Предисловие с пояснением
До сих пор существует в подмосковном городе Коломна старинная то ли былина, то ли легенда, а может, и целая песнь: когда-то давным-давно, в самой глубине веков выходил на высокий и широкий берег реки Ока, на месте нынешнего коломенского микрорайона Колычёво, красавец гусляр Гарька Сэ. Выйдя на самый крутояр, он делал потягушечки (сиречь, разводил в стороны руки, раздвигал ноги и широко раскрывал рот), после чего доставал из-за пазухи (вариант: из домотканых порток) свои знаменитые гусли и начинал петь: «Лети мой чёлн по воле волн!». Пел он так оглушительно громко, что тряслась земля, дрожали прибрежные кусты, окрестный люд торопливо крестился и разбегался в диком страхе, а собаки начинали жутко выть, тем самым усугубляя сию живописную картину тогдашнего незатейливого бытия.
Но однажды Гарька до того увлёкся пением, что не рассчитал могучие силы своих мускулистых рук и порвал струны на своём прекрасном музыкально-антикварном инструменте, к тому же доставшемуся ему от дедушки, тоже гусляра-затейника Гарчибальда Гарчибальдовича. Экая, казалось бы, трагедия! Порвал и порвал! Делов-то! Но Гарька видел в этих старинных гуслях смысл всей своей гуслярской развесёлой жизни. Поэтому не выдержал гигантского нервного потрясения, сбежал к водной глади, глубоко вздохнул в последний раз и нырнул в самую середину речной волной глади. И пучина его, как и следовало ожидать, поглотила.
Эта трагическая и вместе с тем трогательная в своей искренности и беззащитности человека перед силой стихии история настолько возбудила местных жителей, что благодарные коломенцы (или коломчане. Никто толком не знает, как правильно.) создали о своём великолепном герое множество былин, преданий и иносказаний. Как то: «Гарька и Соловей-разбойник», «Гарька и княжна», «Гарька и прекрасная Изольда», «Гарька и Витёк, изольдов сын», и более современные – «Гарька и Мопассан», «Гарька и Боцман», «Гарька и буфетчица пивной «Василёк», « Гарька и чемодан», Гарька и тучи», «Гарька и пена» и другие. Коломенцы свято чтут память о своём великолепном земляке, и выходя всё на тот же, ставший историческим крутояр, отплясавшись там и наигравшись, в заключение всегда хором поют: « Лети мой чёлн по воле волн!». Эта добрая традиция сохраняется и по сей день. Так что не пугайтесь.
Посткриптум. А ещё при упоминании имени Гарьки Сэ полагается кушать много колбасы. Происхождения этой доброй традиции я не знаю. Учёные-краеведы полагают, что она осталась ещё с времён монголо-татарского ига. И стяга.
Автор
май 2019 года
Содержание:
Так тихо на Оке. Река покрыта мраком…
Счастье постучалось мне во двери! Не было до этого никак!
Есть в Колычёве утёс высоченный.., или Песнь о Гарьке-гусляре
Элегия выходного дня
Ощущение вечности
Девушка и бутерброд
Мой друг – учётчик жилкомхоза
БэБэБэ
Пинок как предвосхищение полёта
Муму
В ожидании чуда
Так тихо на Оке. Река покрыта мраком…
Эпиграф:
- На черной глади вод, где звезды спят беспечно,
Огромной лилией Офелия плывет,
Плывет, закутана фатою подвенечной.
В лесу далеком крик: олень замедлил ход. –
(Артюр Рембо, «Офелия»)
Пылал закат в ночи. Ока искрилась мраком.
С кустов береговых – урчанье или вой.
А вот по глади вод плывёт чего-то в тине.
Быть может, чей-то труп. Зачем, кому, накой?
Да, это чей-то труп. Вот именно, что чей-то.
Кошары, может быть. Иль сбитого гуся.
Иль это злой рыбак с огромною удою.
Корова, может то. Иль бык, сбежавший враз
С совхозной фермы штоп людей бодать прохожих.
