Великое падение
Всемирная драма перерастающая то тут – то там во всемирную вакханалию уже породила и еще породит массу последствий – и одно из наиболее явных – резкое падение в ряде стран доверия к властям и рупорам массовой информации.
Вообще-то, периоды возрастающего недоверия к так называемым официальным и около-официальным источникам информации явление не новое. Более того, советский период нашей истории именно на территории нынешнего постсоветского пространства укоренил у людей пытающихся осмысливать изливаемую на них информацию стремление «читать между строк» и дополнять своими либо чьими-то размышлениями недосказанное.
При этом воспринималось, как нечто естественное то, что властями «вслух» не все может быть сказано. Кстати, это «не все сказанное» имело свою иерархию. Было то, что выплескивалось в массовые СМИ. Но кроме этого действовала колоссальная по своим масштабам махина просветительской и пропагандистской лекторской работы. Реальная отдача – отдельный вопрос. Но деятельность самой этой махины была возможна потому, что лекторы не только перелопачивали вроде бы и доступные, но все-таки специальные издания (типа журнала «За рубежом» и т.д.), а и имели доступ к более специальным источникам информации – от печатных изданий до тех, что использовались на разных совещаниях и конференциях. Для ученых же были спецхраны и соответствующие их роду деятельности (в ряде случаев именные) издания философских и иных текстов.
Поскольку «правила игры» были довольно четкими, постольку такая система поступенчатого проникновения в мир «особых знаний» по своему работала. То же, что где-то наверху что-то недоговаривают, тоже казалось по своему логичным: ну, не о всем же следует «говорить вслух».
Сложнее и пагубнее для любой системы, включая и советскую оказывается то состояние, когда у людей начинает крепнуть ощущение того, что вышестоящие не просто что-то недоговаривают, а то и просто вводят в заблуждение (сегодня это называется «фэйками»), а попросту действуют нерационально, превращенные же в маски слова начинают восприниматься, как нечто неуклюжее, псевдомаскирующее, как в анекдоте о Штирлице, который в день Красной армии пошел по улицам Берлина в пилотке, с гармошкой, распевая советские песни, и про себя подумал: «Не слишком ли я плохо замаскировался»?
В символическом же плане, наверное, самый убийственный анекдот – о замышляемом и планируемом в ЦК полете на солнце. Здесь жесточайшая ирония над самой верой в то, что «там, наверху», действуют «те, кто знает», те, кто логичнее нас с Вами. А это уже колоссальная трещина в здании Веры…
И как же все это соотносится с нашим сегодняшним днем?
Есть, конечно, и колоссальное различие: в советские годы существовало мощное стремление восполнить лакуны официальной информации. Причем совсем не обязательно такое восполнение шло лишь за счет самиздата, «вражьих голосов», ОБС. Как уже было замечено, могли использоваться и дополнительные источники информации, распространяемые по советским каналам.
Сейчас во всем мире, и, естественно, у нас иная проблема: мы захлебываемся в источниках разноречивой информации и псевдоинформации. И главная задача у тех, кто пытается докопаться до сути, – не движение к сокрытому, а разгребание гор информационного мусора, что сплошь и рядом на уровне индивидуальном оказывается практически невозможным.
Так, на основании только логических умозаключений и селевых информационных потоков рядовому землянину едва ли по силам четко сделать вывод о том, кто сбил «Боинг» над Украиной, и отчего же все-таки рухнули башни-близнецы. Почему? – Да потому, что все наши самые умненькие-разумненькие выводы трепещутся на крючках тех, кто сбрасывает нам те или иные видео ряды и блоки информации.
Еще запутаннее с вирусом. Медики, чьи мнения нам доступны, судят обо всем этом отнюдь неоднозначно. Вполне понятно, что мы, несведущие, вынуждены полагать, что болезнь – не выдумка. А вот дальше – сплошной темный лес.
И тревожно то, что действия властей в этом лесу, действия, наверное, в чем-то необходимые, начинают выглядеть как не вполне рациональные. Скажем, никто не будет спорить, что комара, севшего на лоб соседа, надо бы хлопнуть. Но это еще отнюдь не значит, что для такого хлопка уместнее всего использовать топор или лопату.
Но начнем по порядку. Первое, о чем трезвонят мессенджеры, это странная синхронность действий руководства самых разных стран, стран, в которых довольно-таки различны социо-культурные, бытовые и иные условия жизни. Вспоминается даже мартовская «пятница тринадцатого», а за нею и 16-е марта. Возможно, занятным для будущего аналитика может показаться и 11-е мая, как время возможного снятия карантина, причем, опять-таки в самых разных странах. Я не буду тут шуметь о «тайном мировом правительстве» и прочем. У меня, да думаю, и у многих из тех, кто шумит, никаких достоверных данных об этом нет. Да и что же это за тайны, если они так легко гуляют по свету? – Разве что телетайны Анны Чапман. Но вопросы-то остаются.
Второе же – это неуклюжесть самих запретов. Отсутствие видимого рационального подхода. Уже стержневой термин «самоизоляция» звучит пародийно. Какая-такая «самоизоляция», если Вам под угрозой штрафов и прочего запрещено-то и то-то? Тут буквально каждый из нас, не небожителей, уподобляется гоголевской даме, которая «сама себя высекла». Да и конкретные действия властей не всегда логически объяснимы. Скажем, где-то могут запретить поездки на дачи и в целом ограничить поездки на транспорте и дозволить передвижение на такси. А что такси в идеале более безопасно? – Ответа нет. Зато, наконец-то, владельцам дач и авто дается отмашка свыше – и выезжать на дачи можно. А что за несколько дней что-то в ситуации с пандемией кардинально изменилось?
Или вот кричат на все лады: «Сидим дома!» Сразу же встает частокол вопросов: «Почему собак выгуливать можно, а детей – нет, когда даже заключенным полагаются прогулки?» И если Вам, все-таки, благосклонно позволено выходить из дома, то почему на расстояние ста ли пятисот метров? А не семисот, не трехсот?» Это потому что в какой-нибудь Франции так? Или где-то еще? Но разве Костанай или Рудный это Париж?»
