Содержание:
Хучь плачь!
Как вас теперь называть?
То Мальдивы, то Канары…
Зато откровенно!
Живи и радуйся!
Эпиграф:
- Года размерены, и наша цель верна.
Мы знаем путь великих наступлений,
И тайну полновесного зерна,
И силу минеральных удобрений.
Своей земле мы предъявили иск
За прошлую нужду и недороды.
Мы превратили в золотой прииск
Крестьянские поля и огороды. –
(Михаил Исаковский, стихотворение «Колхозники»)
Хучь плачь!
И ещё… Прошу тебя. Люба: вскопай огород (ты знаешь где. Не мельче, чем на полметра!). А потом продай корову и береги детей!
- Хорошо, Гаря. На сколько тебя посадят на этот раз?
- Я не знаю, Люба. Может, лет на восемь. Какой попадётся судья.
- Хорошо бы опять Иван Захарович…
- Хорошо бы… Но мы не властны над игрой судьбы, Люба! А может, на этот раз будет Стекляшкин? Всё может быть. Всего надо ждать. Но не во всё верить, Люба!
- Да, может… Тьфу, тьфу, тьфу… Опять поедешь пилить ёлки на свой любимый Северный Урал?
- Скорее всего. Там мне будет привычнее. Знакомая обстановка, привычная атмосфера. И конвой душевный. Со всё теми же собаками. С высунутыми розовыми языками.
- Ах, ты опять невыносим! При чём тут языки? И вообще, прошу тебя, Гаря: веди себя скромнее. Если ты опять покажешь себя образцовым лесорубом, тебе могут опять сократить срок. А детям я скажу, что ты опять стал полярным лётчиком. Что опять пропал в бескрайних ледяных торосах под рёв голодных белых медведей. Всё тех же.
- Ты умна, Люба. Я всегда это знал.
- Зато ты, Гаря, дурак! Ну, почему другие воруют гораздо более крупные суммы, и даже в свободно конвертируемой валюте, и успевают сбежать с ними в Лондон, Ниццу и Майами! Почему они успевают, а ты – нет?
- Не знаю. Наверно, потому, что я плохо учился в школе. Или такой уж я, Люба, несчастливый. Прямо хучь плачь, Люба.
- Вот именно, Гаря! Нет, чтобы как все приличные люди: наворовал – и на наворованное сразу же купил мне шубу, детям - скромную виллу на каком-нибудь Лазурном берегу, положил на мой счёт в какой-нибудь скромный швейцарский банк три скромных чемодана денег (лучше скромных восемь, и лучше долларов. А ещё лучше - нескромных. Чтобы каждый размером с гардероб!)… А уже потом воруй себе дальше! Вот как приличные люди поступают! Балбес!
- Я с тобой полностью согласен, Люба. Но ты же прекрасно знаешь: я - слабохарактерный. Как только украдаю денег, то меня тут же, как магнитом, тянет в ресторан, в пивную, к легкоразвратным женщинам легкодоступного поведения (или легкодоступным легкоразвратного? Как правильно-то? А, Люба?. Прямо как магнитом! Не могу себя сдержать! Хучь плачь!
Как вас теперь называть? (по аналогии с названием одноименного советского фильма про шипиёнов)
- Итак, милостивейший государь, прошу вас сообщить мне ваши имя, отчество и фамилию.
- К чему такие ажиотации, друг мой? Вы же меня распрекрасно…
- Повторяю: ваши имя, отчество и фамилия. И не заставляйте меня предпринимать неблаговидные поступки. Во избежание печальных последствий в виде мордой об стол. Уточняю: вашей мордой. Об мой стол.
- Понял, понял, понял… Зачем же сразу судить по морде-то? Это неэстетично. Записывайте: Гаррий Бонифатьевич Булкин.
- Булкин… Записал. Где родились?
- В деревне Блюдово местной губернии.
- Местной губернии… Что-то я не слышал у нас в губернии деревни с таким романтическим названием.
- Ну, как же, как же! Наша деревня чрезвычайно популярна. В местном люде даже распространена юмористическая частушка со словами: « Я из деревни Блюдово. А ты, хавно, откудова?». Её исполняют с шутками и прибаутками! Обязательно! И даже хором! И даже дети!
- Хорошо. Так и запишем. И про частушку тоже. Как подрывную песню наших высочайших моральных устоев с использованием нецензурщины.
- Слово «хавно» не нецензурное.
- А какое?
- Эпическое. Пришедшее из тьмы веков.
- Так и запишем: во время нашей милой беседы из тьмы веков выражался матом… Ваше образование?
- Классическое необременительное. Три класса местной церковноприходской школы.
- Семейное положение?