Иль это дикий слон (а этот-то откуд?).
Огромная змея (зовётся анаконда).
Иль рыба как змея. Зовётся барракуд.
Но чу! Движенье есть в сём кажущемся трупе!
Вот руку подняло! Вот ногу! Плеск – един!
И вдруг над сонмом вод он выругался матом!
И ясно стало всё! Не труп сей гражданин!
И я узнал его! То Гарька бесподобный!
Опять, идя с пивной, свалился с здешних круч.
И на ходу уснул. В падении об воду.
И медленно поплыл, лежаще на спине.
Пошто он не утоп? Ответ тут прост как пончик:
Хавно же никогда не тонет в сонме рек.
Чего ему тонуть? К чему ему стремиться?
Он ж как есть хавно. Оно – не человек!
Ему неведом взлёт фантазий и стремлений.
Ему лишь только б плыть, отдавшись воле волн.
Хавнизмимем своим пейзажи украшая.
И я бегу стремглав. И я по жизни с ним…
Счастье постучалось мне во двери! Не было до этого никак! (кантата небывалой радости душевной и душевной мощности)
Посвящаю всем обрадованным
Познакомился я с девою прекрасной
И влюбился всей доверчивой душой,
И она мине ответила согласьем!
Вот же как мине загадочно свезло!
Я от счастья и мнуся, и трясуся!
Замуж согласилась за меня!
Эх, подайте мне быстрей гармошку!
Оседлайте быстрого коня!
На Покров мы с ею расписались,
И тогда она сказала мне:
Милый, кой-чего тебе скажу я.
Радостью обрадую тебя.
Я уже была три раза замуж.
У меня есть пятеро детей.
Мальчики и девочки смешные.
Это ж счастье, правда, дорогой?
От такого чуб свалился на бок.
И глаза повылезли на лоб.
Никогда я так не волновался!
Никогда не радовался штоп!
Целых пять детей! Услада жизни!
Все ручонки тянут! Хочут жрать!
Снова я от радости трясуся
И валюсь от счастия в кровать!
Вот уж повезло мине, собаке!
Вот свалилось счастье на меня!
Нет теперь счастливее на свете!
Дайте ж мне гармошку и коня!
Поскачу на ём я в дико поле,
Растяну гармошкины меха.
Затрясутся во поле берёзы
От такого дятла-жениха!
Галки все повалются с осинов.
И с берёзов, ёлок и дубов.
Пять детей! Колхозная бригада!
Я к соревнованиям готов!
Будет нас не пять, а двадцать восемь!
Будем каждый год рожать по пять!
Эх, вы, кони, вы, шальные кони!
Хорошо и радостно гулять
Мне по полю и играть в гармошку,
Пожирать остатки колбасы.
И с такого радостного счастья
Слюни выползают на усы!
И пупок всчесался нестерпимо.
Где верёвка, мыло, тубурет?
Был же я мальчишкой несмышлёным
Сорока пяти мальчишских лет.
Им ж останусь в памяти народной –
Молодцом, красавцем, забулдой
Чтоб мне на могилку приносили
Водку и кулёчики с едой.
Чтоб меня там честно поминали,
Слёза счастья в памяти нося…
Мне налейте тоже, что ль, собаки!
И в закуску – крылушку гусЯ!
Есть в Колычёве утёс высоченный.., или Песнь о Гарьке-гусляре
Есть в Колычёве утёс высоченный.
Гарька там любит сидеть.
Тама он думает думу угрюмо,
Тама ревёт как медведь.
Гарька, чего на утёс ты забрался?
Чё там медведем ревёшь?
Люди ж пугаются, люди теряются,
Людям ты спать не даёшь!
Слазий оттеда ты, Гарька, скорее,
Спать ты ложися в кровать.
Ишь, разревелся-то! Ишь, разгунделся,
Словно в кустах колбаса.
Больше туда никогда ты не лазий!
Хватить! Тебе я сказал!
