« Юрий, погодите ругать современных поэтов и прозаиков, посмотрите, какие будут завтра, и вы поймете, что ругать было преждевременно….»
(из беседы с приятелем-писателем-психотерапевтом И.П. Софроновым)
Три заметки.
1. Люблю маленькое. О миниатюрах Светланы Добычиной (Москва)
«Есть ли жалость в мире? Красота — да, смысл — да. Но жалость? Звезды жалеют ли? Мать — жалеет: и да будет она выше звезд. Жалость — в маленьком. Вот почему я люблю маленькое».
Василий Розанов «Опавшие листья»
Я долго не мог определиться, в каком жанре создает свои произведения Светлана Добычина. Малая форма – миниатюра, но не просто миниатюра. В этих небольших эссе, на первый взгляд, нет схемы, сюжета, нет построения рассказа, где начало перетекает в середину, а финалом венчается центр. Тут иное. Идет текст – как дождь, как солнце, как снег. Короткое, но сильное явление природы. Не успеваешь подвергнуть его анализу, но испытываешь приятное чувство, что тебя пригласили в гости, напоили ароматным чаем, укрыли от непогоды, дали теплые напутственные слова. При этом автор как бы остается за кадром. Но готов продолжить разговор. И это чудесно!
Первое впечатление от текстов Светланы – трогает за живое. Но жанр? В литературе много направлений, есть целые пласты в основном восточной культуры, где призывают творца видеть большое в малом. Не раскидываться формами, учиться и учить созерцать. Нет. У Светланы нет копирования, нет отстраненного философского созерцания, нет «записок от скуки» средневековых японских мастеров стиля «дзуйхицу» — в переводе «следуй кисти своего настроения». У автора свое — индивидуальное, личностное, психологическое, душевное. От сердца к сердцу. Возможно, поэтому она вывела короткой строкой в предисловии к своему сайту: «Я верю! Слушай свое сердце!».
http://ibelievetе
Каждое эссе Светланы Добычиной – это как кусочек янтаря, как лучик солнца, застывшего, но живого. В него можно и нужно вглядеться, чтобы понять, что янтарь – камень теплый. Иногда в светлых теплых камушках встречаются вкрапления – изящные, как те стихи, которые находятся внутри миниатюр автора.
Итак, что же это за стиль? Я бы назвал его «сердечными этюдами» или «психологическими зарисовками». Впрочем, первое подходит больше, потому что «психологические зарисовки» — это нечто академическое, схоластическое, дисциплинарное. У Светланы все этюды живые. Они приглашают и утепляют сердце. Воздействие на читателя психологическое, но идет оно не через ум, а через сердце. Тут больше импрессии, чем экспрессии. Тут больше сердца, нежели ума. Тут больше поэзии, чем прозы. Вдохновения и полета, а не долгого и кропотливого ремесла. Хотя мне, как прозаику, работающему с большими формами, поначалу недоставало выхода из этих коротеньких эссе в повести и романы. Потом подумалось: «А зачем?» Верный в малом над многим поставлен будет. В прозе идти лучше эволюционным путем, а не революционным. А может быть, Светлана Добычина останется в своем жанре сердечных этюдов? Может быть, этот стиль – именно ее? Во всяком случае, после прочтения ее миниатюр мне нередко хотелось к ним вернуться.
«А бывает, когда изморозь осенних листьев проникла тебе в душу, захолодила все внутри», — пишет Светлана в миниатюрке «Изморозь». – «Поскрипывает от любого движения, царапает, при попытках свернуться в клубочек и согреться.
Морозит, холодно.
Вот ты уже и достала бабушкин пуховый платок и завернулась в него как маленькая.
Только совсем большая уже, и не хватает его, отчаянно не хватает этого спасительного пуха.
И выстуживает сердечко, ледяные наросты создают призрачные замки с башенками и тайными ходами…
Холодно.
И за окном давно нет солнышка.
