– Ну, Елена Премудрая и Прекрасная… С повышением, значитца. Всех благ и прочая, прочая, прочая… – с игривым поклоном поздравил майора внутренней службы Елену Пилипчук собрат по погонам майор Роман Стеклов.
– Расти тебе и дальше в чинах, званиях и орденах! – присоединился к сослуживцу капитан Георгий Щербаков. – Обмывать-то когда?
Трио офицеров составляло группу культуры (ГК) отдела воспитательной работы (ОВР) Управления кадров областной милиции. На «воспитателей» возлагалось множество задач. Анализ дисциплины и отслеживание морально-психологического климата «на земле» – в райотделах области. Социальная защита стражей порядка и семей погибших на службе. Работа с ветеранами и организация всяческих конкурсов. Проведение праздников и похорон, учет звонков, полученных по телефону доверия, организация занятий по общественно-государственной подготовке... Сам ОВР за глаза именовали отделом по борьбе с личным составом, а группу культуры – культуристами.
По новому штатному расписанию в подразделении вводилась должность старшего инспектора по ОП – особым поручениям. Руководство утвердило на нее Елену Владиславовну, узаконив, что теперь она будет отвечать и за работу культуристов в целом, – ранее каждый инспектор ГК автономно замыкался либо на начальника отдела, либо на его зама.
Возраст женщины давно перевалил за пенсионные для системы МВД сорок пять лет. Выслуги тоже хватало: в молодости Пилипчук немало «отбарабанила» на Севере, где стаж, с учетом особых условий прохождения службы, исчислялся вдвойне. Однако майор упорно писала рапорта о продлении срока службы на год… и еще на год… и еще… Начальство пока с пониманием шло навстречу, учитывая особые заслуги Елены Владиславовны. Более того, повысило ценного работника в должности.
– Спасибо, – холодновато, без улыбки, поблагодарила Пилипчук соседей по «камере»: на единственном окне в кабинете-пенале была установлена частая решетка. Намек на обмытие отнюдь не нашел отклика. – Давайте-ка, товарищи офицеры, присядем.
Даже начинающий милиционер, указывая на стул, не употребит глагола «садитесь», ибо рискует нарваться на грубо-трафаретное: «Сесть я всегда успею!»
«Товарищи офицеры» откровенно удивились столь официальному, не принятому меж ними в родном кабинете обращению, однако опустились на полумягкие стулья, гадая, что им скажут дальше. Новоиспеченный старший инспектор по ОП приземлилась в кожаное кресло на колесиках, героическими усилиями вырванное из складских недр службы тыла.
– Ну, так, – сразу взяла быка за рога Пилипчук. – Поскольку я теперь ваш прямой и непосредственный начальник, подчиняться обязаны беспрекословно. Обращаться друг к другу будем только на «вы» и по имени-отчеству. Это – раз… Все вопросы потом! – решительным мановением руки отмела Елена Владиславовна посунувшегося было к ней Стеклова, уже даже открывшего рот –видимо, для возражения. – Второе: куда бы вы теперь ни уходили из кабинета, даже на минуту, предварительно докладывать мне. Третье: все наши проблемы решать здесь, и чтоб жаловаться на меня ни к кому не бегали… – На лицах мужчин всё явственнее проступало недоумение. – Четвертое: не сметь меня обсуждать за спиной – не потерплю! Хуже баб базарных: вечно кому-нибудь косточки перемываете!
– Хм… А самолично насчет этого как? – изумился Стеклов.
– Что? – резко парировала Пилипчук. – Моя критика всегда объективна… Пятое. Вот наш План подготовки к двухсотлетию МВД, я его откорректировала. Извольте срочно ознакомиться, тут на вас обоих большая работа возложена. Еще. Теперь в мое отсутствие отслушивать мой телефон и всю информацию – на стол в записи. И не дай бог кофе в рабочее время на столе увижу! И дымить, Георгий Викторович, лучше бы бросить: и работе польза, и здоровью. Вам денежное довольствие не за то начисляют, чтобы в курилке часами торчать!
– Уж и часами… – запротестовал Щербаков.
– Именно! Ну, по полчаса, – поправилась женщина, – все одно: через край!
– Сама через край хватила! – обтекаемо пропустив подразумеваемое личное местоимение, возмутился попрекаемый.
Стеклов же поинтересовался:
– А что, собственно, изменится от перехода с «ты» на «вы»? Два года уж в одном кабинете, и вроде существовали пока вполне мирно…
– Значит, изменится, Роман Юрьевич. Если же у обоих ума не хватает понять, что именно, то и объяснять бесполезно, – уклонилась от конкретного ответа Елена Владиславовна. – Еще?
