Действующие лица:
Она – Черубина де Габриак, Елизавета Дмитриева.
Маковский – Сергей Маковский, петербуржский издатель.
Волошин– Максимилиан Александрович Волошин, философ, художник, поэт.
Гумилёв – Николай Степанович Гумилёв, поэт, переводчик.
Чиновникобыкновенный.
Гюнтер – Иоганесс фон Гюнтера – немецкий поэт и переводчик.
Обыватели (Чиновник и Гюнтер из числа обывателей).
При определённом режиссёрском решении все мужские персонажи могут превращаться в Обывателей и играть в массовых сценах.
Голос.
Голоса.
ПРОЛОГ
Девушка в плаще,убегая от невидимых призраков, кружится по сцене, её метания превращаются в танец. Капюшон плаща закрывает лицо. Неожиданно она резко останавливается. Замирает, воздев руки в жесте защиты.
Она. Нет, пожалуйста, не надо…Не надо!
Голос. Возможно, всё было так, а возможно, не совсем так. А возможно, и совсем не так. Настоящий миф, как круги по воде от упавшего камня, порождает вокруг себя всё новые и новые легенды и мифы.
Она.
Царицей призрачного трона
Меня поставила судьба. . .
Венчает гордый выгиб лба
Червонных кос моих корона.
Но спят в угаснувших веках
Все те, что были бы любимы…
Девушка исчезает.
ЧАСТЬ 1
На авансцене столик с письменными и туалетными принадлежностями. В глубине вешалки с костюмами начала 20 века. Выходит мужчина с письмом.
Маковский. В сентябре 1909 года известному петербуржскому издателю Сергею Маковскому, принесли очень душистое письмо. Конверт, запечатан черной сургучной печатью с девизом « Vaevictis!» – «Горе побежденным!».
Голоса. Горе побеждённым… Горе… Побеждённым… Побеждённым? Горе?. . . Горе… Го… По… ре… По… Го…
Он(делает жест, призывающий к тишине). В конверте листки, на которых в черной траурной рамке… стихотворения.
Со всех сторон сбегаются обыватели. Говорят наперебой
– Приложенное письмо – на французском.
– В конверте несколько бутонов роз.
– Но кто эта незнакомка?
– Письмо не раскрывает инкогнито…
– Стихи подписаны только одной буквой – «Ч. »
Она (из глубины сцены)Звонок последовал примерно через неделю.
Маковский. Голос у прелестницы оказался…
Обыватели.
– Чарующим!
– Волшебным!
– Обволакивающим!
– Волнующим!
– Опьяняющим!
Она. Я посылала вам стихи.
Маковский(стонет). О-о…Голос оказался прелестным… А-ах… Маковский почувствовал любовный трепет и томление. (Ей. ) Да. Я получил письмо со стихами. Как ваше имя?
Пауза.
Обыватели. – Имя? – Как вас зовут? – Имя назовите! – Зовут вас как? – Имя!
Голоса. Имя… Ваше… Ва-а… Мя-а… И-и…
Она. Письмо подписано буквой «Ч».
Пауза.
Маковский. Она сдалась не сразу. Но сдалась. Имя оказалось не менее завораживающее:
Она. Че…
Маковский. Че?
Голоса и Обыватели(вместе). Че?!
Она. Че… ру-би-на…
Голоса и Обыватели подхватывают и декламируют имя «Черубина» на разные лады, пока Он не призывает к тишине.
Маковский. Черубина…
Она. …де Габриак.
Голоса (нараспев хором). Черубина де Габриак.
Пауза.
Маковский. Папаша Мако, так звали Маковского за глаза товарищи, используя обширные связи, поднял на дыбы всю полицию, чтобы разузнать адрес незнакомки.
Обыватели расходятся от него по углам сцены, сообщают зрителям по секрету.
Обыватели.
– Маковский известнейший ловелас…
– Не пропускает ни одной юбки.
– Любая публикация стихов может состояться только через интим.
– Неужели до такой же степени?
– Другой формы отношений литератор и издатель просто не признавал.
– Но если женщина красива, что ему остаётся?
Обыватели азартно обсуждают поведение издателя.
Маковский. Но… «Полицейская облава» ни к чему не привела. Лицо с именем Черубина де Габриак в Санкт-Петербурге зарегистрировано не было…
Обыватели бесноватыми тенями окружают Маковского, то ли сочувствуют, толи издеваются. Пауза.
Она. Но девушка позвонила сама!
Обыватели распределяются по сцене так, что мешают Ему рассмотреть незнакомку. Голоса сопровождают её речь альтовым вокализом.
Она(томно интригующе). Возможно, не стоит печатать мои стихи…
Маковский(явно нервничает). Что вы, наоборот, они потрясающи! Образ лирической героини так… гм… эротичен, то есть, я хотел сказать, романтичен. А вы действительно так прекрасны, как… как ваши стихи?
Она. Не знаю, не думаю. Хотя…
Пауза.
Маковский. Что «хотя»?
Она. Мужчины говорили моему отцу, что его дочь так пленительна, что с ней опасно выходить на улицу.
Маковский. О-о! Я знал, я чувствовал…
Она. Когда судьба печальна, внешность уже не имеет значения.
Маковский. Почему печальна? Я помогу вам, довертись мне.
Она. С моею царственной мечтой
Одна брожу по всей вселенной,
С моим презреньем к жизни тленной,
С моею горькой красотой.
Обыватели.
– Кто она?
– Почему так прячется?
– Почему не может зайти в редакцию?