И хочется стать маленькой-маленькой, почти незаметной, чтобы никто не касался, даже мимоходом, чтобы не впивались в сердце холодные сосульки.
Ты просто приезжай.
Только приезжай.
Приезжай.
Мы вместе согреем твои тонкие пальцы, бережно, слой за слоем разморозим твое напуганное сердечко.
Хочешь, мы купим много-много шерстяных ниток разных цветов и в четыре руки свяжем самое длинное и теплое полотно?
Яркое, разноцветное, в волшебных узорах.
Ты всегда им сможешь укрыться в минутки печали.
А еще мы можем уехать за город, затопить баню, сидеть и вдыхать запах развешанных по всем уголкам трав, слушать потрескивания в печке, просто молчать и греться друг о друга.
Оттаивать теплом изморозь, пробиваться дождем слез, греть и греть свое сердце, наполнять силой измученную душу и верить.
Знать и верить.
Нет ничего постоянного, вода и огонь унесет наши боли и страхи.
И мы обновимся.
И раздышимся.
И будем помнить тепло друг друга.
И разморозим все льдинки.
Будем жить».
Автор, специально или нет, ведет доверительный диалог с читателем. Не выводит из себя, не загружает рефлексией, не вскрывает мозг как консервную банку. Приглашает к теплу. Не навязывает. От того, возможно, хочется читать этого автора все больше и больше. И заходить в гости. Тут не обманут, не насмеются, не вывернут мозг. Напоят теплым чаем, дадут кусочек янтаря с застывшей сердечной историей. Мне кажется, такие сердечные этюды можно было бы использовать как Лекарство для людей, встревоженных бесконечными гонками сегодняшней жизни. Такой бы сборник миниатюр мог и успокоить и настроить читателя на сердечный лад. Но это уже на выходе сборника. Пока сборник, что называется, собирается самим автором. Хочу пожелать удачи!
После прочтения одного эссе меня не покидали ассоциации со Снежной Королевой Андерсена.
— Сильнее, чем она есть, я не могу её сделать. Не видишь разве, как велика её сила? Не видишь, что ей служат и люди и животные? Ведь она босая обошла полсвета! Не у нас занимать ей силу! Сила — в её милом, невинном детском сердечке.
Г-Х. Андерсен Снежная королева
Подумалось, что сила миниатюр Светланы в их «милом малом чистом сердечке». Но сердце матери, по слову Василия Розанова – это хоть и малое, но это так много! Жалость и сострадание – это мало, но так много! Нежность…Мало? И так много!
Ветер.
Такой, как сегодня.
Сковал асфальт, так и не укрывшийся снегом, лишь тонкий слой намерзшей ледяной корки.
Ветер.
Пригибает пожухлую траву.
Раскидывая сухие и замерзшие листья.
Качает одинокие ветви деревьев.
Огоньки освещенных окон дрожат вместе с воздухом.
И сильные порывы.
Бьют, бьют, бьют.
Ветер.
От него почти сразу начинают плакать глаза.
Слезы, заблудившиеся в ресницах, падают теплыми каплями на щеки, их подхватывает ветер, они мгновенно улетают, становясь частью вьюги.
Ветер похититель слёз.
Маленькие следы на щеках мгновенно замерзают, выстуживают кожу.
И новые слезы уже не задевают, просто уже не чувствуешь.
А они капают и капают, а он терпеливо сдувает и уносит далеко-далеко.
Туда, где, пригревшись на солнышке, они испаряются, оставляя маленькие соляные следы.
Соляные домики вырастают в замки, хрупкие и прозрачные от чистых детских слез, с высокими узорными потолками — от девичьих, с крепкими стенами, которые не пробьет ни одна из мощных пушек…
И пусть вырастают домики, в тех далеких краях.
В них будут играть веселые ребятишки.
Им никто не расскажет, что за чудесный ветер принес своими порывами чужие капельки.
А мы.
Мы будем ждать весну, смахивая руками слезинки с щек — пусть летят, подхваченные обнаженной вьюгой, которую в ночи обнимает сильный ветер.
