«12 самых страшных тайн» (попытка репортажа) Юлия Нифонтова

 

Здравствуйте! Меня зовут Павел, я алкоголик. С вашего разрешения, я проведу наше собрание.

        Добро пожаловать на группу «Надежда», которая является частицей Всемирного движения Анонимных Алкоголиков!

        Предлагаю паузу молчания, во время которой подумаем о том, что привело нас сюда и, конечно, вспомним о тех, кто погиб от этой страшной болезни!

 

        Все сразу перестали шептаться, жевать, копаться в телефонах, а подняв глаза на Пашку-философа, замерли на несколько секунд. Сегодня ему выпала очередь вести собрание, и надо заметить, в отличие от многих, это доставляло Философу настоящее удовольствие. Видимо просыпалась в Пашке ностальгия об утраченном преподавательском прошлом. 

        Снежка украдкой с любопытством зыркала на Новичка. Его робость казалась трогательной, и она вспомнила, как так же неловко чувствовала себя на первом своём собрании. Да и была она на самом деле не Снежка вовсе, а Нина Витальевна, но здесь все могли представиться, как хотели, и девушка решила, что под её белокурые кудряшки и ажурные кофточки больше подойдёт именно – Снежка. Слышалось в этом и снег, и нежность и детскость какая-то, как будто Снегурочка в снежинках.

        Ещё когда перед началом собрания анонимные братья вставали вокруг зажжённой свечи, взявшись за руки, она заметила в глазах Новичка искорки испуга и удивления. Во время чтения молитвы хором «Боже, дай мне разум и душевный покой…» на лицо бедолаги легла печать затравленной обречённости: «Всё! Заманили гады в секту! Теперь – хана!»  

            «Единственное условие – это желание бросить пить. Мы не платим ни вступительных, ни членских взносов. Наше содружество не связано ни с какой сектой, вероисповеданием, политическим направлением, организацией или учреждением…» – после этих слов Новичок заметно оттаял. Он даже поудобнее устроился в широком кресле, как зритель в театре перед спектаклем, о котором заведомо известно, зрелище будет захватывающее. Снежка специально села рядом, ей хотелось при случае поддержать, ободрить новенького, почему-то она была уверена, что ему это будет необходимо, а главное, приятно. 

           Когда же Философ объявил: «Наша главная цель – оставаться трезвыми и помочь другим алкоголикам обрести трезвость, донести наши идеи до тех, кто ещё страдает. Жизнь группы зависит от постоянной заботы о других. Поэтому особенно важно для нас присутствие новичка на группе и создание атмосферы понимания, поддержки и любви», – присутствующие невольно обратили взоры к новообращённому, чем ввергли его в такую краску, что даже уши у парня стали малиновые. 

          «Да, рановато расслабился, то ли ещё будет!» – усмехнулась про себя Снежка, но вслух шёпотом проникновенно прошелестела: «Не смущайся, каждый был на твоём месте». В стенах клуба девушка со всеми привыкла быть на «ты», хотя в другой большой жизни очень трудно сходилась с людьми и «выкала» до последнего, пока ей не делали замечания. Здесь помогало одно из правил общения «Друг к другу мы обращаемся на «ты», перед болезнью все равны!» Они коротко улыбнулись друг другу, Новичок, словно чувствуя защиту, доверчиво придвинулся в сторону Снежки и даже подставил ухо для дальнейших комментариев.  

 

 

Свободная тема 

 

Только вот вдруг, постарев случайно,

Плачет душа, кричит!

Знаешь, иметь настоящие тайны -

Тяжесть, опасность, стыд… 

 

        «Напоминаю, что по принятому ранее решению, в группе «Надежда» сегодня закрытое собрание.Регламент работы группы: первый час – мы поделимся актуальным состоянием. Затем перерыв – чаепитие, общение, особое внимание новичкам!» – надо отметить, что читая «Преамбулу» Философ иногда напоминал заштатного дьячка, бубнящего заученный текст без всякого выражения. Но иногда, видимо, когда написанное было важно самому ведущему, выделял его интонацией и мхатовскими паузами.Словно опытный конферансье, он делал смысловые ударения на том, что касалось отношения ко вновь прибывшим. Поэтому весомой значительностью была награждена последняя фраза про внимание к новичкам. 

          На этот раз дебютант не съёжился, не заёрзал, не залился стыдливой пунцовостью, а лишь  обменялся с соседкой дружескими кивками, мол, теперь мы вместе.

         На отработке «актуалки» Снежка предваряла высказывания товарищей, их краткими характеристиками, шепча в удобно подставленное ухо.  

– Ты, если стесняешься говорить, что у тебя на данный момент наболело, то можешь запросто отмолчаться. Скажи, типа, я промолчу, и всё, взятки-гладки. Во-во глянь, это наш Поэт. Настоящий! Лауреат какой-то там! Его книги прям в столицах издают! А это вот Сильвер. У него протез вместо ноги. По правде! Ну, совершенно от настоящей не отличить!

        Когда слово взяла жгучая Кармен, которую по обыкновению ничего не раздражало, кроме ненавистных пробок на дорогах, Снежка потупилась, словно суфлёр-недотёпа, который внезапно забыл текст. От неё не ускользнуло, что даже при отсутствии сопроводительной референции Новичок пристально разглядывал брюнетку, следя как зачарованный за плавными царственными движениями изящных рук, которые как будто танцевали в воздухе. 

        На перерыве все столпились у стола, наливая чай, разбирая сладости, лишь Новичок не ринулся в улей, несмотря на настойчивые приглашения. Тогда Снежка принесла ему чашку с чаем и несколько конфет. Он ответил благодарным взглядом и спросил: 

– А вот когда ведущий читал «крупицы этикета»… ну, там типа «мы не перебиваем говорящего, не даём советы, не делаем замечаний…»

– Да-да «не оцениваем, не спорим, поддерживаем, а не критикуем. Мы принимаем друг друга такими, какие есть, и тэ дэ. Помню, и что? 

– Да он там ещё что-то сказал про смех и слёзы…

– Слушая других, стараемся допускать только смех и слёзы, и другие трудноконтролируемые эмоции. Я это за четыре года уже наизусть выучила.

– И что часто здесь бывают слёзы… труд-но-кон-тро-ли-ру-е-мы-е? – с опаской спросил Новичок потупившись.

– Да всяко бывает. Сам говорить начнёшь – поймёшь, – уклончиво пропела Снежка, припомнив, что рыдала каждый раз,  словно на исповеди, весь первый год, как только начинала рассказывать о себе. Но здесь плакать при всех почему-то было не стыдно, а иной раз даже приятно, будто кто-то большой и добрый в пуховую шаль кутает и по головке гладит, как мама. 

        Сама-то Снежка могла себе только представлять этот сладостный момент милования дитяти, так как никого из родных у неё не было. Своего сына пестовала одна, без бабушек. Сама выросла в детском доме, где нянечек, да и вообще всех добрых женщин называли мамками. Вот такой общей «мамкой» была сейчас и она. А что? Работа ей нравилась. Чисто, сытно, начальство бережёт. Где ещё за такие гроши найдёшь безотказного воспитателя?

         Как всегда чайная пауза пролетела шумно, весело и слишком быстро. Философ стряхнул с себя прекраснодушную расслабуху и вновь взялся за ведение собрания: 

– Мы работаем по международной программе «Двенадцать шагов» – это набор духовных средств, которые предлагаются как программа выздоровления для каждого из нас. На прошлой встрече мы закончили работу по последнему шагу. По традиции, сложившейся в нашей группе, перед новым витком прохождения программы мы проводим занятия на свободную тему, – Философ открыл толстую потрёпанную общую тетрадь и зачитал, - по принятому ранее решению тема сегодняшнего обсуждения звучит так: «Мой самый страшный поступок, совершённый по вине употребления». С кого начнём? 

            После оглашения столь щепетильного предмета разговора все как-то съёжились, опустили глаза, а взрывная Кармэн сердито хмыкнула. Наверное, это и была – первая на сегодня – трудноконтролируемая эмоция.  

– Надо ж было такую тему выбрать! – направила в ухо Новичка своё возмущение Снежка, – это Философ предлагал, вот сам пусть и выпутывается.

           Помолчав немного, Философ вздохнул, словно решился прыгнуть с высоченной вышки в воду. Ведущий отчётливо понимал, что анонимные братья ждут решительного начала именно от него. Малодушно отмолчаться не получится, раз уж предложил такой откровенный самоанализ, то именно ему и задавать тон.

 

 

Пашка-Философ

  

Мы признали своё бессилие перед алкоголем, 

признали, что потеряли контроль над собой.

I шаг программы «12 шагов/12 традиций»

 

           Меня по-прежнему зовут Павел, и я по-прежнему алкоголик. Трезвый восемь лет и два месяца. Но я родился алкоголиком и умру алкоголиком. Даже если я не буду пить десять, двадцать лет, я всё равно на всю мою жизнь останусь законченным алкоголиком. Только вот понял я это, к сожалению, не сразу. Увы, мы живем не в лучшем из миров, это антитеза принципу экстремальности, что впрочем, не важно… 

          Мне казалось, что я вполне счастлив, поначалу всё складывалось как нельзя лучше. После института без проблем поступил в аспирантуру. Профессор во мне души не чаял. Да и выпивать-то я стал поздновато в сравнении с молодыми да ранними. В школе и в институте слыл ботаником, от выпивающих группировок в стороне.В своей основе наш мир бинарен и во всём присутствуют противоположные стороны, стремящиеся к взаимному отрицанию и взаимному проникновению. На кафедре, уже когда работал – в первый раз напился и сразу до беспамятства. Там вообще царил питейный культ. Только вот как-то уж очень скоро в это дело втянулся. Начал похмеляться. 

          Поначалу коллеги как-то с пониманием относились. Когда пьянство моё стало носить систематический характер, журили. А когда уж начались психозы и запои, студенты стали жаловаться… – меня вежливо попросили. Кандидатскую я, правда, успел защитить. Вот в тот вечер всё и случилось. После банкета. Вроде бы люди, люди вокруг меня были, а потом как растворились все. Такси не дождался, сел за руль. Мне ж – море по колено!

         И главное, уже совсем перед домом… почти доехал… и надо ж было! Женщина с коляской как будто выпрыгнула из темноты! Будто нечистый её на лобовом стекле нарисовал. И  головой-то я всё осознавал и понимал – надо выйти, хоть посмотреть – что там!!! Но я не остановился. Как потом мне на суде рассказали, молодая мать оттолкнула коляску, а сама оказалась под колёсами. 

         Сначала хотел спрятаться, уехать далеко-далеко, чтобы никто меня никогда не нашёл. Ну, и спрятался, конечно! В доступное и привычное убежище – в глубокий запой. Даже трезвый уже, всё равно винилне себя, а женщину эту, погоду, гололёд, коллег, кого угодно…  объективная оценка результатов конфликта невозможна… все остались живы, меня не посадили… но и подозревать не мог, что это было только начало моего стремительного падения, и всё же конфликт способствует самоорганизации и движет эволюционный процесс.

        Рассказывать долго не буду про мытарства… всё как у всех. Докатился до того, что обитал в садовом домике, а старенькая мама раз в неделю возила мне еду. Бич – бичом, как говорится, а если расшифровать: бывший интеллигентный человек. 

        Вообще-то всегда подозревал, что со мной что-то не так. И вот только там, один одинёшенек, когда потерял всё и даже себя самого, бесконечными вечерами наедине с огоньком свечки, осознал причину моих проблем. В замкнутой системе конфликты не исчезают, а лишь переходят из одной формы в другую. 

