Действующие лица:
Героиня в разных возрастах, под названием «Я»
Голос «свыше»
Глумливый голос
Ангел
Не рождённая душа
Перед началом спектакля зрителям предлагается дописать в записочках предложение, которое начинается: «Если счастья не будет, то….» и сложить записочки в шляпу. Потом шляпу с написанными ими записочками ставят на видное место.
Почти всю сценическую площадку занимает большая сероватая ткань, она подвешена в виде задника, она же – экран для видеоряда, из неё проступает большущих размеров стул, нижняя часть которого равна столу. Пол застелен такой же тканью. Пространство между сценой и зрителями отгорожено крупной цепью.
На полу, среди причудливых складок – различные выпуклости. На заднике высвечиваются пляшущие, извилистые чёрно-белые строчки стихов, образы. В звуковом ряде, кроме напряжённой музыки – слова, странные звуки. Напряжение нарастает.
Пролог-договор
Внезапно ткань начинает шевелиться, из-под неё слышен голос.
Я. Всё! Не могу больше!.. Нельзя… нельзя больше откладывать… ведь будет поздно… пустите меня!.. (на поверхности появляется рука, она обшаривает пространство вокруг) Сверлит… как гвоздь в башке… (нащупывает голову) Но – почему?.. Почему? Почему? (Вытаскивает за волосы на свет сонную голову.)
Я (пытаясь подняться на ноги, скованная по рукам и ногам тканью). Где я?
Глумливый голос (лениво). У себя в голове.
Я (оборачиваясь вокруг себя). Кто это? Что?
Голос «свыше». Да ты это. И твой внутренний мир.
Я (ощупывая воображаемые стены вокруг). Такой серый?
Голос «свыше» (хмыкает). Яркий внутренний мир только у счастливых людей.
Глумливый голос (шёпотом). А не у тебя, дура!
Я. Но я – счастливый человек!..
Голос «свыше». Докажи!
Глумливый голос (шёпотом). Докажи, докажи…
Я. Докажу! Докажу! Докажу!!
Стучит по воображаемой стене, отделяющей зрителей. «Стена» рассыпается с характерным звуком. Видит зрителей, шарахается от них.
Я. Кто это?
Голос «свыше». Твои судьи.
Глумливый голос (шёпотом). А судьи – кто?
Я. Судьи?.. А!.. Доказать… им?.. Хорошо… я попробую… Вот – счастье. Ведь это такая штука, в которой нуждаются абсолютно все. Это, можно сказать, предмет первой необходимости. Но у каждого оно своё. И всегда его хочется ещё и ещё.
Ну, должен же быть какой-то ключик, какой-то секретный код или ход, который может каждого из нас привести в счастье. В его счастье – и сейчас, и потом… и – всегда! Ведь каждому, где-то в глубине души известно, какое оно – его счастье.
Так почему же тогда все мы большую часть своей жизни чувствуем себя такими несчастными?!! Все! Даже самые счастливые из нас!
Голос «свыше». Homo fortunatus!
Я. Homo fortunatus? Человек счастливый… Но это же я! Я! Я даже не знаю никого, кто подходил бы на эту роль больше.
Голос «свыше». Ну, что ж, доказывай!
Я. И тогда я попаду – в своё счастье?..
Глумливый голос (шёпотом). Доказывай-доказывай. Если получится…
Я. Ладно! Только когда я буду говорить «я», то, на самом деле – это уже не совсем я.
Ведь нас-то самих уже нету давно.
Счастливо ль ушли, несчастливо –
Мы просто наследники собственных снов,
Родители наших архивов.
Ничего, если я иногда буду говорить стихами? Просто время от времени, я ими думаю.
Сотворение персонажа, условия игры.
Выкарабкивается из ткани, в костюме из той же ткани.
Я. Ну, хорошо… так вот, значит, «я», вернее, это много-много самых разных моих «я». (Ощущет в себе множество «я».) Ну… И где тут у меня, во мне обитает моё счастье? Я иду искать!
Музыка – начало игры. Идёт на поиски. Наступает на грабли, обнаруживает Преграду – дорожный знак «кирпич», приделанный к рукоятке грабель.