Вьюга билась, как нервная птица
Сметала прохожих, их бледные лица
Хотела ударить. Ветер колючий.
Хотела любить, боюсь — не научат.
Весна на пороге, а ветреность лета
Мне жаль эту вьюгу, но где-то, но где-то
Ее по головке погладит прохожий
И Боженька скажет:
«Люби, если сможешь»
Светлана жалеет не только путника, но и саму природу, которая могла бы обернуться солнышком, но ей судьба пока что виться вьюгой. И в этом удивительном сострадании к самой природе я вижу сказочность Андерсена, у которого и ветер, и зной, и снег и северный олень наделены душой мира. Автор разговаривает даже с неживыми предметами, одухотворяет их.
Мне очень понравился «Костер» Светланы Добычиной. Когда я прочитал миниатюру, мне захотелось продолжить разговор с автором. Написал на одном из литературных сайтов, где был размещен сердечный этюд: «А еще можно потом — когда совсем прогорит, посыпать голову пеплом и покаяться. И поменяться и снова зажечь — только уже БУДУЧИ иным. Сам-то костер и огонь будет прежним — пусть его! А вот человек, посыпавший в Среду голову пеплом, может стать иным. Иными будут и его гости у костра. Возможно, придут любимые призраки — писатели. Маркес, Фицджеральд, Николай Васильевич….И будем все вместе «вечерять». Славно будет?»
Светлана ответила стихами:
«У твоей бессонницы мои глаза. В них, как в облаке, запуталась гроза.
В них надеждой умывается рассвет. Как мне жаль, меня в них больше нет.
Я уже совсем в чужом краю. И другим тепло свое дарю.
И с иными провожаю я рассвет. Ты почувствуешь: меня здесь больше нет.
Через вечность, храмы и года протяни мне руку и тогда:
прошепчу я тихо через свет: «Извини, тебя здесь больше нет».
И еще – «Пороги»:
«Подожди, не кружись в темноте,
Постоим пять минут у порога?
Есть дорога вдали, в тишине.
Мы прощенье попросим у Бога.
Стылых слов незнакомый овал,
Отражений и бликов пороги.
Ты меня сквозь себя пропускал,
И искал все слова для предлога.
Подожди, не стучись в темноте.
Эта дверь от чужого порога.
Есть дорога твоя, в тишине.
В благодарность от Ангела к Богу»
Прав, несомненно, прав Василий Розанов: «Есть ли жалость в мире? Красота — да, смысл — да. Но жалость? Звезды жалеют ли? Мать — жалеет: и да будет она выше звезд. Жалость — в маленьком. Вот почему я люблю маленькое».
Когда я читаю миниатюры Светланы Добычиной, думаю про себя: «Жалость – в маленьком. Вот почему я люблю маленькое». Сердечные этюды – мало? И как много!
http://ibelieveto.ru/
2. Страна мультяшной нежности. О сказках Светланы Добычиной.
— Ну, мама! — дети наши, как лесовики, их можно куда угодно пустить, не заблудятся.
Василий Розанов «Опавшие листья»
В анонсе к сказкам написано, что они создавались Светланой в соавторстве с сыном. Наверное, поэтому в них ощущается особенный аромат материнской и детской нежности. Сказки написаны тем легким и простым языком, на который в воображении почти сразу накладывается мультипликация. Чудесные иллюстрации Елизаветы Борисовой дополняют волшебный эффект присутствия в некой фантастической стране мультяшной нежности. Думаю, что именно соавторство с сыном делает язык повествования универсальным – понятным маленькому человеку любой национальности, страны, семьи, церкви, детского садика. Понятны они и взрослым, ибо, как не вспомнить знаменитое изречение «нарнийского пророка» Клайва Льюиса: «Когда-нибудь мы станем достаточно взрослыми, чтобы снова начать читать сказки».
