и Лисой не закончилось. И на свет появилась и такая басня.
СТАРАЯ ИСТОРИЯ
Сюжет известен всем: Лиса, Ворона, сыр,
Но диалог другой – ведь изменился мир.
– Когда б читала ты творения Крылова,
То хоть одно произнесла бы слово.
«Жди, – думает Ворона, – я не дура…»
– Но у Ворон столь низкая культура,
Что ты и букв знакомых не найдёшь.
Куда тебе читать!
– Какая ложь!
И не стерпев последней лисьей фразы,
От возмущенья потерявши разум,
Ворона каркнула, лишив себя обеда…
Без выдержки не может быть победы.
Жизненные ситуации, которые приходилось наблюдать, вновь и вновь возвращали меня к знаменитой басне Крылова и порождали новую «порцию» вдохновения. Так были написаны ещё две басни с обсуждаемыми персонажами.
ПЛАТА ЗА ЛЕСТЬ
Лиса. Ворона. Сыр. И сырный аромат,
Которым дуб с Вороною как облаком объят.
Лиса от сыра млеет
И льстит Вороне, аж язык потеет.
Ворона ж, стиснув клюв, молчит себе и ждёт,
Что рыжая ещё изобретёт.
Лисица – ас в словесных пируэтах –
Давно оставив сзади всех поэтов,
Плетёт рулады, не жалея силы.
Слова Лисы Вороне гладят уши:
Какое счастье вновь и вновь их слушать.
И море лести птицу подкосило.
И знала ведь, что сыр – похвал причина,
Его добившись, скроется Лиса,
Но каркнула от счастья дурачина,
На суть вещей закрыв на миг глаза.
Что тут поделать – так устроен мир,
Нет даже слова правды в райском пенье,
Но всё же мы льстецам кидаем сыр
В награду за блаженные мгновенья.
БЕСПЛАТНЫЙ СЫР
Мышь как-то утром рыскала в лесу,
Чтоб к завтраку найти себе съестного.
Вдруг видит сыр, Ворону и Лису –
Совсем как в басне дедушки Крылова.
Ворона держит сыр. Лиса слюной исходит,
С куска заветного горящих глаз не сводит
И пудрит хитрой речью птице мозг.
Ворона слушает и тает, словно воск.
В конце концов глупышка клюв раскрыла
И потеряла бдительность и сыр.
Мышь этот сыр, естественно, схватила,
Подумав радостно: «Устрою нынче пир».
Лиса с Вороной – старые плутовки –
Вновь получили завтрак в мышеловке.
«Образ» сыра не давал мне покоя и после реставрации капитализма в России. Я всё размышлял, что и как бы Иван Андреевич, окажись на моём месте, написал, если взял бы на «вооружение» Ворону, Лисицу и сыр? И у меня получилось вот что.
ЛИСА И СЫР
Лисица как-то раз, учуяв запах сыра,
По старой памяти немедленно решила:
Опять Вороне Бог послал презент.
Какая всё-таки удачливая птица!
И я благословляю сей момент,
Ведь Бог велел, как помнится, делиться.
Горя надеждой, понеслась Лиса
Туда, откуда сырный аромат
Всё продолжал заманчиво струиться.
Вдруг видит: на поляне ёлок ряд.
И сыр на каждой в фирменных пакетах.
Под ними россыпь красочных буклетов
И надпись на плакате: распродажа.
Лиса дар речи потеряла даже.
Зато Ворону просто понесло.
Она хвалила сыр и так и этак,
В запале шустро прыгала меж веток,
Лисицу захлестнув потоком слов.
Ворона каркала, шептала, даже пела.
В конце концов Лисица ошалела,
И в результате весь скупила сыр.
Два дня к себе в нору его носила
И всех своих знакомых пригласила
На уик-энд пожаловать на пир.
С тех пор Лисица к сыру охладела.
И всё твердит: вот бизнес – это дело.
Как это ни парадоксально выглядит, но Иван Андреевич подтолкнул меня к написанию и такой басни.
КОРОНА И СИР
Короне как-то Бог
Послал такого Сира,
Который лишь и мог,
Что говорить красиво.
В делах же Сир был слаб.
Корону водрузя
И скотчем укрепив, чтоб не сползла до плеч,
Кого хваля, кому грозя
Сир закатил пред подданными речь.
И Сиру зал
Рукоплескал.
И в каждом слове мудрость видел.
Корону этот пыл обидел.
«Да что он стоит без меня? –
Она воскликнула в запале. –
И почему сидящих в зале
Носитель мой очаровал?
Возьму я и уйду к другому!».
В ту ночь она ушла из дому.
И где-то бродит до сих пор.
А Сир народом сброшен с трона.
Кому он нужен без короны?
Вы будете смеяться, но вот такой неизгладимый след на всю жизнь оставила в моей душе басня Крылова «Ворона и Лисица». И, думаю, не я один попал под влияние классика.
Хвалить нельзя ругать
Ни разу мне не приходилось читать или слышать, чтобы главный редактор какого-нибудь современного литературного журнала высказал критику в адрес своего издания. Зато очень часто мы видим, как эти руководители с завидным энтузиазмом расхваливают свои детища, называя их то ведущими, то межрегиональными, то международными… Да назови они их хоть межгалактическими, качество публикуемых текстов от этого лучше не станет.
Некоторые литературные сайты у нас превратились в стенгазеты для писателей, и качество их материалов вызывает ассоциации со стендами сельских клубов. На одном из таких сайтов прочитал интервью главного редактора литературного журнала «День и ночь» Марины Саввиных, которое она давала Нине Ягодинцевой. В заключение интервью Н. Ягодинцева то ли всерьёз, то ли руководствуясь принципом, что лесть «в сердце каждого отыщет уголок», заявила: «Действительно, журнал «День и ночь» за четверть века большого литературного диалога с читателями стал ярким культурным явлением». В интервью прозвучало, что тираж журнала 1200 экз. и 1000 экз. поступает в библиотеки края. Значит, подписчиков человек 100-150. И количество подписчиков, конечно же, стопроцентно подтверждает вывод, что журнал «День и ночь» «стал ярким культурным явлением». Как ни крути, а любую ложь подстерегает капкан правды.
Вот и попробуй поспорить с Алексеем Татариновым, который заявил: «Совсем нет гениев, исчезли творцы, готовые умирать за собственные сюжеты; одни игроки и ремесленники».
Кирилл Шишов в своей статье «Избранница муз. О поэтическом творчестве Нины Ягодинцевой» анализирует стихи её сборника «Избранное» и заканчивает словами: «Остаётся только констатировать как доказанный факт наличие в русской поэзии мощного поэтического таланта». Однако приведённые в статье стихи Нины Ягодинцевой никак нельзя назвать доказательством таланта. Вот примеры.
Когда позор, тоска, бессилье
Отравят грудь –
Для тайных странствий по России
Есть Млечный путь…
Или:
Страна умирать не хочет. Она живёт
В бессрочной коме… Открой теперь и прочти,
Что было написано в тысяча девятьсот
Восемьдесят четвёртом, с каких высот
Летела в стаю пущенная стрела
И круг её вечерний разорвала…
Или:
Моя любовь навсегда останется здесь,
На этой горькой земле,
Вымирающей каждый день,
Чтобы просто жить,
В потоках липкой,
Политой синтетическим шоколадом лжи…
В статье процитировано сто шестьдесят поэтических строк Н. Ягодинцевой, – и ни одна строфа не подтверждает вывода автора статьи о наличии «мощного поэтического таланта», а скорее наоборот – его отсутствии. Может быть, К. Шишов выбрал не самые лучшие строки из сборника? Возможно.
Но ясно одно: ознакомившись с указанной статьёй, читатель не проявит ни малейшего интереса к поэзии Н. Ягодинцевой. И что ещё характерно: в статье нет ни одного критического замечания. Видимо, по мнению автора статьи, Нина Ягодинцева как секретарь Союза писателей России относится к категории «священных коров», а читатель так и не получил объективной картины поэтического творчества известного литератора. И получается, что Кирилл Шишов строит вокруг всякой элементарной залепухи мудрёный крендель.
