Я К НОВОЙ ЖИЗНИ НЕ ПРИЧАСТЕН
хххххх
Я к новой жизни не причастен,
Но не грущу на этот счёт.
Ведь в ней меня, к большому счастью,
Никто и ничего не ждёт.
В толпе таких же обречённых
Бреду, уныло семеня.
Все вызовы, как это модно
Теперь писать, - не для меня.
Что было до, что будет после,
А что сегодня и сейчас,
Мне всё равно, пришёл на просьбы
Мои «один ответ — отказ».
Но я не прибываю в трансе,
Не плачусь никому в жилет,
Что вновь на ярмарке вакансий
Вакансий подходящих нет.
Воспринимаю с омерзеньем
Я жизнь со множеством гримас.
И на любое проявленье
Её — «один ответ — отказ».
ЗИМНЯЯ ВИШНЯ
Это не преступная халатность,
Как нам объяснили. Если б так.
Это не случайность, не внезапность,
Не обычный русский наш бардак.
Это, вам скажу я откровенно,
(Пусть найдут, кто лично виноват),
Наша вся преступная система,
Что сложилась много лет назад.
Это наши взятки и «откаты»,
Это наша жадность, наш соблазн
Быть (с чего?) счастливым и богатым,
Несмотря на кризис и маразм.
Это наши пагубные ветры,
Это совокупность всех грехов.
Это развлекательные центры
Вместо бывших фабрик и цехов.
Это наши тщётные попытки
Вырваться, хоть как-нибудь, из пут.
Это всё: и прибыль, и убытки,
И непродуктивный рабский труд.
Это наша давняя привычка
Наперёд не думать ни о чём.
Это то, что нам весьма типично:
Жить одним сегодняшним лишь днём.
Господа хорошие, не вы ли,
Захватив в России каждый метр,
Всю страну сегодня превратили
В мерзкий и опасный бизнес-центр?
Потому, друзья мои, не вам ли
Надо каждый раз напоминать,
Если вновь на те же ваши грабли
Люди будут больно наступать?
Строили систему без надзора,
Без души, без нравственных основ,
Три десятилетия позора,
А горит лишь несколько часов.
НАША СИСТЕМА
Я затронул сложную проблему,
Посмотрел чиновнику в глаза.
«Что вы», - он ответил, - «есть система,
Супротив неё никак нельзя».
Мне твердили все о нём, что будто
Честный, и работает, как вол.
Против же системы пресловутой
Никогда фактически не шёл.
Понял я, что зря опять старался,
Ну какой с него, скажите, спрос?
Он в системе этой оказался,
Жил, что называется, и рос.
Коммунизм ли был не за горами,
Жулики ль вострили топоры,
Всё равно система наша с вами,
Задавала правила игры.
Каждый, кто варился в общей гуще,
Понимал со временем не раз,
Что системе этой всемогущей,
Мягко выражаясь, не до нас.
Мы народ. И дай нам чуть свободы,
Начинаем в тот же миг роптать.
Потому система смотрит «в оба»,
Чтоб народу воли не давать.
Думать наперёд ей не присуще,
Но зато в критический момент
Вывеску меняет, а не сущность,
В этом самый главный феномен.
Можно много лет искать причину
И не докопаться до корней,
Почему по вкусу мертвечина,
А живая пища не по ней?
Можно головой стучаться в стену,
Ныть, вопить, систему понося,
Только вот, друзья, саму систему
Изменить практически нельзя.
хххххх
Дверь открыв, ступая осорожно
По паркету, встали возле ней
Трое абсолютно ненадёжных,
Даже подозрительных людей.
Посреди большого кабинета
Троица стояла и в руках
Каждого из них была анкета
Личная на нескольких листах.
За столом на них взирал начальник,
Спереди, и сзади, и с боков,
Если присмотреться, натурально
Вылитый товарищ Маленков.
Круглый весь, прилизанный, холёный,
Щёки раздувающий, небось
Видящий своих всех подчинённых,
(Этих же особенно), насквозь.
Вот один, с осколком возле сердца.
Был в плену. Немецкий лагерь. Наш.
Этому вовек не отвертеться,
Навсегда попал на карандаш.
И второму тоже нету хода.
Как и первый, виноват кругом.
Был на территории, два года,
Даже с лишним, занятой врагом.
Ну а третий — белая ворона.
Плюс, как у вороны, нос крючком.
