А «на войне, как на войне»,
То погибают и дерутся,
То байки травят и смеются
И видят дом родной во сне.
То отступают впопыхах,
То фрицам выставляют дулю.
То молча кланяются пулям,
То водкой заглушают страх.
То оставляют города,
Когда нет сил не оставлять их,
И слышат горькие проклятья
И в землю смотрят от стыда.
То всё тесней смыкают строй,
То Днепр форсируют и знают,
Что каждый третий погибает,
А первый, кто доплыл, — Герой!
Что «на войне, как на войне»,
Что «a la guerre comme a la guerre»,
И множество других примеров
Прийти на ум готовы мне.
Не стану вам их приводить,
Хоть это и не так уж сложно.
Сложней понять, как было можно
Всё выдержать и победить.
ОТТЕПЕЛЬ
Замёрз, дрожишь, как все на свете,
Ложась в холодную постель,
От страха, даже не заметив,
Что наступила оттепель.
И можно, лёжа на кровати,
Расслабиться на пять минут.
Что днём тебя уже не схватят
И даже ночью не возьмут.
Что на дворе другие речи
И новый пафосный елей,
Но жить кому-то всё же легче,
А очень многим веселей.
И пусть всё снова нестабильно
Вокруг, и множество интриг,
Но сколько сразу новых фильмов
И интересных новых книг.
Их насмотревшись, начитавшись,
Вдруг понимаешь, и тебе
Пора бы тоже поменяться
И что-то изменить в судьбе.
Пересмотреть прерогативу
Решать за нас любой вопрос......
Но тут особенно ретивым
За это чуть накрутят хвост,
И больше не сказав ни слова,
Поймёшь на долгие года,
Что оттепель прошла и снова
В страну вернулись холода.
«АРХИТЕКТОРЫ» СТОЛИЦЫ
Стихов и песен о Москве,
Весьма хороших и не очень,
Немало сложено, но где
Стихи о наших славных зодчих?
Поэты их не сильно чтят,
И вспоминают непременно
Лишь Барму с Постником, хотя
Здесь несколько другая тема.
Да, много разных мастеров
Своё, Москва, вписали имя
На вывесках твоих домов,
И ты не зря гордишься ими.
Но я, однако, не о них,
(Кем можно только восторгаться),
Об «архитекторах» иных
Хочу всем здесь напомнить вкратце.
Вот дом времён СССР,
А вот коробки от Хрущёва,
А вот «классический шедевр»
От «архитектора» Лужкова.
Кто прячется, потупив взгляд,
А кто-то, проявив сноровку,
Пролез вперёд. А где Арбат?
Тот, старый? Или Домниковка?
Их нет. Осталась лишь молва.
Но есть необратимый вектор.
А значит — Новая Москва
И новый главный «архитектор».
хххххх
Ни свет ни заря, спозаранку,
Все люди нормальные спят,
И только агенты охранки
Проснулись и пристально бдят.
Ещё не расчерчены дали,
Ещё не слышны голоса,
Ещё петухи не кричали,
И не заблестела роса.
Их лица предельно серьёзны,
А в душах их темень и мрак,
Им всюду мерещатся козни
И в каждом им видится враг.
В глаза вам посмотрят, а после
Стыдливо отводят свой взгляд,
Но снова при этом доносят
И снова за вами следят.
Толкутся и трутся в передней,
Что, где выясняют и как?
С кем Пушкин встречался намедни?
Что дома сказал Пастернак?
Пусть вас не терзают сомнения,
Пускай не тревожит вопрос,
Охранное отделение
Не только у нас разрослось.
Следят, друг под друга копают,
И только какой-нибудь псих
Последний сегодня считает,
Что можно прожить и без них.
И если получится в спешке
На вашем нелёгком пути
На миг оторваться от слежки,
От камер уже не уйти.
хххххх
Старый дом в самом центре Москвы и окно,
В этом старом, мне помнится, доме,
На втором этаже жил когда-то давно
Николай Афанасьевич Сёмин.
Чем же он знаменит? Не слыхали нигде,
Кто-то скажет из вас, про такого?
В сорок третьем сражался на Курской дуге,
А потом был у нас участковым.
В меру строг, в меру прост, также в меру хитёр,
Что ещё я могу здесь припомнить
Про него? Капитан, чуть позднее майор,
Ну а в самом конце — подполковник.
По теперешним меркам, не знал ни хрена,
По тогдашним чуть-чуть и не боле,
Но старушки любили его, а шпана
Называла, любя, «дядя Коля».