Оп-па! А это что?.. «Кирпич»... это в каком смысле? В смысле – всё перекрыто? Дороги нет? Хорошее начало… А!.. Стоп!.. это уже было… да… такое чувство называется «дежа-вю»… да, да… точно… это были такие испытания… и я пыталась где-то там… что-то доказать... (мучительно пытается вспомнить).
Подсказка
Звук. На заднике-экране показываются руки, перемешивающие руны, вытаскивающие подсказку – руну.
Я. О! Подсказка! (Читает) Целостность. Этот знак означает стремление к самореализации и указывает путь, которого следует держаться. Но вы, в силу своей природы, уже являетесь тем, чем стараетесь стать. Вы должны осознать свою сущность, свой персональный миф и творчески выразить его.
Я. Ага!.. Значит, мой путь… осознать сущность… – творчески выразить… да-да-да…
(Продолжая вспоминать) Вообще, мне кажется, перед тем, как родиться, с нами там, наверху, заключают что-то вроде договора о том, какими мы будем и что должны здесь сделать…
Ангел-хранитель
(Находит накидку – Ангела, набрасывает на себя) А ничего, если я пока побуду таким вот Ангелом-хранителем?.. (находит зелёную куколку) А это у нас тут – душа, ещё не рождённая. Почему такая зелёная?.. Так потому, что ещё совсем незрелая! (Залезает на стол, похожий на большой стул, дурачится.)
Наверное, если смотреть высоко-высоко из Вечности, поток времени будет смотреться как однородное, слегка волнистое полотно, или как тело, покрытое гладкой кожей. А, если приблизиться и взглянуть на него через какой-нибудь гигантский микроскоп, то ткань эта зашевелится, закопошится всевозможными сущностями и процессами. И если умудришься нырнуть в него, то увидишь, что вокруг кипит и бурлит, кишмя кишит жизнь, толкается и манит, обещает и обманывает. Так, глядишь, зазеваешься, что и вовсе приживёшься, пустишь корни и забудешь заглядывать обратно, в Вечность…
А между нами и нашими ангелами-хранителями, до нашего рождения, видимо, происходит примерно вот что.
Дежавю
Разыгрывает диалог за двоих: Душа (куколка) и Ангел.
Душа. Но зачем? Мне и здесь хорошо.
Ангел. Но пойми! Это такая тренировка. Чтобы душа росла, ей нужно напряжение и распряжение, зарядка и разрядка.
Душа. Но что же там можно делать? Ведь всё это – сплошная нелепица…
Ангел. Да, но там это считается логикой и… Они называют это законами природы и изучают. (Душа, а вслед за ней и Ангел спускаются со стола, разглядывают зрителей).
Душа. А как же там можно что-то изучать, когда всё вокруг – плотное и тяжёлое? И, к тому же сам ты – плотный (трогает зрителя) и тяжёлый? И каждый шаг порождает всякие последствия – плотные и тяжёлые?
Ангел. Да, да, там всё и плотное, и потное, но тем не менее, поверь, это тоже, своего рода, форма жизни. И многие так привыкают, что даже держатся за неё.
Душа. За что же там держаться? Ведь это мука – быть таким неповоротливым и неподъёмным – ни полетать (вырывается), ни создать свои пространства-мысли.
Ангел (утихомиривая). Ну, полетать там, конечно, не очень-то придётся, разве что… на таких специальных приспособлениях… А создать свою мысль – это у них тоже есть. Да и пространство тоже! Правда, на это, как правило, уходит практически вся жизнь, да и пространствишко, сказать по правде, зачастую совсем малюсенькое… как его там… А! – дом называется … Так вот, они ещё очень гордятся его крепостью… и долговечностью.
Душа. Крепостью? Долговечностью… (смеётся). (На экране нарисованный домик – рушится) У них у самих-то жизнишки…– пшик – и нету. Звук. Всё рушится. Все тела, ну которые из материи, не успеют создаться, как тут же в них начинается распад. Чем же тут можно гордиться? (ухахатывается, внезапно посерьёзнел). А время! Надо же такое выдумать! Ведь оно же всегда только и делает, что проходит!
