Лейтенантик Михал Сергеич Ласточкин, молодой человек весьма приятной наружности, направлялся к месту своей службы в самую глубинку страны, в воинскую часть № 331**, где ему волею судьбы было предназначено отдавать воинский долг и умение любимой Родине. Его подруга Наденька, узнав в какое захолустье отбывает её Миша, наотрез отказалась выходить за него замуж и даже не пришла на вокзал, чтобы проводить своего возлюбленного в дальнюю дорогу. Путь был не близкий и Ласточкин с полной сумкой всевозможной снеди, собранной в дорогу заботливой мамой, расположился в дополнительном купе номер тринадцать, слева у окна на нижней полке. Стоянка поезда была короткой, всех провожающих попросили на выход. Поезд тронулся и плавно покачиваясь поплыл мимо убегающих домов и деревьев маленького провинциального городка. Настроение было так себе, глупые мысли о невезении и несправедливости нет-нет и проскакивали в его, незамутнённой жизненными перипетиями, голове, а тут ещё и купе номер тринадцать, в общем всё, как-то так - совсем безрадостно и мрачно. На верхней полке кто-то сладко посапывал, других пассажиров в купе не было, суеверных у нас хоть отбавляй, и ехать в тринадцатом купе желающих, видимо больше не нашлось. Ласточкин шумно вздохнул, взглянул на верхнюю полку и , стараясь не очень шуметь целлофаном, развернул бутерброды с колбасой, зажаренную курочку и прочую провизию. От всего этого кулинарного великолепия у него побежали слюнки. Миша мгновенно вспомнил, что не ел уже два дня, сам съедаемый тоской и горькими думами, и тут же с жадностью набросился на еду . С верхней полки свесилась голова и, распространяя запах стойкого перегара, громогласно вопросила:
- А рюмашку к сему изобилию не желаете?
Тут же с полки спрыгнул здоровенный, рыжий детина в форме младшего сержанта интендантских войск и протянув огромную ладонь лейтенанту, представился:
- Огурцов я, Сашка, возвращаюсь после отпуска к месту службы.
- Лейтенант Ласточкин, - с опаской протянул свою аккуратную ладонь Михаил и почувствовав горячее, но очень мягкое рукопожатие, улыбнулся своему попутчику. - Как-то о горячительном я и не подумал, в суматохе и не купил, а мать разве положит в котомку? Ни-ни, она у меня на этот счёт очень строгая,- сказал он виновато. - А еды - целый батальон накормить можно, присоединяйся, брат.
- Всё своё ношу с собой, - рассмеялся в ответ Сашка и достал из новенького, чистенького рюкзака отпитую на четверть литровую бутылку водки.
Выпили, закусили. Закусили, опять выпили и, как водится в подобных случаях, разговорились.
- Ты в какую часть назначение получил? - спросил сержант.
- Дивизион в посёлке N-скомслыхал?
- Ничего себе дыра, - присвистнул Сашка. - Да, летёха, не повезло тебе. Да, ты не унывай, Мишка. Везде служить можно, главное, чтобы коллектив весёлый попался. Мой батя всю свою жизнь прапорщиком прослужил, куда нас только жизнь не забрасывала, похлеще твоего N-ска будет. Но, родитель везде, где доводилось ему служить, оставлял о себе добрый след, весельчак и балагур, он и сейчас - на гражданке - душа любой компании.