Все, и стар, как у нас говорится, и мал,
Относились с почтеньем, и кто-бы
По дороге не встретил его, отмечал:
«Это, граждане, наш участковый!»
Где увидишь сегодня такое? Нигде.
Видно стали другими задачи,
Да и цели другими у сил МВД,
Чем при Вас, Николай Афанасьич?
хххххх
Переехал я в город со всеми
Из деревни, но мне повезло,
Называли меня не «деревня»,
А немного теплее: «село».
Но мои деревенские корни
Не давали покоя врагам,
И поэтому, кто я сегодня,
Затрудняюсь ответить и сам.
Я не первый такой, не последний,
И по-моему суть такова:
Вся Россия — сплошная деревня,
И большая деревня Москва.
По совсем аж недавнюю пору.
Но прогресса свирепый оскал
Изменил всю Россию, и город
Под себя всю деревню подмял.
Сердцем знаю и разумом помню,
Полагаю, известно и вам,
Что в деревне могла быть часовня,
А в селе обязательно храм.
Много лет выясняем причины,
Ищем корни российского зла,
А деревня жила вся общиной,
Круговою порука была.
Но любой лизоблюд и наушник,
И царёк почему-то был рад
Непременно хоть в чём-то нарушить
Первобытный крестьянский уклад.
Не с того ли сегодняшний фермер
Получает в итоге лишь «пшик».
И по той же причине, наверное,
И пророс на полях борщевик.
хххххх
Видно так уж судьбою заказано
В силу множества разных причин
Состоять в оппозиции разума
Мне приходится всю мою жизнь.
А поскольку у нас оппозиция
Не в чести, то, увы, господа,
Находиться ещё по традиции
В оппозиции к власти всегда.
Не забуду, как в самом начале,
Лишь успев появиться на свет,
Коммунизм мне и всем обещали
Через двадцать каких-нибудь лет.
Двадцать лет ожидать с нетерпением
Наступления светлого дня!?
Вот тогда червь глухого сомнения
Начал грызть непрестанно меня.
И с тех пор лишь замечу амбиции
И услышу про планы властей,
Тут же сразу встаю в оппозицию
Против всех их нелепых затей.
Так что все пятилетки их качества,
Все призывы догнать-перегнать,
Для меня — лишний шанс подурачиться
И на смех их с друзьями поднять.
Ну а наша эпоха — воистину
Настоящий, считаю, «клондайк»
Для любителей глупость их высмеять,
Получив одобрительный лайк.
Но и власть не настоль безобидная,
И грозит уже несколько лет
Нас лишить мировой паутины и
Подконтрольный ввести интернет.
Власть забыла, что всё бесполезно.
Мы же помним из прежних времён,
Был и занавес вроде железный
И такой же железный кордон.
Ведь в России уже по традиции
Власть и разум всегда в оппозиции.
хххххх
А стоит ли, друзья, всерьёз
Воспринимать официоз?
Наш доморощенный, родной,
Как впрочем и любой другой?
То иронически вздыхать,
То сдержанно переживать?
То брать кого-то за грудки,
Крича истошно: «Рот заткни!»?
Но нам ли с вами привыкать,
Как никому, распознавать
За всей парадной мишурой
Один лишь только звук пустой?
Не верить в пафосный набат
Всё тех же лозунгов, цитат,
Почти что зная наперёд,
Что чуда не произойдёт?
Что вождь — мучитель и тиран,
Патриотизм — сплошной обман.
Свобода — блеф, Генсек — слабак.
Куда ни ткни, — кругом бардак.
Что резать по живому нам
Сподручней. Воз же снова там,
Где был. А весь официоз
Необходим лишь, как наркоз.
хххххх
Я страшусь, как огня, этих новых людей,
Их безграмотных фраз, их поверхностных знаний,
Их безумных по сути и смыслу затей,
Их стандартов и норм, их проектов и зданий.
Я страшусь их красивых и гладких речей,
И того, что в них скрыто за этой личиной.
Адвокатов страшусь их, юристов, врачей,
Их бесплатной и платной страшусь медицины.
Я страшусь их забытых, пустых деревень,
Я страшусь переполненных их стадионов.
Повышенья тарифов, «снижения» цен,
Их жестоких реформ и бездушных законов.
Я страшусь их открытых, казалось бы, лиц,
И закрытых для глаз посторонних поместий.
Их тарифов с названием «Мир без границ»,
Их опасных шагов и возможных последствий.