– По поводу корректировки плана, – вновь включился в беседу Щербаков. – Он же изначально почти весь за тоб… за вами расписан был, а теперь? Сплошняком наши фамилии стоят… Чем же, позвольте узнать, вы-то теперь заниматься будете?
– Я перед вами отчитываться не обязана! – опять было ушла в сторону Пилипчук, но потом смилостивилась: – Ладно, первый и последний раз объясняю… Для непонятливых. Я теперь осуществляю общее руководство. Ясно?
– Неясно! – возразил Стеклов. – Свою работу на наши плечи переложить желаете? Маскируясь под корректировку? Дудки! Не пройдет! И по поводу запрета на жалобы. Да если я, к примеру, посчитаю, что начальник Управления кадров меня в чем-то ущемил, имею полное право записаться на прием к начальнику УВД и там высказать все претензии. А уж первое лицо в плюрализме разберется. Вы же себя изначально пытаетесь вне критики поставить! Пардон, вы – не Господь!
Елена Владиславовна нервно сжала кулачки. Пока – молча. Лишь злонравная улыбка пробежала по «накосметиченному» лицу.
– Абсолютно точно, – поддержал сослуживца Щербаков. – Касаемо же кулуарных высказываний… Да от них не застрахован никто – так уж человек устроен. Понятно, на всё своя мера…
– И по поводу докладов, кто, куда и зачем пошел… опять подал голос Стеклов. – Это что же теперь… если мне по малой нужде… и действительно на минуту… тоже рапортовать?
– Без исключений, – металлически подтвердила женщина.
– Хм… Лично я нахожу это… неудобным, даже стыдным.
– Неудобно штаны через голову надевать, – отцедила Пилипчук, и уже не просто металл, а легированная сталь зазвенела в ее голосе. – И вообще: приказы не обсасываются!
– Елена! – возопил Щербаков, игнорируя указание «во-первых». – Что на тебя, в самом-то деле, нашло? Так палку гнуть – враз сломается!
– Рановато начальственный зуд демонстрируешь, – добавил Стеклов.
– Ах, так! – уши у Елены Владиславовны мгновенно порозовели. – Значит, не хотите по-хорошему? Тогда будет по-плохому! Я вас всё равно нагну! Вы у меня еще попляшете! Я вам обоим… такого… такого!
– Ой! – вдруг вскрикнул Стеклов. – Ой-ёй-ёй!
– Что? – прервала угрозы озадаченная старший инспектор по ОП.
– Покорнейше прошу разрешения отлучиться. По-маленькому… А то и до греха недалеко… Пожалуйста… Ну очень прошу, – заканючил майор, будто ребенок.
– А мне по-большому, – присоединился капитан, и в глазах мужчин заплясали веселые огоньки. – Живот вдруг так прихватило…
– Издеваться? – в гневе вскочила Пилипчук с кресла.
– Никак нет! – тут же возразил Стеклов. – Что за тон? Я покорнейше рапортую, как и было велено, о своем желании отправления естественных надобностей, а вы это оскорбительнейше возводите в ранг издевательств!
– Полнейшее беззаконие! – прибавил Щербаков. – А пожаловаться – ни-ни!
Тощенькая грудь Елены Владиславовны всколыхнулась. Крупный рот исказился в гримасе.
– Идите! – наконец рявкнула уже побагровевшая начальница.
Когда дверь кабинета закрылась за подчиненными, женщина схватила попавшийся под руку карандаш и с усилием переломила его, а останки ни в чем не повинной канцелярской принадлежности шваркнула в мусорную корзину.
– Ну, сволочи! Ну, скоты! – шептали карминные губы. – Всё одно – нагну! – И густо зачерненные брови приподнялись в злобном изгибе.
– Вот ни черта себе с Ленкой приключилось! – жадно затягиваясь, изумлялся в курительной комнате туалета Щербаков. – Ну кто бы мог подумать!
Равнодушный к табачным изделиям Стеклов непонимающе пожал плечами.
– Признаться, я тоже не ожидал. «Сю-сю-сю, помогите, ребята, спасибо, родные, что бы я без вас делала…» И вдруг – на тебе по всей морде! Хотя… У Ремарка в «На западном фронте без перемен» солдаты Первой мировой тоже диву давались, как это простой почтальон, случаем возвысившийся до унтер-офицера, вдруг перевоплотился в исчадие ада. А самый старший из пехотинцев утверждал: если ты кому дашь кусочек власти, то он за нее сразу ухватится. Потому что любой человек перво-наперво скотина, а в армии или в милиции слишком много власти у одного над другим, что иному вмиг голову вскруживает. И чем мельче должность человек занимал, тем сильнее себя пупом земли мнит.