Проштудируешь сотню подобных рецензий и впрямь поверишь, что не только русская проза и поэзия умирают, но и литературная критика. Впрочем, этого произойти не может, потому что, как пошутил Лев Аннинский, после смерти русской литературы литературные критики должны будут объяснять, почему это произошло.
А сколько написано хвалебных статей о постмодернистских «изысках» Владимира Сорокина. Судя по тому, что тиражи его книг растут как на дрожжах, убедительных отповедей его творчеству крайне мало. Наиболее точно тексты В. Сорокина охарактеризовала Людмила Улицкая: «… в этом литературном пространстве усматриваю некоторое соревнование по части того, кто дальше зайдёт в смелых комбинациях орального и анального секса, труположства и каннибализма».
Когда в одном из интервью Александра Архангельского спросили: «Кто недооценён читателями или критикой в современной литературе, а чьи репутации сильно раздуты?», он ответил: «Про коллег – либо хорошо, либо ничего». Такая страусиная позиция явно не способствует упрочению роли критики и её поступательному развитию в современном литературном процессе.
Однако не всё так уж скверно. Радует, что есть у нас талантливый литературный критик-фельетонист Александр Кузьменков. Он как диверсант, заброшенный из Сибири в литературные столичные круги, с целью пускать книги-«бронепоезда» под откос. И делает это с завидным мастерством; он переполнен злости, потому что «машинисты» этих «бронепоездов» – враги русской литературы.
Иван Зорин очень точно подметил, что сегодняшняя «литература, следуя духу времени, обернулась к «среднему» классу; тот, кто жаждет популярности, должен ориентироваться на офисных работников с их вкусами, эстетическим уровнем, представлениями о жизни. В сущности, эта субкультура воспевает мещанские ценности…».
Курс нынешней отечественной словесности – это курс на массовость, на приключения, на карнавальность. Против подобной политики активно выступает Владимир Бондаренко.
В одном из интервью он озвучил такой архиважный тезис: «Сама Русь – это изначально соединение азиатского и европейского начал. Это непреодолимое, непонятное для всего остального мира внутреннее противоречие и делает нас отдельной цивилизацией, не похожей ни на Европу, ни на Азию. Поляризация неизбежно выходит на поверхность – возникают славянофилы и западники, почвенники и космополиты. Их противоборство, схватка развивает способности, напрягает до предела и вырастает русский гений». И далее: «Если ты увидел нового героя, новый национальный тип, такой как Обломов, Павка Корчагин… то ты стал частью национального бытия России. Если же ты не сумел нащупать своего героя, то, как бы ты хорошо ни написал, останешься никем».
Сомнительно, что известные современные русские писатели отыскали «героя нашего времени». Чтобы это произошло, нужны свежие писательские силы, не обременённые постмодернистскими причиндалами и способные «нащупать своего героя». И эти силы зреют среди молодых литераторов. Однако их почти не видно, а отсутствующие априори лишаются права голоса. В условиях сегодняшнего дня этим писателям крайне необходима поддержка государства, как в некоторых других странах. Например, в Эстонии государство за свой счёт издаёт книги малоизвестных писателей и поэтов. Похожая ситуация в Норвегии. Таким образом, у неизвестного талантливого литератора появляется не мифически-интернетовская, а реальная возможность предстать «пред очи» читателя.
А что же в этом отношении предпринимает наше государство? Ответ на этот вопрос известен всем. Трудно, ох как трудно молодому талантливому писателю самому вырваться из душной атмосферы Золотого Тельца и вытащить «на свежий воздух» читателя. «Люди, живущие только хватательными инстинктами, неспособны к восприятию больших идей» (Л. Сычёва).
Каждый отрезок времени в жизни нашей страны можно охарактеризовать одной фразой. Лучшей характеристикой на сегодняшний день будут, видимо, слова М.Е. Салтыкова-Щедрина: «Что-то заговорили о патриотизме, наверное, опять проворовались».
Особенности гражданской лирики Михаила Анищенко
Эпиграфом к этой статье можно было бы поставить короткое стихотворение Михаила Анищенко:
Разбит мой мир, растоптан и подавлен
И, в ожиданье божьего суда,
Я, как свеча, над родиной поставлен.
Чтобы сгореть от вечного стыда.
У поэта много стихотворений, которые по меркам литературоведов относятся к разряду гражданской лирики. И каждое из них не может оставить равнодушным читателя. Рассмотрим некоторые его стихи.
ВИНА
Над храмом менялись закаты,
И слышалось ночью и днём:
«О Господи! Мы виноваты!
Мы все виноваты во всём!»
Неслышно душа погибала.
Вина молотила людей:
Сначала к земле пригибала,
Потом превращала в червей.
«Покайтесь!» – лукавый мессия
Крестил механический лоб.
Мы падали ниц. И Россия
Ложилась живою во гроб.
Я проклял и храм, и Отчизну,
И понял в дырявой избе:
Вина – есть предательство жизни,
Ещё непонятной тебе.
Я вижу иную дорогу,
Где помнит моё естество:
Вина – есть пощёчина Богу,
За всё, что пришло от него.
В стране и учениях – ложно.
Темно за поповским плечом.
Божественно всё, что безбожно,
Никто не виновен ни в чём!
Нас уже много лет призывают покаяться. В том, что совершили Великую Октябрьскую социалистическую революцию, на знамени которой было написано «Заводы и фабрики – рабочим, землю – крестьянам, мир – народам!» В том, что в сжатые сроки провели индустриализацию – и тем самым укрепили обороноспособность страны и спасли её от нашествия европейских варваров. В том, что открыли тысячи вузов, техникумов и ПТУ для детей рабочих и крестьян. В том, что победили немецкий фашизм, который англичане с французами не смогли одолеть. В том, что первыми вырвались в космос. Виноваты и в том, что вырастили Игоря Курчатова и Жореса Алфёрова, Георгия Жукова и Константина Рокосовского, Сергея Бондарчука и Эльдара Рязанова, Михаила Шолохова и Александра Твардовского.… Да всего тут не перечислишь, за что нам надо каяться.
Михаил Анищенко – поэт-гражданин. Он всегда чувствовал свою ответственность перед обществом, – что и отразилось в его творчестве. Переживания за всё происходящее были в его жизни самыми удручающими и горькими до физической боли в сердце.
ШПАЛЫ
Здесь зреют посевы невиданной злости,
Над партами всходит великий бурьян.
Мои одноклассники – кожа да кости,
Мы дети рабочих и дети крестьян.
Враждебные вихри кружатся над нами,
В деревне разруха, в полях недород;
И наши вожди, обнимаясь с попами,
Во тьму крепостничества гонят народ.
Я эту судьбу никогда не приемлю.
Не помня себя и не зная вины,
Родители наши ложатся на землю,
Как чёрные шпалы под рельсы страны.
И если убрать круговые завесы,
То можно увидеть сквозь слёзы и пот,
Как мчатся по ним золотые экспрессы,
Везущие в рай православных господ.
Поэт подчёркивает, что люди, имеющие власть и богатство, думают только о себе. Они предатели своего народа. Заметим, что достоинство стихотворения в психологически точном изображении чувств и переживаний лирического героя. Плохое питание – и результат «кожа да кости», потому что они «дети рабочих и дети крестьян». И это не остаётся без последствий: «здесь зреют посевы невиданной злости». При чтении строки «Враждебные вихри кружатся над нами» сразу вспоминается революционная песня «Вихри враждебные веют над нами, тёмные силы нас злобно гнетут…».
Современная «тьма крепостничества» – это понятие довольно широкое: нет денег – сиди безвыездно по месту жительства, не могут родители заплатить за учёбу – дорога в вуз тебе перекрыта, хочешь отдать детей научиться танцам – плати бешеные деньги, не хочешь в старости ходить беззубым – скопи миллион рублей … и этот список можно продолжать и продолжать. Для чего же «родители наши ложатся на землю»? (Учёные подсчитали, что в результате экономического геноцида общие демографические потери России с 1991 по 2010 год составили около 32 миллионов человек.) Ответ на этот вопрос сформулирован в стихотворении чётко и ясно: чтобы золотые экспрессы развозили православных господ по всему миру в райские уголки.