Когда же, неожиданно, наконец-то, где-то открывают доступ на детские площадки, то вопрос: это потому, что ситуация изменилась либо потому, что сидеть детям в замкнутом пространстве, да еще без солнечного света – уже само по себе не слишком полезно для здоровья?
Я не о том, что надо на все плевать и все игнорировать. Без порядка, без определенных правил жизнь невозможна. Но сами-то порядки должны в глазах масс людей выглядеть обоснованными. А вот здесь-то полный раздрай: кого то-то и то-то убеждает, а у кого и рождает не только сомнения, но и чувство протеста либо обычный для нас «пофигизм».
И все это накладывается на нескончаемые толки о частных интересах, о коррупции, о сращивании то тех, то этих чиновников с криминалитетом. Здесь не все может быть справедливо. И еще меньше может быть четко доказано. Но доказательства в критических ситуациях – дело второстепенное. Тут уже начинает довлеть искусно сплетаемое «общественное мнение». Скажем, при наличии реальных проблем во Франции конца восемнадцатого века пошла гулять по стране история о том, что, когда королеве сказали, что у народа не хватает хлеба, то она беззаботно ответила: «Пусть едят печенье». Даже в одну из пьес Э. Радзинского эта фраза проскользнула, хотя сегодня намекают, что эта история, как и многие иные с другими царственными особами в разных странах и разные эпохи, – плод фантазии. Но фантазия-то оказалась в духе времени и сработала очень четко. Очень скоро и королю, и королеве под восторги народа отрубили головы.
Похожая ситуация сложилась в царской России кануна решающих революций. В личном плане, чисто по человечески, и Николай Второй, и его семья могли быть людьми очень даже неплохими, а в чем-то и замечательными. Но вот о стране ли они думают? – Пламя этих вопросов отчаянно раздувалось. В конце же концов все кончилось прахом.
А вот в годы Второй мировой при всех колоссальнейших ошибках, просчетах и прочем, убедить подавляющую часть народа в чуждости ему «сталинского режима» не удалось. Да и фактически дети Сталина были военными. И только ли Сталина?
А вот сегодня вновь острейшей оказывается проблема доверия – причем доверия не на уровне деталей и отдельных фактов, а на уровне кардинальных вопросов: на кого работают те или иные структуры и личности в условиях так называемого рынка – на свою страну или на нечто иное? И тут тому, кто хочет обрести это доверие, нужны буквально титанические усилия, чтобы это доверие завоевать. Но, увы, нет никаких гарантий, что, как это уже бывало в истории, в нынешнем информационном хаосе эстафетная палочка доверия может оказаться на какое-то (трагическое) время в руках очередного проходимца.
Рациональность, мистизация, миф и ритуал
Информационные бури вокруг вируса, обретающего в СМИ масштабы некого страшного языческого божества минувших столетий, порождают немало серьезных вопросов. Не будучи медиком, опять-таки, обойду чисто медицинские грани проблемы, и попробую вместе с Вами , причем стараясь по мере возможности не идти вслед ха собственно интернетными баталиями, обратиться к аналогиям. Как известно, всякое сравнение хромает. Но при этом в массе сравнений есть и доля истины, и то, что побуждает мыслить.
Исходить будем из того, что , пандемия ли, не пандемия ли, но болезнь реально есть, И с чем же можно сравнить отчаянную борьбу с ней, достигающую буквально былинно-мифологических масштабов?
Первое напрашивающееся сравнение, сравнение, которое уже в ходу – это война с коварным вирусом. А всякая война выплескивается за пределы узкой рациональности и рациональной достаточности и подразумевает избыточную концентрацию усилий. Так, когда армии Третьего Рейха приближались к Москве, вырыто было рвов и подготовлено укреплений и т.д. больше, чем практически оказалось необходимым. Но куда было б хуже, если б сил и средств для обороны оказалось недостаточно. Это та избыточность, которая не выплескивается за пределы разумности в широком ее смысле. Но сколько же на разных этапах войны было неподготовленных атак и контратак, сколько и совершенно нерациональных действий! Вчитайтесь в Гальдера: он неоднократно упоминает о ничем не подкрепленных многочисленных контратаках русских уже в самом начале войны, то есть о действиях, связанных с непониманием командования реальной обстановки.
А жестокость по отношению к своим же, включающая и множество несоразмерных по отношению к проступку наказаний? – И это было. И далеко не только у нас, и в годы Великой Отечественной либо те, что им непосредственно предшествовали. Правда, как раз тут видимая нерациональность отдельных актов может быть составляющей рациональности совсем иного рода, например, требований жесткого выполнения приказов, когда высшей ценностью становилось поддержание дисциплины и порядка. В этом отношении совершенно замечателен пример из… древнеримской истории, когда сын одного из римских полководцев без приказа и, насколько можно понять, даже вопреки ему вышел на поединок с варваром. Вышел и победил. И что же? Несмотря на мольбы всего войска полководец казнил собственного сына, продемонстрировав тем самым, что нарушение порядка недопустимо ни для кого. Подобные же принципы могут использоваться и в «мирной жизни», что, например, очень четко демонстрировала, использовавшаяся на практике, философия древнекитайских законников-легистов. Согласно ей и соответствующим законам. Даже за малый проступок, скажем, за мелкую кражу следует наказывать так, чтобы отпадало даже малейшее намерение совершить преступление более крупное. Исходя из этой логики, многие требования карантина в тех или иных местах напоминают то, о чем только что было сказано: они предназначены играть устрашающую и организующую роль и тогда, когда сами по себе, по отдельности могут быть легко подвергнуты критике. Однако и при таком ходе рассуждений остается будоражащий интернет вопрос: а насколько применимы сугубо военные меры в невоенном обществе, насколько оправдано психологически и узко практически превращение мест обитания в тысячи и тысячи мест для тех, чье передвижение еще безо всяких преступлений ограничено своего рода «подпиской о не выезде»?