Когда я был еще достаточно маленьким, чтобы читать и понимать сказки, мне попалась одна восточная история, которая врезалась в память и лишь недавно приобрела особенный сакральный смысл. В притче говорилось о каких-то друзьях, которые отправились в долгое путешествие, чтобы увидеть великолепный Алмазный Дворец (теперь я понимаю, что речь шла о Небесной Обители). Дворец сиял на вершине горы и казался не дальше протянутой руки, но путники шли очень долго, а Дворец то удалялся, то вовсе исчезал, то покрывался густым желтым туманом. И происходило это отдаление Дворца в те минуты, когда друзья ссорились, совершали эгоистические поступки, не помогали путникам, которые нуждались в их помощи. Когда дети становились лучше, раскаивались и помогали другим, Дворец проявлялся с особой силой и становился для них Путеводной Звездой – напрашивается аналогия с волхвами, которые шли восславить Рождество Христа.
Подобное есть и в знаменитых «Нарнийских хрониках» — самая младшая из друзей Люси благодаря чистому детскому сердцу увидела в лесу Аслана, другие сочли Люси «фантазеркой».
Похожее паломничество предприняли друзья из сказки Волкова «Волшебник Изумрудного Города» Элли, Страшила, Лев и Железный Дровосек.
Однако вернемся в страну мультяшной нежности Светланы Добычиной.
Мне совершенно очевидным стал сакральный смысл путешествия многочисленных героев – забавных Домиков, трогательных Мишек, Пчел, Цветочков, Солнышек, Тучек, Мышек, — все приключения по замыслу автора должны нежно указать им на пользу Добрых Дел.
Светлана по-матерински любвеобильно и педагогически тонко направляет созданных героев по пути Добра. Причем насколько утонченно это происходит, можно судить читателю. Утонченно и оригинально.
«Стояла прекрасная погода, тропинка петляла сквозь огромные деревья и высокие кустики черники. Друзья весело смеялись. Солнышко играло с ними в прятки. Вдруг за поворотом им встретился грустный Зайчик.
Солнышко нахмурилось и спросило: «Что случилось?» А Зайчик, роняя слезы, рассказал, как плохо растет морковка и он боится, что не соберет урожай и зимой будет голодно.
— Почему? — искренне удивились друзья.
— Потому что Тучка крепко заснула и забыла, что пора поливать морковку, — сквозь слезы сказал Зайчик. Теперь, когда он встретил своих друзей, слезы полились еще сильнее.
Солнышко густо покраснело. Еще все обитатели волшебной страны помнили, как долгой и холодной зимой ждали, когда Солнышко проснется, и немножко боялись, что этот сон может затянуться на долгие годы. И только Ежик знал, что Солнышко обязательно проснется и нужно подготовить сушеные яблоки и успеть принести их, сквозь метель, к дому Мишки. Над ним посмеивались недоверчивые жители волшебной страны. Но уверенность Ежика постепенно передалась всем, и они начали верить, что Солнышко обязательно проснется. А тут сладко заснула Тучка-мечтательница. В прошлый раз, когда она задумалась, то случайно превратила аккуратную полянку в хлюпающее болото, вынудив Домик Номер Шесть идти на поиски Волшебного холма».
Понятно, что после такой трогательной сцены Солнышко-Засоня и Ленивая Тучка должны срочно исправиться и сотворить Доброе Дело, чтобы всем жителям страны мультяшной нежности стало хорошо и счастливо, чтобы «благими намерениями дорога приводила в рай, а не ад». И это у автора получается.
Таких примеров в сказках Светланы множество. Умилительно-трогательным мне показался эпизод про Мишку и пчелок.
« Мишка был очень печальный, потому что на него обиделись пчелы!
А нет ничего печальнее, чем сердитые пчелы, которые не дают такой вкусный мед, а только грозно жужжат.
— Почему на тебя обиделись пчелы? — спросил Гномик.
Мишка молчал, потому что ему было стыдно. Он же от природы был немного ленив и не ухаживал за их домиками и полянкой вокруг них. И постепенно с полянки исчезли яркие и ароматные цветы, остались только ветки, которые превратились в настоящий бурелом.
