Предложение вступать в Союз писателей поступило неожиданно.
Марине позвонил Лисов и продиктовал перечень необходимых документов. Лисов считался мэтром. Он умудрялся успевать всё: несмотря на далеко не молодой возраст, ездил в какие- то бесконечные командировки, мелькал на тусовках местной элиты, находил в глубинке начинающих авторов и вытаскивал их на свет божий, творил сам. Лисов умел заводить связи с нужными людьми, находить солидных спонсоров и безжалостно выдаивать их. Словом, являл собой пример сочетания творческой и коммерческой личности.
Марина отнеслась к предложению Лисова без особого энтузиазма, так как считала членство в Союзе не более, чем формальностью, не дающим ничего в плане творческого роста. Она даже готова была отказаться, но Идиллия Петровна взволновалась:
- Мариночка, люди годами этого добиваются, - тебе предлагают, а ты ещё сомневаешься! Нужно воспользоваться такой возможностью!
Поэтому, больше для маминого удовлетворения, чем для своего, Марина занялась сбором документов.
Она написала автобиографию, заполнила какие-то анкеты, сфотографировалась. Осталось получить три рекомендации от поэтов, уже являющимися членами Союза писателей.
Одну пообещал дать всё тот же Лисов, за второй Марина обратилась к Степану Зайченко, - Степашке.
Поэт был душкой, его любили за добрый, отзывчивый характер. Кроме того, Степан и его жена Лариса были друзьями Марины.
Зайченко незамедлительно откликнулся на её просьбу и с готовностью выдал восторженную характеристику, изобилующую красочными эпитетами, из коей следовало, что не принять в Союз писателей такого поэта, как Марина - равносильно чуть ли не преступлению.
Степашка написал бы в стихах, если бы не был ограничен рамками определённой формы.
За рекомендацией Лисова нужно было идти к нему домой. Он почему-то упорно не хотел встречаться ни в каком другом месте. Причём, встреча должна была состояться в отсутствии его жены, уехавшей, как осторожно выведала Марина, с внуками на дачу.
Ходили упорные слухи, что просто так Лисов ничего не делает. Чувствуя какой-то подвох в бархатных лисовских интонациях, Марина решила перестраховаться, и захватила с собой всё того-же безотказного Степашку.
Лисов распахнул Марине дверь с лучезарной улыбкой, которая стекла с его лица, как мёд с блюдца, когда из-за Марининой спины вынырнул маленький Степаша.
- А я так и знал, что вы вместе придёте,- кисло произнёс Лисов.
В однокомнатной квартирке большую часть комнаты занимала огромная кровать, которую Марина боязливо обошла и присела на стул в уголке.
Прямо на неё с портрета, написанного маслом, стеклянными глазами смотрел Лисов, красовавшийся в расслабленной позе мэтра, осчастливившим своим присутствием этот несовершенный мир.
- Поздравьте, меня, ребята,- я ведь, в российскую антологию попал,- заважничал Лисов, скрестив под стулом кривенькие мохнатые ножки, торчащие из модных шорт.
- Да ну? - подобострастно поинтересовался Степашка, подмигивая Марине.
- Да вот, сподобился,- не замечая иронии, поведал Лисов о своём успехе.
Оказалось, что в антологию поэт попал не со своими стихами, а с переводом стихов какого- то черкесского поэта.
- Так вы черкесский язык знаете?- изобразила изумление феноменальными способностями Лисова, Марина.
- Да что ты, - с подстрочником работал,- снисходительно ответил мэтр.
Наконец, нехотя, Лисов приступил к обещанной рекомендации.
Пока он трудился, Марина со Степаном обозревали с балкона живописные окрестности.
Неподалёку мальчишки мучили абрикосовое дерево,- нещадно трясли, колотили палками по корявому стволу, заставляя отдавать недозрелые плоды. Чуть дальше, за пустырём виднелся подвесной мостик, переброшенный через мутную речушку, за которой, поднимаясь в гору, убегали зелёные пушистые холмики.
Лисов работал « в поте лица» минут двадцать, после чего, рекомендация торжественно была вручена Марине.
На неполной странице корявым почерком, похожем на врачебный, было что-то написано, с той лишь разницей, что вместо диагноза в конце значилось: « Достойна быть членом...»
Кроме этой фразы Марине не удалось разобрать больше ничего.
Сердечно поблагодарив Лисова, и вручив ему большую коробку дорогих конфет,- ( Лисов был в завязке и спиртного не пил), Марина поинтересовалась, к кому ей обратиться за третьей рекомендацией.