Если же повернуться к вирусу и вариациям карантина, игнорировав, пока, в данном контексте все, что могло бы быть связано со своекорыстием, то невольно встает вопрос: а с каким видом избыточности мы имеем дело – с первым или вторым? Здесь есть, над чем поразмыслить.
Еще любопытнее аналогии, связанные с религиоведением. Болезнь реальна. Но налицо мистизация, мифологизация и ритуализация феномена, которая при этом не исключает и возможностей прямой мистификации. Предваряя наши совместные размышления, обращу Ваше внимание на различия между мистификацией и мистизацией (термин, который, возможно не первым, я сам пытался использовать еще аспирантские в годы). Мистификация – это сознательное введение в заблуждение, намеренное искажение реальности. Мистизация же – это процесс дерационализации, «затуманивания» контуров по сути реальных процессов, что в итоге ведет к утрате четких ориентиров для движения рациональной мысли.
Итак, обратимся к опыту религиоведения, и увидим, что и здесь возможны, по крайней мере два варианта развертывания информационных событий. Первый вариант, в частности, наглядно проиллюстрирован в небольшой, но замечательной книге американского автора Гарри Райта «Свидетель колдовства», где, помимо прочего дано развернутое описание лечение зуба индейским знахарем, процесс, который автор наблюдал воочию.
Что здесь дано? – Реальный пациент с по настоящему больным зубом. Дан и итог: зуб, может быть на время, но перестает болеть. Однако это не значит, что, наблюдавший за ходом «лечения» автор все принял «за чистую монету. Вот вкратце данное им описание. Поначалу лекарь что-то пьет, потом на глазах у толпы извергает это из себя. Затем больной прижат к земле. Лекарь опускается и начинает «отсасывать» боль. Больной вопит. Лекарь же периодически демонстрирует окружающим то острую щепочку, которую он будто бы отсосал из больного…, то коготок ящерицы. Напряжение возрастает. И вот, наконец, используется окуривание, и выражение боли у пациента очень быстро спадает. Совершенно очевидно, что здесь реальны и боль, и использование своеобразной формы анестезии. Остальное спектакль. И в самом деле, много ли будет стоить в глазах окружающих лечение, которое могло бы оказаться слишком простым и понятным?
Как видим, наряду с избавлением от боли знахарем-колдуном решалась и еще одна, крайне значимая для него задача, – укрепление своего безоговорочно принимаемого авторитета. Иными словами, перед нами описание феномена, подобного щам из топора в известной русской сказке
Вторая аналогия гораздо тревожнее. Здесь, возвращаюсь к началу, вирус обретает психологические масштабы грозного языческого божества. Божества, рожденного из соприкосновений с миром Природы. Та, люди уже тысячи лет назад ощущали значимость солнца в человеческой жизни. Видели реальную луну, сражались с хищниками, содрогались перед стихийными бедствиями. Иными словами имели дело с миром невыдуманным, совершенно реальным. Но… Сам этот мир мистизировался и мифологизировался. И нередко мистизация и мифологизация обретала не только поэтические черты, но и нечто зловещее. Светилам, и иным божествам, их идолам приносились жертвы. В Центральной Америке даже велись целые войны для того, чтобы пополнять число жертв, позволяющих, как внушалось массам, поддержать Солнце. Где-то же приносились жертвы для того, чтобы, наоборот, небо одарило людей живительной влагой. В уже современной Мексике нашли десятки скелетиков маленьких детей, приносимых в жертву ради именно этой влаги. В других местах жертвовали девушек. В иных местах и в иные времена вершились иные ритуалы. Где-то пары совокуплялись прямо на земле, чтобы побудить ее лучше плодоносить, а в Океании были племена, у которых сексуальное действо совершалось на чужом огороде, чтобы, наоборот, в результате этого пострадал урожай ямса. А уж имя карфагенского Молоха стало почти нарицательным.
Что же из всего здесь вскользь упомянутого напоминает день сегодняшний? – Да практически все. Реальность, природная или искусственно созданная в лабораториях, обретает масштабы злой надчеловеческой стихии, одолеть которую могут только избранные богатыри. Статистика, с которой играют, как фокусники на сцене шапито, создает то один, то иной настрой, играя роль плащей, шляп и прочего, из которых выпархивают голуби и кролики фактов. Меры борьбы со злом напоминают ритуалы, выплескивающиеся за пределы рациональности (словно каша из сказочного горшочка). Многое в этих мерах настолько противоречиво (если брать мировой масштаб), что напоминает именно ритуалы. И даже костюмы врачей и обработчиков улиц навевают воспоминания о ритуальных облачениях жрецов.
А слова «самоизоляция», «бессимптомное течение болезни», «сидим дома», пестрые вороха статистических выкладок … не напоминают ли они нам в этом контексте вербальную магию, срастающуюся с ритуалами?.
Например, миллионы могут видеть на экранах стражей здоровья и порядка, которые подходят то к отдельно идущему мужчине или молодому человеку, то к загорающей женщине, то к парочке в лесу… Они нарушили запрет, хотя совершенно очевидно, что в буквальном смысле этого понятия даже самоизоляция не нарушена. Рядом никого нет. Просто они не дома, не внутри жестко ограниченного пространства, а вне его. Но антрополог и религиовед сказал бы: они нарушили табу. Табу же по самой своей логике рождается не рациональностью. Рационализация здесь может быть подключена позже, а где-то и вовсе не обязательна: нельзя потому, что нельзя. Причем дополнительная проблема рождается самим разнообразием моделей поведения и метанием запретов, как, скажем, в Костанае: когда на дачи то нельзя, то можно только на такси, а не своей машине, то, наконец-то, можно и на своей машине, но с определенными ограничениями и т.д., и т.п. И это при том, что значительная часть населения по своему мировосприятию значительно переросла те родовые общества, где не нуждающиеся в строго логическом обосновании табу воспринимались, как нечто столь же естественное, как свет солнца или дождь.