– Ну да, ну да, – согласно закивал Щербаков. – Древняя поговорка: хочешь узнать человека – дай ему власть. Только понимает ли Ленка, что свое руководство не с того конца начала?
– Разумеется, нет, – без раздумий ответствовал Стеклов.
– Почему?
– Потому что идиотка, – грубо подытожил собеседник. – Ладно, давай теперь стратегию разработаем, как нынче в одну дуду дудеть…
На экстренном туалетном совещании было принято мудрое решение: обстановку не накалять, посмотреть на дальнейшее развитие событий…
Вернувшись в кабинет, Стеклов принялся на компьютере набирать проект приказа о проведении в аппарате УВД и подчиненных подразделениях литературного конкурса на милицейскую тематику, что ранее, по «Плану двухсотлетия МВД» обязана была исполнять Пилипчук, чуть не квартал успешно увиливавшая от сложного и объемного задания. Щербаков же взялся составлять справку о ходе реконструкции музея УВД, опять-таки изначально возлагавшуюся на Елену Владиславовну, которую (справку) начальник ОВР подполковник Попенко тщетно пытался выбить из подчиненной почти две недели. Сама же она приступила к любимому занятию – выколачиванию спонсорских средств из коммерческих структур для финансирования бесчисленных культурных мероприятий УВД.
– Алло, фирма «Абигайль»? – уточнила в телефонную трубку женщина. – Прекрасно. С вами разговаривает майор внутренней службы Пилипчук из Управления кадров областной милиции. Как имя-отчество вашего генерального? Очень хорошо… Соедините меня с ним… По вопросу делового сотрудничества… Нет, только с ним лично… Жду… Алло! Вас приветствует майор внутренней службы Елена Владиславовна Пилипчук из областного Управления внутренних дел. У нас в УВД через неделю проводится встреча с ветеранами-фронтовиками. Сценарий обычный: доклад, концерт, подарки. Вот о них и речь. Не смогли бы вы с их приобретением помочь как спонсор? Нам и надо-то сущие пустяки: тысяч так десять-пятнадцать перечислить… Что значит «нереально»? У вас прекрасное финансовое положение… Нет, зачем же? Мнение отнюдь не ошибочное – мы все справки предварительно навели. Смотрите, мы не настаиваем. Просто если хорошенько проверить финансовую деятельность любой фирмы… Вы же понимаете, недостатки обязательно обозначатся… Ах, вы подумаете. Уже лучше звучит. Так на какую сумму письмо о спонсорской помощи оформлять?.. Так… А может, и двадцать осилите?.. Ну хорошо, хорошо… Всё, завтра с утра я у вас…
Закончив разговор, Елена Владиславовна победно оглядела подчиненных.
– Учитесь! – наставительно изрекла она. – Пять минут – пятнадцать тысяч!
И ожесточенно забарабанила по клавиатуре компьютера, выпечатывая очередной текст «протянутой руки». Потом, с готовым письмом, умчалась его визировать к руководству и клянчить на завтра машину, чтобы съездить в удачно «нагнутую» фирму. (Мысль о предстоящем пешем переходе или поездке на «лоховозе» неизменно и мгновенно вызывала у Пилипчук жгучую головную боль.)
Умелистое выкачивание из всяческих АО, ООО и ТОО налички и ценных подарков натурой в пользу «управы» – не забывая при этом и себя, любимую, и являлось главной работой-заботой Елены Владиславовны. А любой талант заслуживает уважения, тем паче столь неординарный. За то и ценили. Другой ее служебной ипостасью являлась организация помпезных фуршетов, финансируемых из тех же спонсорских подачек. Елена Владиславовна вдохновенно составляла меню чревоугодных застолий; выезжая на закуп продуктов, со знанием дела выбирала-перебирала их; сервируя стол, мастеровито нарезала балык или твердокопченку, так что ломтики их едва не просвечивались. А уж на юбилейных торжествах у руководства УВД Пилипчук-тамаде просто равных не было! Не зря же в ее сейфе целую полку занимали сборники поздравлений и тостов на все случаи жизни, откуда и черпались бесчисленные пожелания.
– Вот же умеет задницей перед генералами крутить, – обсуждали-осуждали соседку по кабинету Стеклов со Щербаковым. – Незаменимый человек – куда там нам! Зато грамотность на уровне фантастики! В хрестоматийном предложении «Казнить нельзя помиловать» вообще о запятой не помыслит…
Да что там: сам начальник ОВР недавно от души хохотал над представленным подчиненной проектом сценария встречи сводного отряда, возвращающегося из «горячей точки».