И хотя мне в их будущем вроде не жить,
Я страшусь и молюсь, причитая негромко,
Что ещё они смогут успеть натворить?
Что оставят в «наследство» несчастным потомкам?
хххххх
Болела ли ты так когда-нибудь
И телом и душою, Русь?
Не хочется тебя обманывать,
И правду вымолвить боюсь.
И не от страха пред законами,
Что вдруг возьмут да привлекут.
Не из боязни быть непонятым,
Отвергнутым и там и тут.
А потому, страна родимая,
Что вековая наша дурь,
Увы, ничем неизлечимая,
Проникла глубоко во внутрь.
И, слыша крики из Останкино,
Ты чувствуешь её печать,
И то, что разума останки нам
Уже вовеки не собрать.
хххххх
Послушай-ка, друг дорогой, не кричи,
Кричать — не мужицкое дело.
От споров устал, и любая, учти,
Полемика мне надоела.
Устал от придуманных кем-то проблем
И еду по жизненной трассе,
Не споря сегодня почти что ни с кем,
Поскольку со всеми согласен.
И с теми, кто ждёт каждый раз перемен,
И с теми, кто помнит, сколь редко
Они удавались в России, и хрен
По вкусу был слаще, чем редька.
хххххх
Запомнив отдельные даты,
Украдкой считая года,
Мы едем все вместе куда-то,
Хотелось бы знать лишь куда?
Но это — военная тайна,
Похоже. А может и гос.
И, если узнаешь случайно
Её, не высовывай нос.
Не все нам секреты с тобою
Положено знать. Наперёд
Сиди себе тихо, не ноя,
Надеясь, авось пронесёт.
Что может быть вырвемся всё же
Куда-то все вместе иль врозь,
Надеясь на Промысел Божий,
А больше на русский «авось».
хххххх
Кому-нибудь бывает стыдно
Из нас сегодня, господа?
Совсем немногим, очевидно?
Иль никому и никогда?
Не стыдно без конца лукавить,
Морочить всех из года в год?
Не стыдно обирать и грабить
Свою страну и свой народ?
Не стыдно за тупое рвенье?
За вновь несбывшийся прогноз?
За идиотское решенье
И за любой другой курьёз?
Не стыдно врать напропалую
И беззаботно делать вид,
Что на земле не существуют
Понятие и слово «стыд»?
И только тот из нас на месте,
Кто на виду у всей страны
Живёт без совести, без чести
И чувства собственной вины.
хххххх
Зажала старушка газету в руке:
«Коктейль из петрушки» и «лук в молоке»
Читает и радость видна на лице,
Ведь это не гадость, — народный рецепт.
Вздыхает старушка, а вдруг повезёт?
Вдруг эта петрушка возьмёт и спасёт
От разных болезней, от хворей и мук,
И будет полезен на старости лук.
Различные мнения слышу подчас:
Что здравохранение плохо у нас,
Что деньги расходятся в грязных руках,
Что мало заботятся о стариках,
Которые только читают
Про репу, петрушку и лук
На старости лет и не знают
Других медицинских услуг.
хххххх
Строка должна быть благозвучной.
И ты, поэт и человек,
Становишься ужасно скучным,
Пытаясь развенчать свой век.
Ему и без тебя несладко.
Поверь мне. С горем пополам,
Собрав последние манатки,
Ютится по чужим углам.
То строит радужные планы,
То веселится до поры,
Однако, поздно или рано,
Всё вновь летит в тартарары.
То, озираясь злобным взором,
Не помня самого себя,
Стремится за глухим забором
Укрыться от всего и вся.
хххххх
Стихи звучащие в салоне
Ласкают утончённый слух.
Поэт читает их на фоне
Изящной мебели вокруг.
Всё очень чинно и красиво,
Кругом одни лишь знатоки,
Поэт склоняется учтиво
В ответ на жидкие хлопки.
Но всё, что слышим мы в салонах
При закупоренных дверях,
Не зазвучит на стадионах,
Не прогремит на площадях.
Как ложь для небольшого круга
Звучат салонные стихи,
И улыбаются друг другу
С сакральным видом знатоки.
Всех остальных, непосвящённых,
Недопуская в узкий круг,
Где дух слащавый, дух салонный,
Перебивает прочий дух.
хххххх
Сегодня жизнь, как КВН,
Кругом одни смешные страсти,
И каждый третий шоумен,
А кэвээнщики у власти.