Ангел. Ладно, ладно… окунись сперва, освойся, а тогда и накритикуешься всласть. (зрителям) Вот народ!
Душа. Я вообще не понимаю, как там можно жить? Да и стоит ли? (убегает на стол)
Ангел (за ним). Э-э-э! Стоит, стоит! А потом – чего волноваться? Ты ведь будешь просыпаться сюда каждую ночь. Без этого, конечно, трудно было бы там удержаться – слишком большие перегрузки (гладит малыша по голове). А тут – полетаешь и расправишься как следует, разомнёшь отсиженную в теле душу. Так что – не бойся, будем видеться часто. (По секрету) Да там, и не просыпаясь, можно иногда заглядывать сюда – у некоторых получается. Чаще всего, от любви, особенно, если умудряются стихи, знаешь, писать, картины, музыку. Представляешь, ты, как бы там, а на самом деле – весь тут… ну, разве что тело…
Душа. Да, вот, кстати, о теле. А может, не надо? (Прячется под Ангелово крыло)
Ангел. Ну, вот ещё – не надо! (Вытаскивает его). Трудно будет – меня помяни, я всегда рядом. Давай-ка, давай, не упрямься. (Подталкивает, вглядывается вниз) У-у-у! Оно там уж заждалось совсем – тело твоё. Так что, мой маленький, (толкает душу, та упрямится) зажмурь поскорее свою бессмертную душеньку и ныряй – туда, в сон, на землю.
Душа. А может, как-нибудь?.. (бросается в объятия, ластится, как котёнок).
Ангел. Ныряй-ныряй, не бойся. Ты и оглянуться не успеешь, как снова пора будет сюда возвращаться. Ещё во вкус войдёшь, упрямиться начнёшь, цепляться. Знаю я вас… ох, народ! (Подталкивает маленького.)
Душа. Но зачем?! (Ангел, оглянувшись, даёт ему пенделя) А? (падает; удаляющийся голос) уа! Уа! Уа!
Ангел. О! Получилось! (Глядит вниз, на улетевшего.) Ну, с Богом!
Я (как бы, очнувшись). Кстати, ведь это счастье, что у каждого из нас (слезает со стула, поднимает душу, баюкает) есть Ангел-хранитель. (Прячет куколку) Что? Думаете, не у каждого? Ну, про себя вам, конечно, виднее. (Снимает и развешивает «Ангела» на место, гладит его). А у меня он точно есть. И это – счастье.
Дежурный голос. Счастье номер раз – Ангел-хранитель. (Звук – подсчёт счастья).
Это что же получается?.. Я должна собирать счастье? Это – вроде как сложить его? Или набрать проходной балл? А, поняла! Когда оно соберётся, сложится, то уже будет всегда! Да? Хорошо! Тогда я буду наполняться счастьем… пускай оно живёт и хранится… (ищет – где) здесь (в районе сердца).
Звук – счастьехранилище. Хранилище – Ангел. Пластически впускает каждое счастье внутрь себя, в районе сердца.
Натыкаясь взглядом на «кирпич».
Я. А! Вспомнила… у меня, наверняка было совсем не так, как у них. Точно, всё было… наоборот – это я убеждала, что мне надо, надо родиться, во что бы то ни стало! (Подходит к дорожному знаку «кирпич», разглядывает его). Да! У меня был очень серьёзный шанс – не родится! И всё же я сделала это (выкорчёвывает дорожный знак) – я родилась, как утверждают очевидцы, такой радостной, такой счастливой, как будто сам факт моего рождения был для меня самым крупным выигрышем в истории человечества. (Отрывает от грабель и бросает дорожный знак «кирпич» на стол. Грабли – на пол.) Я сделала это!
Дежурный голос. Счастье номер два – рождение. (Звук – подсчёт счастья).
Звук – счастьехранилище. Хранилище – рождение. Впускает в себя счастье.
Я. Пошло, пошло моё время!
Время пошло – рождение Музыка.
Переход на другой уровень игры. Пластическая проходка.
Я. Самое главное в жизни творится, играя:
Пишутся песни, рождаются дети, стихи.