– Свежая фраза: «Девушка в национальном костюме казачки предлагает прибывшим отпробовать каравай с солью», – цитировал подполковник Попенко. – «Отпробовать»! Да где ты русскому-то училась? Есть же апробированный для таких случаев глагол «отведать»…
Русскому языку майор внутренней службы училась в одной из среднеазиатских республик. Давно. И долго – в студентках-заочницах аж двенадцать лет проходила, даром что именно филологического факультета. Шутили: мол, она в слове «еще» даже не на четыре, а на все пять ошибок способна.
Отчасти потому, а отчасти и по иным причинам Елена Владиславовна чуралась ежедневной кропотливой работы – составления различных рапортов, отчетов, справок. Если же из-под пера Пилипчук и выходил порой какой-то документ – кроме спонсорских писем, форма которых была давно определена, – начальник отдела, даже не читая бумаги, тут же передавал ее на доработку другим инспекторам. Плюясь и ругаясь от орфографической, пунктуационной и стилистической безграмотности сослуживицы, те всякий раз готовили текст заново.
…Вскоре она возвратилась в кабинет и озвучила распоряжение руководства: в связи с усложнившейся криминогенной обстановкой УВД переходит на двенадцатичасовой рабочий день – усиленный вариант несения службы.
– Ориентировочно на ближайшие три недели, – «успокоила» Пилипчук подчиненных. – Я уже и график набросала – распишитесь быстренько. Аппарату «управы» вообще послабление: каждый работает по усиленному всего раз в три дня, а остальные двое суток – обычный режим.
Офицеры изучили график.
– Это что же получается? – с недовольством вопросил Щербаков. – Все субботы и воскресенья на нас раскиданы?
– Не пойдет… – вник в суть бумаги и Стеклов.
– Ну, знаете… – презрительно фыркнула Пилипчук. – Мужики, тоже мне! Постыдились бы такие вопросы поднимать! Я женщина, и у меня дети!
– И что с того? – усмехнулся Стеклов.
– Неужели неясно? Одной за двоих родителей вчетверо труднее!
– Ну, знаете… – фыркнул теперь Стеклов. – Во-первых, вашим «детям» соответственно двадцать пять и двадцать два. Во-вторых, «одной за двоих» – это личное дело, если сегодня замужем, а завтра в разводе. Мы-то тут при чем, коль вы ни с одним мужиком не уживаетесь? – (Елена Владиславовна успела расторгнуть три брака.) – В-третьих же, как учит нас руководство, в милиции разделения на мужчин и женщин нет: все – сотрудники, и все денежное довольствие получают. А вы, как наш начальник, теперь еще и поболее нас. Стало быть, по одному выходному в каждую неделю будьте добры на себя расписать.
– Святое дело! – с жаром подхватил мысль товарища Щербаков.
– Ах, так! – И старший инспектор по ОП крутанулась на высоких каблуках, отчего черная плиссированная юбка приподнялась над её коленками и глазам мужчин предстали тонкие ножки с обозначившимися венами. (Начальник управления кадров своему главному спонсору хождение в гражданке попускал.)
…Вопреки желанию Елены Владиславовны, прибежавшей «капать» на строптивцев, подполковник Попенко встал на их сторону.
– Ты у нас теперь ответственное лицо, так изволь должность отрабатывать, – вальяжно развалившись в кресле, пояснил резко полнеющий офицер с мизинцами, украшенными длинными ухоженными ногтями.
Баловень судьбы, начальник ОВР еще во времена ношения лейтенантских погон удачно обзаконился. Избранница, скромная служащая банка, впоследствии сделала стремительную карьеру и стала его управляющим. Подполковник был надежно защищен от безденежья, доходы свои тратил в удовольствие, поскольку жена получала зарплату на порядок выше денежного довольствия мужа, и беззаботную в финансовом плане жизнь его омрачало лишь упорное нежелание слабой половины афишироваться, «отстегнув» на престижную иномарку: личная одиннадцатая модель «Жигулей» являла собой больное место главы семьи.
– Вывод, – закончил Попенко, – усиление в один из выходных бери на себя.
– Благодарю! – чуть ли не выкрикнула Пилипчук и вновь крутанулась на каблуках.
– Всегда рад услужить, – усмехнулся подполковник и добавил подчиненной в спину: – Кстати, туалеты на службу советую поскромнее выбирать. Умолчим о возрасте, но ведь не школьница же…
– Учту на будущее!
И Елена Владиславовна на скорости вымелась из кабинета, а Попенко удовлетворенно полюбовался ногтем левого мизинца – прекрасный маникюр!