- Попробуй к Просинцеву,- посоветовал Лисов.- А если не даст- позвонишь мне, найдём ещё кого- нибудь.- Без бутылки не ходи,- напутствовал на прощание мэтр.
Просинцев был поэтом от Бога, многие называли его живым классиком. Будучи известным не только в местных, но и в столичных литературных кругах, он имел огромный авторитет.
Его стихи и поэмы печатались в толстых журналах,- о чём мечтали многие авторы. Заручиться поддержкой Просинцева- означало получить пропуск в большую литературу. Вместе с тем, поэт обладал непредсказуемым, вздорным характером и имел пристрастие к горячительным напиткам.
Приняв дозу, классик начинал громко материться и вёл себя вызывающе. Впрочем, ругался он и трезвый. Особенно доставалось графоманам. Последних Просинцев люто ненавидел, но те обсиживали его, как стаи надоедливых насекомых сладкий арбуз, при этом беспощадно спаивали литератора.
По слухам, у поэта давно болела мать, и он почти всё время находился при ней, никому не доверяя уход за старушкой.
Марина не была хорошо знакома с Просинцевым, и хотя, он несколько раз положительно отзывался о её творчестве, побаивалась его, как, впрочем, и многие.
Верный Степашка был уже наготове, и, казалось, только и ждал, когда Марина попросит сопровождать её. Он был в приятельских отношениях с Просинцевым, и был рад заодно навестить друга.
На следующий день, помня наставление Лисова, Марина отправилась в винно-водочный магазин. Полки ломились от изобилия. Марина сосредоточила внимание на водке. Просинцев пил только её. Ничего в этом не понимая, она долго топталась у витрины, разглядывала красочные этикетки и оригинальные бутылки. Наконец, обратилась за советом к какому-то мужчине.
- Берите « Матрицу», или « Русский размер»,- порекомендовал тот. - Мы вчера с другом пили «Русский размер»- голова не болит и пьётся приятно.
Как может «приятно питься» водка- Марина решительно не понимала, один запах которой вызывал у неё непреодолимое отвращение. Но прислушавшись к совету знатока, купила бутылку « Матрицы», которая заинтриговала длинной аннотацией. Напиток способствовал, «пробуждению философских мыслей и познанию тайн мироздания».
Несомненно, автор, написавший такое- мог быть только поэтом, полюбившим « Матрицу» больше стихов.
Степаша уже ждал Марину в условленном месте, и друзья отправились к классику.
Просинцев проживал в маленьком, как бы припавшем на одну ногу домике, заботливо укрытым от палящего солнца ветвями необъятного кряжистого абрикоса.
Вышедший на крыльцо хозяин, сразу понял, чего от него хотят, и метнул на Марину, чувствовавшей себя и без того не в своей тарелке, недобрый взгляд. Она ощутила необъяснимую животную тоску, словно бездомная дворняжка, которую вот- вот сачком забросят в ящик.
- Да успокойся ты, всё будет нормально,- видя маринино состояние подбодрил Степан. Просинцев пригласил гостей в дом. Гений российской словесности обитал в более, чем скромных условиях: из мебели в крошечной комнатке присутствовали железная койка по- солдатски тщательно заправленная, колченогий стол, да тумбочка, на которой лежала стопка книг.
В соседней комнате Марина рассмотрела кровать с высохшей маленькой старушкой, которая смотрела на незванных гостей вполне осмысленным взглядом.
Что-то неуклюже забормотав насчёт недавнего Просинцевского юбилея, Марина извлекла на свет божий бутылку « Матрицы». Взгляд классика потеплел. Одним махом выдернув из угла
круглый стол, Просинцев водрузил его в центре комнаты так, чтобы было видно всё происходящее в соседней, извлёк гранёные стаканы.
Марина от водки отказалась. Просинцев, посмотрел на неё, как на болезненного ребёнка.
Профессиональным жестом нарушив девственную нетронутость пробки, классик разлил жидкость по стаканам. Поэты стали общаться.
- Представляешь, этот м...к притащил мне свой роман и бутылку, за которую я должен был признать его творение гениальным,- гремел зычным голосом Просинцев, жалуясь Степану на очередного графомана.
- И что, совсем ничего стоящего?
- Да что ты! Бред старого женаненавистника.
В это время старушка, лежавшая в соседней комнате, приподнялась, и сев на кровати, отчётливо произнесла:- Сатана!
- Мама ругается, - обрадовался мэтр и виновато сгорбившись, засуетился, сразу став похожим на провинившегося пацана.
- Мама, тебе что- нибудь нужно?- Некоторое время повозившись в соседней комнате, он вернулся прежним Просинцевым, непоколебимым и уверенным в себе.