Злость «невиданная», бурьян «великий», завесы «круговые», экспрессы «золотые» – эти яркие эпитеты усиливают эмоциональность при чтении стихотворения. А метафора «родители наши ложатся на землю» и сравнение «как чёрные шпалы под рельсы страны» подчёркивают весь трагизм свершившегося.
Поэт уверен: до тех пор, пока актуальна тема страдания народа, художник не вправе её забывать. В этом отношении поэзия Михаила Анищенко иН.А. Некрасова – «родственные души».
ДЕНЬ ПОБЕДЫ
День Победы. Смертная тоска.
Как вагон, Россию отцепили.
Подменили даты и войска,
И героев павших подменили.
Мир спасён. Америке – виват!
Для России – водка и корыто.
Что ты плачешь, маленький солдат,
За проклятым Одером зарытый?
Возрождайся, память, без обид
Под сияньем воинского флага!
Что Париж, Варшава и Мадрид,
Что весь мир без взятия Рейхстага?
Русский дом измазали смолой,
Оплели лукавыми словами.
Встань, солдат, над пеплом и золой,
Посмотри в утраченное нами.
Там, вдали, где праведники лбом
Бьются в пол святого каземата,
Спит Земля в сиянье голубом
Под пилоткой русского солдата.
Драматизм содержания первой строфы определяет всю последующую тональность стихотворения.
Есть такая профессия: бороться с Правдой. «Историки-демократы» сегодня вбивают в головы молодёжи мысль, что героями Великой Отечественной войны были вовсе не такие, как Александр Матросов или Зоя Космодемьянская, а такие типы, как генерал Власов, который, якобы, «боролся с тиранией Сталина». И, к сожалению, кто-то, в том числе и среди взрослых людей, уже «клюнул» на эту «наживку».
Рассказывая о создании стихотворения «Я убит подо Ржевом», А.Т. Твардовский отмечал: «…неизбывное ощущение как бы себя в них, а их в себе, – так приблизительно можно определить эту мысль и чувство». То же самое мы видим и в этом стихотворении. Поэт обращается к «маленькому солдату» как к живому. Этот солдат «за проклятым Одером зарытый», лучшего эпитета «проклятый» к слову «Одер» и придумать невозможно. «Мир спасён. Америке – виват!» Михаил Анищенко совершенно верно заметил, как беснуются некоторые политики и лже-историки, переписывая историю типографской краской; ту историю, которая писалась кровью наших дедов, отцов и матерей.
«Для России – водка и корыто», «Русский дом измазали смолой», – в этих строках и щемящая любовь поэта к России, и мучительные переживания за её судьбу, и упрёки в её адрес. Обратим внимание ещё на одну особенность лирики Михаила Анищенко: он хорошо знает историю своей страны, обычаи и нравы и часто использует это. Раньше по деревенскому обычаю дёгтем или смолой мазали ворота того дома, в котором живёт девушка, не отличающаяся нравственным поведением. Бывали случаи, когда таким образом пытались оклеветать человека. Вот и сегодня измазавшие «ворота» России живут в надежде, что в нашей стране найдутся те, кто тоже будет презирать и оскорблять её.
Михаил Анищенко с горечью предлагает павшему солдату посмотреть на «утраченное нами», – тем самым бросая упрёк и всему нашему поколению. К счастью, наш президент «услышал» призыв поэта, что надо возрождать память «под сияньем воинского флага» – отсюда и Крым, и Сирия. И как бы подводя черту, поэт констатирует, что «спит земля в сиянье голубом» именно «под пилоткой русского солдата», а не под пилоткой английского, американского или, уж тем более, французского солдата.
ЕСЕНИНУ
Пора в последнюю дорогу.
Пришла повестка – не порвёшь.
И мы уходим понемногу
Туда, где ты теперь живёшь.
Глаза прищурены до рези…
Во тьме, за линией судьбы,
Мы тоже жили в «Марсельезе»
И Русь вздымали на дыбы.
Мы тоже видели с пригорка
Погосты, храмы и кресты.
И золотой закат Нью-Йорка
Мы ненавидели, как ты.
Но снова сумрак над землёю,
Народец холоден и сер;
И свято место под петлёю
Свободным держит Англетер.
Давай, Серёжа, громко свистнем
И, в ожидании весны,
В одной петле с тобой повиснем,
Как герб утраченной страны.
Интонация стихотворения такая, как и должна быть: в тексте звучит что-то личное, казалось бы, не для огласки. Но даже здесь, в этом личном послании, слышен голос поэта-гражданина. Да, уже сломленного обстоятельствами жизни, но ни на сантиметр не сошедшего с дороги Чести, Совести и Правды. Почему именно к Сергею Есенину обращается поэт, а не к А.С. Пушкину или другому классику? Видимо, потому, что Михаил Анищенко чувствовал свою «поэтическую» и житейскую близость именно с Сергеем Есениным. «Новый» Есенин верит, что он тоже останется в анналах русской литературы. В одном из стихотворений Михаил Анищенко пишет: «Ухожу.… Но, словно Пушкин, весь я тоже не умру». Именно поэтому и готов вместе с Сергеем Есениным сунуть голову в петлю, чтобы все наглядно увидели, как выглядит «герб утраченной страны».
«Мы тоже жили.… И Русь вздымали на дыбы». Этими строками поэт говорит от лица своего поколения, когда одни вздымали на дыбы Россию, а другие, и их было подавляющее большинство, безропотно молчали. В стихотворении мы наблюдаем предельную искренность и ясность мысли. Виртуозно созданные метафоры помогают не только глубже понять идейное содержание произведения, но и получить читателю эстетическое наслаждение. Каждая строфа поражает остротой восприятия мира поэтом. И метафоры, и удачно подобранные эпитеты усиливают чувство безысходности, тоски.
Русская поэтическая традиция создала два устойчивых образа поэта: поэт-пророк и друг-стихотворец. Как поэт Михаил Анищенко выступает и в той, и в другой ипостаси. Одно из его стихотворений, где он выглядит как поэт-пророк, начинается словами:
Оказалась мёртвой Родина.
Как ни взглянешь – всё тоска.
А заканчивается так:
Всё предсказано, измерено.
Как всегда под свод оков,
Крысы выстроят империю,
Гимн напишет Михалков.
Всё случилось так, как и предсказал поэт. У простых тружеников – оковы бедности и нищеты, умственной и духовной деградации, болезней и преждевременной смерти. Сергей Михалков написал «какой нужно» гимн. «Крысы» уже лет десять как строят империю.
Через несколько дней после смерти Михаил Анищенко получил от читателей звание «народный поэт». Пройдут годы и он, без сомнения, станет народным поэтом не только на портале Стихи.ру, но и таким же народным, как Сергей Александрович Есенин.
Люблю тебя, как любят неземное (тема любви и дружбы в лирике Михаила Анищенко)
Выдающийся русский писатель Валентин Распутин писал: «…Вольно или невольно мы подошли сегодня к черте, когда слово становится не частью жизни, одной из многих частей, а последней надеждой на наше национальное существование в мире». И он, разумеется, прав. Именно лучшие образцы художественной литературы поднимают дух народа в годы тяжёлых испытаний, помогают полноценно жить в мирное время, доставляя нам не только эстетическое удовольствие, но и обучая нас, наставляя, воспитывая и делая нас мудрее. И особенно незаменимо для нас поэтическое Слово. Оно и в виде песни, и в лирическом оформлении, и в форме басни оказывает сильное воздействие на людей и способствует тому, чтобы каждый стремился стать настоящим человеком. Великий пролетарский писатель А.М. Горький восклицал: «Прославим поэтов, у которых один бог – красиво сказанное бесстрашное слово правды!» И таким поэтом, у которого всё это было, с уверенностью можно назвать Михаила Всеволодовича Анищенко. Поэт писал о судьбе России, о состоянии своей души, о людях, о родной природе – и везде у него звучало «бесстрашное слово правды». Искренно и проникновенно он писал и о любви и дружбе. Давайте почитаем некоторые его стихи на эту тему.