Всем расскажу, коль опять заберёшься,
Что ты за гнусный нахал.
Пояснение: Колычёво – название одного из микрорайонов подмосковной Коломны. Расположен на берегу Оки. Живописен сей скромной красотою.
Элегия выходного дня
Посвящаю моим верным друзьям, незаметным героям наших скромных дней – заслуженному трамвайному кондуктору Гаррию Сэ и передовику-обвальщику пятого разряда мясокомбината имени Джордано Бруно Боцму Ко.
И Гарька, и Боцман сидят у забора.
Сидят в окружении пней.
Герои, герои, герои!
И нет здесь героев герей!
В том смысле, что нет героичней,
Знакомо им чувство стыда.
По склону гуляют бараны.
Растёт под кустом лебеда,
И речка течёт величаво,
Не речка, а эр, звать Ока.
Спокойна, глубинна, сто-донна.
Ты пьяным в неё не влезай!
Уж сколько тут случаев было!
Уж сколько тут пьяных ушло!
Ты лучше сиди под забором,
Чеши под забором чело.
Иль яйцы чеши, если хочешь.
Тебе ж всё равно чё чесать.
Потом отряхнися от чёса
И шлёпай домой, на кровать.
Пускай тебе снятся просторы,
Что здеся, над славной Окой.
И завтра тебе на работу.
Закончился твой выходной.
Ощущение вечности
Эпиграф:
- В сапфире сумерек пойду я вдоль межи,
Ступая по траве подошвою босою.
Лицо исколют мне колосья спелой ржи,
И придорожный куст обдаст меня росою. –
( Артюр Рембо «Ощущения»)
Я щущаю, ощущаю.
Я ступаю на бегу.
Дефьки спрятались в сарае.
Я без девок не могу.
И они со мной не могут,
Косы длинные нося…
Я иду по переулку.
Я несу домой гуся.
Гусь откормлен специально.
Для продажи. Ей-же-ей!
Дефьки прячутся в сарае.
Не хотят пасти гусей!
Девушка и бутерброд
Эпиграф:
- На гладях безконечных вод,
Закатом в пу́рпур облечённых,
Она вещает и поёт,
Не в силах крыл поднять смятённых… -
(Александр Блок, «Гамаюн, птица вещая»)
Девочка, девочка, девочка хорошая!
Что лежишь угрюмо ты в самом дне реки?
Что не прекращаешь ты это безобразие?
Над тобою плавают люди-мужики,
Над тобою скрючились рыбаки с удилами,
Пароходы мерзкие не замедлят ход.
И какой-то дяденька (пьяненький, наверное)
С верхней самой палубы бросил бутерброд
С колбасой варёною. Маслом он намазанный.
Бросил в воду дяденька (сволочь! Пьянь! Скотин!).
Но к нему претензий нет. У него уплочено.
За билет проЕздновый. Он же чей-то сын!
Ты ж лежишь, покорная. Глазки неподвижные.
Ты уже отбегалась. Утомилась впрок.
Бутерброд с колбаскою над тобой качается.
И свисает с палубы шёлковой шнурок…
Мой друг – учётчик жилкомхоза
Эпиграф:
- О, море, море,
Преданным скалам
Ты ненадолго
Подаришь прибой.
Море, возьми меня
В дальние дали
Парусом алым
Вместе с собой. –
(Песня «Синяя вечность». Поёт Муслим магомаев. Кто написал – не знаю. Написал кто-нибудь. Всё пишут, пишут…)
Эр Ока течёт упрямо.
В Колычёве – лучший пляж.
Гарька носит здесь панаму.
Всё берёт на карандаш.
Он – учётчик жилкомхоза.
Должен знать учёты тем.
Сколько здесь песку вложили
Кубометров. И зачем.
Сколько ставили скамеек
Посадили вкруг кустов.
Где валяются хандоны
И огрызки пирожков.
Строгий он. Глаза унылы.
Карандаш несётся вскачь
По бумагам, по оврагам,
Из калачною калач
Вдруг свалился, покатился.