Больше в тот день краеугольных событий не произошло: Пилипчук каталась по спонсорам, ее подначальные корпели над компьютерной клавиатурой. Ушла, правда, женщина со службы пораньше – под предлогом болезни младшего сына. Старшего она уже пристроила в службу по борьбе с экономическими преступлениями, ну а меньшенький пока заканчивал технический вуз.
…Следующим утром Стеклов и Щербаков положили на стол начальницы подготовленные накануне документы. Та их прочла медленно, активно помогая себе беззвучным шевелением губ, и основательно почёркала оба текста.
– Это не работа! – с возмущением откинула Елена Владиславовна забракованные бумаги на столы подчиненных. – Да вы элементарной вещи родить не в состоянии! Я, что ли, за вас думать обязана? Столько служебного времени впустую угроблено! Бездельники хреновы! Переделать! Срочно!
Офицеры ознакомились с замечаниями. Растерянно взглянули друг на друга, со злом – на начальницу и, не сговариваясь, отпросились: Стеклов – якобы в туалет, а Щербаков – перекурить. На деле же они вместе явились к Попенко с жалобой на необъективность правок. Тот посопел и с постным лицом буркнул: «Разберемся!»
Стеклов в кабинет возвратился первым, Щербаков все же наскоро подымил. И немедля был подвергнут нудному распеканию на тему: «Работа ждать не будет!»
Какое-то время культуристы трудились молча. Ближе к обеду в кабинет по-хозяйски ввалился начальник ОВР.
– Мне это никак не нравится! – с места в карьер начал он. – Что еще за междоусобные войны? Если уж человека поставили руководить, значит, извольте подчиняться ее законным требованиям!
– А я им о чем твердила? – поддакнула сама старший инспектор по ОП. – Надо же, и дня не прошло, а они ябедничать помчались! Ничего-ничего, сочтемся!
Угроза в голосе старшего инспектора по ОП прозвучала более чем отчетливо.
– Теперь – по поводу документов, – и Попенко хмыкнул. – На месте не могли разобраться? Еще мне в эти детали вникать! Ладно: какие к ней конкретно претензии? – обратился подполковник к Стеклову. – Только в темпе, в темпе!
Майор взял исчерканный проект приказа по литературному конкурсу.
– Вот… Прямо с первого абзаца. Я написал: «Конкурс проводится среди сотрудников органов внутренних дел», а она переправила на «работников».
– И что? – вскинулась Пилипчук. – Так точнее!
– Не-ет, – с нажимом произнес Стеклов. – Напротив. Вы вообще-то хоть знаете, в чем разница между сотрудниками и работниками милиции?
– А с чего это вы на «вы»? – не понял начальник отдела.
– Так она же первым делом приказала… – в один голос ответили оба офицера.
– Ну… без этого можно было бы и обойтись. Впрочем… О чем бишь мы?
– О работниках и сотрудниках, – мрачно напомнил Стеклов. – Это совсем разные категории служащих.
– Да-а? И какая же разница? – скептически уточнила Пилипчук.
– И все же: сами, получается, не знаете?
Ответа не последовало.
– Сотрудники милиции – это люди в погонах, – пояснил майор. – А работники – те, кто тоже в нашей системе, но лица гражданские. Уборщицы, сантехники, секретарши… Инспектора в цивильном тоже есть, но их мало. Так конкурс что, только меж ними проводить?
– М-да-а… – протянул Попенко и нехотя признал: – Елена, а он ведь прав.
– Идем дальше, – продолжил Стеклов. – В приложениях к проекту приказа имеются состав жюри конкурса и лист согласования. Так она беспричинно лист согласования измарала, повторив на нем весь состав жюри. Это же совершенно разные документы! Вот вы сами спросите, она хоть понятие имеет, что это за лист?
– Елена?
– А я его вообще первый раз увидела, – с обескураживающей простотой сообщила Пилипчук.
– Как? Править то, о чем и понятия не имеешь? – возмутился Стеклов.
– Хм… – Начальник отдела поморщился. – Елена, ну к чему действительно здесь твоя фамилия? Председатель регионального отделения Союза писателей – да, генерал – да… Но с тобой-то что согласовывать? Зато вычеркнула начальника финслужбы, который как раз средства для поощрения дипломантов выделять будет. Соображаешь? Ладно, еще что?
Стеклов прошелся по всем правкам документа, доказывая их несостоятельность. Начальник был вынужден согласиться с критикой целиком и полностью. Затем настала очередь Щербакова.