Пожурили друзья лентяя Мишку. Гномик с Мишкой отправились разбирать ветки и мусор, а Мышка достала из своей корзинки семена волшебных, самых прекрасных и ароматных цветов и сеяла их на освободившейся земле. Тучка с Солнышком тоже не сидели без дела: аккуратные капельки с теплыми лучиками творят самые настоящие чудеса. К вечеру вся полянка благоухала дивными волшебными цветами.
Пчелки простили своего Мишку, и самая главная из них принесла в подарок друзьям ароматного меду. Мышка очень гордилась, что взяла с собой корзиночку, в которой хватило места для таких славных подарков.
Друзья остались на ночь в гостях у Мишки. А на утро решили, что слишком длинное путешествие у них получилось и пора возвращаться домой, к Домику Номер Шесть, чтобы он не расстраивался из-за такой долгой разлуки».
Подумайте только! Мишка был печальный, потому что на него обиделись пчелы. Ну как тут не растрогаться? Не пожалеть и пчел, и Мишку и всех обитателей страны мультяшной нежности.
Кажется, Андерсон сказал, что сказки творить легко, если ты хоть немного Волшебник. Светлана Добычина немного Волшебница, во всяком случае, от внимательного читателя не скроется таинство волшебства, которое автор скрывает. В стихах иногда проскальзывают волшебные инструменты, из которых вяжутся сказочные узоры.
Единение
«Листьями льется,
Ветрами колышит.
Травы-муравы
В спину мне дышат.
Знаки, сигналы,
Образы, тени.
Соткана Явь
Из сновидений.
Спуски, подъемы,
Пещеры, туннели.
Сгустки энергий
Звуки свирели.
Босыми ногами
По пояс искры.
Током по венам
Ясные мысли.
Замри на пару минут,
Для того, чтобы сердце дышало.
Это в плотном кругу так немало
Ты и я. Небесами. Крылами.
( Светлана Добычина «Путешествия между мирами»)
Я знаю о том, что сказки Светланы уже начинают жить своей особенной жизнью, превращаясь из обычного сборника в ЖИВЫЕ беседы с детками, уже пишут авторам новые сказки самые маленькие собеседники. Уже творятся новые миры.
Справка: Светлана Добычина, кандидат педагогических наук, член Международной Педагогической Академии, член Союза Писателей России, Лауреат Литературной премии им. Сергея Есенина «Русь моя», публиковалась в различных сборниках прозы и поэзии под эгидой СПР, номинант на Национальную премию Поэт Года 2016 и Писатель Года 2018.
3.Калитка в Небо. О поэзии Эланы.
«Кто хочет, пусть охотится за ней,
За этой легконогой ланью белой;
Я уступаю вам, – рискуйте смело,
Кому не жаль трудов своих и дней.
Порой, ее завидев меж ветвей,
И я застыну вдруг оторопело,
Рванусь вперед – но нет, пустое дело!
Сетями облака ловить верней.
Попробуйте и убедитесь сами,
Что только время сгубите свое;
На золотом ошейнике ее
Написано алмазными словами:
«Ловец лихой, не тронь меня, не рань:
Я не твоя, я Цезарева лань».
Сэр Томас Уайетт (16 век)
К творчеству Эланы невозможно подходить клишированными методами. Все ее работы – это яркий букет неприятия фарисейского благочестия; от начала и доныне – своего рода, благородный бунт против психологии толпы. В этом вызове – красота парящего над землей Артиста, пренебрегающего сущностными законами бытия. Редким натурам удается удерживать свой полет. Элана – исключение. Возможно, ее поддерживает в этом наивная непосредственность, за которую в средние века суровая инквизиция отправляла вольнодумцев на кострища аутодафе. Впрочем, мы отвлеклись. Оценивать творчество Эланы можно, лишь погрузившись в него, испытав вместе с творцом блаженную истому, соединившись с ее стихиями. Иной инструмент не пригоден.