Мало того, и масштабные, эффектно смотрящиеся сцены дезинфекций как массовые зрелища напоминают магические действа былых жрецов и колдунов…
Поэтому-то и закрадываются у многих сомнения. И дело тут не в самой болезни, и даже не в карантинах вообще, а в том, что в сознании множества людей хаос и чудовищным образом смешивается: что же обусловлено реальными путями борьбы за решение сугубо медицинской составляющей проблемы, а что – ритуалы, которые колоссально значимы в плане воздействия на души, эмоции миллионов, но для решения обозначенной и растиражированной СМИ задачи имеют не большее значение, чем намазывание губ идолов для исполнения чьих-то желаний? А где масштабные манипуляции просто отвлекают от чего-то иного, что реально происходит на сцене либо, помимо прочего, обслуживают и чьи-то сугубо меркантильные интересы?
Каков выбор у человечества?
Десятилетия назад в пронесшихся вихрем по советским экранам «Неуловимых мстителей» пронзительно звучала песня: «Много в поле тропинок. Только правда одна» Естественно, имелась ввиду правда Революции и Социалистического Будущего человечества.
Впрочем, идея единственно верного пути рождена не приверженцами социализма. Она древнего религиозного происхождения, хотя виделась эта правда по-разному, но тысячи и тысячи людей, готовы были безоговорочно проливать и свою, и чужую кровь за то видение, то ощущение Правды Пути Божьего, которое им казалось истинным.
Показательно, что даже в философской фантастике, например, в романе конца тридцатых годов Олдаса Хаксли «Через много лет» (менее известном, чем его же «О, дивный новый мир!», мыслящий в индуистско-буддийском духе, но с учетом реалий его времени Проптер рассуждает, по сути, аналогичным образом: «Ведь существует миллион ложных дорог, и только одна правильная; миллион идеалов, миллион проекций личности, но лишь один единственный Бог и один рай…» (Хаксли О. О дивный новый мир. Через много лет. Романы. – Спб.: Амфора, 1999, с.371).
Казалось бы, эта идея единственно верного пути должна была поблекнуть на фоне видимого краха Мирового Социализма и Коммунизма, как единственного Будущего человечества и высшей ступени в его развитии. Но неозападники, продолжая уже многовековый спор, опять, причем не в конце восьмидесятых, не в начале девяностых годов прошлого века, а сейчас, толкают нас в узкую, хотя и более замаскированную колею. Замечательный образец такого «узкопутия» – интернет выступление А.Ларионова под эффектным названием «Путин разваливает Россию изнутри» (Топ-бизнес. Ю.т.)
Оставим в стороне чисто политические аспекты рассуждений известного публичного деятеля – это отдельная тема. Коснемся только «моделей» или вариантов пути, упомянутых Ларионовым, который рассуждает, что мы слишком отстали от культурно-цивилизационных стандартов Запада». Нам надо время, чтобы изменить институты, адаптироваться к западным стандартам.
А вот, когда «цивилизуемся, передовой Запад может и сочтет нас своими и, добавлю от себя, подобно киплинговским волкам прорычит: «Мы из одной стаи».
И, вообще, выбор-то наш очень ограничен. В мире есть лишь четыре модели, четыре варианта пути в будущее. Первая – западно-либеральная с такими ее вариациями, как Тайвань, Япония, Европа…
Вторая – исламская. Третья – уголовно-криминальная с большим влиянием спецслужб, под которой подразумевается Россия. И четвертая модель – вуду (Дагомея, Гаити). Они не развиваются. Таков вот (как видим)небогатый выбор «на рынке идей».
Не буду, опять-таки, акцентировать внимание именно на России, у которой и в самом деле масса проблем. Замечу только, что, с моей точки зрения, вещание о цивилизационносй отсталости России от образцово-модельного Запада столь же содержательно, как и болтовня теле-балаболов о бездуховности Запада и особой духовности России.
Да и сам набор моделей не богат. Где тут Китай, Вьетнам, Сингапур, Северная Корея (нравится последняя нам или нет)? Да и с Индией, не говоря уже о Латинской Америке далеко не все настолько просто, чтобы втиснуть их в платья с этикетками от модельного агенства а-ля Илларионов и компания.
Более же всего удручает нищета мысли, крутящейся, как девица у шеста в стриптиз-клубе вокруг застоявшегося «либо-либо». Мир разнообразен. И при этом мир – это мир постоянной борьбы, постоянного столкновения интересов. И, если страны Прибалтики и т.д. готовы принять в Нато, то тут дело далеко не только в соответствии каким-то ценностям, а и в элементарной геополитике, суть которой тысячи лет была неизменна: «Разделяй и властвуй!», поддерживай более слабого из соседей, чтобы ослабить более сильного.
Повторяю: конечно же у России множество наболевших проблем. Но будь она образцом либерализма, включая и ювенальную юстицию, перекрашивание шахматных фигур и прочая, и прочая, пусть даже самое «реально общечеловеческое», она просто геополитически не станет Прибалтикой. Это такая банальность, которую даже повторять неудобно.
Главное же – очередная демонстрация замшелой идеи единственно верного Пути. Причем такого пути, колдобины и разломы которого сегодня становятся все более очевидными. И наша Задача совсем не в том, чтобы бранить пресловутый «Запад», либо возносить Россию, Казахстан, Туркмению и т.д., а в том, чтобы трезвее взглянуть на многоликость, разнообразие мира людей, чтобы вспомнить очевидное для историков: модели, какие бы они не были: прекрасные, пагубные, черные в белую полоску, существуют не сами по себе а работают либо не работают в конкретных исторических условиях. И то, что может быть удачным или, хотя бы приемлемым. В одних условиях, может не сработать в иных. Скажем, вестернизация в стиле русского Петра Первого, а затем и относительно более мягких японских реформ Мейдзи, на какое-то время дала свой эффект, особенно в военной сфере. И монархии под ее напором не рухнули. А вот в уже куда более позднее время в Иране вестернизация обернулась крахом шахской политики и самой монархии.
Самое грустное то, что, пожалуй, в соответствии с самим трендом сплющивания образования и мысли нас усиленно и разнообразно приучают к нищей псевдофилософии. Впрочем, это «в духе времени». Разве не подобное же сплющивание и мыслей, и эмоций мы видим в вихрях психотеррора, отметающего на периферию сознания все проблемы, болезни и страдания, кроме ковида? – Как поразительно однообразны схемы, которые нам втюхивают в мире, где последовательно и упорно стремятся обрушить сами основы массового образования.