– Как это: ОМОН города Н-ва? – горячился инспектор. – Мы же апробированно пишем: ОМОН УВД города такого-то. Дальше вообще маразм. Я говорю о традициях, которыми гордится милиция, и тенденции к их – увы – разрушению, а она «традиции» заменяет на «понятия». Да понятие – это логически оформленная мысль о предмете, и ее никак не разрушишь! Ага, еще она к «гордились» прибавила «и которые культивировала милиция». Это «разводить», «выращивать» – свиней, скажем, или брюкву. А понятия не культивируются. Хоть бы в словарь сподобилась глянуть! Нет: «Бездельники хреновы!» И с какого хрена?
Попенко против воли рассмеялся, но потом посерьезнел и увел Пилипчук в свой кабинет. Минут через десять она вернулась – притихшая, пунцовая и кусающая губы. Уткнулась в какие-то бумаги, однако вскоре неохотно попросила:
– Роман Юрьевич… Я тут письмо подготовила… Вычитайте стилистику…
– Во-первых, мне некогда, – резко отказался Стеклов, хотя раньше в подобных случаях всегда шел навстречу соседке по кабинету. – А во-вторых, это вообще не входит в мои должностные обязанности – править старших. Вас же потому над нами и поставили, поскольку вы нас куда опытнее и грамотнее, – сыронизировал он. – Вот, стало быть, и вычитывайте… нашу стилистику.
– Роман Юрьевич! Я вам приказываю! – и в женском голосе вновь зазвучала легированная сталь.
– Ага. Это уже интересно, – усмехнулся Стеклов. – Тогда уж, будьте добры, приказ в письменном виде, число, подпись. А я его немедленно обжалую по команде. Дальше – увидим.
– Эх вы! А еще мужчина, офицер! – презрительно воскликнула Елена Владиславовна.
– Точнее – старший офицер, – поправил Стеклов. – Но это еще не значит, что я за вас вашу работу делать нанялся. И впредь по подобным пустякам прошу не беспокоить.
– Меня тоже, – упредил возможную просьбу Щербаков.
– А с вами, Георгий Викторович, между прочим, вообще никто не разговаривает! – выкрикнула начальница и вынеслась из кабинета.
Немногим позднее телефон Стеклова зазвонил. На проводе был Попенко.
– Послушай, помоги ей, – полуприказал-полупопросил он. – Ты же знаешь, что у нее с русским не того… Что мне, самому, что ли, ошибки за ней исправлять?
– Не могу знать, – хмуро буркнул в трубку Стеклов. – Как она ко мне – так и я в ответ. Библейский принцип.
– Ты меня не понял? – повысил тон подполковник. – Я сказал: помоги ей!
…Стеклов прочел очередной текст «протянутой руки», сработанный Пилипчук.
– Не то, – сразу заявил он и поморщился. – Мы же тут просим бесплатно предоставить места на театральный спектакль, а не денег или какие-то вещи. При чем тогда «спонсорская помощь»?
– Ладно, а как надо-то? – поторопила критика автор текста.
– Скорее и точнее в данном случае – культурная шефская помощь. Да, именно так…
Недовольная Елена Владиславовна пошла перепечатывать письмо.
После обеда она укатила с ним в театр. Щербакова начальник услал заказывать в «Ритуальных услугах» венок: скончался один из ветеранов УВД. На долю Стеклова выпало срочно подготовить приветственный адрес к юбилейной дате образования службы фельдъегерской связи. Однако майор никак не мог сосредоточиться на составлении поздравления, так как его постоянно отвлекал телефон Пилипчук. Ее спрашивали сын, престарелая мать, соседка, подруги, какой-то «старый знакомый»... Были, впрочем, и звонки по службе.
– Черт! Ну ничего в голову не лезет, – раздраженно пробурчал офицер, бросая трубку и дописывая на листке фамилию очередного названивавшего. – Ладно, скоро я тебя тоже проверю…
Отчитавшись перед возвратившейся Еленой Владиславовной, он попросился выйти и от постового в коридоре набрал свой рабочий номер. Долго слушал длинные гудки… Потом подошел к кабинету культуристов: сигнал вызова доносился даже из-за двери, но Пилипчук не подавала признаков жизни.
Стеклов распахнул дверь.
– Ну и как? Игра в одни ворота? – кивнул он на разрывающийся аппарат. – Значит, мы «трубу» бери-хватай немедленно, а вам оно до девятого этажа?
– А он только что зазвонил! – огрызнулась старший инспектор по ОП.
– Что ж ты так внаглую мозги паришь? – возмутился сослуживец, даже забыв про обращение на «вы».
– Роман Юрьевич! Предупреждаю: накажу за нарушение субординации и оскорбление старшего по должности! – выпалила с исказившимся лицом женщина, в гневе вскочив со стула.