        Я понял, что никогда не стану нормальным и никогда не смогу больше пить, как другие. Хотя в нашем мире нет двух одинаковых объектов или явлений (принцип неразличимого тождества). Да и компания моя к тому же качественно изменилась, после люмпенов и пропитых ворюг, предпочитал пить в одиночестве.В любом объекте нашего мира есть все миры…

         Но вот только сделать я ничего не мог… однажды от жуткого похмелья решился на крайнюю низость, пошёл в магазин с целью украсть бутылку. Даже если бы поймали за руку, то я бы скрутил пробку и успел влить в себя хоть что-то! Вот такие вот планы на жизнь! 

        Ломало, думал, помру! К тому времени аптекарскими пузырьками спасался, но и на них денег уже не стало. Для меня осознанно пойти на преступление – это был крах, ведь с детства в голове сидит, что чужое брать нельзя, невозможно! 

        Вопреки воспитанию и всему моему существу я шёл на это, как на эшафот… Да лучше уж страшный конец, чем ужас без конца! 

        Долго стоял перед магазином, то стыдился, то храбрился, и вдруг на клочке приклеенном на дверях прочитал адрес АА*. (*АА – общепринятая аббревиатура Всемирного содружества Анонимных Алкоголиков) В реальных процессах нет лакун – безысходных (тупиковых) состояний. Если ситуация созрела, то решение будет обязательно принято. Другой вопрос, какое это решение, хорошее или плохое, правильное или нет. 

        Как сказали бы про меня энергеты, подключился к мощномуэгрегору Всемирного движения, и теперь оно работает на меня.

        Живу с алкоголем параллельно, и наши миры не пересекаются. Осознал, так сказать, своё бессилие и больше с алкоголизмом не борюсь. Просто не допускаю попадания вредной силы в мой организм. Все в нашем мире тяготеет к сохранению и стремится к развитию, в нём нет пустоты. Передаю эстафету трезвости и добра.

  

 

Сильвер

 

Пришли к убеждению, что только 

Сила более могущественная, чем мы, 

может вернуть нам здравомыслие

II шаг программы «12 шагов/12 традиций»

 

            Доброго всем здоровьица! Сильвером прозван. Алкоголик я. По поводу моего говора – подбирать красивые слова не собираюсь, но обещаю шибко не материться. Три годика мне стукнет через месяц. До этого двадцать лет пил каждый день, но при этом, как говорится, случались запои* («Пил каждый день, но случались и запои» Сергей Довлатов). 

           Когда керосинил, моим любимым девизом было: «Если работа мешает пьянке, брось работу!» Поэтому, опытный машинист, железнодорожник, скатился до уровня «принеси – подай – иди на хрен – не мешай». Уже и политуру пил, и антифриз, и всяккудрянь. Бывает за несколько дней, кроме гидроколбасы* (* Гидроколбаса (жарг.) – струя холодной воды из под крана)и закусить-то толком нечем. Ногу потерял под тепловозом по пьянке, знамо-дело. Теперь вот шкандыбаю на костыле, медленно, кое-как – пердячим паром, старый керогаз. Докатился до такого состояния, когда пить уже не мог и не пить не мог!

        А всё из детства тянется. Тятя мой тоже железнодорожником был, это у нас семейное. Да от водки и сгорел, и тут мы с ним тоже сходные. Мать, знамо-дело, запила с горя. Сначала каждый год нового мужика приводила, а потом чуть не каждый день. Приду со школы крадучись, чтоб под горячую руку не попасть, а они лежат вповалку пьяные. 

        Поначалу пытался бороться с материной попойкой, мстил ненавистным хахалям, тайком пойло выливал. А как подрос, думаю, чего я добро перевожу, стал допивать, пацанам во двор выносить. То-то нам радость. Вся молодость – один сплошной забег в ширину. 

        После училища работал помощником машиниста, потом сам в старшие выбился. Весёлое было времечко! Работа хоть и тяжёлая, а всё как-то спорилось, и с шутками, по-доброму. То возьмём сменщику тормозной башмак в шарманку положим. Он домой-то кое-как допрётся, шарманку откроет, и вот те нате на лопате, тут у него кулёк и выпал. Удохнуть, вилы выкидные! 

        Да вспомнить-то есть чего, есть. Бабы как трофеи. Бывалча, друзья-подруги, посиделки, песни-хохот… раньше у меня в жизни этого было ооочень много, прорва, но всё это была шелуха, мусор. Сейчас этого у меня в жизни очень мало, но каждый теперь – отборный самоцвет!

         Хрень началась, когда я за старшого стал ездить. Сам себе ж голова. Остановлю состав, а помощнику втираю, что тормазуха сработала. Да ещё, для смеху, прикажу ему номера последнего вагона сверить. А пока он бедолага бегает, я килдырю себе. Трали-вали наливали, вот такое я дешёвое повидло. Но в поездках шибко не наглел, медконтроля опасался. А вот зато после рейса… знамо-дело, отрывался по всей!

           Да Боженька-то все мои проделки видит. Один раз были в ночной поездке и задавили женщину. Главное, хоть и темень, а я издаля её приметил – белое живое пятно на путях. Руки затряслись, не успел за рычаг дёрнуть. Раньше тож случай был – корова на путя вышла, но тогда без смертоубийства обошлось. А тут в фарш порубило. И втемяшилось же мне в мозги, что я мог её спасти, а не получилось. Сейчас-то трезвой головой понимаю, что у тепловоза тормозной путь такой, что дёргай за рычаг – не дёргай, хоть экстренное торможениевключай – бесполезняк полный.

            Днём и ночью меня эта кровавая каша преследовала. В глазах стоит, за пульт вставать боязно и всё тут.

        Запил, от поездок, знамо-дело, отстранили. Пошёл в депо мантулить. Думал временно, край-голова на год, да куда уж... Вот там стал в запои ходить, потом ногу потерял, сел на инвалидность.

        На долгие годы единственным моим «корешом» – собеседником стала така же запитая мать. Каждый день у нас кончался скандалом. Я ей все обиды припоминаю, да ещё, знамо-дело, накручиваю себя. А она мне всё поперёк, на рожон лезет, никогда не уступит. Уже, бывало, сил нет ругаться, спать повалимся, а она мне в догоняк обязательно что-нибудь обидное вставит, и сызнова у нас бойня. 

         Старался уходить из дома. Шарился по чужим хатам. Бывало, спал на лавочках, на остановках, пока менты не зачихлят. Но рано или поздно, домой припрёшся, а там она… и скандал по-новой. И до того меня мать один раз допекла, до того разъярила, что схватился я за нож и хотел её исполосовать. И ведь в тот момент честно казалось, что прав. В глазах, знамо-дело, помутнелось. Помню только, заревел я как медведь…

          Очнулся в дурдоме, весь в противном липком поту. Ну, всё, думаю, наверно  тронулся поездок! Спрашиваю себя, зачем я здесь? Неужли, вот он – итог жизни? Потом рассказали мне, что мать не вынесла инсульта. Померла. Там, в казённой палате я первый раз решил кодироваться. В общем и целом делал я шесть кодировок. Не выдержал до конца ни одну. 

         Вот и вывернул я свою жалкую жизнь сраным наверх. Понял, что убил собственную мать, не ножом, а всем своим существованием. Ничем ей не помог. Никому не стал опорой. Жены нет, детей нет. Даже кот от голодухи из дому утёк. 

         Стал к врачу ходить на беседы, чисто для общения, и что за бесплатно. Вёл меня тогда мой персональный нарколог, которого я, в конце-концов, довёл до нервного срыва. Предложил он мне торпеду вшить.Ну, я и чё – не вопрос! Давай! Это я теперь допетрил, что это та же Марфа, но в другом сарафане. Все кодировки-подшивки научился обходить. Потихоньку-потихоньку, по капельке, не мытьём, так катаньем. Один раз, на третий день после «спирали» пипеткой себе в рот водку капал… и всё к одному – в беспробудный запой. Ну, тогда мне мой Айболит предложил познакомиться с анонимными, уже ни на что не надеясь.

        В группу пришёл в полном ауте. Изжёванный, поломатыйнапрочь. На первые собрания просто тело приносил. Остался здесь только потому, что услышал, ни один хрен здесь не может мне ничего запретить. Вот честно, приходил с чекушкой за пазухой. Сидел и ждал, когда группа закончится, и я смогу выпить за первым же углом. Чё по чём – хоккей с мячом, ни во что не врубался по-первости. Но потом кто-то из анонимных сказал мне, можешь даже никуда шибко не вникать, просто ходи и всё. Высшая сила всё, что надо, сама за тебя сделает. И я ходил, даже не пытаясь понять про какие-то там шаги, традиции. И ведь выстрелило! Всё равно выстрелило!

           Я понял, что не смогу исправить мою страшную беспорядочную жизнь сам. Но есть Кто-то более могущественный, чем я. И что мне не под силу, Боженька сможет! Стал я только на Него надеяться, и всё как-то само собой на поправку пошло. Вот уже и на работу пристроился, обои в квартире переклеил. Хохотало себе наел – будь здоров. Гладкий стал, никто узнать не может.

          А супротив всех этих призывов, типа «давай выпьем!» у меня теперича – лобовая броня в девять пачек маргарина. Хотите, ежели, идите – пейте, а я свою цистерну давно осушил. Всё, будя! 

          В анонимные пришёл учиться порядку. Теперь всё расставил по местам: в голове, в доме, жизни, да и в душе. Живу по-людски. Спасибо вам, что я сегодня проснулся в своей квартире, со светлой головой, не обоссаный, не избитый. Простите, коль чего не так сморозил.

 

 

Татьяна-Кармен 

 

Полностью подготовили себя к тому, чтобы 

Бог избавил нас от всех наших недостатков

VI шаг программы «12 шагов/12 традиций»

 

          Кармен постучала длинными ногтями по подлокотнику кресла, поправила массивный кулон и начала свой рассказ с тяжкого вздоха.

О-ох… я Татьяна – алкоголичка. Всем ещё раз, здравствуйте! Да у меня по жизни сто-олько этих косяков. Как в Бразилии Педро, и не сосчитать! Так вот если по одному рассматривать – то вроде бы и не так уж страшно, но в общем  посмотришь, то выходит, что вся моя жизнь – это один бо-ольшой и стрёмный  косяк!

           Вот один раз, помню, старого любовника своего сдала с потрохами его же родной жене. А надоел и всё! Там уж другой ко мне во всю клеился. Тот вообще без коньячной фляжки не подъезжал. Понятно, что это был самый весомый аргумент в его пользу. И нафига мне, думаю, старый осёл. Принесёт вечно один шампусик, а если попрошу вторую бутылку, так начина-а-ает рот кривить.  

            Ну и вот, позвонила это я прямо-таки его супружнице и вломила по полной программе: где, с кем и когда. Нет ну, откуда ж я знала, что она из-за этого травиться надумает?! Откачали, слава Богу! Да они потом всё равно разбежались. Видать, старый фавн снова где-то облажался. Да ну их всех!

            После кулька меня сразу в краевой театр драмы взяли. Поначалу даже на главные роли метила. Да и в жизни тоже всё трагическую героиню играла. Доигралась, конечно. Когда худруку надоело, что я каждый раз на сцену поддатая выхожу, перевели во второй состав. Меня вообще до-олго терпели, сама даже удивляюсь сколько. Не из-за моей небесной красоты, естественно, а из-за мамульки. Она у меня всю жизнь театру отдала. До сих пор работает, программки продает. 