– Она решительно уклоняется от личного знакомства.
– Настаивает на анонимности,
– Там, какие-то сложные и неразборчивые “семейные обстоятельства”. . .
Она. Но спят в угаснувших веках
все те, кто были бы любимы,
как я, печалию томимы,
как я, одни в своих мечтах.
Маковский(нетерпеливо). Это я уже читал…
Она. Я не могу сказать вам большего.
Маковский. Но почему?
Она. Как жаль, что нам не суждено встретиться. Я слышала о Вас много такого, что недостойно мужчины.
Маковский. Не верьте ни чему, мое сокровище!(Девушка исчезает. А с ней вместе и поющие Голоса) Алло… Алло…
Пауза.
Обыватели.
– Большую подборку стихов Черубины де Габриак поместили во втором номере журнала «Аполлон»,
– Выбросив при этом стихи Анненского,
– Который невероятно обиделся.
– Вся редакция «Аполлона» была заочно влюблена в Черубину.
– И все завидовали Маковскому…
– Он мог говорить с ней по телефону!
Издали слышны напевающие голоса, грациозно двигаясь, будто танцуя по воздуху, появляется Она. Иногда чуть припадает на одну ногу, но и это смотрится не хромотой, а танцевальным па.
Она. В слепые ночи новолунья,
Глухой тревогою полна,
Завороженная колдунья,
Стою у темного окна.
Маковский. Вы видели свои стихи в журнале?
Она. Возможно, я сделала ошибку, послав вам письмо… Вы… опасный человек для молодой девушки…
Маковский. Как вы только увидите меня, сразу поймете, что все сплетни на мой счёт чистой воды вздор! Я не такой!
Она. Нам нельзя увидеться. Я испанка, католичка, мне всего лишь восемнадцать лет. В монастыре я получила строгое воспитание, а сейчас с меня не спускает глаз отец и мой исповедник, монах-иезуит. Они следят за каждым моим шагом!
Маковский. Позвольте хотя бы увидеть вас издали, пусть не целиком, хотя бы силуэт.
Она. Безумец! Вы хотите, чтобы нас вообще лишили возможности общаться? Да если отец узнает, он меня тотчас же увезет отсюда!»
Маковский. Скажите, где вы остановились, и я, как верный пес у ваших ног, буду ожидать этого чудесного мгновения!
Она. Стеклом удвоенные свечи
И предо мною, и за мной,
И облик комнаты иной
Грозит возможностями встречи.
Исчезает, Голоса стихают.
Обыватели.
– Говорят,у нее рыжеватые, бронзовые кудри.
– Цвет лица совсем бледный, ни кровинки.
– Но ярко очерченные губы со слегка опущенными углами.
– А походка чуть прихрамывающая…
– Как и полагается колдуньям.
Маковский. Я должен её найти!
ЧАСТЬ 2
В свет луча выходит Девушка без плаща. Она полная и неуклюжая, сильно хромает.
Один из обывателей в роли Чиновника(за столом, записывает её ответы). Дата и место рождения.
Она. 31 марта 1887 года. Петербург.
Обыватель. Социальное положение
Она. Отец, учитель средней школы, мама – акушерка. Отец умер от чахотки, когда мне было 14.
Обыватель. Национальность.
Она. Бабушка по отцу – шведка, дедушка по матери – украинец. В родне матери были и цыгане.
Маковский выбегает вперёд, Девушка отступает назад.
Маковский. Испанка восемнадцати лет, загадочная и прекрасная…да, да, уже необходимо это признать, я давно уже увлекаюсь Черубиной вовсе не только как поэтессой. Да не только я, весь литературный Петербург!
Обыватели.
– В Аполлоне новые стихи Черубины…
– Прелесть…
– У неё чахотка, она при смерти!
– Бронзовые длинные волосы… восемнадцать лет…
– Черубина – новая эпоха нашего литературного бомонда.
Она(выбегая в плаще):Отец все-таки что-то заподозрил, послезавтра мы срочно уезжаем в Париж.
Маковский. О боже… нет… Я приеду к тебе в Париж!
Она: «Милый! Теперь я могу по праву тебя так называть! Сегодня я по почте послала тебе свое прощальное письмо. Кто его знает, будет ли в Париже подобная оказия. Зная твой горячий нрав, свой парижский адрес не сообщаю. . . ».
Убегает. Пауза.
Маковский. Она призналась мне в любви! Она хочет нашей встречи! Я вырву ее из рук сумасшедшего отца! Чего бы мне это не стоило!
Она (снова вбегая). Отец хочет, чтобы я постриглась в монахини. Наверное, так лучше. Я молилась всю ночь, даже не замечая холода каменного пола. Кажется, воспаление лёгких. Но умереть лучше, чем жить в разлуке.
Снова убегает
Маковский. Черубина! Я сойду с ума… Черубина!
Он мечется по сцене в поисках её, Она то исчезает, то появляется. Голоса сопровождают их метания то пением, то репликами из предыдущего диалога. Обыватели появляются то тут, то там, добавляя нервозности и хаотичности в метания персонажей. На голос Чиновника исчезают, как нечисть на рассвете.
Чиновник (официально, из-за стола). Так что ваш брат?
Девушка скидывает плащ и, неуклюже хромая, подходит к чиновнику.
Она. …брат старший… он брал моих кукол, отрывал им по одной ноге и говорил: у хромой девочки должны быть хромые куклы. Туберкулез легких и костей…В 7 лет тело заковали в жесткий корсет, так что я вообще не могла двигаться…(Смотрит вдаль, будто видит кошмары из детства. Пауза. )
Чиновник. Продолжайте.