«Пятый пункт» и «пятая колонна»,
Тоже веры нет таким ни в чём.
Кадровик вздохнул, видать недаром.
И пускай он не был на войне,
Нелегко сидеть ему на кадрах,
Так сказать, ответственность вдвойне.
Он собрал анкеты осторожно
И брезгливо положил на стол.
Да, дряной народец, ненадёжный,
Как бы взял, да снова не подвёл.
НАРОДНАЯ МОЛВА
Гласит народная молва,
То чинно, благородно.
То шёпотом, когда она
Кому-то неугодна.
Звучит народная молва
И вечером и утром.
Содержатся в её словах
Невежество и мудрость.
Твердит народная молва
О том, что нынче модно.
Твердит о том, о чём едва
Мы говорим свободно.
О том, что жулики кругом,
Не действуют законы,
Что царь наш тронулся умом,
И что вокруг шпионы.
Твердит народная молва
Порою просто бредни.
Что, например, Каплан жива,
Что так велел сам Ленин.
Что не колбасило б страну,
Будь жив товарищ Сталин.
И что евреи в ту войну
Сплошь все не воевали.
Идёт народная молва,
Без стука входит в двери.
И жизнь в России такова,
Что мы ей часто верим.
Что развалился луноход,
Страна пришла в упадок.
Что Брежнев беспробудно пьёт,
Отсюда — беспорядок.
Живёт народная молва
И воздаёт по праву.
Кому проклятье на века,
Кому навеки славу.
Молва народная воздаст
Всем по серьге сестрицам,
Да, впрочем, каждому из нас
Здесь может «обломиться».
Гласит народная молва,
Молва не затихает.
Бывает год, бывает два,
Столетьями бывает.
Про славных чудо-мастеров,
Про подвиги героев,
Про всех святых, а также про
Пришествие второе.
Ну а ещё твердит молва
Почти что слово в слово,
Что жить в любые времена
В стране у нас «хреново».
А то, что говорит молва,
Оспаривать негоже,
Но раз молва ещё жива,
То и Россия тоже.
хххххх
Мой друг и товарищ на все времена,
Безропотно крест свой несущий.
Дорога твоя, как и многих, трудна,
Нелёгок и хлеб твой насущный.
Непрост каждый день твой и каждый твой час,
Зато нам обоим известно,
Не будет другого с тобою для нас
Ни хлеба, ни манны небесной.
хххххх
Обрывки фраз, сомнений, грёз
Уходят в прошлое всё дальше.
И в пору задавать вопрос:
«А был ли (в самом деле) мальчик?»
Что всех любил и всех жалел,
Ходил в кружки, читал запоем.
Который с возрастом хотел
Стать положительным героем.
И был ли юноша, весьма
Доверчивый и непрактичный,
Хоть и сдававший сопромат
И «начерталку» на «отлично».
Зато был зрелый муж вполне,
Хотя и повидавший много,
Поверивший, как все в стране,
Неадекватным демагогам.
Их зажигательным речам,
Став, сам того не замечая,
К шестидесяти двум годам
Заложником у негодяев.
хххххх
В других не приуспевши сферах,
И не нашедшие, увы,
Себя нигде, летят курьеры
Почти во все концы Москвы.
Совсем «зелёные» ребята
И некогда солидный муж
Несут по разным адресатам
Всю напечатанную чушь.
Всю надоевшую рекламу,
Весь залежавшийся товар,
С утра до вечера за самый
Ничтожно-низкий гонорар.
Они сдают товар под роспись,
Они испытывают стресс,
Когда их не пускает в офис
Охрана в форме войск СС.
По веткам — синей, жёлтой, красной -
Спешат в различные места.
Курьерский возраст самый разный:
От восемьнадцати до ста.
Мигрени, приступ ревматизма,
Иной болезненный синдром -
Пустяк для жертв капитализма
С нечеловеческим лицом.
Что им дотации, надбавки,
Субсидии и соцпакет?
В курьеры адресной доставки
Идут и юноша и дед.
О, как мне хочется, признаюсь,
Порой назад в СССР....
Но, извините, закругляюсь,
Мне, кажется, звонит курьер.
СЛУЧАЙ НА БАЗЕ
Инкриминируют фрондёрство,
Бунтарство мне и вместе с тем
Газетный стиль и репортёрство
За будничность и мелкость тем.
Плевать, ругали и похуже.