        Мамуля моя –  эттваще, я вам скажу, тот ещё персонаж! Всегда делала вид, что ничего страшного со мной не происходит. Валяюсь я как-то в коридоре в луже собственного производства, а она мне подушечку под голову подкладывает, и стакан минералки рядом ставит. Представляете, прям на пол! А я сквозь кому ей говорю: «Мама, ты, что не видишь, я ж – запойная?!» 

        Кармен нервно закинула ногу на ногу в сапожках на высоченных каблуках, чем оживила в памяти всех присутствующих незабвенный «Основной инстинкт».

        Но самым страшным был для меня даже не один отдельный случай, а целый год, который прошёл в тумане и мерзости. Поехали мы, значит, на гастроли по городам Зауралья. За каким они меня с собой взяли? До сих пор не пойму! Покаялись потом, наверняка, тыщу раз. Братаны-актёры прикрывали меня как могли. Даже в прямом смысле прикрывали: то ширмой, то костюмами. Один раз, чтоб дирекция не спалила, вынесли мою персону вместе с диваном в бутафорский цех, а на личико моё ангельское маску надели из спектакля «Маскарад». Ага, лежит вот этакая «декорация» пузыри пускает…   

        Я, если честно, и гастроли-то толком не помню. В последний день, когда наши уже в поезд грузились, зависла я в привокзальной забегаловке с компанией какой-то новообретённой. И так этак мне весело было! Ржали как безумные, танцевали, потом пошли куда-то, и всё мне казалось, что времени ещё – вагон.

        Очнулась я, не поверите, голая на траве, посреди пустого стадиона в чужом городе. Ни одежды, ни сумки, ни телефона, ни паспорта! Что со мной было – ниччо не помню! Плющит, в голове аж как будто что взрывается. Вот где накрыл меня настоящий ужас! Ну, что делать?! Сдёрнула с флагштока стяг динамовский, завернулась, как в индийское сари, и пошла к вокзалу. 

        Прибилась там к местным аборигенам. В одёжу с помойки меня нарядили, опохмелкой поделились. Без малого годик я с ними тусовалась. Сначала, думаю, одыбаюсьмалёхо, и потом пойду в ментовку – сдаваться. Начну как-то разгребать ситуёвину. Только вот это «потом» никак почему-то не наставало. Пили каждый день, с утра похмелиться надо, голову оторвать и «на заработки». 

        У меня даже место своё на привокзальной площади было законное, между колоннами. Помню, сижу это я на своём посту, а вокруг машины куда-то едут, люди бегут – суетятся, а мне некуда бежать, ничего не надо, нигде меня не ждут, и никому я на фиг не нужна. Всеми днями там сиднем сидела, банкой трясла, кто что подаст, где что подработаешь, а где и стыришь. От ментов шкерились, как беспризорники. Вечером сбросимся, накупим аптекарской дряни, лишь бы на спирту была, а потом где пили, там и спать упали. 

        Похудела на сорок килограмм, все зубы растеряла. А когда волосы по утрам к лавкам примерзать начали, спустились в теплотрассу. Вот уж где пьеса Горького «На дне» рядом не стояла, вот где бойня за место под солнцем, а точнее у тёплой трубы. Там я плотненько легла на моё персональное дно и осознала себя полным и окончательным ничтожеством. 

        По весне уж, когда бомжи на воздух вылезли, мамулька меня и отыскала. И как только она тогда узнала дочу-то свою? Привезла домой, отмыла, привела в человекообразный вид. Повела за ручку подшиваться. А я на всё согласна была. Сюда меня тоже мама привела как маленькую в детский садик. Сознание – чистый лист. Что скажут, то и делаю, спесь королевская куда только подевалась? 

        Жить я по-старому уже не могла, спокойно бы в могилу легла. Поэтому к восприятию программы была полностью готова. Схватилась как утопающий за соломинку, за мой единственный шанс. Как поганой метлой, из себя выметала ту кучу грязи, что натекла в мою жизнь и душу. Настолько мне отвратителен теперь всякий грех, что пожизненно неистово истребляю любую приближающуюся пылинку. Боюсь греха больше смерти! Хочу только правильно и чисто думать, говорить, жить.

        Недавно зубы чинила, так врачица мне на десну спирт льёт, а у меня паника натуральная, будто мне смертоносный яд в рот заливают. Домой пришла язык с мылом мыла. 

        В группу хожу пять лет. За это время смогла вспомнить, что я – человек. На первом же собрании меня прямторкнуло. Не знаю, как ОНО тут работает, но главное, ОНО работает! Жизнь моя улучшилась по всем направлениям. Поначалу удивлялась – стали сбываться самые невероятные мечты. Например, соседка мне шикарную шубу по бросовой цене подсуропила. Какой год ношу, и всё как новенькая! Бонус такой за трезвость. Даже не удивляюсь уже. 

        Сейчас снова в театре работаю. На сцену меня, понятное дело, не взяли, слишком яркая печать порока на лбу горит. Который год обещают место в подтанцовке. Распространителем билетов пока работаю, да и то – хлеб. 

        Вот такая вот моя неприглядная история. Всем привет!   

 

 

Вадик-Парфюмер 

 

Смиренно просили Его исправить наши изъяны

VII шаг программы «12 шагов/12 традиций»

 

Приффет! Вадим, он же – Парфюмер. Почётное звание сие получил за то, что во время последнего запоя выпил коллекцию элитного парфюма, которую собирал всю сознательную жизнь. Бессознательное победило, так сказать. Ну, вон Философ про это много знает. Не балуюсь уже как четвёртый годок пошёл… хорошо себя веду, не шалю… был, правда, срыв такой досадный, но всего на три дня. 

        Сорвался от сильнейшего стресса на почве разрыва личных отношений. Сейчас, в принципе, всё в норме. Слежу за собой, за эмоциональным фоном, в близкое окружение конченых бяк не пускаю. Стараюсь, по крайней мере. Не всегда это, к сожалению, получается…

          Стаж употребления не такой уж огромный, и поэтому я, хвала Создателю, не успел растерять так много, как некоторые мои собраться по содружеству. В порядке здоровье, я даже сумел сохранить зубы в мои сорок с хвостиком. Не тронутыми остались и накопления, квартира, автомобиль. Я не промотался до дыр. Даже моя наивная мамочка продолжает пребывать в неком заблуждении, что я совершенный ангел, такой, знаете ли, милый мальчик-везунчик. К счастью, её апартаменты на другом конце города.

           Но, тем не менее, и в моём шкафу можно отыскать несколько скелетов. Я отдаю себе отчёт, что если бы не моё неумеренное употребление, не только спиртного, но и других изменяющих сознание веществ, то наверняка таковых неприятных моментов было бы гораздо меньше. 

         В содружестве я провёл три незабываемых года, и за это время смог осознать и оценить свои ошибки. Особенно радует то, как разительно изменился мой кругозор и прежде всего компания. Если раньше я всё свободное время проводил в клубах подшофе… так сказать, дыша духами и туманами, то сейчас могу с трезвой головой и чистой совестью смотреть в глаза коллегам по артистическому цеху, без страха выходить к публике. 

          Со своими угрызениями совести я неспешно, но настойчиво разбираюсь. Однако отнюдь не все так легко и просто. Думаю, виной всему чрезмерная эмоциональность, а главное, смирения нет! Хотя в детстве все считали меня паинькой. Помню даже, как моя бабуля говорила: «Мальчик у нас хороший – смирёный!» Боже, как же она ошибалась!

        И не то что бы я совершенно не люблю людей, но самую большую вину, тем не менее, я испытываю не перед ними, а перед своей собакой. 

        Вадик принялся нервно накручивать на палец длинный мелированный локон, и, не замечая собственных навязчивых движений, продолжил рассказ.  

        Сначала я хотел завести королевского пуделя, одевать его в смешные комбинезончики, покупать ему всякие аксессуары, делать немыслимые причёски… Но мой друг очень безапелляционно осёк меня, что это пошло, и будете вы, мол, как два пуделя, не пойми кто кого выгуливает. Заведи, говорит, себе серьёзного охранника, прежде всего, а уже потом игрушку. Нуу, я подумал-подумал. Нет, всё же ротвейлера брать не стал. Для меня это уж слишком. Такой ярко выраженный брутал. Зачем? Ещё как начнёт надо мной командовать. Нет, не то что бы боязно, а знаете, как-то – не моё.   

        Взял добермана. С документами, куча денег, все дела. И собака серьёзная, и в тоже время такая грация присутствует, изящество и некий даже шик. Вот так появился у меня Грэюшка. Мой Грэй. Ну, я вам скажу, нервы он все мне поистрепал, пока вырос. Я поначалу просто в шоке был! Характер настырный, капризный, своенравный такой! Весь в хозяина. Но потом как-то всё же признал моё главенство. Прелестно усвоил правила поведения. И как говорится, зажили мы дружно и счастливо. 

        Да и всё бы было замечательно, если бы не мои загулы.  Ну, когда на день-на два, то ещё ничего. Только зловредные соседи жаловались участковому на собачий вой. Там вообще вокруг психопаты конченые. Мне на них – параллельно, только вот пёсик страдает. Так вернусь, покаюсь, Грэюшка, малыш мой всё простит, руки лижет – жалеет меня. Однажды вместе с Грэем мы внезапно улетели – попали в торнадо, как Элли с домиком. Так он мне репутацию подмочил… да ещё и покусал там парочку дебилоидов. Нас обвинили в агрессии и выдворили совершенно хамским образом. 

        Но вот однажды завис я капитально… и, как говорится, ничего вроде бы не предвещало… а вот на тебе – загул на неделю… может даже больше. Завис в компании друзей, загудели мы крепко, я даже гастрольный график весь сбил. Потерялся во времени, застрял в глубинах подсознания. Вон Философ про это много чего знает… День с ночью смешался. Какие-то лица, лица, чужие-знакомые… 

       Вадик надолго завис в прострации, как будто силился что-то вспомнить, но это коварное «что-то» ускользало от него. Когда пауза грозилась перерасти в мхатовскую, он внезапно очнулся и продолжил.

Мда… всем выйти из сумрака! Когда меня отыскал и вернул в реальность мой обезумевший директор, я в конце-концов вернулся домой… то увидел ужасающее зрелище – Грэй был истощён до предела и тихо умирал. Рёбра торчали так, будто он узник концлагеря. Пёс, как тряпочка, лежал на своём коврике, а глаза его были в слезах. Во всём этом был виноват я, только я один! Рядом с бедняжечкой валялся мой изжёванный ботинок. Пёс грыз его от жуткого голода, но даже не сунулся в другие комнаты, где я ему запретил появляться перед уходом. Вот где пример настоящего смирения! 

        Ну, потом вызвал ветеринарку. Я перепсиховал, аж голос потерял на некоторое время. Много хлопот, нервов, канители. Грэю капельницы сразу. Я ему месяц потом сам уколы делал. Откачали кое-как. До сих пор это ещё отражается на здоровье, иммунитет постоянно поддерживаем. Только вот совесть болит и болит. Я про этот случай вообще не в силах вспоминать, да и себя не могу простить. Никогда не забуду, как он тогда посмотрел на меня! В глазах – радость, представляете! И силится хвостом вилять, точнее своим обрубочком. Не знаю, что бы со мной было, если б Грэй погиб по моей вине. Сейчас не расстаёмся с ним, даже на гастролях, с солнышком моим. 