Несмотря на свой недавний шестидесятилетний юбилей, Просинцев был худощав, подтянут, и напоминал хорошо выбеганного рысака, благодаря физическому труду, которым ему волей- неволей приходилось заниматься.
Говорили, что свои гениальные стихи он сочиняет, копая картошку в большом огороде.
Опорожнив стаканы с последней порцией « Матрицы», поэты загрустили. Было видно, что для познания тайн мироздания, одной бутылки было явно недостаточно.
Просинцев вскочил и куда-то убежал, впрочем, быстро вернулся, а ещё через несколько минут на пороге возник просинцевский сосед, принёсший с собой флягу из под «Славяновской» с прозрачным содержимым.
Как выяснилось, у соседа дома был свой заводик по производству домашней «Матрицы»,
ничуть не уступавшей, а скорее, превосходившей магазинную по качеству, что вскоре не замедлило сказаться на поэтах.
У Просинцева залоснился взгляд, а Степаша уже приблизился к тайне мироздания настолько, что Марина думала только об одном: доведёт ли она Степана домой. Надо сказать, что алкоголь действовал на него по- особому, в отличие от обычных людей, впадающих кто в буйство, кто в депрессию.
Пьяный Степаша начинал безудержно любить весь мир, и выражал свои чувства с необузданностью, на которую может быть способен лишь творческий человек. Он тискал и лобзал всё и всех, кто попадался ему на пути, разговаривал с травинками и обнимался с бродячими собаками, читал им стихи.
Марина с ужасом смотрела на никак не заканчивающуюся « Славяновскую». Несколько раз она порывалась прервать процесс, на что Просинцев возмущённо рокотал: - Это же не по- людски!
Наконец, проклятая бутылка опустела. Марина, испугавшись, что снова появится сосед с новой порцией « Матрицы», вцепилась в Степана и потащила его во двор.
У калитки, свято соблюдая ритуал, поэты заверили друг друга во взаимном уважении, после чего Марина со Степаном вывалились на улицу.
Частный сектор удалось миновать более, или менее благополучно, если не считать чьей-то потрясённой кошки, мирно сидевшей на заборе до тех пор, пока проходивший мимо Степан не сграбастал её в охапку и не поцеловал в морду.
Ошалевшая от такой наглости, кошка влепила охальнику пощёчину, от чего на щеке Степана заалели несколько царапин. Но Степан не обиделся на зловредное животное, и стал искать новый объект для своей нестраченной любви.
Откуда ни возьмись, сорвался слепой дождь. Сверкая серебром в солнечных лучах, он промчался, и так же быстро исчез. Степан радовался природному явлению, как житель Буркина Фасо впервые увиденному снегу. Его светлые брюки были обляпаны грязью, но он упорно лез в лужи и орал от восторга.
Удачно миновав проезжую часть, поэты попали в микрорайон, в котором жили Степан с Ларисой, но до их дома оставалось ещё три квартала.
Степашку сносило по диагонали, и Марина, подталкивая его бедром, пыталась придать ему нужное направление. Видимо, воспринимая её телодвижения как заигрывания, Степан бешено хохотал, подмигивал, и лукаво грозил Марине пальцем.
Прохожие испуганно шарахались, женщины сочувственно смотрели на Марину.
И тут случилось то, чего она так опасалась: впереди, из-за угла дома внезапно вынырнул милицейский патруль. Встреча Степана с милицией была неизбежна, как столкновение «Титаника» с айсбергом. Бежать было поздно, да и некуда: слева тянулась длинная глухая многоэтажка, справа- проезжая часть. Степан милицию не заметил, и продолжал иступлённо любить весь мир.
Криво улыбаясь, приблизился сержант, а за ним двое молоденьких «ментят».
Степашка почти ткнулся лбом в грудь сержанта.
- Та-а-ак,- нараспев протянул блюститель порядка. - Культурно отдыхаем? Попрошу документы.
Марина с ужасом ждала, что Степан полезет целоваться с милиционером, но поэт не захотел любить стражей правопорядка,- вероятно, на то у него были свои, глубоко личные причины.
Набычившись, и сразу сделавшись серьёзным, раскачиваясь, как ясень на ветру, стал шарить по своим карманам. Из документов у него оказалось лишь проездное удостоверение, которое с гордостью и вручил сержанту. « Ментята» переглянувшись, ехидно захихикали. Марина поняла: сейчас Степана начнут грузить в неподалёку стоящий «воронок», и грудью бросилась на амбразуру.