Может быть, всё оттого, что мы родом – из рая?..
Надо ж додуматься мне до такой чепухи!
Начало пути
Пытается пройти, натыкается на преграду – цепь. Звук электрического разряда.
Её отбрасывает назад, падает, потирает ушибленную коленку.
Я. Ай! Ничего себе!.. Кусается…(обиженно) М-да… рождение – это, конечно, удача. Но родиться – это ещё полдела. Ведь как-то же ещё нужно умудриться всё это прожить! (Наверх) А ведь ужас в том, что живёшь-то всё время – впервые! (снова зрителям) И всегда всё совершенно непонятно: что делать? Как? Куда? Зачем?
(К зрителям, чуть было не хватается за цепь, звук электрического разряда, отдёргивает руку). А!.. Нет, нельзя… (Наверх). Я просто преклоняюсь перед Божьей драматургией. А Он всю жизнь ставит для меня такой спектакль, что я не могу удержаться, чтобы не пересказать его – хотя бы чуть-чуть – своими словами.
Так мальчишки иногда взахлёб, самозабвенно рассказывают своим дружкам боевики: «…и тут он дуфф-дуфф!.. А этот – паф, паф! Паф!.. (все пули проскакивают мимо) А я (из пулемёта) – ту-ду-дуду-ду! Пах-пах-пах-пах-пах-пах-пахх!! И тут вдруг… (злодей наступает) Ага! (бьёт его по одной скуле, по другой, он её, падает)».
Подсказка
Звук подсказки, на экране появляется нарисованный бантик. На полу находит бантик, цепляет себе на голову.
Я. Смешно, но и я была когда-то маленькой девочкой. И время моё текло совершенно иначе, и даже выглядело иначе.
Время – детство. Музыка.
Обыгрывает намёком детскую пластику, учится ходить, падает, поднимается, делает первые шаги.
И с каждым днём мне всё легче удавалось взбираться на стул, а сиденье, которое было сначала на уровне носа, становилось всё ниже и ниже – по грудь, по пояс… а однажды я тянулась, тянулась, встала на цыпочки и положила подбородок на стол. Победа!
Дежурный голос. Счастье номер три – победа над окружающими предметами. (Звук – подсчёт счастья).
Хранилище – счастье победы над окружающими предметами.
Я. Счастье. (Впускает в себя счастье) Звук – счастьехранилище
Тогда всё вокруг было очень-очень большое – большущая комната с двумя огромными окнами и высоченным… (разглядывает себя в зеркале) зеркалом между ними; моя кроватка у стены; подушка, такая мягкая и любимая, на которой можно было уместиться целиком, если хорошо свернуться калачиком, и сладко засыпать под стук бабушкиной швейной машинки. (Засыпает на одной ноге, разворачиваясь, оборачивается уже бабушкой)
А утром бабушка, одевая меня, много раз повторяла: «Скажи – р-р-р-рыба, р-р-рыба…
Я. (добросовестно, но беспомощно пытается повторить) л-ыба, ы-ы-ыба…
Бабушка. р-р-рак, р-р-рак…
Я. (пытается повторить) л-ак, а-а-ак..
Бабушка. р-р-рак, р-р-рак… р-р-рыба…».
Я. (пытается повторить, что-то наклёвывается) л- рыба, ы-рыба… аак… рак…
И вдруг мой язык, который только что неловко подворачивался и закручивался, звонко-звонко завибрировал: «Р-р-рыба, р-р-рыба, р-р-рак, р-рак!..»
Вот, вот счастье!
Дежурный голос. Счастье номер четыре – первая победа над собой. (Звук – подсчёт счастья).
Копилка-хранилище – счастье победы над собой.
Впускает в себя счастье. Звук – счастьехранилище
Я. По крайней мере, первая, которую я помню.
А потом бабушка отводила меня в садик. А в садике меня любили (воображаемая воспитательница берёт её за руку). Бывало, воспитательница ставила меня перед всей группой и говорила: «Рассказывай!» А я сочиняла что-то прямо на ходу, то ли сказки, то ли рассказы – не вспомню уже, только я стояла и рассказывала, вот, приблизительно, как сейчас, а все слушали.