ЗВОНОК
Дождь барабанил по окнам.
Тренькнул звонок.
Он встал,
Снял трубку:
– Алло?! –
И вздрогнул,
И крикнул в неё: – Я ждал!
Вы где? На вокзале? Я буду!
Не слыша в ответ ничего,
Кричал он и верил,
Что чудо
Сбывается в жизни его.
Потом он бежал через ливень
Туда, где светился вокзал,
И, мокрый до нитки,
Счастливый,
Шептал, задыхаясь:
– Я ждал!..
А там, у большого вокзала,
В сырой непролазной ночи,
Она ещё трубку держала
И слышала, как он кричит.
Поодаль мужчина с вещами
Крутил её старенький зонт.
И вновь репродуктор вещал им,
Что поезд сейчас отойдёт.
И ждать было глупо чего-то.
Но было обидно и жаль,
Что тот, кто играл её зонтом,
Ни разу вот так не кричал.
В одном стихотворении – целая повесть о любви. И мурашки по коже при чтении. И не хочется здесь выискивать ни удачных метафор, ни ярких эпитетов, ни других художественно-изобразительных средств. Почти у каждого из нас была в жизни или безответная любовь, или расставание с любимой по глупости. Со временем ко многим приходит и осознание утраты чего-то необыкновенного, и жажда любой ценой вернуть утраченное. Но не всегда и не у всех это получается. Не получилось и у лирического героя стихотворения. И какую великолепную поэтическую находку мы увидели в стихотворении! Он – без зонта в ливень (то ли забыл в порыве, то ли у него его нет вовсе) и другой мужчина – «тот, кто играл её зонтом».
ЭЛЕГИЯ
Надрывается ветер заблудший,
Колобродит всю ночь в камыше.
И чем хуже погода, тем лучше
Почему-то теперь на душе.
Ничего, я с дороги не сбился
И совсем не знаком с ворожбой.
Я в счастливой рубахе родился
И снимал её только с тобой.
А теперь возле дома слепого
Я хожу, словно вор, без огня…
Хорошо, что ты любишь другого,
Как когда-то любила меня.
Хорошо, что без боли и страху
Ты мне машешь рукой на ходу,
Что мою голубую рубаху
Носит пугало в нашем саду.
Лирический герой встретил женщину, которую полюбил («Я в счастливой рубахе родился») и был ей предан («и снимал её только с тобой»). Теперь у неё другой мужчина, но лирический герой по-прежнему желает ей только добра и таких же светлых чувств, которые когда-то она испытывала к нему. И как у порядочных людей, расстались, но тепло друг к другу в душе не выветрилось. Чувства «выцвели», как старая рубаха, которую «носит пугало в нашем саду».
Видимо, это стихотворение – часть биографии поэта: с первой женой он разошёлся и жил с другой женщиной.
Когда больше узнаёшь о жизни Михаила Анищенко, то видишь, что разрыв между личной жизнью и стихами у него минимальный. Поэт много раз признавался в своей лирике, что жить ему тошно:
Я устал от тоски. Я не сплю.
Я стою у окна. Замерзаю.
Боже мой! Как я мир не люблю,
Как устройство его презираю.
И он искал для себя опору в любви. И нашёл женщину, близкую ему по духу, которую стал называть Омелией. Жили они в селе Шелехметь в полуразвалившемся доме. А накануне, как писал Михаил Анищенко, «мы бросили город, бросили всё, что было, переплыли через Волгу, словно через Лету, и стали жить в деревне. Вернее – выживать. Мы жили без денег и благ. Замерзали зимой без дров. Жили без электричества, сжигая запас толстых хозяйственных свечей…».
Поэту помогали выживать поддержка любимой и литературное творчество:
И я разгибаюсь в ночи как подкова,
Как олух небесный, глаголю: «Держись…»
Спасибо за жизнь тебе, русское слово,
За то, что ты снова богаче, чем жизнь.
Есть у Михаила Анищенко стихотворение «Я воду ношу», которое сегодня исполняется как романс:
Я воду ношу, раздвигая сугробы,
Мне воду носить всё трудней и трудней.
Но как бы ни стало и ни было что бы,
Я буду носить её милой моей.
Река холоднее небесного одра.
Я прорубь рублю от зари до зари.
Бери, моя радость, хрустальные ведра,
Хрусти леденцами, стирай и вари.
Уйду от сугроба, дойду до сугроба,
Три раза позволю себе покурить.
Я воду ношу – до порога, до гроба,
А дальше не знаю, кто будет носить.
А дальше – вот в том-то и смертная мука,
Увижу ли, как ты одна в январе
Стоишь над рекой, как любовь и разлука,
Забыв, что вода замерзает в ведре…
Но это ещё не теперь, и дорога
Протоптана мною в снегу и во мгле…
И смотрит Господь удивлённо и строго,
И знает, зачем я живу на Земле.
Знаем и мы, зачем жил на Земле человек, которого звали Михаил Анищенко. Казалось бы, поэт набирает воду в реке и несёт вёдра домой. И, на поверхностный взгляд, это всё, о чём сказано в стихотворении. Но это далеко не так. В этом шедевре множество смыслов: и заботливое отношение к любимой женщине; и обеспокоенность будущностью этой женщины, когда он уйдёт из жизни; и паршивое физическое самочувствие поэта, и пейзаж суровой зимы, и сомнение в православном обещании жизни после смерти («Увижу ли, как ты одна в январе»). Это стихотворение носит очень личный характер. Будто бы поэт пишет жене письмо, в котором высказывает всё, что его мучает, пока носит воду.
А вот другое его стихотворение:
Концы с концами не сведу.
Темна последняя тетрадка.
И я, любимая, уйду,
Сгорю, растаю без остатка.
И я, любимая, уйду
Туда, где смерти не боятся.
И ты, как ласточка в аду,
Начнёшь над памятью метаться.
Но там, где муки, тлен и плен,
Ты будешь вечною женою…
«Скажи, мой миленький, зачем
Ты не забрал меня с собою?»
Скажу: «Любимая, живи,
Топчи заветную дорогу!
От нашей веры и любви
Теплее родине и Богу.
Живи в остуде и бреду,
Во сне живи и круговерти,
Живи, как ласточка в аду
И как зачатье после смерти!
Литературоведам ещё предстоит изучить многогранный поэтический язык Михаила Анищенко, и, я уверен, они увидят в его поэзии много того, что мы, рядовые читатели, не видим. Есть же какая-то тайна в его поэзии? Иначе бы мы не восхищались художественно-изобразительными средствами в его лирике. Он очень тщательно, до изнеможения работает над Словом, – поэтому и сам пишет, что «синеглазый майский гром плохие рифмы ставит к стенке и рубит штампы топором».
Следующие строки поэта подтверждают этот вывод:
Любить. В тумане краснотала
Ломать всю ночь серёжки верб
И понимать, что жизни мало,
Уже идущей на ущерб,
Чтобы любить её, токуя
В ночи, без проблеска огня…
Любить её. Одну. Такую,
Уже забывшую меня.
Как и большинство мужчин, поэт не раз увлекался женщинами:
Я буду грустить, улыбаться,
Смотреть на тайгу за окном,
В случайных попутчиц влюбляться
И мучиться долго потом.
Однако по-настоящему Михаил Анищенко любил в своей жизни, видимо, только два раза. О любви нельзя написать талантливо, если не было большого чувства. В этом мы убедимся, если прочитаем стихотворение поэта «Ищу тебя»:
Во мне ты видишь пору листопада,
Когда прозрачны мысли и мечты,
Когда ни слов, ни музыки не надо,
Когда и так все помыслы чисты.