……
Слишком оригинальна ее «личность в творчестве» и «творчество в личности». Две ипостаси? Боже упаси! В одной Элане – тысячи Элан. И в этом нет расщепления натуры цельной. Она – Творец.
Не так давно о «многоликости» Эланы автор этих заметок писал:
«…я с удивлением заметил в одном из вагончиков степенную Мэри Поппинс, озорную Пеппи Длинный Чулок, суровую Флибустьершу в тельняшке, пропахшей порохом и ромом, тихую задумчивую Мальвину. Я видел там маскарад и шоу, шута и короля, трусливого циркового дрессировщика и ласковую, как кошка, Львицу; смазливого жиголо и кокетливую жиголетто, рыжих клоунов и пластичных учителей танго, ведьму со ступой и метлой, огненную панкершу в черной кожанке и милую рыжеволосую девочку из третьего «А». У нее были большие белые бантики, которые раньше носили в школах. Разглядел я там и французскую актрису из черно-белого кино про любовь, кажется, из «Мужчины и Женщины». Она сидела, печально глядя перед собой, опустив подбородок на руль своего авто…»
И сегодня я мог бы повторить эти слова. Быть может, с иной интонацией – более трезвой и устоявшейся.
Вспомним Флобера: «Госпожа Бовари – это я».
Все ее «Эланы внутри Элан» не статичны. Ими движет динамика настроений. Дух творит формы. И дух этот так же ярок и разнообразен, как радуга на небесах. Элана со свойственной ей внутренней свободой пишет и о других творениях.
«Мы все …или почти все… живем в трехмерном — на худой конец, четырёхмерном пространстве, — не подозревая о его многомерности… более того-безмерности… и мыслим только известными категориями: длины, ширины, высоты, объема… времени… И в этом плоском Мире все ясненько, понятненько, удобненько и по правилам… в нем есть вчера, сегодня и завтра… есть минута, день, год… и все бы хорошо… но однажды любой из нас сталкивается с тем, что не вписывается в объяснимо-известное…не попадает под столь милые сердцу категории… и тогда у некоторых наступает ступор, плавно переходящий в забывчивость (зачем помнить то, что мешает жить по выученному?), а у других рождается Слово, Чудо, Волшебство, Магия… Не помню кто сказал… кто-то из мира Науки… если хоть один имеющийся Факт противоречит утвержденной теории, теория должна быть отвергнута… ан нееееет… как же… проще держаться за выстроенность и логику. И ведь вот что получается… Мы, в пространстве собственных представлений плавно плывем по течению абсолютно неизведанного безмерного пространства… и все что нам мешает его познавать — это наше пространство собственных представлений… Другие измерения… другие реальности — все это из области фэнтези … а уж сны… это просто ночная деятельность мозга, понимаешь… всееееее!!!!! все по полочкам… все культурненько!!! Только чтобы реально понять и принять окружающее в его многомерности, нужно всего лишь представить, что возможно все… и вчера в сегодня… и сегодня в завтра… и завтра во вчера… и существование параллельностей… и огромное количество измерений… и что в принципе нет ничего невозможного… И тогда происходит расширение… взрыв… и ты становишься частью реально многомерного мира… и тогда становится понятным, что в этом Мире не надо плыть по течению времени, не надо плыть против течения… надо плыть СКВОЗЬ него… Через него… и только находясь в Сквозь, ты точно знаешь что нет конечности… есть бесконечность, нет меры, есть безмерность… и что для Любви, живущей в сердце… нет никаких расстояний и времен… есть память души… есть Пространство Любви… в котором эта Любовь мыслит категориями Всегда, Здесь, Сейчас, Вечность… а вчера и завтра… просто ярлыки, которыми мы привыкли помечать привычное…
( из рецензии на роман Юрия Меркеева «Кессонники и Шаман» )https://ridero.ru/books/kessonniki_i_shaman/
Когда мы анализируем творчество, то препарируем не тело, а неуловимый дух. А его можно познать лишь в соединении, а не в расчленении. В синтезе, а не анализе.