О! Кстати, счастье!
Дежурный голос. Счастье номер пять – самовыражение. (Звук – подсчёт счастья).
Хранилище – счастье самовыражения.
Впускает в себя счастье. Звук – счастьехранилище
Ну, как – всё? Доказала? (Молчание.) Ну, давайте уже, раскрашивайте мой мир! Счастья хочу! (Молчание.) Ну, вот же я вся уже переполнена счастьем! Ведь ясно, что я уже насовсем – Homo fortunatus! (Глумливый звук).
На экране забегали солнечные зайчики. Музыка.
Я. А!.. хорошо, вспомнила!.. потом, когда я была уже не очень маленькой девочкой… (пластика подростка, обходит, смотрит на себя в зеркало), настал один момент, который пронзил меня насквозь солнечным светом, как стрекозу булавкой, и пригвоздил на веки вечные прямо к Богу в петлицу.
Было лето, я стояла перед зеркалом, которое умещало меня всю целиком. Из окна лупило солнце, и, отражаясь в зеркале, затапливало мне лицо, волосы, глаза. И вдруг я поняла, что – родилась и живу. Прочувствовала эту ликующую радость всем существом – насквозь, навылет, – что у меня есть я, со смуглой кожей и струящимися золотыми волосами, что во мне пульсируют, затаившись, немереные силы и возможности. А ведь всего этого могло и не быть! И осторожная, как тайный сговор, благодарность потекла золотой нитью к Тому, кто одарил меня всем этим богатством.
Теперь, когда мне бывает больно или пусто, тоскливо или бессмысленно, я заглядываю в это мгновение, как в бездонный колодец, сквозь который видны золотые прииски моей судьбы. И тогда, алчным золотоискателем, я начинаю понимать, как много из обещанного, всё ещё не сделано, как много упущено, и как много ещё нужно, нужно сделать, во что бы то ни стало.
И больше всего я задолжала этому трепещущему золотою рыбкой ощущению бытия, которое обязано оставаться во всём, что я делаю, к чему прикасаюсь.
Дежурный голос. Счастье номер шесть – причастность к Творцу. (Звук – подсчёт счастья).
Хранилище – счастье причастности к Творцу.
Впускает в себя счастье. Звук – счастьехранилище.
Я. Ну что – мало?..
Молчание.
Ладно! Мне ведь ещё повезло. Мне повезло родиться – в Одессе.
В Одессе удивительный воздух, ленивый и чувственный, и в то же время, пропитанный живительными импульсами, как первобытный, доисторический бульон, в котором зародилась жизнь. А море! (Ткань, расстеленную по полу, обыгрывает как волны в шторм)
Остановись на косогоре!
Сегодня нам в подарок – шторм!
В кипящих белым крыльях моря
Тела разбросаны, как корм.
Вот море алчное, беснуясь,
Решившись всех перебороть,
Нас превращает в отбивную,
А может, молотую плоть.
Ты, как вратарь, летишь, рискуя,
Чтоб всею плоскостью попасть
Вон в ту, голодную, большую,
Наисвирепейшую пасть.
Разжёван пенными зубами,
Ты, как и все, до визга рад,
Что спутал голову с ногами
Вестибулярный аппарат!
И, пав на берегу, – не вскоре,
В изнеможении борьбой,
В наждачной перебранке моря
Очнёшься вдруг – самим собой!
Время – юность.
Музыка. Пластический переход из отрочества в юность. Путь.
Весна в тот год совпала с первой «взрослой» любовью, с ощущением, что я – девушка, с распирающе-томящей болью растущей груди и поющим, как струна, телом, пружинисто изгибающимся во время ходьбы. А взгляды тогда чутко воспринимались всей кожей, и были почти равносильны прикосновениям. Влажный от весенних дождей ветер проглаживал лицо и шею, запускал свои пальцы в гущу волос, от чего они кудрявились пышным ореолом и волнисто развевались сзади, вдогонку моим стремительным шагам.
Ветер в меня влюбился –
Сладкий, щекочущий, пьянкий –
Впивается в ноздри, в губы –
Начало моей изнанки.