Ты вся во мне, и мы с тобою двое…
Среди миров, затерянных во мгле,
Люблю тебя, как любят неземное
Потерянные люди на земле.
В вопросах любви всю жизнь нам приходится «сдавать» экзамены: разлуки, ревность, мимолётные увлечения.… Судя по лирике Михаила Анищенко, он был однолюбом, и в одном из стихотворений он признаётся: «но возил любовь в салазках над обрывами разлук». И такой вывод подтверждается выдержкой из его другого стихотворения:
Бьёт в лицо снегопадом.
На земле гололёд.
Но любимая рядом
Как спасенье идёт.
Эти руки и губы
Не остыли во мгле.
Значит, есть однолюбы
И на этой земле.
Тихой музыкой вея,
Открывается даль.
За любовь и доверье
Даже жизни не жаль.
Как-то, сидя с друзьями на берегу Волги у костра, разговорились мы на разные темы, в том числе и о любви. Я сказал, что любовь – это когда готов отдать жизнь за то, чтобы любимая тобой женщина не умерла. А если не готов отдать жизнь, то это – не любовь, а увлечение. Один мой приятель не согласился с моей позицией, а другой – промолчал.
В стихотворении «Письмо» у поэта звучит одновременно тема и любви, и дружбы:
Другу такое горькое
Письмо почтальон принёс,
Что дым от моршанской махорки
Весь вечер доводит до слёз.
А рядом мерцанье деревьев,
Усыпанный звёздами пруд…
И тысячи вёрст до деревни
Где песни на свадьбе поют.
Там лихо скандируют:
– Горько!
Там дым дорогих папирос…
А тут вот простая махорка
Весь вечер доводит до слёз.
Удивительно! В стихотворении всего две «маленьких» метафоры («мерцанье деревьев» и «усыпанный звёздами пруд»), а скребёт душу, вызывает сопереживание и другу, и автору, который, как видится читателю, весь вечер сидит рядом с другом и курит махорку. В стихотворении не говорится, почему Она вышла замуж за другого, который живёт «за тысячу вёрст». Но что-то подсказывает читателю, что причина тут в материальной стороне: тут курят моршанскую махорку, а «там дым дорогих папирос». Здесь поэт очень удачно использует противопоставление и тем самым усиливает восприятие текста читателем. Лучшего эпитета, чем «горькое», к слову «письмо» в этой ситуации и не придумаешь.
Переехав жить из Самары в село Шелехметь, Михаил Анищенко стал жить бедно. Множество бывших друзей и приятелей сразу забыли о нём. В стихотворении «Снова в деревне» он прямо говорит:
Я глух и нем, как эта стенка.
В дыму, в потёмках и во рже,
От мира прячусь, словно Стенька,
Друзьями преданный уже.
А вот выдержка из другого стихотворения:
Не напрасно дорога по свету металась,
Неразгаданной тайною душу маня…
Ни врагов, ни друзей на земле не осталось…
Ничего! Никого! – кто бы вспомнил меня.
Потере друзей способствует и то обстоятельство, что многие из них стали меняться на глазах под воздействием лозунгов новой жизни в России:
Время сбилось с извечного круга –
Все пророчества воспалены.
На лице у любимого друга
Я увидел оскал сатаны.
Но тех немногих, кто остался и впал в отчаяние, поэт старается поддержать. Одного он убеждает так:
Не сдавайся, брат, не кисни,
Не стреляйся на плацу.
Я и сам бежал по жизни,
Словно слёзы по лицу.
Вадим Карасёв дал очень точную характеристику поэту: «Михаил Анищенко – передатчик традиций настоящей культуры, идущих из глубины веков. Мне кажется, внимательный читатель, прочитавший произведения самарского поэта Михаила Анищенко лет через сто получит представление о том, что мучило и что радовало талантливого и совестливого русского человека времён распада империи». И с этим трудно не согласиться. А Сергей Арутюнов высказался так: «Оставив нам на попечение свои стихи, русский поэт Михаил Анищенко поручил каждому из нас память о себе. Будем же верны этой памяти…»
Переулки и тупики литературной критики
Многие читатели, да и писатели тоже, считают литературную критику чем-то второстепенным, а то и третьестепенным делом в литературе. Образно говоря, если проза, поэзия и драматургия – это проспекты, бульвары и улицы, то критика в лучшем случае – переулки. Видимо, поэтому мы часто встречаем в названиях улиц имена писателей и очень редко улицу, например, Белинского. А с учётом плачевного состояния литературной критики сегодня, для неё скорее подходит название «тупик».
Попробуем прогуляться по тем «тупикам», в которых оказалась современная литературная критика.
Полагаю, что одной из наиважнейших задач критики является поиск новых талантов. Но сегодня критики (как и большинство литературных изданий) занимаются бойкотом и замалчиванием новых имён, заслуживающих самого пристального внимания со стороны читателей. И это хорошо просматривается на примере выдающегося поэта Михаила Всеволодовича Анищенко.
Когда я открыл для себя этого поэта (к сожалению, уже после его смерти), то решил написать о его творчестве, предварительно познакомившись с материалами наших литературных критиков. Перелопатил весь Интернет – и поразился: несколько мизерных статеек о личности поэта и ни одной о его творчестве. Даже, перечисляя имена лучших русских поэтов начала 21 века, никто не удосужился внести в этот список имя Михаила Анищенко. (Зато фамилии главных редакторов литературных журналов, заведующих отделами поэзии, членов редколлегий там можно отыскать легко). Что это? Зависть конкурентов? Непонимание значимости его творчества? Скорее всего – и то, и другое.
А зачем – спросите вы – литературному критику разыскивать и пропагандировать лучшие образцы художественной литературы? Для того, отвечаю, чтобы «реставрировать» классическую функцию литературы: влиять на умы и души людей в положительном направлении. Если этого не произойдёт, придётся согласиться со словами Е. Замятина, что будущее русской литературы в её прошлом. А без возвращения положительного «героя нашего времени» в современную литературу мы так и будем читать про проституток, бомжей, алкоголиков, убийц. … А бестселлерами будут оставаться такие книги, как «Профессия – киллер», «Спутники волкодава», «Мент поганый» и т. п.
Подлинная литература – это «высшие достижения человеческого духа, выраженные в слове» (Андрей Тимофеев). Да, критику сегодня довольно сложно. Перед его глазами «варится» всё, что связано с литературой. И в этом «кипящем котле» литературного процесса он должен отыскать, как иголку в стогу сена, по настоящему выдающиеся произведения, отбросив «шелуху» постмодернизма и другую словесную «мякину».
Вместе с тем, «вроде всё как всегда, то же небо опять голубое»: худо-бедно статьи пишутся, актуальные вопросы литературной критики, хотя и вяло, обсуждаются; конференции, круглые столы и другие дежурные мероприятия проводятся.… Вот и Пётр Алешковский не паникует: «Так или иначе, литература констатирует жизнь. Строит модель, пытается зацепить, высветить определённые таланты». Но судя по тиражам литературных журналов и издаваемых книг, современная литература плохо «строит» и «пытается высветить». Проходит одно, второе десятилетие. Уже новые писатели «строят» и «пытаются высветить», а читатели смотрят на это «строительство» – и почти никакой реакции, потому что писатели не «высвечивают», а только всё пытаются, пытаются и пытаются... Как тут не вспомнить старый анекдот: «… А ви попробуйте. Ведь попытка – не пытка. Не правда ли, Лаврентий Павлович?».
Многие известные литературные критики нередко пишут хвалебные статьи о современных поэтах и прозаиках, но из приведённых в статье цитат и пропагандируемых прозаических текстов , как правило, не просматривается талант автора. Тут уместно процитировать, что говорил о подобных критиках Виктор Топоров: «Хуже всего, когда критик делает перед писателем книгсен, поглаживает его, треплет по щёчке – утютю, мой маленький; вместо того, чтобы сказать – книга г…но, писатель исписался, пусть лучше на огороде лук выращивает».