Тоже взят на карандаш.
Гарька видит, Гарька пишет!
Гарька сам несётся вскачь!
БэБэБэ
Борис Борисыч Бакенбардов –
Достойный муж и человек.
Усишки носит, чёлку клином.
И тем на Гитлера похож.
На бесноватого, собаку.
Один в один, едрёна вошь!
И оттого переживает,
И даже в злобе сгоряча
Собаку может пнуть. Или кошку.
Иль в птичку плюнуть. Иль в слона.
У нас их много проживает!
Да, почитай, в любом дворе!
Есть мысль: а если бакенбарды
Ему как будто отрастить?
Тогда не будет больше Гитлер!
К тому ж усишки можно сбрить!
А будет кто? Конечно, Пушкин!
Ведь тот – носитель бакенбард!
В лице имелось обезьянье.
Так наш Борисыч – гамадрил!
И обожает тоже кофе!
Напиток сей даёт ума
И для поэзии таланта!
Талант зовётся ПОЭТЕНЬ!
Не пойебень, дурак проклятый!
Чем только же слушаешь? ЖопОм?
Иди отсюдова скорее!
Всё настроенье обоср.л!
Скотина мерзкий, образина!
Борис Борисыч, плюнь в него!
И почесчамши бакенбарды,
Глаголом сжги сердца людей!
Пинок как предвосхищение полёта
Я пнул кота. Котяра – рыжий.
Весьма мордат Свинину сжрал.
В меня уставился с вопросом:
Чего пинаешься, нахал?
Молчи, ганвнюк, ему ответил.
Скажи спасибо – не убил.
Нет для убийства настроенья,
И нет во мне подъёма сил.
Котяра фыркнул. Фырк – презренье.
Схватил зубами свинный бок
И потащил быстрей к забору,
Пока никто не уволок.
Муму
Жирная девушка молча лежала
Утром июньским на сонном пляжу.
Волны с реки набегали на берег
Пеной вонючей шурша по песку.
Дева лежала, жирнея боками.
Мощен затылок. И ляжки мощны.
Страстная грусть затаилась во взгляде,
Вздохом томленья вздымалася грудь.
Тут подошёл к ней мужчина сутулый.
Что-то он деве, склонившись, сказал.
Дева, поднявшись, к нему повернулась
И насадила на зверский пинок.
Долго летел он, махая руками,
Бывши в полёте похож на орла.
И, наконец, приземлился за пляжем,
С треском ломая жасмина кусты.
Дева ж, полёт проследив, рассмеялась
Громко и радостно, шею склонив.
В воду вошла и нырнула привычно,
Руки сложивши ладонями вниз.
Вскоре пучина ея поглотила,
Воды сомкнув над широкой спиной.
Только тогда тот мужик показался,
Что от пинчища жасмин обломал.
И озираясь пугливо-стыдливо,
Он на карачках стремительно полз
С краю пляжА, и оттуда – к асфальту.
А по асфальту – к ближайшей пивной.
Вскоре исчез он из вида – и что же?
Пляж обезлюдел. Лишь ветер трепал
Книги страницы, что дева читала.
И называлася книга – «Муму».
В ожидании чуда (сонатино)
Посвящаю всем скромным героям, так и не нашедшим себя
Где-то тихо завыли собаки,
Где-то громко мяучат коты.
Ночь сгустилась пугающим мраком
В ожиданьи земной красоты.
Я сижу, сняв портки, у забора.
Организм в ожиданьи дрожит.
Я на ужин покушал гороху.
У меня на горох аппетит.
Ах, накой я его обожрался!
Ах, накой я нескладный такой!
Вот бежит-пробегает кошара.
Я пинаю кошару ногой.
И от этого злого движенья
Организм сотрясает нутром.
С шумом газ вырываясь наружу,
Оросяя обильно кусты,
Покрывая субстанцией жидкой
Весь ночной окружающий мир!
Ах, накой вслед за тем за горохом
Я испимши две кружки кефир!
К оглавлению...