Она. Брат приходил ко мне по вечерам в комнату и читал страшные рассказы Эдгара По. Ночью меня мучали кошмары… Брат вообще был болен. Однажды он бросил в печку живую собаку, её спасли родители, но это было ужасно. Когда мне было десять, брат взял с меня расписку, что я в шестнадцать выйду замуж и рожу 24 ребенка, которых отдам ему: он будет издеваться над ними и убивать. . . Можно я больше не буду о семье?
Пауза. Чиновник пристально смотрит на неё, не отвечает. Она через силу продолжает.
Когда мне было 9 лет, после дифтерии я на 10 месяцев ослепла. Я тогда всё время представляла, как душа отлетает из тела… С тех пор смерть кажется мне освобождением…
Хватает плащ, прячется под него.
Маковский выбегает вперёд с новым письмом в руках.
Маковский. Слава Богу, кризис миновал, она будет жить… врачи сказали, опасность миновала… Моя инфанта, моя фея… (Видит фигуру, закутанную в плащ. )
В твоих стихах твоя душа. Поверь, я люблю твою душу, а не твою красоту…
Она. В тихой мгле исповедален
Робкий шепот, чья-то речь;
Строгий профиль мой печален
От лучей дрожащих свеч.
Маковский. Когда ты возвращаешься в Россию?
Обыватели.
– Коровин просил, чтобы его провели к ней с завязанными глазами, чтобы он нарисовал её портрет…
– Говорят, у неё в Москве есть кузен.
– И всё же здесь что-то не так…
– Дмитриева пишет на Черубину пародии.
– Дмитриева?. . Гм… Не слышал про такую…
– Женщинам трудно признать, что среди них есть лучшая.
– А вот Цветаева признаёт, она написала «её невозможно увидеть, но не увидеть её – умереть».
– Ну, Цветаева – не женщина, Цветаева – поэт.
– Тираж Аполлона распродан весь…
– Черубина – это поэзия будущего!
Она. Когда Медведица в зените
Над белым городом стоит,
Я тку серебряные нити,
И прялка вещая стучит.
Мой час настал, скрипят ступени,
Запела дверь. . . О, кто войдет?
Кто встанет рядом на колени,
Чтоб уколоться в свой черед?
Он. Я…Я готов уколоться…Я уже на коленях… Почему ты не веришь, что есть мужчины, способные на искренние чувства?. . Это всё католическое воспитание…
Она. Открылась дверь, и на пороге
Слепая девочка стоит;
Ей девять лет, ресницы строги,
И лоб фиалками увит.
Девушка в плаще исчезает. Пауза.
Маковский. Какая изумительная девушка! Я всегда умел играть женским сердцем, но теперь у меня каждый день выбита шпага из рук. Какая глупая, однако, роль… А что делать? Ещё этот кузен…говорят, что у неё есть кузен… дон Гарпия ди Мантилья. Странное имя…Надо попробовать найти её через кузена! Ах, если бы у меня было несколько тысяч дохода, я мог бы официально просить её руки.
Решительно уходит.
Чиновник за столом. Образование.
К столу возвращается неуклюжая хромоножка.
Она. Одиннадцать с половиной полтинников в месяц – моё жалованье школьной учительницы в Петровской гимназии. Я училась в Женском Императорском Педагогическом институте и окончила его по двум специальностям: средняя история и французская средневековая литература. В это же время была вольнослушательницей в Университете по испанской литературе и старофранцузскому языку. Потом ездила в Париж, поступила в Сорбонну…
Чиновник. Гумилёва вы встретили в Париже?
Она. Николай Гумилев? Да, Мы познакомились в Париже в 1907 году. Он провожал меня, подарил цветы,
Помню вечер в холодном Париже,
Новый мост, утонувший во мгле. . .
Двое русских, мы сделались ближе,
Вспоминая о Царском Селе.
…но это ничего не значило. Он тогда был сильно увлечён Ахматовой. Весной 1909 г. мы снова встретились, уже в Петербурге, и вот тогда. . .
Голос Гумилёва. Не смущаясь и не кроясь, я смотрю в глаза людей,
Я нашел себе подругу из породы лебедей…
Она. Думаю, что Гумми меня действительно любил… Гумми – я так его звала, мне не нравилось имя «Николай». Гумми не замечал, что я толстая и не очень красивая… и я этого не замечала… Вообще любовь – странная штука. Гумми полюбил меня… из-за крокодилов…
Чиновник(от удивления реагируя по-человечески). Как это?
Она. Я была в большой компании на какой-то художественной лекции в Академии художеств. Там был
В глубине сцены появляется Волошин – крупный мужчина с копной пышных волос
Волошин. Максимилиан Александрович Волошин.
Она. Тогда Макс для меня казался недосягаемым идеалом во всем. Ко мне он был очень мил. А когда меня стали знакомить с Гумилевым, мы тут же вспомнили друг друга по Сорбонне.
В глубине сцены появляется другой мужчина – Гумилёв.
Гумилёв. …ночной Париж, кафе «Черная кошка», сеанс позирования у художника Себастьяна Гуревича. . .
Она. Потом мы все поехали ужинать. Мы много говорили с Николаем об Африке, почти в полусловах понимая друг друга, обо львах и крокодилах. Я помню, я тогда сказала очень серьезно, потому что я ведь никогда не улыбалась. Я сказала «Не надо убивать крокодилов».
Гумилёв отводит в сторону Волошина.