Слова брались неизвестно, откуда, вертелись в голове назойливо, как насекомые, пока не находили своего законного места в строке. Я шла своим любимым маршрутом: Пушкинская, Приморский бульвар, Дюк... Здесь, среди могучих платанов вспоминались разговоры таких взрослых поэтов и артистов. И обволакивающее присутствие Его, любимого.
К нашему двадцатилетнему руководителю студии пантомимы (Ставит на стол маску) стекались приятели его же возраста очень зрелые и мыслящие (ставит пачку сигарет), как казалось тогда мне, четырнадцатилетней. А я (самая маленькая в студии, по прозвищу Малая), почему-то частенько присутствовала на их бурных обсуждениях проблем мирового масштаба, иногда сопровождавшихся стихами, песнями, танцами и сухим вином (ставит бутылку). И жутко вдруг становилось от крамольной мысли – проговорить им что-нибудь из моих сложившихся где-то в мыслях (и даже, со страху, не записанных тогда!) строчек:
У меня душа – страстная,
У меня шаги – быстрые,
У меня ладонь – ясная,
У меня глаза – чистые.
Я люблю ходить голая,
У меня спина смуглая,
У меня длинны голени,
В волосах – волна круглая.
Я – ведьма, богиня, чертовка, русалка,
И мне ни единой души
Не жалко, не жалко, не жалко, не жалко –
Глаза мои так хороши.
И волосы вьются, как флаги на мачте,
И пальцы тонки у руки.
Любите, желайте, стенайте и плачьте,
Смотрите, как ноги легки!
Как ноги легки и длинны, и проворны,
Как стройные бёдра круты…
И это из сердца не выдернешь с корнем
Ни ты, и ни ты, и ни ты!
(Испугалась.) Нет! Нет!!! Как можно – такое? (Убирает бутылку, маску, сигареты) Неприлично, стыдно, И вообще… Ведь они же уже – !!! А я ещё – ???… Ой! Нет-нет-нет! Я же не об этом – я о счастье!
Музыка.
Я. И вот оно, наконец, такое долгожданное первое свидание. Это было где-то на склонах, над пляжем Отрада.
Встаёт на стул. Из куколки души сворачивает гусеницу.
Гусеница ползла по ветке куста, молодая и зелёная, как всё вокруг.
Куколкой изображает ползущую гусеницу,
Она старательно подтягивала хвост, выгибая туловище, а потом, с гимнастической ловкостью, разгибалась, будто пыталась измерить длину своего пути в гусеницах.
Нарисованная гусеница тут же возникает и продолжает двигаться на экране-заднике.
Мы сидим на скамейке под кустом. Запах прогретой весенней зелени смешивается с запахом моря. Солнце уставилось на нас, как на школьников, ещё не напроказивших, но явно замышляющих что-то запретное.
Он раскинул руки по спинке скамейки. Так я оказалась уже наполовину приобнятой, по крайней мере, смиренно замершей где-то у него под крылом. И каждая мурашка на коже мучительно просит, чтобы эти, несостоявшиеся ещё объятия, сомкнулись уже на самом деле!
Он повернул голову, испытующе заглянул в меня. Я увидела зелёные глаза с загнутыми золотистыми ресницами, которые смотрели на меня с тою же проницательностью, что и солнце. Стало ясно, что двоечница здесь – только я. Конечно, мне же ещё только 14, а ему – уже 20! Паника внутри привела меня к полному столбняку… правда, какому-то блаженному.
– Малая! Знаешь, как называются эти цветы? – он наклонился и сорвал среди подростково-ершистой травы несколько маленьких жёлтых цветочков.
– … Нет, не знаю, – ответила я, понимая, что проваливаю первый серьёзный экзамен.
– Они называются «гусиные лапки», это мои любимые цветы.
– Я… я тоже люблю всё жёлтое, – пульс во мне начал беспорядочно метаться по всему телу.
– Ну, тогда я тебе их дарю!