- Холост, но регулярно хожу ночевать к соседке, местной мещанке Евлампии Громыхаловне Гребуровой.
- А почему холосты?
- У меня ещё писун не вырос для совершения таинства брака.
- Так уж и не вырос?
- Каждую неделю во время помывки в бане измеряю специально куплетой в магазине линейкою. Пока не достигает параметров нужной для брачного таинства длины.
- Хм… Убедили… Кем работаете и где?
- Помощником старшего засолочника на засолочном пункте овощебазы номер восемь райпотребкооперации имени Клары Цеткин и Розы Люксембург. Имеют три грамоты за безупречный засолочный труд по грамотному засаливанию и недопущению пересаливания ответственной продукции.
- Ваши нравственные убеждения?
- Прогрессист. Противник насилия в быте. По выходным регулярно пью водку.
- На этом официальную часть закончим. Ну, что, Гаррий Бонифатьевич Булкин, он же – господин штандартенфюлер Генрих фон дер Шнапс, тайный агент иностранной разведки (и не одной!) и давний масон? А?
- Вы меня с кем-то путаете.
- Я тебя, гадюку, ни с кем спутать не могу, потому что уже десять лет тебя, гадюку, ищу. Ты мне, гадюка, уже по ночам стал сниться. Я уже жену начал пугать своими ночными зверскими криками и выраженной потливостью. Вот до чего ты, гадюка, мне снишься! Кроме того я вычислил твоих, гадюка, ближайших помощников - Йипатия Йипатьевича Дудкина ( он же - фельдфебель Кляушке, палач и садист), драматурга Жабского (он же – белогвардеец Кабыздохов, палач и аферист) и поэтессу Котлетову, в девичестве – графиню Подзадуйскую-Задунайскую. Я на всех этих твоих поисках, гадюка, грыжу нажил и хронический геморрой в пояснице! Так что облейся слезами, гадюка! Умойся кровью своих невинных, но бесчисленных жертв! Впрочем, пока эмоции в сторону. Вопрос: куда ты, гадюка, подевал секретный план секретного завода по выпуску секретной колбасы? Успел передать своим заморским хозяевам? Отвечай, гадюка, немедленно или я немедленно засуну тебе вот эту палку от швабры в твою вонючую, давно не мытую жо по самую пипку! Как ты засовывал её своим замученным жертвам, радостно при этом хохоча!
- Почему же немытую? Я только третьего дня в бане был. И своими грозными обещаниями вы не доведёте меня до панического греха. Я как был, так и останусь честным бывшим пионером, пламенным барабанщиком пионерской дружины имени товарища Гималайского.
- О, новая фамилия? Сидан ву пле Гималайский? Ваш очередной секретный агент? А может, целый резидент в натуре?
- Товарищ Гималайский совсем не сидан и совсем не ву пле. Товарищ Гималайский был страстным революционером выдающегося местного значения, геройски погибшим в жестоких боях за счастье и сытость. И не смейте касаться его священной революционной памяти своими грязными лапами! Слышите! Не смейте!
- Вот как ты заговорил-то, гадюка! Да, я ещё раз убедился, что в вашей разведывательной школе на какой-нибудь Лонг-Айленд-стрит-авеню ты был примерным учеником. Какая выдержка! Какая воля! Теперь я понимаю, как ловко ты сумел вынести третьего февраля текущего, но пока что не протекающего года с сахаро-рафинадной фабрики имени товарища Джордано Бруно десять мешков сахарного песку, пол-мешка дрожжей и столитровую канистру поспевающей браги. С таким самообладанием сделать это было сущие пустяки. Браво! А сгубило тебя знаешь что? Твоя мелочная зависть. Ты завидовал всем! Даже кошкам за их независимое развитие. Вот поэтому тебе и поделом!
- И что же теперь со мною будет?
- Справедливое возмездие. Как говорится але якта дест! «Жребий брошен»! А как ты, гадюка, думал? Что с тобою здесь в бирюльки будут играть? Даже и не надейся!
- А конкретно?
- Во-первых, руководство консенсуса поставит вопрос на ближайшем президиуме. И скорее всего, тебя, гадюку, подавляющим большинством исключат из фракции кворума. Далее приостановят твоё членство в совете почётных членов. Возможно, даже передвинут в самый конец списка на награждение Большими Почётными Грамотами. А уж что перестанут к праздникам выписывать на льготной основе Большие Разогретые Беляши, и к гадалке не ходи! Перестанут, как пить дать! Будешь в столовке питаться! Тамошними котлетами, хе-хе! И не надо кривить мне в иезуитской ухмылке свой горестный рот! Да-да, этого вполне можно ожидать! А как ты думал? И, естественно, откажут в выражениях знаков полагающихся тебе по чину любезностях в виде предоставления высоких трибун. Что? Мало? А по-моему, вполне!