«Функция критики заключается в том, чтобы влиять на общественное мнение, на самих авторов и на общее направление развития литературы и искусства» (Ф. Брюнетьер). Как же она влияет в последние два десятилетия? На этот вопрос, пожалуй, наиболее честно могут ответить только читатели. Вот что они пишут на одном из сайтов (отвечая на вопросы «К кому из современных литературных критиков вы прислушиваетесь, кого читаете? И есть у вас вообще потребность в критике?) : «Попадаются кое-какие имена на слуху – Торопов, Архангельский. Но что-то я опасаюсь, что они состоят на службе у крупных издательств»; «Даже не знала, что литературные критики существуют ещё. Не прислушиваюсь, естественно»; «Сейчас особо и не выделишь никого, так как собственно критики в большинстве своём в публицистов перековались. Там, вроде как, плотют больше. А так – Бавильский, Топоров, Быков и т. п.»; «Пока что ни один известный мне критик не соответствует моим критериям. Поэтому, хотя критику изредка и почитываю, к мнению критиков не прислушиваюсь никогда – стараюсь составить своё»; «Очень редко, но читаю: Немзер, Архангельский, Сухих»; «В профессиональных критиков не верю по одной простой причине: они тоже люди. Одни любят Достоевского, другие Уайльда, третьи – только себя. Никогда не забуду фразу, оброненную одним из «профессиональных» литературных обозревателей в частном разговоре: «Гарри Потер – это ужасно. Я знаю, хотя и не читал»; «Блог Данилкина читаю, но только ради новостей. Рецензии не вдохновляют»; «Данилкин нелеп и жалок до ужаса».
На другом сайте продолжаем знакомиться с мнением главной фигуры в литературе – читателем:
«Сегодня скорее ориентируешься не на литературную критику, а на мнение людей, вкусу которых ты доверяешь»; «Есть хорошее изречение: «Критика – это горькое лекарство, которое надо принимать для лечения заболевания». Лекарство для автора. А на меня, читателя, критика никак не влияет»; «Критика – это мода, навязывание субъективного мнения. Для меня рецензия – только материал к сведению»; «Ситуация в литературной критике, как в кинематографе. Яркая реклама, а смотришь фильм, – и на тринадцатой минуте понимаешь, что получаешь совсем не то, что ожидал». Вот такая вырисовывается картина.
Когда литератор Жан Лоррен напечатал разгромную рецензию на сборник новелл Марселя Пруста «Утехи и дни», Пруст вызвал критика на дуэль. К счастью, оба остались невредимы. В 1824 году Антон Дельвиг вызвал на поединок автора злых рецензий Фаддея Булгарина. Пушкин же припечатал одного из критиков словами: «Подумайте, как я могу вызвать его на дуэль? Это всё равно что драться с извозчиком, обдавшим меня грязью. Лучше поскорее переодеться».
Сейчас писатели относятся к литературным критикам иначе: другие времена – другие нравы. Они, каждый по-своему, устно и письменно выказывают своё отношение к критикам. Светлана Замлелова в статье «Могильщики словесности» задаётся вопросом «Есть ли сегодня в России литературная критика?» и отвечает, что нет, что «счастливое исключение составляет Александр Кузьменков». И далее продолжает: «Но как относиться к ведущим всем известным критикам, которые поют осанну «раскрученным», но плохим книгам? Что это, как не вредительство?.. Если читать то, что нахваливают критики, можно в скором времени и ресторанное меню принять за изящную словесность».
Да, действительно иная критика стоит примерно на таком уровне: великий писатель Лев Толстой одной ногой стоял в прошлом, а другой приветствовал настоящее.
Кого же сегодня можно внести в список лучших литературных критиков? Одни писатели называют имена Льва Аннинского, Владимира Бондаренко, Сергея Чупринина, Юрия Павлова, Ирины Роднянской, другие – Владимира Новикова, Дмитрия Бака, Сергея Костырко, Александра Агеева… А Глеб Давыдов к названным именам добавляет ещё Льва Данилкина, «который пишет, конечно же, хорошо, но ограничивается, как и все остальные, тем, что издаётся в издательствах. Которые, как известно, очень и очень редко издают что-либо достойное прочтения».
Влад Долохов даёт положительную оценку таким именам как Виктор Топоров, Андрей Немзер, Кирилл Анкудинов и Артём Рондарев. В отношении последнего добавляет: «Круг чтения Артёма Рондарева случаен, непредсказуем и вызван в основном раздражением желудочно-кишечного тракта и лично Дмитрием Быковым».
Уже немало литераторов высказывали одну и ту же мысль, которую, видимо, лучше всех сформулировал Николай Подосокорский: «Иногда возникает ощущение, что по телевидению просто запрещено говорить о современных писателях и их новых книгах». Литературу загнали «в тиски» печатного шоу-бизнеса. И мне он малоинтересен. Как сказал один юморист,
из всех шоу мне больше всего нравится Бернард Шоу. И одна из главных задач современной литературной критики состоит в том, чтобы противостоять этому печатному шоу-бизнесу, который пытается «заместить подлинную литературу, привить читателям дурной вкус, отлучить от национальных ценностей».
Нередко в критике публицистика «заглушает» чисто литературный аспект. Хорошо это или плохо, давайте посмотрим на таком примере. Юрий Павлов в недавнем интервью, характеризуя А. Солженицына, сказал: «Александр Солженицын – ещё один миф. Это писатель третьего, условно говоря, ряда и в высшей степени противоречивый мыслитель. Единственное, чем можно восхищаться – это его работоспособностью, его постоянной энергией. Но в какую сторону эта энергия и работоспособность направлены? В общем-то, чаще всего им движет ненависть, зависть…».
Поэтому не случайно установка памятников Солженицыну в Москве и Кисловодске вызвала бурю негодования среди литераторов и читателей. А вот когда ставили памятники Пушкину, Достоевскому, Есенину и другим нашим классикам, одобрение было всеобщим.
Профессор Владимир Новиков обращает наше внимание ещё на одну проблему: «… уходят такие важные жанры, как проблемная статья, критический обзор. Их уже почти нет в «толстых» журналах, что объясняется ещё и материальным фактором: проделывать большую аналитическую работу за «символические» гонорары можно только до известного предела. Как всякая профессиональная работа, литературная критика нуждается в социально-экономическом базисе». А как известно, сегодня в России нет профессии «литературный критик». Есть любители. Может быть, поэтому у нас и критика «любительская»?
Есть ещё один важный момент, существенно тормозящий развитие литературной критики. Свобода слова, о которой на каждом углу «звонят во все колокола», сильно преувеличена. О какой свободе слова может идти речь, если в последние годы понесли уголовное наказание люди, поставившие лайк или сделавшие репост записи, картинки или мема в соцсетях? Практически на смену статьи УК РСФСР 190 «прим» («клевета на советский общественный строй») с подачи правящей партии быстренько «подоспела» статья 282 УК РФ (экстремизм). Это обстоятельство существенно снижает публицистический «голос» наших литературных критиков.
Многое зависит и от того, как современная власть относится к писательским союзам и, вообще, интересуется ли современной русской литературой. Характерно в этом отношении выступление Виктора Баракова на одном из круглых столов совета по критике СП РФ: «Назначенный Ельциным губернатор Подгорнов оказался первым в истории главой региона со средним образованием, через некоторое время проворовался, сел в тюрьму. Нынешний губернатор Кувшиников тут же закрыл областную юношескую библиотеку. И так по всей вертикали. Путин называет Захара Прилепина Федей и цитирует не принадлежащие Михаилу Лермонтову строки. Первый «российский» мэр Вологды Якуничев на наше предложение установить на здании гостиницы, где трижды останавливался Сергей Есенин в 1916-17 годах, памятную доску, сделал круглые глаза и спросил: «А кто такой Есенин?»». Как говорится, без комментариев.