          До этого случая я склонен был во всех своих неудачах винить кого-то и что-то, только не себя. Все у меня были виноваты. А произошедшее заставило задуматься, что первопричина всех несчастий, оказывается, не злой рок, не дураки, не дороги, а прежде всего я сам. До сих пор не могу с этим смириться и ловлю себя на обвинениях всех и вся. Далёк ещё мой путь к смирению. Но, самое главное, я не стою на месте. Я иду!   

        Ну вот, откровения мои кому-то, может, и покажутся смешными, но для меня это очень важно. И не думайте, я вовсе не одинок. У меня есть мама, Грэй, мои друзья, коллеги. Моё творчество. Поклонники, наконец. Да целый мир! А ещё у меня есть вы, пупсики мои. Благодаря тому, что однажды пришёл сюда, я, честно говоря, перестал чувствовать себя одиноким и несчастным.  

         Прошу прощения за многословие.Желаю всем побольше ярких красок среди серых будней! Гранд мерси! Мы победим! 

 

 

Гринч 

 

Приняли решение препоручить нашу волю 

и нашу жизнь Богу, как мы Его понимали 

III шаг программы «12 шагов/12 традиций» 

 

           Всем – хай! Гринч, химически зависимый. Сегодня трезвый, чистый. Нучё говорить… Пятилетку пыхтел плотно, на герыч не хватало, ну всё, думаю, если на крокодила сяду – хана! Абстяга как закрутит, за вмазу готов жизнь положить. Я понимал, что – торчок конченный, но не падла же! А тут башню видать, совсем пробило… Бабулины ордена отработал и барыге отдал за пару дозняков. Оно и раньше конечно бывало, стыришь у маманипятихатку, но что б бабулю так наколоть! Сам в шоке! Она ж меня нянчила, верила… 

Родаки в кипиш – полиционеров подняли. Те-то меня на два щелчка и вычислили, конечно. А потом предки сами же, что б от судилища отмазать, сдали меня в ребу на полный срок. И главно, знали, что я сопротивляться начну, папачесгрит, поедем на рыбалку… ну вот и приехал я на «рыбалку» - на год и месяц, ващетрэш! 

          Ну, реба – это, я вам скажу, ваще не сахар! Переломался я там, на цепи, прозрел, так сказать, из астрала вышел. Как вспомнил всё – блин (!) жить не хочется. Не знал даже, что бабулю схоронили. Там, на карантине мутно, как в вате, никаких вестей из-за периметра. Затык  конкретный! Через полгода только про это узнал – сказали, когда звонки разрешили. 

              Режим жёсткий. Я по-первой в отрицаловку кинулся. Мне для начала обучения спонсор чердак пинком вынес. И никаких больничек. Пробежка, прорубь, дежурство по свинарнику, всё по распорядку. Ломы пудовые! Ни телека, ни инета, даже книжек никаких, кроме программных. Но больше всего донимала групповая терапия – вот же где мозгоклюй в хороводе! 

             Я короче после ребы год держался, потом на второй круг пошёл. Ниччо меня не брало, уже и родаки, и сам я клюв повесил. Извернусь, а ширнусь. Закошмарил уже и всех, и себя самого. Маманя на – «Аланон» записалась, повелась на залипуху. Начала со мной жёсткую любовь практиковать: не заработаешь – не похаваешь, накосячил – отвечай, жесть короче! Да много чё было, всего не расскажешь. Потом гепак подхватил, по больницам жил. Попадосконкретный! Сколько раз клялся и себе, и маме, перед иконами выл, что завяжу. Думал, на силе воли смогу подняться. Среди нариков ведь атеистов нет, все за край заглядывали. Чуют - никакой добрый дедушка на облаке не сидит вовсе, а силища такая некислая всё про тебя знает, насквозь сканирует! 

       К тому времени, как я в ребе спасался, почти все мои кенты ласты склеили: кто от передоза, кто от некроза… короче стрём аццкий, а тут ещё бабуля ко мне зачастила. Короче, всё ордена свои ищет, главно молча, только смотрит так на меня вопросительно… Ващекранты! Каялся круглосуточно, прощения просил… а потом она мне сказала: «Бог простит, на Него одного надейся!» Вот такая вот запара ядерная!

       И вот как по щелчку просёк, стало до меня доходить помалёху – не грузись, остынь, ты ниччо не можешь с этим сделать! Твой персональный наркотический бес по-любому сильней тебя. Короче, не парься, плыви, Бог сам все за тебя управит. Ему-то лучше знать, куда твою жизнь повернуть. С тех пор мне по-любомууматней стало. Вот знаю точно, что крутейшая громада за меня думает и решает… и всё терь – нештяк! 

        Т-терь, никакой дури! Гринч не подведёт! Сегодня чистый, трезвый. С вами. Короче, всем зачёт и медалька за кашерность.

 

 

Поэт

 

Глубоко и бесстрашно оценили себя 

и свою жизнь с нравственной точки зрения

IV шаг программы «12 шагов/12 традиций»

 

        Добрый вечер! Здесь меня обычно называют – Поэт, и я особо не возражаю. Хотя, если быть точным, пишу я теперь больше прозу, публицистикой не брезгую, да и лицо моё частенько мелькает в прессе и по ТэВэ, так что мои анкетные данные всем давно известны, секрет Полишинеля такой. Поэт горько усмехнулся. Ну, да ладно.

        Вообще, как говорил Дьявол из известного голливудского фильма: «Тщеславие – мой самый любимый из грехов. Он так фундаментален…»* (*Цитата из к/ф «Адвокат Дьявола» (англ. «Devil’sAdvocate») – мистическая драма Тейлора Хэкфорда по одноимённому роману Эндрю Найдермана)Мда… вот на том и стоим. Ведь все, поверьте, абсолютно все творческие люди, а в особенности люди пишущие, в глубине души узники непомерной гордыни! Какими бы милыми, мудрыми, светоносными ни казались эти лукавые  инженеры человеческих душ на первый взгляд. Каждый самый что ни на есть распоследний графоман, решивший на пенсии от нечего делать удивить мир своей героической биографией, или же домохозяйка, издавшая книжонку со слащавыми стишками, щедро иллюстрированными фотографиями из семейного альбома, – все они до одного уверены в своей гениальности. И если даже начинающий пачкун не прочитал в своей жизни ни одной путёвой книги, всё равно твёрдо стоит на своём – он великий русский писатель… однако пока непризнанный, естественно, только потому, что вокруг одни идиоты и сволочи.  

        На самом деле мир пишущих очень и очень узок. Все друг друга знают. Все неудачи и удачи сразу на виду. Как только в этот кружок пролезет новый «гений», то вместе с толкотнёй по тусовкам, он тут же получает целую армию мнимых друзей, что похлеще самых лютых врагов. Сладко улыбаясь в глаза, они на самом деле не желают вам ничего хорошего.             

        Я-то ведь тоже полжизни просидел в президиумах, имитируя пристальное внимание, извергал пышные лживые дифирамбына презентациях и старческих юбилеях. Лживое притворство, конформизм, лицемерие – всё наше, всё моё!

        Да-да, вы скажете, что я слишком резок. Согласен. Я тоже, как и все, подвержен этим хроническим неизлечимым напастям. Ко всему могу добавить ещё и эгоизм, эгоцентризм, а так же заносчивость, лень, алчность и гнев.

        Есть одна довольно многочисленная компания, которую я особенно ненавижу. Городские сумасшедшие, настоящие, со справкой из психдиспансера, чей писательский пыл особенно проявляется в период сезонных обострений. Странные эти ребята и составляют добрую половину зрительской аудитории на всех бесплатных окололитературных сборищах. 

        Среди этой толпы выделяется один персонаж, поистине трагикомический. Рассказать о нём я должен, так как это имеет непосредственное отношение к моему падению. Называют его Семён Семёныч, но чаще просто Сеня. Может, это его родное имя, а может, прозвище по мотивам фильма «Бриллиантовая рука». Частенько после его выходок кто-нибудь да протянет с укоризной: «Эх, Семён Семёныч!» Что ж ты, мол, снова непотребный фортель выкинул. Зачем позоришься и нас позоришь? 

        Бывалые писаки, закалённые в литературных баталиях, на фестивалях-конкурсах, к Сенькиным выходкам давно привыкли как к неизбежному злу. А вот на неопытного зрителя Сеня производит неизгладимое впечатление. Нередко чувствительные особы восклицают: «Это как же такого-то дурачка на презентацию вообще пустили, да ещё и слово у микрофона дали?!» 

        На самом деле никто ни в одну программу этого дебилоида не включает. Гнать, конечно, не гонят. Брезгуют. Но ежели Сеня припёрся, то – всё, можно считать мероприятие весьма подпорченным. Отделаться от него не удавалось никому. Только в краевую библиотеку ему хода нет, там охрана на его счёт имеет строгое предписание. Обычно он пристаёт к ведущему, канючит, что желает лишь два слова со сцены молвить. Когда понимает, что законными методами своего не добиться, то смело выходит в центр внимания и начинает мучить собравшихся своим пространным и бессвязным спичем.

        Выглядит это примерно так: «Я – поэт! Я пришёл сюда пожелать вам всем добра, радости и света, моего привета! Чтобы все вы стремились к хорошему, подарю вам искусство своё, чтоб вам меньше смотреть телевизора, а творить вам искусство своё!.. и т.д., и т.п.»

        В конце речи Сеня щедро одаривает присутствующих самодельными сувенирами, которые представляют собой склеенные замусоленные спичечные коробки, грубо раскрашенные акварелью и фломастерами, отдалённо напоминающие игрушечные автомобили, а так же коллажи из старых журнальных вырезок, так называемые «открытки», сотворённые безумной фантазией автора. И хоть даже детёныш шимпанзе сделал бы аккуратнее, люди берут подарки из жалости, некоторые даже улыбаются и благодарят. 

        То ещё зрелище! Не для слабонервных! Сам даритель весь какой-то грязный, в штопаных-перештопаныхизжульканных штанах. Засаленные, нечёсаные патлы, навечно прилипшие к прыщавому лбу. А в такой обуви, наверное, ходоки к Ленину ходили и до сих пор ходят. Последний раз один его ботинок вовсе был перемотан скотчем. 

        Понятно, что завсегдатаи читальных залов – люди в основном небогатые, но что б вот так опускаться! А самое удручающее, что делало любое мероприятие с Сеней гораздо хуже, чем мероприятие без Сени – это запах! Довольно ощутимый микс из ароматов пота, мочи, гнилой редьки и псины.

         А тут ещё не лучше, весьма впечатлённый от награждения каких-то лауреатов, Сеня решил, что тоже не лыком шит. Недолго думая, вырезал себе из картона медальку, кое-как раскрасил и пришил на лацкан потасканного пиджачишка. 

        Вдруг страстный монолог поэта с самим собой, прервал спокойный, но твёрдый голос Философа: «Пользуясь правами ведущего, я призываю не уходить от заданной темы».       

        Да, немного отклонился от курса, заносит иногда. Описываю этот персонаж так подробно, только потому, что он имеет непосредственное отношение к акту моего глубочайшего падения. 

        Получил я как-то приглашение от патриарха именитой династии художников на торжественное открытие юбилейной выставки. В то время я стоял у руля писательской организации и вынужден был, как лицо официальное, посещать, чествовать, говорить дежурные речи. Надо заметить, что с тремя отпрысками мэтра я учился в школе, а с одним из них в одном классе, причём, отчаянно с ним соперничал. Ну, думаю, вот он мой час возмездия за все детские обиды. Пойду блесну чешуёй! Объявят меня, мол, такой-то член, лауреат, председатель отделения и прочча, и прочча. А вы то, типа, кто? Папины дети? 