Но к делу. Ехал грузовик
Вблизи меня. «Тасол не нужен?» -
В окошко крикнул мне мужик.
Шофёр, ещё не старый вроде,
Назвать вам возраст не берусь.
Подумал я, жива, выходит,
Пока ещё, как видно Русь.
Раз вновь обходит все препоны,
Знать оградили не совсем
Её параграфом закона
И частоколом жёстких схем.
Коль на складской огромной базе,
Где лишь охранников, как мух,
Сегодня новый Стенька Разин
Тасол мне предлагает вслух.
Украденный! Ведь жить то надо,
Хоть, вроде, и украсть нельзя,
Раз камеры над каждым складом
Просматривают всё и вся.
Россия! Сколько б потрясений
И бурь над ней не пронеслось.
И сколько правонарушений
Сегодня бы не развелось.
Всегда найдутся здесь бедняги,
Что выберут из многих зол,
Одно — в припрятанные фляги
Сливать украденный тасол.
ОНИ ПРОШЛИ
Они прошли. Напрасно сжал кулак
У Галлереи одинокий Тельман.
Они везде, и даже Бог никак,
Отчаявшись, не метит этой шельмы.
Они прошли без лишней суеты,
Забрав себе всю власть. Не дав им боя
Москва сдалась, и вот уж, как кроты,
Они по всей Москве чего-то роют.
Всё деньги отмывают для себя,
И что-то несусветное возводят,
А также, где возможно и нельзя,
Реформы бесконечные проводят.
Они пришли. Следы от их шагов
Уже везде. Повсюду их капканы.
И им не жаль больных и стариков,
Им главное — набить себе карманы.
Они прошли. Метро «Аэропорт».
Крупицы снега падают без звука.
И только Тельман говорит: «Рот-фронт»,
В локте сгибая поднятую руку.
ПОСЛЕДНЕЕ ПИСЬМО
На кухне старомодный чайник
Пар с громким свистом выпускал.
Больной старик градоначальнику
Письмо в отчаяньи писал.
Писал старик и то и дело
Бросал и начинал опять.
Писал о том, что наболело,
О чём не мог уже молчать.
В его районе, где когда-то
Все отдыхали от трудов,
А мирные дома, как хаты,
Тонули в зелени садов,
Сегодня строят автостраду
И небоскрёбы — бич Москвы.
Пятиэтажки тут же, рядом.
Вокруг канавы, ямы, рвы.
В глазах у старика двоится,
Сменить очки не может он:
Его районную больницу
Перевели в другой район,
Объединив их. Дописал он,
Поставил точку пожирней,
Письмо Собянину послал он
И умер через пару дней.
Ответ пришёл. На письма граждан
Теперь нельзя не отвечать:
«Письмо нам Ваше очень важно!
Мы также рады Вам сказать,
Что в соответствии с Программой,
Стандарт 7. 40. 3. РО,
Велостоянки будут прямо
У каждой станции метро.
Для ветеранов наших также
Готовится ряд важных мер.
Здоровья Вам!» И ниже там же
Факсимиле: Собянин. Мэр.
хххххх
Мы вновь уверенно идём,
Не проявляя остракизма,
Своим, как водится, путём -
Вперёд к победе кретинизма.
Мы вновь едины и опять
Все указанья и решенья
Готовимся воспринимать
С глубоким удовлетвореньем.
А оппозиция — лишь блеф.
И партии и депутаты.
Есть несколько КПРФ,
Но нету пролетариата.
Есть гастарбайтеры, их труд
Почти что ничего не стоит.
И нас уверенно ведут
К рабовладельческому строю.
А мы, как водится, летим,
Вновь разрывая связь времён,
И снова строим Третий Рим,
Точнее, новый Вавилон.
Я НЕ ХОЧУ ЧТОБ СТРОИЛАСЬ МОСКВА
-1-
(Начало глобального потепления)
На фоне всевозможных дел,
Безотлагательных и важных,
Весь город от жары бледнел,
Стонал и мучался от жажды.
Её безудержная суть
Рвалась наружу то и дело,
И в жилах градусников ртуть,
Как кровь подводников кипела.
Горячий воздух, сущий ад,
И в нём сливались воедино
Жар мостовых, домов, оград,
Пары и выхлопы бензина.
И рушился привычный быт,
И таяли на солнце силы.
Такой жары и духоты
Не помнили и старожилы.
Не брались все, что есть в расчёт
Эпитеты и междометья.