– Давай-давай… Может, сразу уволишь? Так у меня пенсия в кармане, – парировал майор. – А вот кто потом с документами работать будет?
– Разберемся! Найдем! И еще получше вас!
– Ну-ну… – Старший офицер скептически хмыкнул и пошел укладывать телефонную трубку аппарата постового.
До конца рабочего дня Пилипчук еще дважды цеплялась к Стеклову и единожды – к Щербакову, всякий раз стремясь раздуть из мухи слона. Когда мужчины уже собрались расходиться по домам, Елене Владиславовне, чья очередь была оставаться на усилении, позвонила завмузеем УВД. Ответив на какой-то вопрос приятельницы, Пилипчук в присутствии подчиненных демонстративно заявила:
– Слышь, Нина, тут мои мужики не по делу права качать стали. Ну, не будь я начальник: все равно обоих нагну! Пожалеют еще! И горько!
– Все бабы – дуры, – вместо прощания выдал Стеклов.
– И без исключений, – добавил Щербаков, закрывая дверь кабинета.
Офицеры шагали по коридору, не оглядываясь, а вслед им неслось:
– Роман Юрьевич! Георгий Викторович! С утра чтоб объяснительные! На моем столе! Накажу! Накажу!!!
…Третий рабочий день в группе культуры начался в меньшинстве: Елена Владиславовна на службу припоздала. Зато не успели остальные офицеры переодеться в форму – из дома они традиционно прибывали в гражданке, – как инспектора и старшего инспектора потребовал «на ковер» начальник отдела.
– Что это такое? – метал громы и молнии подполковник Попенко, искоса бросая оценивающие взгляды на свой мизинцевый маникюр. – Вчера было восвояси собрался – прибегает Пилипчук, вся в слезах и соплях! Вы как себя с непосредственным начальником ведете? Довести до инфаркта сговорились?
– Это она сама кого хотите – до инсульта… – возразил Стеклов.
– Мы еще в кабинете, а она завмузеем по телефону: «Мои мужики права не по делу качают! Так я их один хрен – нагну!» – изобразил Щербаков голос Пилипчук. – Мол, пожалеют, и горько! Какое она имеет право так гномить?!
– Молчать! – хватил кулаком по столу подполковник. – И слышать не хочу! До седых волос дожили, а ни черта не понимаете! Я лучше вас вижу, кто что из вас собой представляет! Но генерал сказал: люминий! Ее назначить! Всё! Без комментариев! И больше – никаких разборок! Работать тихо, мирно, без сюрпризов! Свободны!
Однако сюрприз был преподнесен. Правда, не с мужской стороны.
Пилипчук в кабинете появилась ближе к одиннадцати. Как оказалось, к этому времени она уже накатала на имя начальника УК жалобу, суть которой сводилась к мысли, что подчиненные ее всячески третируют, а начальник им всемерно потакает.
– Достукались? – кричал в трубку Стеклову взбешенный Попенко. – Я же предупреждал, просил, приказывал! Сразу после обеда – всем к генералу!
– Да мы с ней вообще сегодня почти не общались, – пользуясь отсутствием Елены Владиславовны – опять умчалась по спонсорам, – попытался объяснить Стеклов. – Работали тихо-мирно, как вы и завещали…
– Завещание вам скоро и подпишут! – рявкнул подполковник.
…Четверо офицеров сидели в приемной начальника УК. Минута в минуту назначенного времени появился хозяин кабинета.
– Проходите… Присаживайтесь… Не понимаю, что происходит у вас в отделе? – с места в карьер наехал генерал на Попенко. – Не можешь разобраться с подчиненными? Ну и к чему мне такой бесхребетный начальник?
В кабинете повисла тяжелая пауза.
– А вам что неясно? – обратился начальник УК к инспектору и старшему инспектору. – Чем вас Пилипчук не устраивает? Ну?
Стеклов начал что-то объяснять про литературный конкурс, Щербаков – про завышенные требования Елены Владиславовны. Прозвучало и то и другое не очень убедительно: офицеры к подобному разговору оказались просто не готовы.
– Чушь и ерунда! – даже не дослушал объяснений генерал. – Мясные пирожки с яблоками! В общем, если я даже и ошибся, назначая ее на должность, всё равно она будет вами руководить! А не нравится – можете переводиться, увольняться – скатертью дорога!
– Товарищ генерал, – рискнул вклиниться в агрессивный монолог Стеклов. – Но почему, признавая сам факт ошибки, вы не стремитесь ее как-то исправить?