        Купил помпезныйбукетище. Явился под своды музея. И приберегая триумфальный выход на финал, сел скромненько на галёрке, цветочки на подоконнике за шторкой спрятал. 

        Знакомых – тьма! Все подходят, здороваются, либезят. Протрубили фанфары, и начался бесконечный парад лицемерия. Пока я предвкушал успех своего блистательного явления народу, к микрофону прорвался… кто бы вы думали? Конечно, он! Наш Сеня! Позор на мои седины! 

        Закалённые в боях литераторы ещё долго бы сдерживали натиск агрессора, а тут всего лишь расслабленные доверчивые художники, вот наш оратор и не преминул воспользоваться моментом. 

        Как всегда, нелепый, какой-то примятый, он с неподдельной искренностью объявил: «Я – поэт! Я пришёл поздравить знаменитого художника, и так как тут нет никого из настоящих писателей, а я тут только один писатель, то разрешите мне от лица всех знаменитых писателей поздравить знаменитого художника!» Дальше следовала всё та же, уже знакомая лабуда: «Я желаю всем добра, радости и света, моего привета! Что бы все вы стремились к хорошему, подарю вам искусство своё, и т.д.»  

        Показалось, сердце моё на миг остановилось! Не могу даже описать, как в тот момент я ненавидел этого мерзкого засранца! Но к моему величайшему ужасу это был ещё не конец! В завершение своего выступления герой с картонной медалью пошёл по залу дарить свои поделки, с назойливым шуршанием доставая их из грязного магазинного пакета.

        Помертвелый от стыда и унижения, я с трудом дождался конца юбилейных здравиц, больше напоминающих похороны при жизни, когда сам виновник торжества может воочию убедиться, какой он, оказывается, был замечательный. 

        К тому времени я уже сам неделю как был на кочерге и очень надеялся на обильный банкет с целью халявного опохмела. Но после такого позора оставаться там было невыносимо. Смущённо сунув букет юбиляру, поспешил ретироваться. Но не тут-то было! 

        Дорогу преградил мой вечный школьный оппонент, сынок виновника торжества. Нарочито громко, чтобы услышал весь зал, он с радостным хохотком гаркнул: «Что, дорогой, у вас в союзе писателей теперь новый начальник? Молодец! Хорошую смену себе воспитал, так сказать – подстать! Да, шучу-шучу!» Залившись краской,под насмешливые ухмылки, я ринулся прочь. Уже на выходе столкнулся с замешкавшимся в дверях Сеней. 

        Не помня себя от ярости, схватил его за шиворот и выволок во двор.  Одним ударом я выбил ему зуб, вложив в кулак всю свою злобу. Сеня повалился в сугроб, как мешок с картошкой, подмяв тушей авоську с оставшимися поделками. Он заревел, растирая кровь по щекам дрожащими руками.  

        Я намеревался пригрозить напоследок, что вообще прибью засранца, если он ещё хоть раз вылезет на всеобщее обозрение. Но видя жалкую картину, как барахтается в грязном снегу и силится подняться несчастный избитый мной инвалид, устыдился. В первый раз я бил человека не в пьяном угаре, а почти трезвый, если можно так сказать о запойном алкаше. 

        К моему удивлению, Сеню больше огорчил не выбитый зуб, а его помятые поделки. Несчастный плакал над ними, как ребёнок, и кровь капала на склеенные из спичечных коробков машинки. Никогда я не забуду эту сцену!

        Ка-ак меня тут перевернуло! Я вдруг враз осознал, до какой же крайней степени я конченый гад! Грязная лохань, полная самых омерзительных грехов! Много ли надо ума, избить беззащитного больного. А чем я-то сам лучше его? Да такой же, как он, и я так же выхожу за порцией дешёвой славы.  Только и всего, что играл в писателя, надувал щёки и выходил в круг, чтобы любили, благодарили, аплодировали. Да все на свете этого хотят.

       Вон Философ частенько говорит, что если тебя в человеке что-то уж очень сильно раздражает, значит, эти черты в тебе самом присутствуют, и злишься ты сам на себя.

        Да разве я заслуживаю, чтобы жить на земле?!  

        После непродолжительного молчания, Поэт продолжил. 

        Испив чашу долгих угрызений и мук, я всё ж таки нашёл себе оправдание – я ведь тоже болен, и тоже неизлечимой душевной болезнью. Я – алкоголик! И душа болит, болит, болит. От сострадания, от страшных воспоминаний, но больше всего от осознания собственной ничтожности!

        Ох, ну вот вылил на вас свой ушат с помоями. Простите меня, друзья! Я сейчас как прорвавшийся нарыв. Даже некое счастливое опустошение испытываю. Раньше только в стихах и мог выговориться.            

        Как утверждал мой литературный отец и учитель, настоящие стихи не пишутся на заказ, не складываются в радости и счастье, а случаются лишь от невыносимого горя. Вот и сделал я это горе невыносимое своей профессией. 

        Чего уж теперь удивляться, после того, сколько я в себе отрыл непотребного зла, хлебать – ни перехлебать горького лекарства. Выздоравливаю помаленьку. Теперь точно знаю: выздоравливать мне всю мою жизнь придётся. Только вожжи отпустишь, сразу гнев, гордыня и прочая тварь грызть начинает.

        Ну, вот почти спикерское собрание получилось у меня. Простите уж меня, многословного (ещё один недостаток, кстати). Сегодня, слава Богу, трезвый.  И, слава Богу, с вами. 

 

 

Эцилопп.Виктор Геннадьевич.

  

Составили список всех тех людей, 

кому мы причинили зло, и преисполнились 

желанием загладить свою вину перед ними

VIII шаг программы «12 шагов/12 традиций»

 

          Здравия желаю! Обзывают Эцилопп, но с недавнего времени настаиваю на том, что я всё-таки Виктор Геннадьевич. Местный чемпион по количеству срывов. Эцилоппом, скорее всего, прозвали за сходство с одноимённым персонажем фильма «Кин-дза-дза»* (*Эцилопп – блюститель закона на планете Плюк, к/ф «Кин-дза-дза!» реж.Г. Н. Данелия) 

           Я не люблю рассказывать о своём пьянстве, больше предпочитаю делиться опытом выздоровления, но раз сегодня на группе новичок, то немного вспомню свою героическую биографию. 

           Работал гаишником. И хоть там все закладывали регулярно, я, наверное, регулярней остальных. Поэтому вылетел из органов со свистом.

           Пить начал рано, помню ещё в детстве на каждой праздничном гулянке, я сидел под столом и допивал из бутылок. А в четырнадцать лет выпивал в школьной компании. Сразу стал алкоголиком. Какие для этого причины? Не знаю, может, генетическая предрасположенность. Но практически сразу я понял, что никогда не научусь пить, как здоровые люди, не смогу хлопнуть рюмочку и успокоиться.

        Мне как-то рассказали, как нормальный человеквыпивает, я вообще в шоке был. Оказывается, когда у него в голове начинает шуметь, то он, видите ли, начинает испытывать дискомфорт, и поэтому прекращает приём алкоголя, блин! По моим понятиям это он какой-то больной, а не я. 

        Я же обязательно побегу за добавкой, потом буду занимать деньги, и пока запой меня не выжмет, как лимон, до капли, остановиться я не смогу. Очнусь потом, а уже неделя прошла. Как можно вообще быть трезвым и радостным? Не представлял раньше, что можно, например, поехать насухую на шашлыки и получить при этомудовольствие. Бред!

        Работать рано пошёл, ещё до армии, это сейчас дети слишком долго детьми остаются. Всё вроде нормальнобыло. Хороший автомобиль, у жены свой, у меня свой. Дом. Двое пацанов. Алкоголь забрал всё. Оставил ни с чем. Причём я однажды понял, что всех устраивает, что я общепринятый лузер. Как только я пытался бороться с пьянством, то явно видел, что трезвый я на работене угоден, да и в семье с моей «завязкой» скандалов меньшене становилось. 

         Долго кувыркался. Однажды очнулся и понял, вот она – полная и окончательная задница. Жена меня бросила после вопиющего случая, который, пожалуй, и характеризует всю глубину моего дна. 

        Короче, я и раньше замечал за собой вспышки беспричинного гнева. Вот, например, иду по улице, впереди – бабка ковыляет, и неспешно так, важно. Ноги колесом. Кавалеристка, блин! Да ещё и шляпу нацепила. Вот ничего она мне не сделала, а я её прям ненавижу! Просто убить готов. Ну, а уж если там против шерсти да во время пития или с похмела, тут уж спасайся, кто может. Жена всё меня называла «холодный самовар». 

        Так вот, пришёл один раз за младшим в детсад, а воспитательница мне рассказывает, ваш, говорит, какие то деньги из дома принёс и во время прогулки всем ребятишкам раздавал, из своей группы и из подготовительной тоже. Спрашиваю, ты, где взял, а он мне, в серванте в красном чайнике. Представляете?! Я, говорит, вот что смогла, собрала, нате вот заберите. И уж, пожалуйста, деньги в другой раз подальше от ребёнка прячьте. Для него ведь это просто цветные бумажки. 

           И протягивает мне несколько купюр, ровно половину от того что, я в этом красном чайнике заныкал. А лежала там сумма, примерно, как сейчас отечественный автомобиль стоит. У меня аж глаза, наверное, как у быка на корриде кровью залило, а тут ещё из группы сын выходит. Я его поднял одной рукой выволок на улицу, бросил прям на грязный асфальт и одним пинком ножонку переломил. Помню только, как пятно крови разрасталось на голубых сморщенных колготках. 

          А ведь это я по-трезвяне сотворил. До сих пор чувство вины перед сыном душит. Он долго хромал, потом, слава Богу, срослись косточки. Запил я тогда сильно. Даже и не помню, как один остался. Да мне уже всё равно было. С работы уволили. Машина сломалась. Одежда поизносилась. Весь мой сытый лоск испарился. 

        Ну, как я бултыхался, вспоминать не хочется. Страшно. По неделям из гаража не выходил. От последнего бомжары – не отличить. Друзья из прежней жизни говорили мне о силе воли, соберись, мол, соберись! Ну, я мог, конечно, собраться дня на два, на три. А потом тяга глаза застит, и хоть собирайся, хоть нет. В анонимные друг привёл. Когда я готов был землю жрать, только б прекратить эти мытарства. В гараже уже верёвку приготовил, ящик вместо табуретки. Такой вот чатланину – пожизненный эцих с гвоздями!*(*Чатла́нин – высшая каста, гражданин планеты Плюк.Эцих – ящик для узников.к/ф «Кин-дза-дза!» реж. Г. Н. Данелия).

          Я не верилв торпеды, я не верил в спирали, я не верил в кодирование. Но самое страшное, что тогда был я законченный атеист. И никакие духовные практики в меня не лезли. Если бы тогда на первом собрании я услышал слово Бог, я бы никогда не стал ходить в АА.  Вот такой вредный.

         Ох, и намаялся со мной мой бедный спонсор. Я твердолобый. Нет никакого Бога, и всё! Он мне тогда давай обходными маневрами, ну представь, говорит, свою Высшую силу, как ты её можешь себе нарисовать. На крайний случай возьми хоть нашу группу или всё сообщество целиком за Высший разум. Он-то по-любому тебя сильнее и мудрей. Ну, ладно, тогда только я с мёртвой точки сдвинулся.

          Никакие шаги даже не пытался делать, да потом как-нибудь. Над первым шагом бился много лет. То мне кажется, что я законченный алкаш, а как маненькоодыбаюсь – да ну на фиг! Ведь первый шаг – это кранты! Полное бессилие. А не хотел даже самому себе в своей слабости признаваться.