- Я попросил бы вас…
- И нечего просить! Пошёл вон, скотина! Селифан, подай сему господину его шляпу, трубку, трость и велосипед! И вели запрягать лошадей! Мне уже давно пора ехать в ассамблею!
То Мальдивы, то Канары…
Эпиграф:
- То берёза то рябина.
Куст ракиты над рекой.
Край родной, навек любимый,
Где найдёшь ещё такой… -
(из пенсии. Кто сочинил – не знаю. Кто поёт - не знаю. Может, пионеры какие. В красных галстуках. Они их ещё на шеях носят. На своих, на пионерских)
- Привет, Гарриманище! Чего вид такой задумчивый? Опять, что ли, глистами заразился? И как они только в тебя попадают? Как залазиют и какими таким и интересными загадочными тропами? Ведь ни у кого нету, у тебя – обязательно, и каждый раз! Может, они в тебе уже гнёзды свили? Может, ты им уже родной?
- Чего ты бормочешь, чёрт носастый? Ты ж сам мне перед Покровом спичечный коробок давал, чтобы я туда нагадил.
- Ну?
- Чего?
- Нагадил?
- А как же! Ты ж дал!
- И чего?
- Ничего.
- Совсем ничего?
- Совсем.
- А ты нагадил?
- А как же. Даже по три раза. В каждый коробок. Я же такой целкий, что ты!
- Чудно. Нагадил – и вдруг ничего. А чего ж тогда проверяли-то?
- Чего… Нагаженное, чего… Да и не в этом дело! При чём тут глисты? А задумчив я оттого, что никак решить не могу, куда мне на этот раз в отпуск поехать – на Мальдивы или Канары?
- Чего?
- Того. Вот и я о том же. Никак не выберу конкретное направление, в котором я задорно и с пользой отдохну от здешних сует. Право, они меня так утомили! Даже не утомили! Задолбали!
- У тебя денег, что ли, много?
- С какой стати?
- С такой, что на эти твои мальдивии и канарии только жулики ездиют. Вместе с использованными балеринами. Чтобы там своё честно наворованное тратить, не боясь огласки. Вот ты какой, оказывается, жук! А сам всех уверяешь, что работает всего-навсего приёмщиком стеклотары приёмочного пункта имени Джорданы Бруны. Причём со скромной трудовой зарплатой! А у самого, значит, денег мешок? На чём наворовал-то? А? Признавайся, а не то я тебя мигом сдам обахээсу.
- Хе-хе на вас, товарищ, тридцать восемь раз. Обахээса уже мильон лет как нету! У нас сейчас полная демократия! Каждый имеет право на воровство. Кто умеет – ворует, кто не умеет – тоже ворует. Только кто умеет, тот в тюрме не сидит.
- Ага. Тот на мальдивиях и канариях пупок чешет! Развёл прям здесь целую воровскую философию! Значит, поедешь?
- Обязательно. Только вот не знаю пока куда. В прошлом годе соседка моя, Дуська Куконькина ездила. Приехала хорошая. Загорелая. И ещё кучу денег с собой привезла. Сказала: заработала честным трудом.
- Где?
- На этих самых Канарах. Или Мальдивах. Не помню.
- Хе-хе. Догадываюсь, как она там зарабатывала. Каким местом.
- Ну и что, что каким. У нас сегодня всякий труд почётен! Зато велосипед себе купила. Теперь на велосипеде на «фазенду» ездит. А не как ты, на автобусе. А? Получил честный труженик наёмного труда? Скушал баранку из-под бублика?
Зато откровенно!
- Гарька, я давно хочу спросить тебя как бывший комсомолец бывшего комсомольца…
- Значит, опять какую-то гадость придумал. Что ж, спрашивай.
- Я долго не решался и в трезвом состоянии этого бы никогда не сделал…
- Сколько?
- Чего?
- Выпил сколько?
- Поллитра. Для меня – ты же знаешь! - это не доза. Для меня – ты же веришь! - это просто смешно.
- Значит, ты выпил, осмелел и хочешь меня спросить…
- Да, спросить. Вопрос: если бы тебя поймали зверские гестаповцы и начали бы зверски пытать, ты сразу бы всех выдал или помучился?
- Это вопрос! А ты?
- Я бы сразу. И в первую очередь, тебя. Имя, отчество, фамилия, пол, возраст, адрес работы, домашний адрес, мобильный телефон… В общем, всё что знаю. А чего тянуть-то? Кого смешить? Этих тварей гестаповских, исчадие ада на планете Земля? Не дождутся!
- Какая же ты, оказывается, скотина…
- Зато честно. Ты прости меня, друг…
Живи и радуйся!