- Давай, плесни по стаканам, - попросил бывалый сержант. - Я тебе сейчас историю одну расскажу , батя её как-то рассказывал. И смех, и грех. Какого только дурашлёпства в армии не встретишь. Слушай:
"Служил отец в ракетной бригаде, на должности начальника вещевого склада. Хозяйственный он был до жути, таких и в те времена бывало " днём с огнём" не отыщешь. Да к тому же - старшина. Красавец. Стать, да и силушка в руках- о-го-го. Я и половины от отца не унаследовал, только рыжину, да кулаки с кувалду. Слабость одну имел мой батюшка: любил он сапоги хромовые генеральские носить и шинельку себе заказал на пошив из сукна высшего качества. Так и щеголял, на зависть всем остальным сослуживцам. В тот год окружные учения были назначены на январь , в этом же памятном году и звание прапорщика ввели в Вооружённых силах. По началу путаницы и неразберихи из-за это звания хватало, бывало, что и путали прапорщиков с генерал-лейтенантами. Анекдотов потом на эту тему было- пруд пруди. Прибыли они , значитца , на полигон. Зимы в тех краях были тёплые, дождливые- грязи по- колено, техника буксует, тащат её буквально на руках, а техника всё прибывает и прибывает. Вечерело, дождик мелкий моросил , отец мой - красавчик, в новеньких блестящих погонах прапорщика на шинельке из дорогого генеральского сукна, на которые небрежно был наброшен плащ-палатка, стоял на пригорке и смачно дымил своими любимыми сигаретами. У него ещё одна слабость имелась - курил только " Marlboro", эта марка в те годы считалась культовым брендом и курить её было "шикарно". Рядом с отцом остановился "газик" , оттуда выскочил бодренький подполковник и отдав честь отцу, приблизился к нему строевым шагом, рапортуя о том, что дивизион такой-то и такой-то прибыл на полигон для прохождения учений и что он подполковник такой-то, зам командира по-тылу. Отец буркнул ему в ответ, проглатывая большую половину букв:
- Гв-пр-щик Огурцов", - что в переводе означало: " Гвардии прапорщик Огурцов" и протянул пачку, угощая подполковника своими шикарными сигаретами. Курили молча. Потом отец, ощутив неловкость от затянувшегося молчания, решил поговорить о природе и сказал, повернувшись лицом к лесной балке, расположенной метрах в пятидесяти от полигона:
- Вот красота-то где притаилась! - и глубоко вдохнув свежего, озонированного воздуха, продолжил. - Слышите, как ветер поёт? Чувствуете, воздух какой целебный? Эх, технику бы туда поставить в рядочек, вот бы смотрелась! Мощь Родины!!! ... Картина маслом!
Подполковник кивнул и промолчал, не поддержав разговора. Докурили, пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны. До поздней ночи отец занимался хозяйственными делами и только прикорнул на часочек, как разбудил его отборнейший мат, которого он, видавший виды старшина, а теперь новомодный прапорщик , никогда ещё слыхом не слыхивал. Выглянув из палатки, он увидел разъяренного генерала, перед ним навытяжку стоял вчерашний подполковник и громогласный, командирский голос вопрошал его:
- Твою-рас-твою, и далее нецензурно… зачем ты технику в эту балку загнал?
Отец посмотрел в сторону балки: картина была точно маслом! Вся техника, в мягком, размытом дождями грунте, утонула на четверть и вытащить её из этого болота было решительно не возможно, попытки водителей-механиков ни к чему не приводили, да, впрочем и дураку было понятно, что всё это напрасно.
-Так я, товарищ генерал, т-т-та-в-в-в-о-о-о...Я, товарищ генерал, э-э-э-т-т-та-в-в-ва, - оправдывался заикающийся подполковник. - Я приказ, товарищ генерал, выполнял. Генерал Огурцов приказали... А я ч-ч-чи-в-в-во-о-о? Я, как начальство прикажет...
- Какова ...такова, ерышки-кочерыжки... Огурцова? Нет у нас в округе генерала с такой фамилией. Ты, ёшки-матрёшки, где с ним пересёкся?"
- Так, товарищ генерал, тут он стоял, вот как раз на этом самом пригорочке, где и Вы стоять изволите, курил, меня увидел и распорядился - всю технику в эту балочку поставить. Так и сказал: "Картина маслом!"
Лейтенант Ласточник и младший сержант Огурцов хохотали так, что к ним заглянула проводница:
- Мальчики, чайку не желаете?
- Тащи! - крикнул ей хохочущий Огурцов и снова разлил по стаканам сорока градусный напиток.
Двое суток пролетели не заметно. Прибыли в Москву рано утром и Огурцов горячо прощаясь с новым другом сказал:
- Тебе ещё пиликать и пиликать, а я прибыл к месту назначения. Ну, прощевай, летёха! И не верь ты в эту чепуху! Тринадцатое число, оно, знаешь какое счастливое! Эх, Миха, быть тебе генералом! Точно!- крикнул Огурцов, спрыгивая с подножки вагона.
Перрон, если его можно так назвать, встретил Ласточкина не дружелюбно и безмолвно. Огромный амбарный замок висел на кривой, покосившейся двери обшарпанного, давно не ремонтированного здания. Лейтенант знал, что до места назначения нужно ещё больше суток добираться на перекладных. Но это оказалось делом не простым, ехать туда не хотел никто. Один полупьяный мужик посоветовал:
- Жди до утра. Завтра уазик туда поедет, запрыгнешь в кузов, за сутки-другие доберётесь.