Она горячо убеждала сержанта в том, что Степан Зайченко- выдающийся поэт современности, что известные в стране мэтры отечественной поэзии- просто начинающие школьники в сравнении с ним, что им, патрульным, несказанно повезло стоять рядом и дышать одним воздухом с такой личностью, как Степан, да и что там говорить,- недавно гостивший в здешних местах сам Андрей Дементьев попросил у Степана автограф.
Тут Марина поняла, что перегнула палку, так как , стоявший всё это время молча, с оттопыренной нижней губой, в наполеоновской позе Степаша, вскинул голову, удивлённо поднял правую бровь, и посмотрев на Марину взглядом философа, уже познавшего тайну мироздания, изрёк: - Нет правды на земле!
По- видимому, милиционеры знали, кто такой Дементьев, а то, что он недавно гостил в курортном городке- знали все жители из местной прессы.
Тем не менее, сержант поинтересовался, почему выдающийся поэт современности разгуливает по городу в таком виде.
Марина объяснила, что у Степана был творческий вечер, после которого, как водится, состоялся банкет, где поэт ( ну с кем не бывает!)- перебрал лишнего. В конце- концов, имеет право творческий человек расслабиться!
Во взгляде сержанта блеснула искра, от какой- то пришедшей на ум идеи.
- Поэт, говорите? Вот пусть он тогда и почитает нам свои стихи,- торжествующе произнёс блюститель порядка, таким образом рассчитывая вывести Степана на чистую воду.
Мало уметь написать стихи,- нужно ещё уметь их прочесть. Степан умел и то, и другое.
Но последнее ему удавалось особенно: прекрасно поставленным голосом, расставляя акценты в нужных местах, он читал, как дышал. Казалось, что поэт просто разговаривает со слушателями в стихотворной форме.
Марина дёрнула Степана за рукав и шепнула: - Прочти про ветеранов.
Упрашивать Стёпу долго не пришлось, ему было всё равно перед кем читать, был важен сам процесс. Приняв позу чтеца, выставив вперёд ногу, поэт стал вдохновенно читать стихотворение.
Оно было длинное, с душераздирающим сюжетом о том, как в свой праздник, девятого мая, убелённые сединами и увешанные наградами ветераны вошли в трамвай, и никто не уступил им место.
Степан читал как никогда, его шатало, но язык не заплетался, а интонации были настолько убедительными, что вокруг стали собираться люди. В глазах у чтеца стояли слёзы обиды за искалеченных в войне ветеранов, и стыда за неблагодарных потомков. И такая боль звучала в его словах, что в публике, которая всё пребывала, послышались шмыгания и всхлипывания.
Дойдя до самого обличительного места, Степан зацепил сержанта за форменную рубашку, стал наступать на него, заглядывая ему в глаза снизу вверх, и взглядом, как отвёрткой выковыривая душу. Вот тогда всем присутствующим стало ясно- кто же в трамвае не уступил место ветеранам. Народ смотрел на сержанта с ненавистью. А тот только пятился под натиском Степана, растерянно моргая глазами.
Наконец, поэт отпустил милиционера, повернулся к нему спиной, и махнув рукой, как бы говоря: « Да что с него взять!», дочитал стихотворение с таким пафосом и верой в торжество справедливости, что после воцарившейся паузы раздались аплодисменты, переросшие в бурную овацию.
- Молодец, браво!- раздались восторженные крики. Притормаживали проезжавшие мимо машины, из окон дома высовывались люди, спрашивали, что происходит. А Степан стоял с видом полководца, выигравшего сражение. Народ потянулся к нему за автографами.
Триумфатора доставили домой на милицейском воронке. В пути поэт объяснял милиционерам чем ямб отличается от хорея.
Увидев в окно мужа, выходящего из милицейской машины в сопровождении патрульных, во двор выбежала испуганная Лариса. Марина поспешила её уверить, что всё в порядке.
- Скажите, а Дементьев действительно брал у вашего мужа автограф?- поинтересовался сержант у Ларисы. Та с недоумением посмотрела на Марину.
- Не верите- спросите у Дементьева,- уверенно ответила та.
Степаша притащил несколько сборников своих стихов и подарил их блюстителям порядка с дарственными надписями, пообещав написать стихотворение, посвящённое родной милиции.
- Берегите его,- сказал Марине на прощание сержант.- Талант ведь! Часто он это?- милиционер щёлкнул свёрнутым в колечко пальцем себя по горлу.
- Ну что вы, в исключительных случаях, только в целях познания тайн мироздания,- ответила Марина. Сержант понимающе кивнул.
К оглавлению...