Ломка копий вокруг вакцинации. Вопросы обывателя
И в России, и в меньшей мере в Казахстане бушуют дискуссии, касающиеся и нас, и всего мира. Бушуют они и в Интернете, и на центральных российского каналах ТВ. Дискуссии не абстрактные, ибо один из центральных вопросов этих дискуссий – вопрос: прививать или не прививать вырисовывается буквально, как вопрос жизни и смерти. И острота этого вопроса обостряется тем, что он ставится в мире, где сотни и сотни миллионов людей, включая и нас с Вами, становятся жертвами невиданного прежде по своим масштабам международного терроризма. Упомяну только очевиднейшую его грань: психический террор, когда из-за вируса практически невозможно включить телевизор: вирус этот суется к нам из самых разных информационных щелей, затыкая тем самым за пояс жалкие сонмы чертей минувших столетий.
Следом же за этими ужастиками, словно танки, после артподготовки, на нас обрушиваются инфошквалы о том, что, например, В России-матушке (и не только) собираются вводить законы и прочая, и прочая, по которым не привитым может быть ограничен доступ в садики, школы и зачастую на работу. Я лично решительно против использования юридических и административных дубинок в качестве медицинских аргументов. Но сами-то вопросы остаются. Да и в иных официальных дискуссиях чувствуются подмены, когда слова одни, а по сути говорят о разном. Скажем, чиновный медик («медичка») начинает красноречиво рассуждать, как жизненно важны прививки. Слова так и фонтанируют. Но говорить о пользе прививок вообще все равно, что говорить о необходимости еды. Еда, конечно, нужна, но какая?
Вопросы оппонентов о другом – о том, когда прививать, допустимы ли прививки младенцев в роддомах, насколько это обязательно и насколько все это должно быть индивидуально, от чего прививать и каковы качество, безопасность и надежность тех или иных вакцин и препаратов? Так, именитые вирусологи убеждают нас, что, скажем, от ковида, безопасного препарата пока не создано и создать его ударными темпами невозможно. Хотя известны и суждения о том, что, если уж эта «бяка», вокруг которой, как вокруг языческого идола устроили ритуально-информационные пляски, создана искусственно, то и противоядие – вакцина уже имеется.
Правда, и тут остаются вопросы. К чему такая спешка с вакциной? Если даже представить, что такое чудо создано (а каких чудес не дарят нам Научный Прогресс и Время?), то каким образом удастся наладить предназначенное для десятков миллионов и миллиардов качественного препарата, да еще и должным образом распространить именно этот качественный препарат, а не суррогаты по миру? Такой вопрос не случаен. Ведь мы живем в эпоху массовых подделок и имитаций. И если сегодня возможна колбаса без мяса, то почему же в тонком деле фармакологии все должно быть по иному?
Еще оглушительнее аргументы, связанные с Царством Денег. Смысл вчерашних прививок в СССР при всех тогдашних накладках понятен. Но сегодня, когда на троне высших ценностей Доллар, множество людей сомневается: для чего им советуют (или навязывают) те или иные чудеса медицины: для укрепления здоровья, либо для чьего-то обогащения? И не могут ли ради этого, второго подсовывать нам все что угодно там, где клятву Гиппократа способно потеснить поклонение Золотому Тельцу?
И, наконец, не может ли быть прямого злого умысла, связанного с возможными «побочными» эффектами действия тех или иных препаратов, вакцин, если с гаджетов нам вещают о буквально чудовищных последствиях вакцинации где-нибудь в Индии, на Филиппинах или в или Африке?
Можно, конечно, сколь угодно издеваться над «теорией заговора» Здесь и в самом деле много тумана), но никто пока еще не отменял того, что у действующих в истории акторов – лиц и их групп могут быть интересы очень далекие от интересов других представителей человечества, а самые красивые словесные ткани, способны скрывать не только прелестное личико Гульчитай. Вспомним сравнительно недавнюю историю. Уже просвещенный 19-й век. Середина и вторая половина этого столетия – 1841-42й, а затем 1856-1860й. Опиумные войны. Сначала Англо-китайская, а затем и Англо-франко-китайская, одним из блистательных итогов которых стало то (цитирую «Советскую историческую энциклопедию, т.1, с.560), что «интервенты заняли Пекин, разгромили и сожгли летний императорский дворец… – выдающийся памятник китайского зодчества, к котором хранились замечательные образцы искусства, культурные и исторические ценности».
И что подтолкнуло к этой войне? – Стремление цивилизованных европейцев расширить рынки сбыта, включая и торговлю опиумом (в том числе и контрабанду), в результате которой огромная часть самых различных слоев населения Китая оказалась буквально под угрозой гибели. Показательно, что во время этих войн китайцы воевали не так уж плохо, народ восставал и готов был защищаться изо всех сил, чего, увы, нельзя сказать о правительстве. Правда, никаких словесных и матерчатых масок тогда не использовалось. Хотелось наживы – вот и наживались, и на здоровье и на крови, не играя попусту словами.
Знаменательно, что, прореживая «избыточное» население тех или иных регионов, «цивилизаторы» могли охотно использовать и «народные традиции», к каковым в, частности, в Северной Америке можно было бы отнести и снятие скальпов. Белые нередко активно поощряли снятие скальпов, скупая таковые у индейцев. Так, Генри Гамильтона, ставшего известным во время войны США за независимость, даже прозвали «генерал – скупщик волос»… Но и помимо него скальпирование (посмотрите для начала хотя бы «Википедию») становилось «выгодным бизнесом». А там, где бизнес выгоден, всякие разговоры о морали становятся лишь фиговыми листочками, прикрывающими суть. Кстати, и «огненная вода» (алкоголь), и не только тоже были способны стать оружием, направленным против «отсталых». Так, что «ничто не ново под Луной», и наше ошеломляющее время тут не исключение. Вот только масштабы бизнеса иные. А вопросы-то аналогичны прежним: не станем ли теперь уже и мы, сорняками, предназначенными для прополки?