Если быть лаконичным, ответ на все вопросы, которые мы озвучили выше, предельно прост. Тот же Виктор Бараков в одном из интервью спрашивает: «Почему ТОГДА были возможны необычайные, непревзойдённые взлёты духа: революция, Победа, космос – а сейчас всего этого нет?» И сам же даёт ответ: потому что «нет идеала, нет и чувства единения, соборности, даже простого соседства, открытости и душевности. Нет цели – нет и восторга, упоения в бою, вдохновения, порыва, преодоления себя».
Нет сомнения, что мы заглянули не во все «тупики» современной литературной критики. Незатронутых вопросов осталось очень много: воспитательная и познавательная функция критики, её художественный язык, влияние критиков прошлого на современных пропагандистов художественного слова, отражение качества современных текстов на формирование эстетической составляющей критиков, и т. д. Но, как говорится, ещё не вечер; позже обсудим и те вопросы, которые остались «в тени». Мне рассказывали, что в 1994 году один из преподавателей Литературного института, входя в аудиторию, так приветствовал своих студентов: «Здравствуйте, будущие классики!». Прошло четверть века, но пока на литературном горизонте не видно ни новых Пушкиных, ни новых Достоевских, ни новых Белинских. Будем всматриваться «тщательнее». А вдруг?
Собратья по перу в поэзии Михаила Анищенко
У любого поэта есть собратья по перу. Были они и у Михаила Анищенко. С кем-то он был близок, с кем-то далёк. А кого-то и в глаза не видел. Но все они «играли» на одном поле под названием «Русская литература». Остались немногочисленные фотографии, на которых Михаил Анищенко вместе со знакомыми поэтами. Остались и стихотворения, в которых он упоминает некоторых поэтов своей эпохи. По-разному складывались отношения с ними, а с кем-то из них и вовсе не было непосредственного общения. Интересно почитать эти стихи и поразмышлять над их содержанием.
Я И БРОДСКИЙ
Я был печальным и неброским,
Я ненавидел «прыг» да «скок»,
Не дай мне, Бог, сравнений с Бродским,
Не дай-то Бог, не дай-то Бог!
Стихов его чудесный выдел
Я вряд ли жизнью оплачу.
Он видел то, что я не видел,
И то, что видеть не хочу.
Он, как туман, не верил точке
И потому болтливость длил,
И боль земную на цепочке
Гулять под вечер выводил.
Он верил образам и формам,
Особым потчевал питьём,
И пахли руки хлороформом,
Марихуаной, забытьём.
И понимал я злей и резче,
Что дым клубится без огня,
Что как-то надо поберечься
От слёз троянского коня.
Почему же поэт не хочет, чтобы его сравнивали с Иосифом Бродским? И почему, хотя они никогда не встречались, в стихотворении сквозит неприязнь к другому поэту? Попробуем в этом разобраться.
Поэты – народ сверхчувствительный, они обделены «толстокожестью». Если что-то им не нравится в другом поэте, они воспринимают это болезненно и не скрывают своего отношения. Ещё Александр Блок в стихотворении «Поэты» намекал на подобное: «Там жили поэты, – и каждый встречал другого надменной улыбкой». И это происходило не потому, что каждый их них был «редиской». Просто почти любой поэт считает, что стихи нужно писать так, как это делает он; другие стили, символы и смыслы для него неприемлемы.
Михаил Анищенко признавал «чудесный выдел» стихотворений Иосифа Бродского и даже говорил, что ему вряд ли хватит всей жизни, чтобы достичь такого поэтического изящества. Бродский «видел то, что я не видел, и то, что видеть не хочу». Да, Михаил Анищенко не был ни в Европе, ни в Америке. Но и особого желания побывать там у него не возникало, – потому что он «как преступник к высшей мере» «приговорён» к России и всецело жил её бедами и печалями. Михаил Анищенко отмечал изящную форму стихов Бродского, но скептически относился к содержанию его поэзии («И потому болтливость длил»), да и «боль земная» была у собрата по перу настолько легковесная, что он её «гулять под вечер выводил».
В третьей строфе стихотворения отмечаются некоторые черты личности И. Бродского. В частности, он «особым потчевал питьём»; известно, что Иосиф любил виски «Бушмиллс» и русскую водку, настоенную на кинзе. Видимо, Бродский лечился от чего-то и использовал хлороформ. Бродский курил до пяти пачек сигарет в день (называл табак «моим Дантесом»), ну а табак с марихуаной, которая является лёгким наркотиком, во многих странах законодательно разрешён. Главная причина неприязни раскрывается в последней строфе: «И понимал я злей и резче, что дым клубится без огня». Чем чаще поэт Анищенко знакомился с поэзией Бродского, тем в большей степени у него возникало неприятие этой поэзии. Всевозможные возгласы о гениальности Бродского – это всего лишь «дым», а огня поэзии там мало, скорее уголья. Да и Нобелевская премия по литературе дана Бродскому (как и Пастернаку, и Солженицыну) по политическим, а не иным мотивам. Михаил Анищенко рассматривал фигуру Иосифа Бродского как троянского коня, изготовленного для России Западом. В какой-то степени этот было на самом деле так. Гениальный поэт – это тот, чью поэзию знает народ. Тот, чьи строки цитируют в разговорах. Тот, чьи стихи положены на музыку, чьи песни поют или часто слушают. Ничего этого мы не наблюдаем, если говорить о поэзии И. Бродского. Есть ещё одно стихотворение у Михаила Анищенко, где он упоминает другого собрата по перу.
БАРАБАНЩИК
Царизм, инквизиция, пряник и кнут,
Всё горше в России и горше…
Но всё, что сегодня нещадно клянут,
Люблю я всё больше и больше.
Никто не сочтёт безымянных утрат…
Но, помня о русской Победе,
В последнем трамвае последний парад
По улице Сталина едет.
На грязной подножке стоит идиот,
Сияя зубами и славой;
А следом за ним барабанщик идёт,
Убитый потом Окуджавой.
Кого-то настораживает строка «На грязной подножке стоит идиот». Кто он такой – этот идиот? Мне представляется, что поэт вложил в этот образ понятие «сверхпорядочный человек». Да, тот самый образ, который создал Ф.М. Достоевский в романе «Идиот». И это утверждение косвенно подтверждается тем, что Михаил Анищенко часто берёт на вооружение в своей поэзии («Шинель», «Барыня» и др.) образы из нашей литературной классики. Кроме того, он всегда точен в использовании значения слов. И, наконец, в пользу такого прочтения говорят последние две строчки стихотворения: барабанщик – глашатай Победы. Но пройдёт время, и его «убьёт» Окуджава, который уже не поёт «и комиссары в пыльных шлемах склонятся молча надо мной». Михаил Анищенко вставил в стихотворение фамилию именно этого поэта по двум причинам. В одной из своих песен Булат Окуджава «убивает» барабанщика. На дороге жизни обязательно встретишь политический туман. И Булат Окуджава заблудился в нём: подписал известное обращение некоторых литераторов под названием «Раздавите гадину!», которое было опубликовано после того, как Б. Ельцин 4 октября 1993 года расстрелял Дом Советов и разогнал Съезд народных депутатов России, являвшийся высшим органом государственной власти в соответствии с действующей тогда Конституцией.
Владимир Смык в своей статье «Прогулки без Пушкина или поэзия вседозволенности» отмечает: «… по мере того, как ослабевал идеологический пресс, в СССР зрела культура андеграунда… Она напрочь порывала с идеологией и эстетикой соцреализма и реализма в целом. После падения социализма андеграунд автоматически превратился в постмодерн, с характерным для него отказом от истины, подменой реальной картины жизни произвольными конструкциями, вольным или невольным пародированием духовно значимых символов».
Михаил Анищенко, обучаясь в Литературном институте, занимался в семинаре поэта Юрия Кузнецова, который во второй половине своей творческой жизни фактически становился символистом. Юрий Кузнецов, как и Иосиф Бродский, не стал народным поэтом. О его творчестве начали спорить лет пятьдесят назад, и этот спор продолжается и поныне. Одни называют Юрия Кузнецова гением, другие считают, что он нанёс существенный вред русской поэзии и завёл значительную часть поэтов в творческий тупик. Страшно далека его поэзия от народа, узок круг её читателей. Где-то в 2001-2002 году открываю я журнал «Кубань» и вижу во всю первую страницу портрет, а внизу написано «Великий русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов». Удивился, – потому что звание «великий» присваивает Время, а не провинциальный литературный журнал.