Гумилёв. Она всегда так говорит?
Волошин(озорно взглянув на Неё, очень серьёзно). Да, всегда.
Она. Так бывает, одна фраза вдруг всё переворачивает. Потом мы писали стихи, ездили на «Башню» и возвращались на рассвете по просыпающемуся розовому городу…Он звал меня моим домашним именем…
Гумилёв. Лиля.
Она. Ли-ля.
Гумилёв. Имя, похожее на серебристый колокольчик.
Голоса подхватывают имя Лиля и звенят им, как колокольчиком.
Чиновник. Он делал вам предложение?
Она. Да, он просил меня выйти за него замуж. Но… я не соглашалась.
Чиновник. Почему?
Она. Я не знаю, как ответить на этот вопрос.
Обыватели.
– В это время она была невестой другого.
– Тоже поэта?
– Нет… инженера мелиоратора Васильева.
– Они назвались женихом и невестой ещё в 1906 году.
– Ещё до Парижа.
– Бедный мелиоратор.
Обыватели перешёптываются и хихикают.
Она. Дело не в этом… Васильев хороший человек, он бы всё понял.
Чиновник. А в чём тогда дело?
Она. Те минуты, которые я была с Гумилевым, я ни о чем не помнила, а потом плакала у себя дома, металась и не знала. . . Ничего не знала, не понимала… Я не знаю, как это объяснить… В нем была железная воля, желание даже в ласке подчинить, а во мне было упрямство… Мы друг друга мучали… Любили. И мучали.
Гумилёв.
Это было не раз, это будет не раз
В нашей битве глухой и упорной.
Как всегда, ты теперь от меня отреклась.
Завтра, знаю, вернёшься покорной.
Обыватели.
– Гумилев клянётся, что покорит эту экзотическую Черубину.
– Вся редакция Аполлона горит желанием увидеть это сказочное существо.
– Где собираются хотя бы трое, речь заходит о ней.
– Если она так красива, то почему себя не показывает?
– Это все слишком похоже на мистификацию!
– Надо признать, что пародии Дмитриевой не лишены остроумия.
– Дурнушкам ничего другого не остаётся, кроме как писать пародии на красавиц.
– Но в эту дурнушку, кажется, был влюблён всё тот же Гумилёв.
– Да что вы, это она в него влюблена, он её просто жалел.
Она. В мае 1909 года мы поехали в Коктебель к Максимилиану Волошину. Судьбе было угодно снова свести нас всех троих вместе: Гумми, меня и Макса.
Чиновник (скептически). И Волошин тоже в вас был влюблён?
Она. Максимилиан Александрович… это… совсем другое. Гумилёв – цветение весны, «мальчик», мы были ровесники, но он всегда казался мне младше, а Волошин…
Снова в глубине сцены появляется Волошин.
Волошин. Вы видели, кто-то написал на стене Коктебельской кофейни… «Бесстыжий Макс — он враг народа. Его извергнув, ахнула природа. »
Она. Это шутка…
Гумилёв. Нет, я не знаю, кто это написал…
Все трое смеются.
Она. Макс– он где-то вдали, он – кто-то, кто никак не может обратить свои взоры на меня, маленькую и молчаливую. И вдруг он – «Недосягаемый» ответил взаимностью, или мне так показалось…
Чиновник. Но приехали вы в Коктебель с Гумилёвым? А теперь?
Она. Да. Гумми. . .
Гумилёв и Она сходятся, расходятся. Расстаются и никак не могут расстаться.
Гумилёв. Я - попугай с Антильских островов,
Но я живу в квадратной келье мага.
Вокруг - реторты, глобусы, бумага,
И кашель старика, и бой часов.
Пусть в час заклятий, в вихре голосов
И в блеске глаз, мерцающих, как шпага,
Ерошат крылья ужас и отвага
И я сражаюсь с призраками сов. . .
Она. Выбор уже был сделан, но Гумми все же оставался для меня какой-то благоуханной, алой гвоздикой. Мне все казалось: хочу обоих, зачем выбор!. . . Я попросила Гумилёва уехать, не сказав ему ничего. Он счел это за каприз, но уехал…
Гумилёв. Пусть! Но едва под этот свод унылый
Войдет гадать о картах иль о милой
Распутник в раззолоченном плаще –
Мне грезится корабль в тиши залива,
Я вспоминаю солнце. . . и вотще
Стремлюсь забыть, что тайна некрасива.
Она. Он уехал из Коктебеля в одиночестве. А я тогда осталась. Конец лета 909-го в Коктебеле до конца сентября …это были лучшие дни моей жизни!
Голоса. Тайна… некрасива… распутник… забыть…
Обыватели оттаскивают Гумилёва от девушки.
ЧАСТЬ 3
Атмосфера летнего Коктебеля. Волошин за столом. Она читает ему свои стихи.
Она. Замкнули дверь моей обители
Навек утерянным ключом:
И Черный Ангел, мой хранитель
Стоит с пылающим мечом,
Но блеск венца и пурпур трона
Не увидать моей тоске,
И на девической руке –
Ненужный перстень Соломона.
Волошин. Мы пошлём это в Петербург в «Аполлон».
Она. Бесполезно. Всё, что я относила и посылала, всё отложено, как не заслуживающее внимания.
Волошин. А на этот раз внимание обратят.
Она. Почему ты так уверен? Думаешь, мои последние стихи намного лучше предыдущих?
Волошин. Предыдущие были подписаны Елизаветой Дмитриевой. А для новых мы придумаем какой-нибудь экстравагантный псевдоним.