Так начиналась служба лейтенанта Ласточкина. Жить пришлось в казарме, вместе с солдатами, потому, что обещанное в общежитии место никак не освобождалось, питаться в офицерском буфете, если так можно было его назвать - два стола и три стула, где продавали всякую бурду. Ласточкина часто старшие по званию товарищи просили отдежурить вместо них: то на ККП, то по роте, то по штабу. А он был и рад, всё чем-то занят и время бежит не заметно. А тут через три месяца, как снег на голову - приказ из Генштаба, который поверг всех в тихий шок. Приказ гласил: "Лейтенанту Ласточкину Михаилу Сергеевичу присвоено внеочередное звание старшего лейтенанта , он откомандировывается на новую должность в воинскую часть 251*** в южный город K...." Новоиспечённый старлей терялся в догадках. "Ошибочка, наверное, какая-то забралась". Но, приказ есть приказ и старший лейтенант Ласточкин отбыл к новому месту назначения.
Город К., утопающий в зелени встречал его разноцветным салютом, в этот день отмечали праздник "День рождения города". В штабе встретили тепло и дружелюбно, сразу вручили ключи от новенькой однокомнатной квартиры и пожелали лёгкой, приятной службы. Молоденький старший лейтенант, да к тому же ещё и собственник новенькой, уютно обставленной квартирки был завидным женихом и пользовался повышенным вниманием местных девушек, самые красивые мечтали о его внимании, а самые умные всегда добивались его расположения. Командир части был мягок и корректен, по-отечески опекал и покровительствовал, все офицеры в части мечтал с ним дружить, приглашали в гости и, даже предлагали за него отдежурить... Жизнь была прекрасна и била ключом! Три месяца пролетели, как один день. И, вдруг из Генштаба в часть поступает приказ, который теперь не просто шокировал, он ввёл всех в ступор. Приказ гласил: "Старшему лейтенанту Ласточкину Михаилу Сергеевичу присвоено внеочередное звание капитана, он откомандировывается к новому месту назначения в город Ленинград."
Ласточкин не понимал, что происходит, высокопоставленных родственников и покровителей у него не было, да и априори не могло быть. Мать воспитывала его одна и только благодаря его упорству и труду, он сумел поступить в военное училище и , пусть не блестяще, но окончить его и получить наконец-то звание лейтенанта.
Молоденького капитана в Ленинграде встретили тепло. Квартиру, правда служебную, выделили тут же, волшебство повторялось: лучшие девушки, внимание, дружба с замечательными офицерами и их семьями. Всё было похоже на сказку и Ласточкин строил самые радужные планы на будущее. Так незаметно пролетели полгода. Ласточкин влюбился в модель по имени Виолетта и, как ни странно, она ответила ему взаимность. Дело шло к свадьбе, Михаил не ходил, а летал на крыльях любви. Нет-нет, да и вспоминал он слова своего попутчика младшего сержанта Огурцова, что число тринадцать обязательно принесёт счастье. Накануне свадьбы его пригласил к себе командир.
-Тут такое дело, Ласточкин, из Генштаба поступил приказ, тебе присвоено внеочередное звание майора и предоставлена рекомендация для поступления в военную академию им С.М. Буденного, где для тебя уже выделено место, - командир пытался сохранять хладнокровие, но ему это не очень удавалось.
- Да. И ещё, тут для тебя пакет с пометкой " Вручить лично в руки" за личной подписью и печатью самого начальника Генштаба,- он протянул майору Ласточкину пакет и стремительно покинул свой кабинет, деликатно предоставив своему подчинённому ознакомится с содержимым большого коричневого конверта.
Ласточкин дрожащей рукой вскрыл сургучную печать, вынул из конверта лист бумаги и принялся читать:
"Здравия желаю товарищ майор Ласточкин!
Ну, что, Миха, убедился - число тринадцать не такое уж и страшное? В общем, брат, что смог, то для тебя сделал. Теперь ты сам о себе позаботься. Я с завтрашнего дня ухожу на "дембель". Очень верю в то, что о генерале Ласточкине Родина ещё услышит! Ну, бывай.
Старший писарь Генштаба, старший сержант Огурцов."
К оглавлению...