- Товарищ…. Товарищ… А, товарищ… Товарищ!
- А? Чего?
- Товарищ, я спросить хочу…
- Чего?
- Спросить. Вы в армии где служили?
- Чего?
- В армии, говорю, где служили? Случаем не в Забайкальском военном округе, станция Борзя, воинская часть номер три-ноль-три-пять-восемь-дробь шестьдесят две?
- Чего?
- … три-три-три…
- Какой на х… три-три? Какая на х… армия! Я в армии вообще не служил! Белый билет!
- Понятно. Психический.
- Не психический, а плоскостопие. Я высоты боюсь.
- Бывает. У нас в части сержант Рукосцуев волков боялся. Они зимой как из степи к колючей проволоке подойдут, как завоют, он сразу трястись начинал. А потом хватает автомат - и очередями, очередями! Если вовремя под койку не нырнёшь – всё…
- Чего «всё»?
- Того всё. Скольких похоронили-то… И не сосчитать!
- Волков?
- Каких волков?
- Сам же сказал: которые из степи.
- При чём тут волки? Волки – снаружи, а мы – внутри. В казарме. Волки… Только выйди за колючку – они тебя так своими клычищами обтешут, за пять секунд один шкилет останется Они ж все голодные как эти..!
- Кто?
- Волки, кто! Двадцать пятый раз повторяю! Не Рукосцуев же! Ему-то чего? Он каши нажрётся – и на боковую! И здоров же был спать! Чисто медведь!
- Мужик, ты вообще чего ко мне пригрёбся? Я спокойно еду, никого не трогаю, мирно дремлю – и тут ты со своею девичьею дружбой. И со своим Рукосцуевым. Тебе чего надо?
- Да я чего… Я ничего… Просто ты на него очень похож… Он тоже если не спал, то дремал. Я и подумал: может, родственник.
- Кто?
- Ты.
- Кому?
- Сержанту. Рукосцуеву.
- Я – Федотов.
- Я понимаю.
- Чего ты понимаешь?
- Что не Рукосцуев.
- А ты понимаешь, что я с работы еду? С ночной смены? Я, может, всю ночь работал! Что мне поспать хочется, и вот я только дремать начал – тут ты со своими грёбаным любопытством.
- А чего я… Я виноват, что ты похож на него? Виноват? Нет, ты скажи, виноват?
- На кого похож?
- На Рукосцуева.
- А хошь я тебе щас в лоб засвечу? И за себя, и за Рукосцуева?
- Да успокойся ты, мужик… Я и сам боксёр.
- Ты не боксёр.
- Боксёр.
- Не боксёр.
- Боксёр.
- Ты не боксёр. Ты – мудак.
- И опять не угадал. Я а бане работаю. В котельной.
- А я на топливном складе. В железнодорожном депе.
- Понятно. Соляру воруешь.
- А ты меня поймал? А ты меня ловил? А ты кто – обахаэс?
- А я-то тут при чём? Я, может сам такой же. В смысле, из вашей воровской компании. Вениками втихаря приторговываю.
- Какими ещё вениками? При чём тут веники?
- Банными. С которыми в парилку. Пятьдесят рублей.
- У меня денег нету.
- А мне они и не нужны.
- А чего ж говоришь?
- Чего я говорю?
- Пятьдесят рублей!
- Это веник у меня столько стоит. Дубовый. Берёзовый – на червонец меньше.
- Мужик тебе вообще чего от меня надо?
- Да ничего мне не надо! Еду, вижу: дремлешь. Дай думаю, человека повеселю приятной беседой.
- Ага. Про Рукосцуева.
- Вот видишь! Запомнил! А ещё чего запомнил?
- Что он по волкам из автомата стрелял.
- Да не по волкам, дятел! Волки – в степи, за колючей проволокой. В них хрен попадёшь. Потому что целиться надо, понимаешь! Он по нам стрелял. По своим верным сослуживцам. Мы-то – рядом! В казарме! Четыре стены! Никуда не денешься!
- А чего ты так рад-то? Что за радость, когда в тебя из автомата палят?
- При чём тут радость? Армия! В армии главное что?
- Что?
- Дисциплина.
- Дисциплина это когда на тебя прапор орёт. Или вышестоящее командование. А если ни прапора поблизости нет, ни командования? Если рядом один только Рускоцуев, тогда главное что?
- Что?
- Реакция. Успеть вовремя под койку нырнуть.
- Вот уж довольствие!
- Опять двадцать восемь! То радость ему подавай, то удовольствие! Хотя да, радость: если успел нырнуть. Потому что живой остался! Живи и радуйся пока Рукосцуев автомат перезаряжает! Он же у начальства всегда был на великолепном счету!
К оглавлению...