Она. Думаешь, всё дело в имени?
Порывы ветра колышут воздушные занавески. Голоса на фоне морских волн и чаек нашёптывают строки из Шекспира «Что в имени тебе моём, ведь роза пахнет розой, хоть розой назови её, хоть нет…»
Волошин. Помнишь, я нашел на берегу моря корягу из виноградного корня?
Она. Да, такая– однорукая и одноногая, но с добродушной мордочкой. Милый чертёнок. Он стоит у тебя на книжной полке…
Волошин. Мы дали ему имя – Габриах.
Она. Согласно демонологии Габриах – это бес, который защищает от злых духов. Но мне больше нравится называть его – Гаврюшка.
Волошин. Нет-нет-нет, Гаврюшка отменяется, это совсем не то… Габриах… Неплохо! Но…изменим на французский манер окончание – Габри-ак, и добавим к нему частичку «де». Де Габриак… Нравится?
Она. Де Габриак… Звучит интригующе…. Но это фамилия, а не имя.
Волошин. Чертёнок – буква «Че». Ч. де Габриак.
Она. А может найти женское имя, которое начинается с этой буквы.
Волошин. Челитта… Черита… Чегира… Чара… Чечелия… Чинара…
Она к каждому имени приставляет де Габриак и слушает звучание
Волошин. Помнишь, в романе Брета Гарта героиня,жившая на корабле… Её звали…Черубина.
Она. Черубина де Габриак… А хорошо! Че-ру-би-на-де-га-бри-ак…
Волошин. Маковский хотел бы, чтобы балерины писали стихи. Или же, чтобы у поэтесс были фигуры балерин. При этом, поэтесса-красавица должна быть ещё и умна, как профессор университета… Ну что ж, мы ему подарим то, что он хочет!. . Этого сноба стоит немного проучить. Так… бумага должна быть особенная и почерк…
Она. Я умею писать каллиграфически… Письмо на французском?
Макс. Бьенсюр! Конечно!
Оба углубляются в процесс сочинения письма и отбора стихов.
Голос Черубины.
Лишь раз один, как папоротник, я
Цвету огнем весенней, пьяной ночью. . .
Приди за мной к лесному средоточью,
В заклятый круг, приди, сорви меня.
Люби меня. Я всем тебе близка.
О, уступи моей любовной порче.
Я, как миндаль, смертельна и горька,
Нежней, чем смерть, обманчивей и горче.
Чиновник. Профессор изучил вашу историю болезни и советует вам подлечить нервы на водах.
Она. Но в этой истории не всё… Есть вещи, о которых я не могу вам сказать… Но это очень важно…
Чиновник. Хорошо. Я ещё раз поговорю с профессором, возможно, он вас примет лично.
Она. Нет! Не надо, спасибо…
Чиновник(крайне удивлён). Как вам будет угодно.
Чиновник уходит. Пауза.
Из глубины сцены тенями появляются Обыватели
Голоса. Лично… На водах… Лично… Безразлично… Неррвы…
Она. Милый Макс, оттуда из Коктебеля всё казалось забавной игрой… А здесь…Они восхищаются моими стихами, подписанные её именем, но не замечают, отмахиваются от стихов, моих же стихов, подписанных моим… Сейчас уже любая чушь из под пера Черубины будет шедевром, а всё, что пишу я, никому не нужно… Они все сошли с ума! Или… я схожу с ума… Макс, ты нужен мне, я без тебя не справлюсь!
Волошин. В мирах любви,- неверные кометы,-
Закрыт нам путь проверенных орбит!
Явь наших снов земля не истребит, –
Полночных Солнц к себе нас манят светы.
Голоса. Явь снов…Путь проверенных закрыт…Явь полночных солнц…
Обыватели.
– Это рано оскорбленное жизнью дитя – Черубина.
– Де Габриак – имя, итальяно-испано-французское, к чему брать с полки Готский альманах. – Старую культуру и хорошую кровь чувствуешь.
– Уже два месяца Маковский совсем больной…
– Зато Аполлон раскупают мгновенно.
– Письма от Черубины все печальнее, а звонки всё реже…
– Она исчезнет, как и появилась…
– Неразгаданная…
Среди благородного собрания Она, хромая неприметная Елизавета Дмитриева.
Она. Иногда мне кажется, что я боюсь встречи с Черубиной де Габриак… Даже глядя в зеркало, я будто раздваиваюсь и не понимаю, где я, а где Черубина.
Обыватель. Вы что-то сказали?
Она. Нет, вам показалось.
Другой обыватель(всем). Вы слышали Черубина прислала Маковскому новое письмо, её почерк изменился, она пишет, что из-за болезни.
Она(себе). Самозванка… А если… это не я раздваиваюсь, а Черубина действительно существует, то есть, она стала существовать… Я дала ей жизнь, а теперь она хочет от меня не зависеть… но для этого ей нужно меня… уничтожить…
Обыватель. Вам плохо?
Она. Знаете, меня все время преследует двойник, ходит за мной по пятам по мостовым Петербурга. (Пауза. )Мне боязно ходить без провожатого… (Выжидательная пауза. ) Впрочем, я вижу, в данном благородном собрании все так заняты призраком Черубины, что проводить живую женщину просто некому?
Третий обыватель. Елизавета Ивановна, вы преследуете своим сарказмом Черубину де Габриак, потому что ваши друзья,Волошин и Гумилев, влюблены в эту испанку?
Она. Нет.