Но, с другой стороны встают ничуть не менее острые вопросы. И самый загадочный из них вопрос о том, почему в самых разных странах с почти идеальной синхронностью началось то, что для кого-то «коронобесие»? – Ведь главы разных государств по нашим устоявшимся представлениям отнюдь не цирковые лошади, которых можно щелканьем хлыста заставить бежать друг за другом по кругу.
Тут, конечно, можно вспомнить мировую паутину бакса. Мол, у кого деньги, тот и заказывает спектакль. Можно к этому добавить то, что я назвал бы методом графа Монте Кристо: оставаясь самим собой, «граф» карал негодяев, нажимая на педали слабостей каждого из них. В какой-то мере и такой подход может работать: у кого только из власть имущих нет ахиллесовых пят, зная о которых можно придерживать их самостийность? Хотя остается массовидность истерии, ее масштабы и это не объясняет.
Можно, говорить и об эффекте табуна и стада, как это не раз звучит в Интернете. Наверно, какая-то доля истины будет и в этом. А можно и рассуждать о гибридном информационно-биологическом оружии, защиту от второй составляющей которого, вроде бы, лучше иметь, чем не иметь. Но экономические, культурные и сугубо человеческие потери от прелюдии глобальной вакцинации столь велики, что создается впечатление: пытаясь, как некогда, искать ответы, размышляя при этом в рамках прежних парадигм и в категориях государственных интересов, совсем запутаемся. Пока во всей катавасии из гигантов не шатается почти один только Китай. Но ему вздыбливание доллара, казалось бы, не особенно требуется. Тогда, где же эти современные Монте Кристо, и, главное: каким образом им удается, словно уже загодя составленным оркестром, дирижировать поведением правящих элит в самых разных государствах?.. Да и с «профессионалами»-медиками не все просто. Скажем, каким таким образом можно запугать или купить, к примеру, «20 тысяч врачей демократичнейшей Австрии», и т.д., и т.п.?
Я лишь ставлю вопросы, потому что, не будучи медиком, да и экономистом и политологом, просто не имею права навязывать другим свои окончательные суждения. Но, как и сотни, и тысячи других слежу и за полемикой профессионалов. И интерес наш сугубо практичен, он неразрывен с нашим стремлением защитить детей и внуков. А когда доходит до того, что воспринимается, как угроза детям, безразличных становиться все меньше, а социальные последствия таких сомнений могут быть непредсказуемы.
Та ли игра?
Вокруг вируса сегодня буквально пурга. Неожиданно для самого себя в какие-то из споров втянулся и я. Но здесь, как и до этого, я, опять-таки, не о медицине – это дело медиков, а о некоторых логических и эмоциональных гранях дискуссий, которые, подобно дискуссиям об истории, слишком уж часто перерастают в подобие былых уличных перебранок. Коснусь только одного – той самой статистики, которой сейчас так достается от кого ни попадя.
Вот, к примеру, рассуждает Гарри Каспаров. Не мой кумир, но блестящий шахматист, хотя по человечески мне ближе Карпов и Спасский. Вслушиваешься. И что же? – При ужасной, утомляющей, словно колдобины на дороге, дикции, сами рассуждения, особенно после водопадов пламенного эфирного пусторечия, примагничивают логикой. Шахматист все-таки, и еще какой! Но… стоп! Знаменитый чемпион (так же, как и некоторые иные столпы эфира) начинает рассуждать о статистике. Мол, данные о количестве погибших в России от ковида уменьшены властями. Почему? – Упрощенно говоря,потому что соотношение заболевших и ушедших из жизни в других странах одно, а в России другое.
Вроде бы, звучит эффектно. Но эффектность-то основана на старых схемах и установках. Суть их в том, что еще с советских времен мы привыкали к тому, что власть народу что-то недоговаривала, а что-то настораживающее и приуменьшала: мол, «кое-где у нас порой», что-то не совсем так, «а в остальном все хорошо, прекрасная маркиза!»
Но вспомним, как когда-то в шутку пародийно пели: «Золотое это дно, этот Чебурашка!». А уж вирус-то, помимо всего прочего, да еще при постоянных заботах о пополнении личных карманов, может стать даже не дном, а золотым водопадом (правда, не для нас, простолюдинов). И какой при этом смысл уменьшать данные о погибших от вируса? Тем более, что телевидение давно уже превратилось в электронные Луна-парки, целыми месяцами наводящими ужас на обывателей.
Что же касается собственно статистики, то попытаемся вспомнить закон достаточного основания, понимая его хоть буквально, хоть образно. Если Каспаров (и далеко не только он) допускает ложь, когда заходит речь о жертвах, причем жертвах именно вируса, то на каком основании он должен верить, что не только в России, а и в ряде иных стран статистика, регистрирующая число заболевших правдива? А если и такая статистика рождает споры, то на каком основании высчитываются проценты тех, кто будто бы должен погибнуть от «пандемии»? Делать здесь строгие выводы на основе шаткой статистико-фактологической основы – все равно, что рассчитывать, сколько эллинов могло вместиться в чрево Троянского коня. В виде игры разума, конечно, и это можно делать. Но у нас, стоящих в стороне от кухонь обработки и выпекания статистических данных, просто нет оснований для серьезных выкладок…
Хочу подчеркнуть: я не о том, что уменьшение конкретных данных здесь в принципе невозможно. Я о другом – о том, что стало интеллектуально-эмоциональным поветрием, своего рода интеллектуальной пандемией, когда возможное, предполагаемое, вероятное и допустимое приравнивается к доказанному. Представьте, что в работе следователя подобное стало бы признанным правилом. Тогда все было бы элементарно. Да вот ни Холмсы, ни Пинкертоны, ни просто доказательный анализ оказались бы ни к чему.
Постскриптум.