Июль, две тысячи первый год,
Век новый и тысячилетье.
-2-
В Москве сплошной туман. Кафтаном
Серебренным его уже
Накрыт весь город. За туманом
Не видно верхних этажей
Всех небоскрёбов, дружным рядом
Растущих из своих траншей.
Вполне возможно, скоро кто-то,
Приобретя квартиру здесь,
Как из кабины самолёта
На облачную глядя смесь,
Произнесёт со страхом, вот он,
Пришёл к нам — круглым идиотам -
Вознесшимся аж до небес,
Так называемый прогресс.
-3-
Я не хочу, чтоб строилась Москва!
Ни вверх, ни вширь. Хочу, чтоб оставалась
Москва такой, какой она была,
И сверх разумных норм не разрасталась.
Хочу, чтобы проектам воопреки,
Все стройки по Москве остановились.
И жители, как в банке пауки
Не суетились и не копошились.
От мэра до простого москвича,
Ругаясь, чертыхаясь и ворча.
-4-
Знакомьтесь, наш глава Управы!
Жене его принадлежит,
(Такие уж сегодня нравы),
Завод «Рязанский керамзит».
И плиткой этого завода
По указанию главы
За полтора последних года
Обложен весь район. Увы,
Скользит по ней теперь прохожий,
Но сделать ничего не может.
-5-
В столице создан институт,
A la «артель напрасный труд».
Работы в нём давно идут
И врядли скоро завершатся.
Здесь плитку новую кладут,
В который раз уже, а тут
Длиной с автобусный маршрут
Бордюры вдоль шоссе ложатся.
Не вырваться из этих пут,
Москва, тебе, и не дадут,
Ведь деньги из казны текут
И растекаются в карманы
Всех тех, кто создал институт,
А люди, что в Москве живут
И терпят это — подождут,
Пусть даже и терпеть устанут.
-6-
(Разговор с товарищем мэром)
Товарищ мэр! Извините за наглость.
Стул не предложите? Что же, я сам
Сяду на краешек (старость не радость),
Пара вопросов имеется к вам.
Грудою дел, что, простите, не радуют,
Всех вы затмили, одно не пойму,
Кажется мне, что работа адовая
Эта нужна лишь вам одному.
Вы уж простите за беспокойство,
Вот что ещё непонятно мне,
Можно ли столько на «благоустройство»
Тратить, когда у нас кризис в стране?
Если же это — денег отмывка
(Каждый непрочь заработать сейчас),
Есть предложение, кстати не шибко
Дорого стоить будет для вас.
После того, как всё ж завершится
«Благоустройство», не брать перерыв,
Сделать дорожки и для скэйтбордистов,
Снова столицу всю перерыв.
-7-
Активный гражданин смотрел в окно
Из кресла лимузина, что на диво
Своею неестественной длиной
Похож был на большого крокодила.
Он ехал открывать с утра тоннель,
Сдаваемый досрочно, но который
Закроют через несколько недель
И полностью сдадут ещё не скоро.
Всё, что он видел, радовало глаз,
«Благоустройство» шло и днём и ночью.
Рабочие уже в который раз
За пару лет отделывали площадь.
Кругом, как на дрожжах, росли дома,
Весь город постепенно превращался
В сплошной кошмар, где мог сойти с ума
Любой, кто хоть лишь раз в нём оказался.
Открыв очередной большой тоннель,
Который, если кто забыл, напомню
Закроют через несколько недель,
Активный гражданин вернулся к полдню
В свой личный кабинет, где должен быть
Портрет его Большого Господина,
Кто только лишь и мог остановить
Активного (не в меру) гражданина.
-8-
(Собянинград)
Москвич в четвёртом поколенье,
Не сноб и не аристократ,
Из дома выйдя, к удивленью,
Попал уже в Собянинград.
Взамен деревьев — пальмы в кадках.
За домом — сразу стройплощадка.
Всё небо закрывает смог,
И доллар — воздуха глоток.
Откуда ветры эти дуют,
Не знаю, но вовсю твердят,
Что скоро переименуют
Собянинград в СобянинАд
-9-
(Эпитафия москвичу)
Прощай, москвич! Держался стойко
В условьях перманентной стройки
Ты много лет. Назло всем мукам.
Которые терпеть и внукам
И правнукам твоим придётся.
Прощай! Прости за неудобства!
К оглавлению...