Второй обыватель. Вы просто ревнуете. Это нормальное человеческое чувство.
Она. Думаю, что эта дама так уродлива, что именно поэтому не хочет никому показаться. Если, конечно, эта дама вообще существует.
Обыватель в роли Гюнтера. Я провожу вас, Елизавета Ивановна.
Она. Вы?
Гюнтер. Иоганесс фон Гюнтера – немецкий поэт и переводчик.
Она. Да-да, нас как-то знакомили. Вы ведь завсегдатай всех литературных салонов?
Гюнтер. Ну не всех. У Кузьмина бываю, у Всеволода Иванова, у Маковского. Вы знаете, я разделаю вашу мысль, что Черубины нет, это миф.
Она. Вот как… И кто же, по вашему, создал этот миф?
Гюнтер. Рекламный трюк. Наш Мако придумал эту поэтессу, чтобы увеличить тираж ’’Аполлона. . . ’’.
Она. Да? Очень интересно. Но если так… то, кто всё-таки пишет её стихи?
Гюнтер. Стихи? Да… Кто-то их пишет. . .
Она. Самой Черубины, возможно, и не существует, но ведь стихи реальность. И хорошие стихи. Значит…
Гюнтер. Значит, существует женщина или мужчина, кто пишет эти стихи… То есть, Черубина де Габриак – это кто-то, кого мы может и знаем, но на кого не догадываемся подумать…
Она. Вы совсем не глупы, Иоганесс фон Гюнтер.
Гюнтер. Принимаю ваш комплимент, и не оспариваю сей факт.
Она. Приятно иметь дело с умным человеком. В наши времена это редкость.
Гюнтер. Это во все времена редкость.
Она. Хотите знать, кто же эта – Черубина де Габриак?
Гюнтер. Ещё бы! Узнать эту тайну мечтает весь Петербург!
Голоса возникают эхом «Тайна… весь… Петербург…»
Она. Хотите знать, кто пишет стихи, подписанные именем Черубины де Габриак?
Гюнтер. Бога ради, не томите!
Голос Волошина. Не делай этого.
Пауза.
Гюнтер. Если вам это известно, Елизавета Ивановна, умоляю…
Голоса. Не делай… Не надо… Не надо… Не… на… не… до…
Она. Только обещайте, что никому не расскажете.
Гюнтер. Разумеется! Клянусь!
Пауза.
Она. Черубина де Габриак – это я.
Гюнтер застывает. Начинается гроза. Обыватели обступают пару, и выходят на первый план.
Волошин. В мирах любви,- неверные кометы,-
Закрыт нам путь проверенных орбит!
В нас тлеет боль внежизненных обид –
Изгнанники, скитальцы и поэты!
Обыватели.
– Сначала Гюнтерне мог поверить!
– Три дня держал данное слово… а потом…
– Целых три дня!
– А Кузмин давно говорил Маковскому, что надо прекратить эту игру.
– Аполлоновцы и слушать не хотели. . .
– Во многих женщинах сидит червоточина!
– Гумилев подсмеивается над Дмитриевой.
Волошин. Лиля! Зачем ты это сделала? Зачем?
Она. Я тебе писала… Я больше не могла терпеть, как все восхищаются ею, как все читают её наизусть, она, она, она… Но ведь она – это Я…
Волошин. Нет, Лиля. Она – не ты.
Она. Как это не я? Мы же вместе её придумали…
Волошин. Я слишком хорошо знаю беспощадность, ту – людскую, – и, особенно, мужскую, ничем не оправданную требовательность, ту жесточайшую неправедность, не ищущую в красавице души, но с умницы непременно требующую красоты.
Она. Что же теперь делать?
Волошин. Тебе не простят убийства Черубины.
Она. Убийства?
Волошин. Она должна была исчезнуть в Париже. Остаться для всех влюблённых поклонников призраком, мечтой. Ты отняла у них мечту…
Она. Но ведь Черубина – это Я… Это я – Черубина!
Волошин. Теперь уже нет. Слишком многие считали этот призрак реальностью…
Пауза.
Она. Если так…Тогда я правильно её убила… Иначе бы она убила меня.
Волошин. Лиля, успокойся. Ты больна…
Обыватели.
– Гумилёв считает Елизавету Дмитриеву сумасшедшей.
– Он рассказывал подробности их романа, о, это так пикантно.
– Это ложь. Гумилёв благороден, он не стал бы рассказывать такое…
– Дорогая, мужчины все благородны, пока им это выгодно
– Гумилёв делал ей предложение, она отказала. От любви до ненависти…
– Вы знаете, что он ей сказал при встрече?
– Это знает весь Петербург.
Гумилёв (проходя мимо Неё, делает вид, что случайно Её заметил). Мадемуазель, я слышал, вы распространяете ложь, будто я собирался на вас жениться. Вы были моей любовницей. На таких не женятся.
Она. Что? Ложь?
Гумилёв. Я их любил, те странные пути,
Где нет надежд и нет воспоминанья.
Она. Ты можешь меня ненавидеть. Но не вправе оскорблять.
Гумилёв. Но вечером. . . О, как она страшна,
Ночная тень за шкафом, за киотом,
И маятник, недвижный, как луна,
Что светит над мерцающим болотом!
Голоса и Обыватели будто сливаются в едином порыве.
Голоса. О, как страшна! О, как она страшна!
Обыватели разбрасывают по сцене все вещи, организуя беспорядок. Голоса пародируют арии из опер Глюка.