Каспаров здесь упомянут лишь, как реальный пример знаменитого человека, который по роду своих многолетних занятий владеет логикой. Скажем, у А.Н.И. очерчивание проблемы, сопровождаемое развернутым экскурсом в США, еще более рельефно. И выглядит все настолько логично, что, естественно, очень хочется доверять. Но у меня, как у обывателя, остаются вопросы. Назову лишь три основных, двух из которых я уже коснулся.
Первый – это вопрос о целях. Цели же, образно говоря, связаны с характером игры. Так, подойдя к игрокам за клетчатой доской, мы можем застыть в недоумении: отчего такие странные ходы, непонятные жертвы? Но, чтобы пытаться оценить положение, надо, хотя бы, узнать: во что играют: в шашки или поддавки? – А вот тут-то у нас четкости нет. Хотя остается достаточно логичным предположение о том, что в условиях «рынка» за теми или иными действиями, как правило, кроются не «общенациональные», «профессиональные», а частные интересы. Либо обязательно эти самые частные интересы дополняют то, что именуется высокими словами.
Второй вопрос – это вопрос исходных данных. Тут очень многое зависит от того, что, как и при расчетах потерь во время войн, их соотношения у разных сторон и т.д. берется за основу. Так, если мы, говоря о Второй мировой, будем сопоставлять потери в целом либо на разных этапах войны и в ходе различных военных операций, либо учитывая только потери вермахта без потерь его союзников, а потом общие потери Германии и ее сателлитов, то и картины будут разными и, соответственно, выводы тоже. А если добавим ко всему этому партизанские действия, действия карателей, коллаборационистов и др., то анализировать и делать выводы будет еще сложнее. Похожая ситуация и здесь. Тут и собственно оказавшиеся на больничных койках, и просто инфицированные, «бессимптомные больные», обследованные и необследованные, разговоры о приписках и т.д., и т.п.
Третий же вопрос – вопрос о том, обязательны ли только логика и четкие целенаправленные действия? Ведь и история войн, и история и личный опыт спортивных состязаний свидетельствуют о немалом числе действий исторически и психологически объяснимых, но не логичных, а то и совершенно нелепых. Однако это, третье, легко просматривается лишь в отдельных разрозненных случаях. Если же просматривается тенденция, то тут уже поиск причин поневоле оказывается иным. К примеру, мне лично, как и многим иным, чьи голоса звучат в Интернете, кажутся странными, однако не просто не логичными призывы к массовой сдаче тестов в Москве. Это же подобно стрельбе по огромным площадям, предназначенной для того, чтобы накрыть отряды партизан. Затраты колоссальные. А каков сугубо медицинский эффект? Но тут мы возвращаемся к первому вопросу.
Мы становимся новыми луддитами?
Когда-то, на стыке 18-го и 19-го веков в «мастерской мира» – Англии появились луддиты. Так называли своего рода вандалов, рабочих, которые, плюя на прогресс, стали крушить станки и машины. В советское время, время, когда было принято очень сочувственно относиться к трудовому люду, и то упоминалось об этом критически и подобные действия расценивались, как свидетельства «неразвитости классового сознания пролетариата» (См., например: Энциклопедический словарь в двух томах. Т.1, м., 1963, с.623).
А на рубеже 19-го и самого начала 20-го века уже по Китаю прокатилось так называемое боксерское восстание (восстание кулака) ихетуаней. Восставшие громили достижения современной цивилизации. Ну, совсем уж темные – не так ли?..
В чем-то, может быть, и «темные». Но случайно ли, что десятилетиями спустя после этого легендарный Ганди, идя к пику своей славы, призывал, пусть не громить, но бойкотировать покупку английских товаров? Откуда такая нелюбовь к прогрессу?
Еще вчера или, точнее говоря, совсем недавно, мы могли бы отвлеченно рассуждать об этом, с твердым внутренним убеждением, что уж мы-то и практичней и умнее. Разве не в позднем СССР «джинса» и прочие закордонные чудеса цивилизации становились вожделенными знаками способности их обладателя шагать в ногу со временем? «Время – вперед!», громогласно восклицали мы тогда, правда, как оказалось в скорости, вкладывая в эти слова совершенно разный смысл.
А что сегодня? – Сегодня мир еще более изумителен и парадоксален. Уже не фабричные рабочие, не китайские простолюдины, либо какие-то «националисты», а считающиеся вполне образованными люди (включая и тех, кто со всякими научными степенями) готовы и на вышки-излучатели обрушиться, и призывают сопротивляться прививкам, «чипизации», «цифровизации», разбросанных по миру американских биолабораторий и прочая, и прочая.
Мы, что сегодня начинаем уподобляться отсталым мужикам и бабам, которые в тех или иных новшествах могли видеть какие-то подвохи, а то и вовсе дьявольские штучки?
А почему бы и нет? Только сама наша реальность уже не дает нам права смотреть свысока на предшествовавших нам недругов прогресса. Просто, хотя и в иных формах и при иных обстоятельствах повторяется та особенно наглядно и действенно проступающая особенность прогресса в человеческом мире, раздираемом властью денег и столкновениями хищнических интересов, когда, говоря словами Маркса, прогресс уподобляется языческому идолу, не желающему пить нектар иначе, как из человеческих черепов. И совершенно естественно, что в любом столетии появляются те, кто, будучи доведенными до предела, начинают бунтовать против того, чтобы идол прогресса пил нектар именно из их черепов.
Боюсь, что, если так пойдет и дальше, то я сам, и мне подобные, не боевитые по своей натуре люди, станут уподобляться луддитам. Ведь и мы воочию видим, как немалое число начинаний, овеянных ветрами красивых и даже кажущихся убедительными фраз, ведут к тому, что множеству людей становится жить все труднее и труднее, и немалое число чудес прогресса несет в себе именно им , а с ними и непосредственно нам горькие сюрпризы. А то и настоящие бедствия.
Эхо Победы. Праздник или День Скорби?
Никогда, наверное, день Победы не рождал таких бурь самых разнообразных эмоций и толков. Так ведь никогда прежде, то есть в иные годы, праздники не встречались в таких, очень мягко говоря, экстравагантных условиях.