Весь мир летит в тартарары,
Но, что в Нью-Йорке, что в Якутске,
Все всем довольны до поры,
И все до той поры смеются.
Войдя в нешуточный экстаз,
И только шутят, как болваны,
Шутить способные за час
До извержения вулкана.
И смех и грех один. Кругом
Все шутят и смеются, как-бы,
И в каждой шутке с каждым днём
И часом меньше доли правды.
хххххх
«Владыко!» — промолвил я, — «царь-государь!»
А он мне спокойно и тихо:
«Не стоит ко мне обращаться, как встарь,
Зови меня просто: владыко!»
Не много на свете осталось владык
Сегодня, но очень похоже,
Что русский наш с вами могучий язык
От этого слова ещё не отвык,
И долго отвыкнуть не сможет.
В России без рабства и страха нельзя,
Здесь сдвинется что-то едва ли.
Ведь к ним нас цари, а чуть раньше князья,
А позже вожди приучали.
Усвоила Русь: ей нельзя без владык
Способных державою править,
И в страхе держать. Ну а нас, горемык,
Особо не надо тянуть за язык,
Чтоб их ежесуточно славить.
Нам крепкая власть непременно нужна,
Чтоб нас не снесло в одночасье
С особой дороги, а значит чужда
России сменяемость власти.
Божественный статус и царственный лик,
Всё вместе, и если когда-то
Волхвы не боялись могучих владык,
Сегодня прижали и их, горемык,
Не вякают, сидя по хатам.
К ОТСТАВКЕ Н.
Сегодня уходят в отставку
Не так, как в былые года.
Приходится делать поправку
На нравы теперь и тогда.
Зайдём в продуктовую лавку
И выпьем за них, господа.
Сегодня в отставку уходят
Не с поднятой вверх головой,
Как кот, что на кухне нашкодит,
Но хвост всё же держит трубой.
И все пирамиды Мавроди
Покажутся детской игрой.
В отставку уходят, но знайте
Один очень важный резон,
Потребовав личных гарантий,
Прикрывшись с различных сторон.
(Каких, извините, гарантий,
Когда существует закон?)
Ну что ж, уходите в отставку,
Вон сколько придумано схем,
Чтоб жили вы долго и сладко,
Не знали бы наших проблем.
А лучше сидите, ребятки,
И не уходите совсем.
хххххх
Кто слёзы лил, кто кипишил,
Участок собственный спасая,
А он приехал и решил
Мгновенно все проблемы края.
И это несмотря на то,
Что рядом с ним ходил Мутко,
Лишь улыбаясь и кивая.
Всем на ошибки указал,
Поставил каждому задачи,
Срок выполнения назначив,
Вернуться вскоре обещал.
С проверкою. Проверит кто?
Нельзя же поручать Мутко?
Вновь всё завалит, не иначе.
И закрутилась карусель,
И вот уже Совет министров
Находит деньги очень быстро,
Которых не было досель.
И о причинах катастрофы,
(В масштабах небольшой Европы
Ужасной), спорят пять недель.
Но, выслав триста миллионов,
Все преспокойно станут ждать
В Иркутске и в других районах
Подобных паводков опять,
И на бордюры по канонам
Сложившимся не миллионы,
А миллиарды выделять.
хххххх
Безветренным утром иль пасмурным днём
Походкой до срока скользящей
По линии жизни беспечно идём
С тобою всё дальше и дальше.
Не рвёмся, опять же до срока, из жил,
Скользим между адом и раем,
И кто нам дорогу сию проложил,
Похоже и сами не знаем.
Не знаем ни мы, ни любой имярек,
Что здесь существуют барьеры:
Шаг влево, шаг вправо, считайте — побег,
Предательство — высшая мера.
Бессмысленны спешка, сует суета,
И боком выходит беспечность.
За линией жизни проходит черта,
За нею уже бесконечность.
К которой мы все непременно придём,
По линии жизни шагая,
И каждый придёт со своим багажом,
Скользя между адом и раем.
хххххх
На этот мир смотря глазами
Такими разными порой,
Мы часто долгими часами
О чём-то спорим меж собой.
Кричим зачем-то без умолку,
Свою выпячивая роль,
Не замечая то, что толку
От этих наших споров — ноль.
Но споры эти всем нам в радость,
И так, проспорив весь свой век,
Вдруг замечаем то, что старость
Взяла и примирила всех.
Нет больше правых и неправых
В недавно спорящих кругах,
Одна лишь только боль в суставах
И слабость в старческих ногах.
К оглавлению...