ЧАСТЬ 4
Она. 19 ноября 1909 года. Мастерская художника Головина в Мариинском театре, в самом изысканном антураже: внизу поёт Шаляпин, а на полу разложены декорации к глюковскому «Орфею».
Волошин. Поэт и член редакции Максимилиан Волошин…
Гумилёв. …дал пощечину другому поэту и тоже члену редакции Николаю Гумилеву.
Она. Спустя три дня состоялась дуэль.
Голоса резко обрывают пение. Пауза.
Она(печально). Честно говоря, серьёзной дуэли не получилось, скорее, пародия на дуэль.
Обыватели.
– Стрелялись в районе Черной речки, как раз вместе дуэли Пушкина,да и с трудом добытые пистолеты относились едва ли не к пушкинскому времени.
– По дороге к месту дуэли автомобиль Волошина застрял в снегу.
– Гумилев выстрелил и промахнулся, у Волошина пистолет дважды дал осечку.
– Гумилев требовал третьего выстрела, но секунданты отказали. На обратном пути один из секундантов потерял галошу.
– Нет-нет-нет, всё было совсем не так. Гумилев прибыл к Черной речке с секундантами и врачом в точно назначенное время, прямой и торжественный, как всегда.
– Но ждать ему пришлось долго. С Максом Волошиным случилась беда – он потерял в глубоком снегу калошу. Без калоши он ни за что не соглашался двигаться дальше, и упорно, но безуспешно искал ее вместе со своими секундантами.
– Гумилев, озябший, уставший ждать, пошел ему навстречу и тоже принял участие в поисках калоши.
– Калошу не нашли, но совместные поиски сделали дуэль психологически невозможной, и противники помирились. А у Волошина появилось прозвище– Вакс Калошин.
Волошин. В нас тлеет боль внежизненных обид –
Изгнанники, скитальцы и поэты!
Маковский(один, у себя). Иоганнес Гюнтер сказал Кузьмину… Сама призналась… Но я не верю. Этого не может быть. (Пауза) То есть, не верил, а теперь… Кузьмин дал мне телефон Дмитриевой. Какой-то неизвестной Дмитриевой… Я позвонил… И услышал голос… тот самый необыкновенный волшебный голос моей инфанты… Этого не может быть.
Обыватели.
– Вы слышали о дуэли?
– Смех, да и только.
– Фарс. Они и не собирались стреляться!
– Ещё как собирались. Это из-за Черубины де Габриак.
– Черубину разоблачили, разве вы не слышали?
Голоса. Слышали… слышали… али… шали… ждали…
Она. Утром меркнет говор бальный.
Я – одна. . . Поет сверчок. . .
На ноге моей хрустальный
Башмачок.
Путь, завещанный мне с детства,
Жить одним минувшим сном.
Славы жалкое наследство. . .
За окном.
Чуждых теней миллионы,
Серых зданий длинный ряд,
И лохмотья Сандрильоны –
Мой наряд.
Маковский. Поэтесса Елизавета Дмитриева, говорят, она частенько бывала в редакции Аполлона. Почему я её не помню…Совсем не помню… Впрочем, не важно, что роковая красавица всего лишь простая русская девушка, пусть даже окажется она совсем “так себе”, незаметной, ничуть не красивой; главное – ее очарование, ум, талант, душевная близость…(твердит себе, как заклинание)Ну пусть она не испанка, это не страшно. Русская мне еще ближе, пусть некрасива, пусть прихрамывает, но она близка мне по духу, по таланту, я не могу ее оставить. . . – Пусть она не такая, как себя преподносила, но все равно это… это ведь… Она? Пусть она придёт.
Она, в плаще с капюшоном выходит медленно из глубины сцены, встаёт прямо перед ним, откидывает капюшон. Пауза.
Он отбегает от неё, держась за голову, затем бежит на авансцену
Маковский. В комнату вошла, сильно прихрамывая, невысокая, довольно полная темноволосая женщина с крупной головой, вздутым чрезмерно лбом и каким-то поистине страшным ртом, из которого высовывались клыкообразные зубы. Она была на редкость некрасива.
Она. Милый рыцарь! Дамы Черной
Вы несли цветы учтиво,
власти призрака покорный,
Вы склонились молчаливо.
Бедный рыцарь! Нет отгадки,
ухожу незримой в дали. . .
Удержали Вы в перчатке
только край моей вуали.
Маковский. Стало страшно. Сон чудесный канул вдруг в вечность, вступала в свои права неумолимая, чудовищная, стыдная действительность.
Голоса. Стыдно-стыдно-стыдно… Страшно-страшно-страшно… Стыдно-страшно… Страшно-стыдно… Стыдно-стыдно-страшно-страшно… Страшно-страшно-стыдно-стыдно…
Она. Итак, все открылось… я навсегда потеряла себя: умерла та единственная, выдуманная мною «я», которая позволяла мне в течение нескольких месяцев чувствовать себя женщиной, жить полной жизнью…. Похоронив Черубину, я похоронила себя и никогда уж не воскресну. . .
Голоса. Стыдно-стыдно-стыдно… Страшно-страшно-страшно… Стыдно-страшно… Страшно-стыдно… Стыдно-стыдно-страшно-страшно… Страшно-страшно-стыдно-стыдно…
Звук Голосов становится похож на тиканье часов и на стук колёс ночного скорого поезда. Маковский убегает. Она какое-то время стоит недвижно, затем плечи начинают вздрагивать от рыданий.
Она. Макс! Макс! Неужели я так уродлива?. . Макс, где ты?Помоги мне!
Волошин. Для Гумилёва ты прекрасна.