         Стал копать, в чём причина моей болезни. Главная моя проблема, в которой всё: и злоба, и зависть, обида, я её называю одним словом – жаба! Вот она-то меня и душит, оказывается. Да ещё как! 

          А самая большая беда – гнев, конечно, такой страшный, аж мозги перекрывает. Не знаю, что делаю. Я ж и срывался всегда только на эмоциях. Привык гнев водкой тушить, а это всё равно, что бензина в огонь плеснуть. По-чеснаку говоря, даже просил свою Высшую Силу: убери у меня злость, пожалуйста, прошу. Убери эту злость поганую, этот гнев, бешенство это, блин!  

         Но лишь второй шаг, именно второй – даёт надежду. Ведь только этот Кто-то, более сильный, чем я, может вернуть здравомыслие. А для этого необходима связь с Высшим разумом. И когда я, наконец, доверился, тут мне стало легко. Делаю не так, как моё эгоистичное «Я» хочет, а по совести – всегда получаю замечательный результат. Больше вообще не парюсь, ни о кризисе, ни о завтрашнем дне. Поступаю, как совесть велит и мой Бог. И знаю, что Он всегда обеспечит меня самым необходимым, даст мне всё, что нужно в данный момент.   

        Теперь есть программа действия. Думаю, пробудился я от того летаргического сна, в котором пребывал половину жизни. Сейчас застрял на восьмом шаге. Пытаюсь составить список людей, которые пострадали от моего пьянства. Сначала мне казалось, что это очень просто. Первым пунктом у меня там, конечно, сынуля стоял, потом бывшая супруга, старший сын. После к списку прибавилась бывшая тёща. 

        Вдруг в памяти стали всплывать незнакомые люди, с которых я вымогал взятки, будучи на посту. Мои сослуживцы, незаслуженно мной обиженные. День ото дня список мой пополнялся и продолжает расти. Чувствую, «чёрный» список придётся писать всю мою жизнь. 

        Загладить вину перед ними. Преисполниться-то я преисполнился, только, как же их теперь всех отыскать? Некоторых я даже не знаю, а коих уж и на свете нет. Стараюсь добрыми делами искупить. Но и в трезвой жизни список нет-нет, да и подрастёт. 

        Дошло до того, что я занёс в него соседей, которым мешал ночью спать, незнакомых прохожих, которых я оскорблял одним своим безобразным видом, уж про матерные слова вообще молчу. Материл всех и вся на чём свет стоит. Без мата двух слов не мог связать, особенно когда под градусом. Вспомнил всех, кого я пристрастил к выпивке. Теперь эта компания мне не интересна.

        Мне гораздо лучше с нашими алкашами. Я вижу пользу для себя от каждого собрания. Сегодня трезвый и добрый, благодаря вам, благодаря Высшей Силе. Всем поклон. 

 

 

Любаня 

 

Лично возмещали причиненный этим 

людям ущерб, где только возможно, 

кроме тех случаев, когда это могло 

повредить им или кому-либо другому

IX шаг программы «12 шагов/12 традиций»

 

Драсьте снова! Я – Любаня, все меня туточки так зовут. Два годка ужо, значить, тверёзая. Завсегда как суха земля. Я ить всю жисть почтальонкой работаю. А чево? Тожа ведь государева служба, а не просто вам так. 

Бывалча как запью, еслифнадолга, то заведыщая, значить, давай меня увольнять. А как, пропьюся, она позудит-позудит, да снова давай меня примать. А куда ж деваться? Не больно-то много охотников на моё место находицца. Чижолая работа. Нету дураков-то с чужимипензиями по морозу пешкодралом за три копейки! Э-эх….

            Покуривать-то я с первого класса начала, а попивать и того раньше. Бывалчапапанькадастьмне-маленькой чарку для смеху, я под стол лягу и пою-пою, а оне – хохотать надо мной! Э-эх, замёрз папанька-то спьяну. Давно ужо, я ещё в школе училась. Школу-то я, значить, не закончила. Пошла калидоры мыть, жить-то как-то надо! Потом в лабалаторию меня взяли склянки мыть из-под анализов. 

              А на почту я ужо потом устроилась, опосля колонии. По глупости, конечно, попалась. Серьги у девчёнки из ушей вырвала на улице, а тада уж у меня предупреждениев было, ну вот, значить, и поехала – нары греть. А ить всё, всё из-за пьянки треклятой да из-за мужуков! Я ж не из-за того на серьги еённые позарилась, что мне пофорсить горит, а потому что ребёнок больной и кормить нечем! Доче тогда три годка только и было, когда закрыли, значить, меня. 

            Ну, на зоне, знамо дело, никто не наливает, вот головушка-то и просветлела малость. А как откинулась, так ещё шибчее давай заливать. Допилася, значить, до чёртиков. Причём натурально! Глядь, а он родимый сидит рядышком. Чёрт, значить! Вот вижу как тебя, рукой подать! Как из кина-то этого про Диканьку. Весь в чёрной шерсти как козлище и вонь отего. Пятачок вместо носа мокрый и шевелицца! Глазёнки малюсенькие, блестящие и туда-сюда бегают! А поганей всего – евонный хвост. Длиннюшшай! Извиваецца, как змеюка и всё задеть-задеть норовит.

        Ледяным потом охолонуло. Страх глаза застил! Ору, помница, ору, штоб не подходила эта тварь ко мне. А он, гад, хихикает тонюсеньким голосочком и на дочкину кроватку – прыг! Скачет по еённомуодеялку и рожи корчит. Я тогда утюг – хвать, и прям в эту рожу! А он не унимается. Глядь, а чёрт куда-то дочу мою девал и сам на еённую постель лёг и верешшыт, язычину свою мне кажет. Во злобе и куда страх девался! Я утюг-то отыскала и по евоннойморде – хрясь! А бесёнок уже в зеркале, значить, сикатит. 

        После мало что помню. Очнулася на чужой кровати, без постели, без матраса, на голой сетке. Руки-ноги примотаны. Наскрозь мокрая. Чужой человек спрашивает: «По што мол, ты, дочери своёй голову утюгом пробила?» Я не верю, а потом думаю: «Поди – правда!!!» И в омморок – брык. Рыдала потом так, о-ох. Хотела жизни себя решить. Не могу дажрассказать как мне было!

        Думаю, вот что хошьзделаю, а исправлю жись! Слава Богу, дочажива осталась, заикалась полгодочка от такенной-то мамы. Там в психушке и увидела анонимных первый раз. Приходили кожную неделю, а то и чаще. Разговаривали с нами та-ак спокойно, ласково. Чистенькие, гладкие, выхоленные, не пропитые, не израбоченные. Я даж подумала, подставные какие-то, игрушечные!

        Ну, думаю, куда деваться-то? Схвачусь за их, как за спасительную соломку. И сколь мне перетерпеть пришлося, чтоб дочу-то не отобрали. Лечила её бедненькую. Всё ради неё, живу ради неё! Кожный день – то больница, то психолог. Сама массаж ей делать выучилась. Акромя почты ещё полы мыть взялась. Бьюсь как рыба, штоб только еённаяжисьлуччемоёй была. Всё изделаю. Всё возмещу. Отработаю.

        Я как с первого «ААшного» собрания пришла – упала перед ёй на колени, плачу-рыдаю: «Прости меня, доча милая, никогда теперь мамка твоя не будет пьяная. Никогда тебя, роднулечку, не обидит! Вот клянусь! Христом Богом клянусь! Разрази гром, еслиф нарушу!» А она смо-отрит так на меня, маленькая, а как взрослая. Будто не верит, мол, видали мы не раз тут ужо и колени, и слёзы, и клятвы твоённые…

Любаня шмыгнула носом, смущённо утёрла рукавом слёзы, но быстро совладав с нахлынувшими эмоциями, взяла себя в руки и вновь продолжила монолог. 

        Я вот верите-нет? Всё, чево у кого по пьянке занимала – всё по списку прям, как положено, отдала до копеечки. В-первую очередь, конечно, доча от меня пострадала. Тута я уж всю жисть-все силы наеё. Весь мой смыселв ей! Ни разочка я не подвела! Иду без срывов, слава Богу! Промблемы в долгий яшшик не откладываю. Я даж пострадавшую женчину отыскала и серьги ей купила, дажлучче, чем те были. Ох, как она взбрыкнёт: «Что вам угодно? Зачем вы, значить, припёрлися?!!» Потом ничо, даже улыбнулась напоследок. Серьги, правда, не взяла. Ну, щасдоча в их ходит. Форсит в школе перед пацанами. Ну, а кого уж и на светенету, и невозможно прощения попросить – за тех в церкву хожу, кому записочки пишу за упокой, кому так – свечечку. 

          Без молитвы не живу! Кожный Божий день – молюсянашенской молитвою про покой. Вчерась вот выходная была, дык цельный день молилася. Не пью вот с Божей помощью и с вашей, конечно! Спасибо всем, без вас, ребяты, мне бы совсем хана!

 

 

Снежка

 

Признали перед Богом, собой и каким-либо другим 

человеком истинную природу наших заблуждений

V шаг программы «12 шагов/12 традиций»

 

        Снежка с трепетом следила, как очередь неотвратимо движется к ней. Нет, обычно она с удовольствием искренне выговаривалась… Но сегодня…

        Ещё на прошлом собрании, как только объявили свободную тему, она решила, что раскроет сокровенную тайну, воспоминание о которой всегда живо и отдаётся болью в сердце, как незаживающая рана.

         Несколько лет назад Снежка пошла на самое страшное преступление, какое только может совершить человек – на убийство! Именно так, а не иначе она теперь воспринимала сделанный в мало осознанном состоянии аборт. Бывший недолгий любовник Алишер, выходец жарких окраин, так и не узнал о плоде их случайного романа. 

        Несмотря на то, что потенциальный отец был по Снежкиным меркам довольно состоятельным, деньги на чёрное дело она под ложным предлогом назанимала по соседям и родственникам. Слишком пугающей для неё была даже мысль о возможности появления нежелательного младенца. 

        Сына пятиклассника одна одинёшенька еле-еле тянет. Спасибо детдомовским объедкам, хоть с кашей всегда. Пацан совсем от рук отбился. Сами в чужих обносках. От зарплаты до зарплаты воспитательницы выживать приходилось с таким трудом, что ни в сказке сказать. Вся в долгах. Нет, немыслимо, при таком раскладе ещё один рот прокормить. Зачем нищету плодить? 

          На помощь отца ребёнка Снежка не рассчитывала вовсе. Хватило одного раза. Бывшийподлым образом бросил в самый трудный момент. Вышли с сынишкой из больницы, а благоверный всё из квартиры вывез, даже стеклянные банки из-под солений. Спать не на чем – дивана нет. Копеечные алименты платил нерегулярно. Да и те гроши походи-повыбивай по приставам. Там не сильно-то разбежались помогать. Идите, говорят, найдите сначала непутёвого своего плательщика, а мы тогда ему на работу бумажку вышлем. 

        Алишер, конечно, никогда с пустыми руками не приходил. Всегда с пакетом фруктов с базарного лотка, но больше вином да коньяком платил за плотские утехи. Наличие многодетного семейства даже не скрывал. Все доходы отсылал на родину, громкоголосой черноглазой ораве наследников рыночного бизнеса.  