Общаясь с Ю. Кузнецовым, Михаил Анищенко, разумеется, не мог не попасть под влияние этого талантливого и уже широко известного в то время поэта. Вот как он вспоминает об этом в стихотворении, написанном на смерть своего учителя:
В его душе летели птицы,
Планеты плавали в огне;
И проливались на страницы
Слова, неведомые мне.
И я его любое слово
Глотал, забыв и стыд, и срам,
И, как трамвай от Гумилёва,
Летел по призрачным мирам.
Анищенко уважал и ценил Юрия Кузнецова. И всё же влияние постмодернизма не оказалось чрезмерным. Используемые поэтом символы большей частью понятны не только литературным критикам, но и читателям. Рассмотрим ещё одно стихотворение Михаила Анищенко, в котором он упоминает Юрия Кузнецова.
Время поста и пора разговенья.
Стол и тетрадка. Огарок свечи.
Бездна молчанья и пропасть забвенья –
Слева и справа – зияют в ночи.
Что происходит со мной? Непонятно.
Жизнь утекает, как капли с весла.
Доброе слово и кошке приятно,
Я же как кошка в когтях у орла.
Выше и выше взлетает несчастье,
Страшно когтями по тучам скрести.
То ли меня разорвёт он на части,
То ли над пропастью бросит: лети!
Что за беда? Не пойму и не знаю.
Знал Кузнецов, но сказать не посмел.
Русь подо мною. Лечу. Умираю.
Вот и сбывается всё, что хотел.
В первой строфе поэт констатирует тот факт, что он никому не нужен. Власть знать его не хочет, от таких её коробит; ей нужны представители лёгковесного шоубизнеса и примитивные скоморохи. (Когда Евгений Евтушенко позвонил руководителю департамента культуры Самарской области и спросил про Михаила Анищенко, то чиновница, помолчав, сказала, что она такого поэта не знает). Друзья забыли о его существовании, литературные журналы его тексты игнорировали. И так проходили месяцы, годы и «жизнь утекает, как капли с весла». А Михаилу Анищенко хотелось, как и любому другому человеку, чтобы оценили его труд и сказали «доброе слово» о его литературном творчестве. А он писал не только стихи, но и прозу и пьесы.
Но вместо этого он «как кошка в когтях у орла». Орёл – это, конечно же, власть. Не зря на гербе у этой власти – двухголовый орёл. И этому орлу наплевать, что поэт живёт даже не в бедности, а в нищете.
Жизненные силы у поэта кончаются, здоровье подорвано. Он не знает, что делать, как жить дальше. По его мнению, Юрий Кузнецов многое знал, но не поделился ни с кем своими знаниями и, уходя из жизни, унёс эти знания с собой. Или оставил их в своих поэмах, которые толком пока не «прочитаны» его соотечественниками. В момент написания стихотворения поэту жить уже не хотелось: «Умираю. Вот и сбывается всё, что хотел». Он понимал, что трудно научиться жить, но ещё труднее – научиться умирать.
Однако неожиданно для всех, и для Михаила Анищенко тоже, его поэзию заметил и очень высоко оценил Евгений Евтушенко. И не только заметил, но и существенно помог в решении многих вопросов.
И в жизни Анищенко «звёздный час пришёл невольно»: начались его выступления в клубах, звонки из разных городов с просьбой приехать и провести поэтический вечер, поздравления, было издано несколько книг. Был даже переезд в подмосковную Истру. Впрочем, начать новую жизнь легко, трудно закончить старую. На новом месте поэт надолго не задержался. Он рассорился (скорее всего, из-за разногласий в оценке политических событий в стране) с Евгением Евтушенко и написал вот это стихотворение:
ЦАП-ЦАРАП
Звёздный час пришёл невольно,
Как ночной галеры раб.
Отчего же сердцу больно:
Цап-царап да цап-царап?
Молоко горчит, а пенка,
Словно сладкое желе.
Зря ты, Женя Евтушенко,
Помогал мне на земле.
Не осталось, Женя, веры,
Всё отбито на испод.
Не хочу бежать с галеры
В мир банановых господ.
Полно стынуть на морозе!
Пусть живут подольше, брат,
И в стихах твоих, и в прозе:
Цап-царап да цап-царап.
Проводи меня, Евгений,
В нищету мою и грусть.
Пусть во мне вздыхает гений,
Я с ним дома разберусь.
Самое ценное, что у нас есть – это смысл жизни. Не захотел Михаил Анищенко жить в «мире банановых господ» и вернулся в село Шелехметь, в «нищету и грусть». Бедность не страшна тому, кто не стремится к богатству. Поэт понимал, что страдание приближает нас к истине. А стихотворением «Цап-царап» он как бы сказал «Спасибо!» Евгению Евтушенко за участие в своей судьбе.
И безвременье имеет своих героев. И один из них – выдающийся поэт Михаил Всеволодович Анищенко. У него была счастливая творческая жизнь. Но беда в другом: если у человека была счастливая жизнь, это ещё не означает, что и сам он был счастлив. Поэт заслужил бессмертие души, потому что бессмертие души – это духовные ценности, которые живут после смерти их автора. Настоящие поэты как звёзды: излучают свет и после смерти.
МИХАИЛУ АНИЩЕНКО
Тебе снилось не раз перед смертью:
Чтобы сбросить с души тяжкий груз,
Ты бежишь от пустой круговерти
Из России в Советский Союз.
А вдогонку – свистящие пули.
Раз свистят – значит, вновь пронесло.
И ещё не сегодня задует
Твою свечку вселенское зло.
Ты ещё должен сделать так много.
Столько замыслов ждёт свой черёд.
Но всё более жизни дорога
Под ногами скользит словно лёд.
Всё сильнее колотит в грудь ветер,
Не давая свободно вздохнуть.
Всё земное, за что ты в ответе,
Разрывает дрожащую грудь.
Вдруг удар – пуля всё же достала.
Закружился разорванный свет.
Ты успел лишь подумать устало:
Вот и кончился этот сюжет…
Ты очнулся. Явь рвёт сон на части.
Только грудь продолжает дрожать.
И вокруг шёпот слышится: «Мастер,
И от нас ты хотел убежать?»
Ненаписанных строчек буклеты
И забытых сюжетов куски
Проплывают дымком сигареты
Сквозь туман неуёмной тоски.
И мерцает в квадрате тумана
Прошлых жизней гремучая смесь.
Оживают герои романа,
Чтоб остаться сегодня и здесь.
Оживают и вновь исчезают:
Никому они здесь не нужны.
Понапрасну лишь сердце терзают,
Хоть душе почему-то важны.
В полумраке холодного дома
Словно змеи сплелись времена.
Галерея титанов и гномов
Тех же вечных вопросов полна.
Ты во сне был убит не случайно –
Был уже предрешён твой уход.
Часто сны раскрывают нам тайны,
Что явь прячет под слоем забот.
Дни прошедшие памяти сито
Заставляет кружить пред тобой.
Сколько было чаш жизни испито!
А вполне бы хватило одной.
Сквозь туманы и вьюги Отчизны,
Сквозь забот мимолётных пыльцу
Для чего-то бежишь ты по жизни
Словно слёзы бегут по лицу.
Ты ведь мог прилепиться к кормушке
И в чиновничьей жить суете.
Кто загнал тебя в эту избушку,
Бросив здесь умирать в нищете?
Ты ушёл, ни о чём не жалея,
Отпустив своё слово в народ.
Кто душой за Россию болеет,
В твоих строках поддержку найдёт.
И слетит шелуха с дней вчерашних.
И душа вдруг сумеет понять:
Умирать за Россию не страшно.
Страшно – против неё умирать.
К оглавлению...