Она. Была… Теперь он ненавидит меня… за всё…
Волошин. Для меня ты прекрасна.
Она. Но ты так и не сделал мне предложения…
Волошин. Всеволод Николаевич Васильев до сих пор считает себя твоим женихом. Для него ты прекрасна.
Она. Это были детские клятвы… (с ужасной догадкой)Ты хочешь, чтобы я вышла замуж за инженера Васильева?
Голоса. «Ты прекрасна, спору нет…» Хихикают так, что начинает казаться, что плачут.
Волошин. Тому, кто зряч, но светом дня ослеп,
Тому, кто жив и брошен в темный склеп,
Кому земля - священный край изгнанья,
Кто видит сны и помнит имена, –
Тому в любви не радость встреч дана,
А темные восторги расставанья!
Обыватели.
– Стихи этой псевдочерубины вторичные, подражательные и вообще их ей писал Волошин.
– Страшная химера явилась перед Маковским вместо прекрасной Черубины, в которую он был влюблен.
– Бедная школьная учительница, ей теперь вообще лучше уехать из Петербурга.
Голоса. Уехать… Прочь. . . Бежать… ать… очь…ать…«Но царевна всё ж, милее…»
Волошин. Цветаева прислала тебе стихи. Она считает твоё разоблачение победой, а не поражением.
Она. В детстве я мечтала стать святой и радовалась тому, что я больна неведомым недугом и близка к смерти…
Волошин. Марина единственная, кто оценил не гордую иностранку, а именно школьную учительницу Лилю Дмитриеву – с душой Черубины. Браво, Марина (Незаметно уходит. )
Она. Я хотела умереть, чтобы посмотреть Бога и Дьявола. Тот мир для меня бесконечно привлекателен. Там, оттуда, я сумею любить так, как хочу. . . И мне хочется, чтобы кто-нибудь стал моим зеркалом и показал меня мне самой хоть на одно мгновенье. Мне тяжело нести свою душу…Мне кажется, я больше не смогу ничего написать. Никогда.
Макс, почему ты молчишь? Макс?
Обыватели.
– Её больше не напечатают.
– Ещё эта смешная дуэль…
– Черубина де Габриак – да сразу было понятно, что это розыгрыш.
– Бедная учительница… Лиля? Лиза?. . Как её?
– Бедная Лиза – это Достоевский.
– Над ней смеются даже в петровской гимназии, где она работала
– А мне жаль редактора «Аполлона».
– Кстати, он сказал, что будет печатать стихи Дмитриевой.
– Папаша Мако решил проявить благородство…
– А черубгабриак – это сорт винограда, который растёт в Коктебеле.
Обыватели и Голоса смеются.
Она. Путь искусства – путь избранных, людей, умеющих претворить воду в вино. А для других это путь постоянной горечи; нет ничего тяжелее, как невозможность творчества, если есть вечное стремление к нему. Мне это понятно, потому что во мне этого так много; у меня так много жажды…
Волошин. Черубины больше нет, но ты есть – Лиля. Пиши…
Она. Я не могу! Мне больно даже слышать рифмы…
Волошин. Кто видит сны, и помнит имена…
Она. Я стою на большом распутье. Я ушла от тебя Макс. Я не буду больше писать стихи. Я не знаю, что я буду делать.
ЭПИЛОГ
Она собирает костюмы и реквизит, которые к этому моменту на сцене, упаковывает их в дорожный чемодан.
Голос. Возможно, всё было так, а возможно – не совсем так. А возможно и совсем не так. Настоящий миф, как круги по воде от упавшего камня, порождает вокруг себя всё новые и новые легенды и мифы.
Она. На столе синий-зеленый букет
Перьев павлиньих. . .
Может быть, я останусь на много, на много лет
Здесь в пустыне. . .
«Если ты наступил на иней,
Значит, близок и крепкий лед». . .
Что должно придти, то придет!
Он (все мужские персонажи по очереди).
– Она вышла замуж за инженера Васильева, уехала в Туркестан.
– Потом путешествовала по Европе. Увлеклась теософией.
– Позже ее выслали на Урал, потом в Ташкент. Несколько лет она ничего не писала.
– Лишь перед Первой мировой войной вышли новые ее стихи – уже под ее именем.
– В 20-е годы совместно с Самуилом Маршаком она писала детские пьесы.
– В конце 20-х она снова вернулась к мистификациям и написала от имени вымышленного ссыльного китайского поэта Ли Сян Цзы цикл стихов «Домик под грушевым деревом».
Она. В молодости я была прекрасной юной испанкой. Почему бы теперь мне не стать мудрым старым китайцем?
Голоса напевают китайскую мелодию.
И сон один припомнился мне вдруг:
Я бабочкой летала над цветами;
Я помню ясно: был зеленый луг,
И чашечки цветов горели, словно пламя.
Смотрю теперь на мир открытыми глазами,
Но может быть, сама я стала сном
Для бабочки, летящей над цветком?
Она продолжает собирать вещи на сцене. Свет медленно гаснет.
Голоса.
На столе синий-зеленый букет
Перьев павлиньих. . .
И сон один припомнился мне вдруг…
Если ты наступил на иней,
Значит, близок и крепкий лед. . .
Смотрю теперь на мир открытыми глазами…
Что должно придти, то придет…
Для бабочки, летящей над цветком.
*Стихи в пьесе – Елизаветы Дмитриевой, Николая Гумилёва, Максимилиана Волошина.
Использованы биографические документальные материалы.
К оглавлению. . .