        Накануне во сне кСнежке пришёл улыбчивый кудрявый мальчик лет шести. Смущенно взял её за руку и пристально, ничего не говоря, посмотрел в глаза с потаённой болью и надеждой. Глазищи у него были огромные, карие с длинными загнутыми ресничками, как у дорогой куклы, ещё запомнилось, что малыш крепко прижимал к себе шахматную доску. Он силился улыбнуться Снежке, но у него не получилось, только слабая тень улыбки пробежала по лицу. Женщина взяла ребёнка за руку и повела по длинной дороге в свет…

        После этого сна Снежка рыдала несколько часов, но всё же собралась и пошла в больницу, точно зная, что больше никогда не увидит грустного мальчика. «Может даже великого шахматиста убила» – думала она в слезах, каждый раз ставя свечку в храме за нерождённого сына. 

            Сегодня женщина шла на собрание, как в храм, готовая очистить душу от тяжкого греха. И непременно сделала бы это. Но! Как?! Как она сможет рассказать такое при нём, при таком обаятельном незнакомце. Ведь именно он, Новичок, со своим любопытным пристальным взглядом разбудил в ней давно забытые чувства, надежды и даже желание флиртовать, соперничать, добиваться внимания. Она впервые за долгое время увидела перед собой не собрата по несчастью, не анонимного брата, а симпатичного привлекательного Мужчину. И вот как теперь она вывалит на него своё самое грязное непотребное презренное… 

       «Обещаю, даже клянусь, пойду в Никольскую, батюшке покаюсь. Пусть пристыдит, не допустит к причастию. Пусть! Так мне и надо! Но сейчас, не могу, не могу, простите меня все!» – на щеках женщины вспыхнули пятна нездорового румянца. Снежка во что бы то ни стало, решила не терять лица перед загадочным Новичком. Пользуясь правом сообщества, она смущённо пролепетала, то что никогда не одобряла из чужих уст:

– Всем привет! Снежка. Алкоголичка, конечно, тоже. С вашего разрешения… Я СЕГОДНЯ ПОМОЛЧУ… 

        Она опустила голову, но всё равно чувствовала, как удивлённо уставились на неё все присутствующие. Но, по принятым правилам, принудить к откровениям её никто не мог. 

        Потолок не рухнул, не разверзлась земля, собрание продолжилось, и ручеёк-разговор  потёк дальше. 

 

 

Жека-Лондон 

 

Стремились путем молитвы и размышления 

углубить соприкосновение с Богом, 

как мы понимали Его, молясь лишь о знании 

Его воли, которую нам надлежит исполнить, 

и о даровании силы для этого

XI шаг программы «12 шагов/12 традиций»

 

Жека-Лондон, всем добра! Алкоголик я, к сожалению, уж простите, так получилось. Хотя и был одарён от рождения всем, о чём только может мечтать человек в нашей Раше. Папахен – олигарх, маман – модель, отпрыск, то бишь ай эм – чудовище, всё, как издавна на Русиповелось. Начну с того, что вино и шампанское в нашей семье за алкоголь вообще не считали, поэтому мне давали их с самого нежного возраста.  

          Когда родители были вынуждены забрать меня из Британского каллэджа, я уже представлял собой конченого алкоголика, отягощённого сопричастными зависимостями.Короче это были: колёса, травка, спайсы плюс букет венерических заболеваний. Я вернулся домой, точнее меня выперли из Англии с треском за систематические прогулы и полное презрение к дисциплине. Глядь, а дома-то как такового у меня больше нет. 

            Родители на грани развода. Мать забухивает похлеще меня, пропадает где-то неделями. Папахен злой как чёрт, денег не даёт, достали вы меня, орёт. Маман и раньше-то особым чадолюбием не отличалась, воспитывали в основном нанятые няни. Один раз, помню, как-то оставили меня маленького один на один с родительницей, дак она, чтобы не слышать как я реву, в кладовке заперла и дверь гвоздями заколотила. Не, нормально, да?!  

        Ну, в конце концов, папахен улетел насевера нефть качать. Вообще удивляюсь, как такую истеричку можно было терпеть столько лет. Тут они и начали меня перекидывать друг дружке, туда-сюда. Поначалу отец решил в дело пристроить. Взял модератором на корпоративный сайт в огромную компанию, название которой мне до сих пор называть страшно. Работа – не бей лежачего! Зарплата нормальная, северная. Тёлок – коллекция. Квартиру служебную выделил, автомобиль с водителем, что б я не дай Бог за руль не сел. Два раза в неделю тётка приходит, моет-убирает, жрать готовит. Но после столицы мне понятно, и скучно, и грустно, некому руку подать. Все друзья в Европах по клубам, а то по островам оттягиваются. Фотки шлют, мы типа не хвастаемся, но сам понимаешь, где мы, а где ты. 

            Вот тогда-то и начались у меня настоящие запои, сначала по три дня, потом недельные, дальше-больше. Мой энергичный предок, не умеющий проигрывать, сначала тупо морду бил, потом стал в клинику запирать к знакомому эскулапу. Несколько раз он по совету доктора отправлял меня на охотничью заимку. Организм чистить. Где до первого вино-водочного только на вертушке можно долететь. По месяцу так жил: я, две собаки, дрова, печка, прорубь и лыжи. Ни интернета, ни телека, сидим с лайками на огонь смотрим, радио слушаем… и ведь счастливы были.   

          А как только в цивилизацию вернут, то уж тут с новой силой пошло-поехало. Вся водка – моя, все девки – мои, всё отрепье, вся гадость вокруг да около. Долго я испытывал отцово терпение, но когда по-пьяни взял без спросу любимый папахенский джип, да расхлестал его в лепёшку посреди низкорослой тайги, тут уж всё – кончилась лафа. 

        Сгрёб меня папаша-сатрап и в мановение ока посадил в самолёт, так что оказался я на вотчине родной, не успев, как следует, протрезветь. Это ж теперь такой умный стал и осознаю, что жил, как кум королю, а тогда мне казалось, что злобный тиран гнобит меня, за горло держит.

        С маман сильно не разбежишься. Её, во-первых, хрен найдёшь, а ежели найдёшь, то где сядешь, там и слезешь. Денег первое время после ссылки озверевший папахен совсем не давал, потом оттаял маленько, стал высылать на поддержку штанов. Короче, по клубам не разгуляешься. Пришлось попрощаться мне с мажорной жизнью и устраиваться на работу. Много мест сменил, трудовая книжка вспухла. Посмотрят на меня, вроде нормальный, а я держусь изо всех сил… до первого запоя. Даже если на первый раз прокатит, второго запоя уже почти никто не прощал. Короче, перебивался кое-как – чаем с сухарями. 

        Стал я у маман долю требовать, чтоб наш дом на две жилплощади разменяла. Ох, не знаю, что она папахену напела, но он сам прилетел и меня в охапку – снова на севера. Второй раз он меня оттуда выпнул, когда я казённую хату залил. Уснул пьяный, а воду в ванной забыл выключить. К тому времени маман своего нового хахаля в нашем доме прописала, а мне сообщила, чтоб не возвращался. Типа хватит, натерпелись от тебя, от дармоеда! 

        Это теперь более-менее способен к самокритике, могу ответственно заявить, что достал я их обоих до крайности. Да и опозорил изрядно, особенно папу. Но тогда я усиленно жалел себя-несчастного. Ведь меня все так жестоко бросили, а следовательно, придумав себе такое хорошее оправдание, заливал горе без тормозов. Шёл мне к тому времени уже тридцатый годок, пора зрелого осмысления пройденного пути и подведения первых итогов. Друзья детства выбились в банкиры, медиа магнаты и прочие лица из телевизора, а я стал довольствоваться обществом подобранного с помойки кота. Лондоны-Парижи смазали лыжи.  

            Работал в охране офисного здания и, чтоб не опаздывать на работу, жил в той же общей каморке. И всё бы ничего… Да вот сменщики, все как на подбор бывшие вояки, меня невзлюбили. Я для них – чужеродный элемент. Сам понимаю, просто так врождённый апломб и высокомерие не вытравить. Потому пьянство моё не прикрывали, а наоборот закладывали с потрохами исправно, регулярно и радостно. Сколько верёвочке не виться. Даже такое лояльное начальство, наконец, меня с работы, а следовательно, из  жилого угла погнало. 

          Вернулся к матери, а там уже очередной додик прижился. Короче, с новым отчимом мы не сошлись. Ушёл в пристройку: снова печка, собаки, радио. Тут стал я пить беспробудно. Жаба меня душила, что какой-то альфонс в моей комнате жирует, а я при родной матери на правах дворника. С другой стороны, вспоминаю сколько я им крови попортил.

Запиваешь муки совести, и чем дольше, тем страшнее возвращаться назад в действительность. Можно было бы так же под бок к какой-нибудь дурёхе пристроиться, да, казалось мне, пропил я свое либидо. Ни к чему тяги нет: ни к бабам, ни к труду, ни к жизни, – только к водке. Допивался до скотского состояния. Ходил в село за дешёвым самогоном через лес.Пить мне надо было в обяз до встречи с землёй. Поэтому частенько просыпался то в сугробе, а то, на радость всей округе, под забором в мокрых штанах. 

         Ширилось-росло заболевание, а с ним и алкогольное безумие. Дошло до того, что в разгар каждого запоя, стал ломиться в дом с целью начистить табло сожителю, да и мамаше заодно. «Штурм Зимнего» обычно заканчивался приездом наряда стражей порядка. Потом пошли показательные аресты по хулиганке. Последний революционный бунт был всех круче. Взяли меня на поджоге отчего дома с канистрой бензина в обнимку. Мать просто в шоке. Заявление писать не стала, взяв с меня обещание, что я покину родные пенаты и никогда не подойду на пушечный выстрел к их любовному гнёздышку.  

            Так я оказался на улице, совсем один. Отец на мои завывания не ответил, а молча оплатил курс реабилитации в клинике. Ну, идти некуда, и тогда это был единственный выход. Самого сразил наповал мой идиотский и подлый поступок, но, видимо, именно это и подготовило к восприятию программы. Господь послал мне возможность жить – в клинику пришли анонимные братья.  

         Сейчас крепко стою на земле, достраиваю дом. Хожу в храм. А главное, всё думаю-думаю над собой, вспоминаю свою жизнь. Ну, ведь для чего-то оставил меня Господь, для чего-то я нужен этому миру? Пытаюсь анализировать. Каким видели меня окружающие тогда, в той пьяной жизни. Что двигало мной? Иной раз совесть и стыд сгрызают заживо. Успокаиваюсь только нашей поговоркой: значит, в тот момент мы не могли вести себя иначе. Стараюсь жить одним днём. Провёл день трезво – и то счастье! Просыпаюсь, прошу у Бога, чтобы помог мне прожить ещё один день трезво. Только один день! Ведь можно же только один день не пить. Выдержу ли?

         А главное для меня стало – не потерять эту невидимую ниточку, что от моего сердца к небу тянется. Особенно я это соприкосновение чувствую во время поста. Как-то обостряются все чувства, что ли. Считаю это самым ценным приобретением за всю мою жизнь. Жалко тех, кто никогда эту связь с Вышней Любовью не знал. А всё остальное таким маленьким кажется, хрупким. И ещё всех-всех людей мне теперь жалко, даже никчёмных. Я ведь и сам пропащий совсем был. 

        По осени, как заготовки кончатся, стараемся выбираться с супругой по святым местам. А пока в огороде, то пить некогда, как говорят, дом невелик – сидеть не велит. Посадил кустик, сладил грядку, поправил изгородь, а это что значит? А то значит - в это время ты не пил, Божьим делом был занят. Я не знаю, вылечился я или нет. В любой момент могу взять и напиться. Тяга каждый день трепет. Я же просто маленький человек, а не пуп земли, как я по молодости себя считал.