– А потому… – И генерал привстал с навороченного кресла. – Потому что организация мы бедная. Видите? – И продемонстрировал вывернутые пустые карманы брюк. – Средств на наши бесконечные мероприятия надо столько, что никогда не хватает! Она же этот дефицит пополняет, и весьма успешно.
– Ну а как же повседневная работа? – подал голос Щербаков.
– Ничего, вы и вдвоем с документацией справитесь, – без обиняков заявил генерал. – Что-то не нравится, или как? Так свято место пусто не бывает!
– Хорошо. Меня вообще-то в службу гражданской обороны звали, – решился Щербаков. – Что, если я напишу рапорт о переводе?
– Не возражаю…
– Мне, к сожалению, только и остается, что уйти на пенсию, – как-то буднично сообщил Стеклов.
– Пожалуйста, ваше право…
– Товарищ генерал, ну зачем же так сразу… – запротестовал было Попенко, осознав, что в одночасье может лишиться сразу двух опытных специалистов, а ведь помимо выбивания спонсорских средств, на отдел возлагается большая, нескончаемая рутинная работа – и особенно в группе культуры, – которую просто будет некому делать. По крайней мере, пока не подберут кого-то взамен ушедших.
– Я всё сказал! – резко разрубил воздух рукой генерал. – По рабочим местам! А ты пока останься! – вдруг остановил он сунувшегося вслед за подчиненными к двери подполковника и, уже не предлагая присесть, начал вторую серию разноса: – Ты что – китайский мандарин? Нет? Так чего тогда когти как у собаки отрастил? Тогда уж и на манер средневековых феодалов в Поднебесной еще специальными напальчниками обзаведись! А то звонит мне вчера зам главы администрации, к которому ты план по двухсотлетию согласовывать носил, и давай выговаривать: что, мол, за подполковник, чуть руку ему ногтем не располосовал – поздоровался, называется! Остричь! Сегодня! Немедленно! – Генерал на секунду передохнул: он порой сам себя не мог остановить, «пока бензин не кончится». – И лопай поменьше, а то скоро в дверях застрянешь! Давно занятия по физподготовке игнорируешь? Похудеть! Срочно!
– Слушай, может, она у генерала того… Ну, минет… – уже в курилке в раздумье предположил Щербаков, доставая сигареты. – Так за нее горло драть…
– Скажешь тоже, – скривился Стеклов. – Да на кой ляд ему эта старая вешалка? Что он, если захочет, красотку с ножками от ушей не найдет?
– Вот то ж, – согласился капитан. – Так ты точно решил дверью хлопнуть?
– А что, у глупой бабы в подмастерьях ходить? Покорнейше благодарю…
И, как ни уговаривал в тот день в своем кабинете культуристов Попенко, оба офицера так-таки подали рапорта: один о переводе, другой – об уходе на заслуженный отдых.
Через день Стеклов лег в госпиталь – «на больничку», обязательную перед увольнением. Щербакова переводили «с кровью», поскольку Попенко яростно требовал, чтобы капитан поработал еще хотя бы две недели, покуда на его место не подыщут подходящую кандидатуру. Однако начальник службы гражданской обороны сумел потянуть одеяло на себя посильнее…
На вакантное место в итоге назначили зеленого лейтенанта – вчерашнего выпускника школы милиции. Через месяц молодой офицер от Пилипчук сбежал, и больше «в культуру», кого Попенко с кадровиками ни сватал, никто не шел.
Елене Владиславовне пришлось поставить крест на работе со спонсорами. Подготовленная ею документация немедленно вызывала у руководства непрекращающуюся мигрень, и подполковник вынужден был дорабатывать и перерабатывать бумаги сам, поскольку его попытки перевесить эту работу на психологов или дисциплинарщиков натолкнулись на их жесткое сопротивление. На голову ценного специалиста-тамады шишки сыпались, как денежные купюры в карман сотрудника ГАИ, принимающего экзамен по вождению. Женщина хваталась за множество дел сразу, в итоге ничего не успевая. Она даже, усмирив гордыню, ходила к Щербакову, упрашивала того вернуться в отдел, только капитан майора послал, и далеко. А начальник ОВР отказывался визировать обходной лист Стеклову, заявляя, что «надо бы еще чуток послужить». Тщетно…
И тогда Елена Владиславовна приняла единственно верное для нее в сложившейся ситуации решение: быстренько накропала рапорт на увольнение в отставку сама. «Послужить еще», с учетом сведенной на нет работы со спонсорами, ее никто не уговаривал.
Постскриптум. Холеные ногти на мизинцах подполковник Попенко остриг. При этом нещадно матерясь.
К оглавлению...