Женская натура, вечно меняющаяся и ускользающая из-под «прицела» чересчур внимательной критики – скальпеля хирурга. Натура Поэта, Художника и Музыканта, Волшебника — они вообще не принимают никакой статики. Только полет! Не зря в одной из песен Элана восходит голосом к вершинам: «Взлетаем свободными птицами в небо…». Полет…
Об этом полете грезила героиня романа Михаила Булгакова.
«- Мне и самой нравится быстрота, — говорила Маргарита возбужденно, —
нравится быстрота и нагота….
…Невидима и свободна! Невидима и свободна!»
Кажется, в подобном полете «наготы и быстроты» Элана обретает счастье? Нет. Не было бы сложной и утонченной многоликости, если было бы все так просто. При этом душа ее испытывает не только радостные мгновения. После полета – отдых. Иногда – печаль. Иной раз – нечто такое, что «на горло жмет, захватывая дух». И тогда рождается новое стихотворение – «покровы невидимости и наготы» сброшены, в комнате одинокая женщина с распущенными рыжими волосами. Крем Азазелло перестает действовать. Приходят тени из прошлого. Или настоящего, или будущего. И тени эти ложатся на стерильную чистоту комнат, и «невесомый призрак пустоты на горло жмет, захватывая дух. Тогда я разговариваю вслух…»
http://asokulsky.ru/poems_burdavicina.php
Но и эта минута преходящая, потому как в следующее мгновение уже весело журчит ручеек весеннего настроения в новых песнях. И автор улыбается так, что солнце начинает прыгать под окнами, как футбольный мяч. Магия? Элла не скрывает свою магическую связь с природой. Со стихиями природы. Она – психея. Оголенная душа, которая в эфирных пространствах встречается с разными духами. Разные ветры носят ее эфирную душу. От злого северного ветра она укрывается. Любит тепло и благожелательность. Это свойство любой наивной и светлой души – тянуться к Любви. Подобное соединяется с подобным. Ей хорошо там, где ТИШИНА. Не зря она пишет о том, что «знает все оттенки тишины». Это знание из породы эзотерических. И нет сомнения, что знает.
«Я в небе видела калитку…
Небесный постер
Ночь разделил
Цветной палитрой
На До
и
После…
Я в небе видела…
Химера?!
Глазам не верю —
Ночь. Шифоньер.
Окно.
Портьера…
И там за нею…
Я в небе…
Ждет.
Не отпускает.
Ну ладно — ладно
С постели прочь
Халат и тапки
Листок бумаги…
Я…
Дом. Рассвет.
Уставший чайник.
Остатки бреда.
Смотрю на лист
И улыбаюсь
Калитке в небо…»
Стоит ли автору заметок пояснять суть понятий «личность в творчестве» и «творчество в личности»? Кажется, все и так ясно. На мой взгляд, уникальность Эллы в том, что она полностью растворяется в этих двух понятиях – личности и творчества. Творчество формирует личность, личность выплескивает новое творчество. В этом уникальность процесса – он бесконечен как восьмерка, как кольцо. Одно незаметно питает другое, из другого энергия перетекает в первое. В результате идет процесс кристаллизации из маточного раствора ее красочных настроений. И процесс этот бесконечен. И эту бесконечность чувствует и сама Элана, когда в одной из песен философски закольцовывает пространства: «Мы движемся по кругу, уходя. Навстречу друг другу…» Как можно приближаться, уходя? В ее неэвклидовой геометрии все возможно. В мире ее творчества нет твердой системы координат. Есть безмерные пространства, в которых, как в сказке, возможно, ВСЕ – и расставание на приближении друг другу строго по кольцу. И встреча на пути друг от друга. Многомерность. Безмерность ее пространств – это то, что она видит, входя в Калитку Неба.
К оглавлению...