        Один раз такая тяга привязалась, и жалость к себе попёрла, и обида на всех: на отца, на мать. Всё! Купил читок. Открыл. Потом думаю, не-ет. Для чего ж я душу чистил столько лет, что б так бездарно сорваться. Посчитал до десяти. Чую, вроде отпускает. Помолился. Пошёл соседа поздравил с новым днём, пузырёк подарил, чтоб дальше не соблазнял. Врач у нас один – только Бог. Где вера, там и освобождение от греха. Я не знаю, навсегда я бросил пить или нет, это только Он знает. 

        Раньше слушал молитву: «Господь! Дай мне силы утешать, а не быть утешаемым; понимать, а не быть понятым; любить, а не быть любимым», и всё во мне протестовало, а теперь вот дозрел до понимания, что отдавать радостнее и нужнее, чем брать.

        Спасаюсь работой, молитвой. А ещё вспомнил, что когда-то музыкалку с отличием окончил. Купил подержанную «Ямаху», каждый вечер клавиши перебираю, даже сочинять что-то пытаюсь. Да скучать некогда, через четыре месяца с женой прибавления ждём. Господь сподобил.

        Постепенно пытаюсь наладить отношения с родителями. Отец недавно в гости заезжал. Постарел. Звал к себе на севера, но нам пока не до того. 

           Живу, надеюсь. Сам себе удивляюсь. Пять лет трезвый, уверенный, радостный. С Божьей помощью! 

 

 

Серёга-Доктор

  

Достигнув духовного пробуждения, 

к которому привели эти шаги, 

мы старались донести смысл наших

идей до других алкоголиков и применять 

эти принципы во всех наших делах

XII шаг программы «12 шагов/12 традиций» 

 

            Добрый вечер! Сергей, более известный в узких кругах как Доктор. Трезвый двадцать дней и восемь лет. Болезнь моя имеет генетические корни, как и у большинства здесь сидящих – отец, оба деда, насколько знаю, были сильно пьющими. Наследственность, так сказать, отягощена.  

           Однако могу заметить, что, тем не менее, воспитывался я в семье абсолютных трезвенников, так как мама с папой развелись, когда я пребывал в неосознанном младенчестве. Жил я с мамой, бабушкой и двумя старшими сёстрами. Всё моё женское окружение было совершенно не пьющее, даже по праздникам. Мало того, как пример ужасающего поведения, в нашей семье из уст в уста передавались легенды о родственниках-пьяницах, как о людях, безвременно себя сгубивших. В конце каждой притчи делался поучительный вывод, как нужно себя вести в жизни, а как нельзя.

          Профессий, кроме врача, в нашем семействе не признавали, и я стал врачом. Кроме того, лелеял наивную детскую мечту, что вырасту и смогу вылечить от пьянства папу, а вместо этого сам пошёл по его стопам.

             Впервые столкнулся с алкогольным безумием не как носитель, а как медик, когда проходил практику в психиатрической больнице. Чаще всего к нам попадали пациенты с белой горячкой. Насмотрелся реально, намучился с алкашами, ненавидел их слабость, дурость. Тем не менее, печальный опыт не уберёг меня от злоупотребления. Да… если бы все могли учиться на чужих ошибках.

          Доступность спирта, возможность «откапаться», снять, так сказать, абстинентный синдром, играли свою немаловажную роль. Пили на дежурстве, пили после – с устатку. Каждая пятница объявлялась Днём медика. Сколотилась дружная спитая компания, в которой я был, конечно, первой скрипкой. 

            Дозировка увеличивалась. Начались первые звоночки, то домой меня внесут, как бездыханный труп, в одном ботинке, под причитания мамы с бабушкой. То, пряча от коллег и пациентов перегар, стараюсь меньше общаться, чесноком заедаю, а толку нет. И, конечно, невротические расстройства. Все всё видят, не вчера ж на свет народились. Моя супер-мамочка начала бурную деятельность по оздоровлению болящего сына, и пунктом номер один в её плане стояла моя непременная женитьба. 

           К удивлению она оказалась права, нет, меньше я пить не стал, но теперь об этом меньше знали. Когда же встал вопрос о появлении первенца я невероятным усилием воли прекратил все забеги в ширину. В завязке продержался почти три года, теперь понимаю, что это была только ремиссия. Привыкнув к статусу отца семейства, пить стал с новой, утроенной силой, так как казался себе непобедимым героем, который всё может и всего достиг. 

        Даже перевод из платной клиники в бригаду скорой помощи никак не остепенил, а только подзадорил. Я же спасатель, нахожусь на передовом фронте борьбы со смертью. Работа собачья, медикаментов нет, безнадёга полная… Ну, как тут не запьёшь. Вообще не понимал, как это можно жить и не пить. Там и заметный тремор проявился, и запои приобрели регулярный характер, а всё было нипочём. Кто ж меня с работы выгонит, такого спеца незаменимого?

Жена типичная созависимая. Долгие годы прикрывала меня, снимала интоксикацию (доктор-похметологмой), отмазывала на работе, отдавала мои долги, тем самым помогала мне пить дальше.Слава Богу, я не успел пройти все стадии алкогольной зависимости.

        Состояние дна я достиг неожиданно и внезапно. Просто поехал пьяный неизвестно куда, прихватив с собой трёхлетнего сынишку, а домой вернулся без него. Вот убей, не помню, где потерял ребёнка. Как мне сказали потом, его сняли на конечной остановке электрички, и сдали в отделение. Впервые видел супругу в таком бешенстве. На голове до сих пор шрам от пущенной в меня вазы. Да я и сам никак не мог взять в толк, как это могло произойти. 

        Сынишку нам вернули через сутки, чумазого и заплаканного. А я, как ни стыдно было, пошёл сдаваться в клинику к своему же однокурснику. Лишь там, наедине с растревоженной совестью и своим ужасным поступком, стали окончательно складываться пазлы. Я понял, что это не отдельные случаи, а система, точнее диагноз «Алкоголизм», то есть прогрессирующее неизлечимое заболевание с летальным исходом. Я пытался искать выход. Понял, что надо купировать жалость к себе и действовать – внедрять комплексную противоалкогольную терапию.

        Как врач, я знал механизм кодировок и подшиваний, а, следовательно, и методики ослабления воздействий препаратов. Поэтому априори отказался от медикаментозных вмешательств.

        Как-то в палату принесли нашу полосатую книгу, и первое, на что я там наткнулся, было: «Мы редко встречали человека, который бы строго следовал по нашему пути и потерпел неудачу». Ну, вот я и последовал по этому пути и продолжаю следовать, иду ровно, без срывов, спокойно. 

        Если вы спросите меня как медика, что надо делать, чтобы оставаться трезвым, то боюсь, я не смогу вам помочь… помочь себе вы можете только сами.В природе алкоголя нет, это чуждое организму соединение, яд, опасный даже в микродозах, который убивает клетки мозга. Глубинная перестройка организма после интоксикации идёт около года. Таблеток от алкоголизма нет, не придумали пока. 

        Я работал по шагам со спонсором и узнал неприглядную правду: прожил жизнь во лжи самому себе, осознал необходимость покаяния. По статистике 27 из 30 больных алкоголизмом – обречены на скорую смерть, двое из этой тридцатки сходят с ума и только один из них имеет шанс. Считаю, что мне удивительно повезло, похоже, что я тот единственный.

        Теперь научился жить трезво. Праздники провожу без спиртного, даже Новый год и День медика. И ни один свой самый плохой трезвый день, я теперь ни за что не променяю на самый замечательный, но пьяный. Продолжаю делать свою ежедневную персональную инвентаризацию – где накосячил за день, кого обидел, где был не прав.  

        Несколько лет как меня выбрали казначеем в комитет АА. Раздаю листовки, дежурю на нашем телефоне доверия. Недавно вот решился на первое в жизни спикерское собрание. У меня даже теперь есть свой подспонсорный. «Батя» меня зовёт! Частенько ездим с ним волонтёрами в диспансер. Не жалею ни времени, ни сил, потому что точно знаю – от моей самоотдачи зависит самое главное в жизни – трезвость. 

        Вообще, считаю, пагубные зависимости – это испытания, если человек их преодолевает, то выходит на новый уровень духовного развития, а если нет… Ну, тогда деградирует и умирает. 

        Важнее всех для меня на группе, конечно новичок! И если с моей помощью он останется трезвым, вот за него я и буду молиться. Между мной и новичком, на самом деле, разница – всего одна стопка, и спасибо новичку, за то, что он есть! Пока к нам приходят новые силы, мы остаёмся сильными, движение наше к трезвости продолжается. 

        Каждый день я общаюсь с действующими алкоголиками, рассказываю им о нашем содружестве, о том, что у них есть надежда на спасение. Многие приходят, не многие остаются. Но у тех, кто остался, есть реальный шанс! Ведь: «Мы редко встречали человека, который бы строго следовал по нашему пути и потерпел неудачу».

 

 

Новичок

  

Продолжали самоанализ и, когда 

допускали ошибки, сразу признавали это

X шаг программы «12 шагов/12 традиций»

 

            Добрый вечер ещё раз! Здесь все каждый раз здороваются. Наверное, так принято. Но я, скорее, должен попрощаться. Всё дело в том… что я не тот, за кого себя выдавал. Думал, что смогу назвать себя алкоголиком, думал – это просто, обману ради общего блага, ничего страшного. Так я считал. Простите меня, переоценил свои силы, нет, скорее всего, себя самого.  

          Вы тут душу передо мной выворачивали. Я же не дурак – чувствую, что все на меня работают. Стараются помочь… а я как последняя свинья. 

         Журналист я, журналист. Пришёл сюда за жареным репортажем, из первых рук, так сказать. Насмотрелся разных фильмов, хохмачей из телевизора. Шёл сюда как на шоу. Думал, здесь синяки рассказывают друг другу, кто как бухал.

          А тут через меня столько боли прошло, столько всего… дыхание перехватывает… 

         Всё равно очень рад, что оказался здесь. Если честно… потрясение для меня. Скорее всего, я всё-таки сделаю настоящую статью, а не глумливый стёб. И это будет совсем другой материал, не для нашей жёлтой газетёнки. 

          Я жеза всю жизнь ни слова правды не написал. Плодил «сплетни в виде версий». Только теперь понял, как низко пал, ниже некуда. Короче, похороните меня за плинтусом! А может, это оно и есть, моё персональное дно, от которого возможно оттолкнуться, и вверх. А?! 

          Простите меня!Простите, если сможете! 

 

          Парень, втянув голову и ссутулившись, стал похож на инвалида с ДЦП. Видимо, так ощутимо его парализовали стыд и раскаяние, которые он не привык демонстрировать на публике. Сдернув на ходу с вешалки свою куртку, журналист опрометью бросился к выходу.

 

            После того как дверь захлопнулась, ведущий первый пришедший в себя от неожиданного признания взял слово: «Ну, если наша встреча хоть в ком-то пробудила совесть, то значит, сегодня мы не зря провели здесь время…

       Предлагается закончить работу по данной теме. Всем большое спасибо!

 В заключение, крупицы этикета: Мнения, выраженные здесь – это мнения только тех, кто говорил. Истории, услышанные нами, рассказаны в доверии и должны оставаться в наших сердцах и стенах этого помещения.

        Мы берёмся за руки и вместе можем сделать то, что в одиночку нам не под силу!»

 

© Нифонтова Ю.А. Все права защищены.