В Итернете даже зазвучали, правда, не совсем уж новые слова о том, что вернее было бы встречать этот день не как День Победы, а как День памяти погибших, День Скорби. Мало того, появилось словечко «победобесие».
Как же все это видится сегодня мне самому?
Не претендуя на оригинальность (поиски истины редко бывают сугубо оригинальными), я лично бы выделил здесь, по крайней мере, три момента.
Первый – это Светлая Память, рождающая тягу к сближению. Особенно сегодня, в эпоху мирового хаоса и раздрая, она дорогого стоит. И тогда, когда на разных языках поют советские песни военных лет, и тогда, когда дети и взрослые из самых разных мест уже именно на русском поют и читают стихи, и когда в Киргизии ли, в Белоруссии, в Берлине ли демонстрируют Живую Память. Такой День, мне кажется, чисто исторически тяготеет к тому, чтобы стать сквозным, то есть прорывающимся сквозь эпохи, границы и этнические различия праздником. Праздником, Победы добра над злом. И в этом своем пронзающем границы и время смысле такой день мог бы стать родственным древнейшему Наурызу, Пасхе и Рождеству Христову. Все конкретные споры об историчности или мифологичности таких-то образов и сюжетов, их корнях либо реальной роли служителей такой-то Церкви либо Партии здесь способны эмоционально отступать в тень перед тягой к сближению и гармонии. Как когда-то восклицал Игорь Северянин «Шампанское в лилию! В шампанское лилию! В морях дисгармонии маяк – унисон!»
А как же быть со второй гранью или со вторым моментом – Ценой Победы? Сколько раз, в том числе и в эти дни можно слышать: «Это День скорби. Мол, сколько жертв из-за заград-отрядов, из-за того, что Сталин перебил перед войной множество командиров и т.д., и т.п.
Я лично за правду. Каковой бы она ни была. И за целостность любых картин. В том числе и картины той Великой войны. И меня коробит неуклюжесть пропаганды, сколоченной из нестыковок. Скажем, горделиво кричат, что мы не заваливали врага телами убитых, и подобные утверждения – фальсификация, и в то же время начинают для чего-то изо дня в день давать на телеэкраны списки погибших красноармейцев, которых, если только глаза мне не соврали оказывается, по этим данным где-то 12 с половиной миллионов. Желающие сами могут порыться и посмотреть данные о потерях Вермахта на всех фронтах. Даже с учетом того, что против СССР воевали далеко не только сугубо немецкие части, такие потери будут несопоставимы. Но… стоп! Тут-то и необходимы честные и масштабно мыслящие профессионалы. Если уж были и нелепые потери (а они были), то, как умалчивать о них? И, вообще, было бы уместно давать хотя примерно известные соотносительные потери на разных этапах войны и в ходе различных операций. Но комментировать, анализировать, в том числе и несоразмерность потерь, должны профессионалы, а не гаджетные глашатаи истин. С древнейших времен, и у римлян, и у того же Чингиз-хана были порядки не уступавшие по своей жестокости иным действиям заград-отрядов и т.д. И тут надо не оправдывать, что-то или опровергать, а просто давать почаще слово людям сведущим именно в этом , людям понимающим, реальные различия и соответственные боевые возможности разных типов танков, самолетов и т.д., и т.п. Но даже с учетом всех ошибок, чрезмерных жертв и прочая, и прочая, победа от этого не перестает быть победой. Тут, независимо от верований и убеждений, можно вспомнить и наполненную глубочайшего символизма христианскую традицию, согласно которой воскрешению Христа предшествовали крестные муки. Если кому более близки другие примеры, то могут вспомнить, что ни катастрофические для римлян Канны, ни другие победы Ганнибала не изменили общего хода истории: победил Рим. И пусть того Рима, как и ганнибаловского Карфагена, давно уже нет, а исторический факт остается фактом: в пунических войнах одержал победу Рим. И, как не крути, а советская армия была в Берлине, где, кстати, сражались не просто казахстанцы, а и костанайцы, а не наоборот. И знамена гитлеровских боевых частей были брошены у мавзолея. Все же остальное – игры словами.
«Праздник со слезами на глазах» – лучше не скажешь. Одна только беда к нам подкралась в последние десятилетия и накрыла нас грозовой тучей: слезы-то сейчас Другие. Постарайтесь вспомнить сами: что из того, за что обильно лилась кровь, сохранилось, а что погибло, кануло в Лету? – И горько станет. Увы, здесь и не без моей, и, возможно, не без глупости и оболваненности таких же, как я, начиная с перестройки у нас бесстыдно воровались плоды той самой Победы, о которой продолжали шуметь на всех углах. Поистине: «Мы на нежданной высоте. Взгляните, как, сплотив ряды, победу ныне славят те, кто растоптал ее плоды». Иначе говоря, сложилась парадоксально-поучительная ситуация: чем меньше остается народам от плодов той тяжелой победы, тем громче крики трибунно-гаджетных восклицателей и плакальщиков. И в этом контексте, словечко «победобесие», увы, имеет определенный смысл. Отбрасывая здесь тех, кто по сей день пытается приравнять СССР к нацистской Германии (это особый вид лжи, который требует особого разговора), мы нередко видим, как Победу, точнее память о ней, превращают в шоу-пустышку либо подмостки, позволяющие выглядеть значительнее тем, кто, крича о победе, сам к ней не имеет никакого отношения. И не потому, что не успел повоевать или пролить пот свой в тылу. А потому, что и победа превращается для него в повод лишний раз напомнить о себе: «Жив курилка!» И тут уж даже реальные заботы о горстках реальных ветеранов, доживших до наших дней, становятся составляющей фантасмагории. Почему? – Да потому, что реально действенная память не в том, чтобы раз в год вручить живым ветеранам подарки и спеть под их окнами песни (хотя само по себе это здорово). А в том, чтобы потомки тех, кто самой дорогой ценой добывал победу, могли жить по-человечески. То есть не просто жрать в три горла, тогда как буквально рядом, кто-то не в силах свести концы с концами, а и иметь идеалы, и бороться за справедливость… С этим же, как раз у нас сегодняшних все очень непросто.
К оглавлению...