В моей голове тут же заскакали не знамо, откуда поступающие справки: дарить жёлтые цветы – к обману, к измене, к разлуке…
– Нет, – пискнула я виновато и беспомощно, – жёлтые цветы дарить нельзя…
(Поднимая цветы) – Эти – можно, – убеждённо заявил он и сунул мне в ладошку махонький букетик.
Я уставилась в цветочные, наивно растопыренные мордочки, не очень понимая, радоваться мне или печалиться. Застав меня врасплох, он прикоснулся губами к моим губам. В первую секунду я одеревенела от неожиданности. А потом его руки стали обволакивать меня – вокруг меня свивался теплый кокон, и я понеслась куда-то вглубь жизни, навстречу сладкому, как нектар, вкусу… у-у-у-У-У…
И вдруг я зависла над поляной. (Со стороны). Внизу, на лавочке сидели двое – я, как-то по школьному сидя с аккуратно сомкнутыми коленками, зажав в ладошке «гусиные лапки», и он, обвив, как плющ, мои плечи и талию. Мои волосы разлились с запрокинутой головы золотыми волнами по его рукам. Казалось, двое жадно пьют друг друга и никак не могут напиться… Это длилось вечно.
На экране-заднике нарисованная гусеница. Музыка
Гусеница старательно подтянула хвост, потом вытянулась… о!.. сочный дух листа… Кусь… о!.. ещё, ещё… да, да, да… вот так и должно быть… всег-да… да… да…
Хоп… и я снова здесь, в своём теле… Ничего не понимаю… Мы как-то, с трудом отлепились друг от друга. Плечом я вписалась ему подмышку. Перед глазами – его ухо и слегка небритая щека… он с трудом переводит дыхание.
– Малая! Ты меня любишь?
И снова паника. Как?.. что надо говорить?.. это можно… – говорить «люблю» вот так, прямо – сразу?..
– …Н-не знаю…– не найдя ничего умнее, ответила я.
– Как «не знаю»? – Он смотрит на меня с явным раскаянием, – Малая!.. Запомни, целоваться и отдаваться можно только по любви.
– Да, да. Я люблю тебя… люблю! – И я, даже, кажется, вскакиваю… Но, как же теперь всё это звучит глупо и неубедительно! Детский лепет на лужайке… а-а-а… какая же я дура!
Он, нехотя, но неотвратимо выпрямляется, приглаживает мои волосы… ребёнка по головке погладил – мелькает у меня…
И, кажется, что-то ещё говорится… как в вакууме… а вскоре он ведёт меня домой, и, в общем-то, ласково прощается у подъезда (машет рукой, поворачивается вслед).
В серой прохладе я поднимаюсь по лестнице, упрямо перешагивая через две ступеньки… Вдруг замечаю зажатые в кулаке цветы. Они уже повисли в полуобморочном состоянии… а я и не заметила, как удушила их. И тут мордочка моя вся скрючивается, а из глаз жгуче и сладко выкатываются слезищи, бороздят щёки, подбородок, валятся прямо на «гусиные лапки».
– Ы-ы-ы-ы!.. Ы-ы-ы-ы-ы… ы-ы-ы-ы!.. Бестолочь!.. Ну, почему я такая бестолочь?!!
Дежурный голос. Не засчитывается! Счастье не обнаружено.
Я. Нет, подождите! Тут же не в этом дело. Если бы я знала тогда, сколько с ним будет связано ещё и слёз, и радости… А однажды, после какой-то вечеринки, он сказал мне: «Малая! Из тебя получится мировая актриса!» И я вдруг поняла – да! Точно! Актриса! Как он угадал! Ведь это моё – да, точно!..
А после была первая поездка, с концертом пантомимы в Москву, когда я подумала: «Да как же тут люди могут жить?! Все какие-то сумасшедшие. В этом шуме, суете, с этими расстояниями? Я бы – ни за что не согласилась! Не-не-не!»
Года через два я приехала в Москву штурмовать театральные институты.
Сейчас я пробегаю иногда по московским переулкам, и чувствую, что где-то здесь бродит та самая девочка, заряженная как бомба с часовым механизмом.
Она, хрупкенькая такая, с виду, тащит в себе весь тот запас зелёных, несозревших ещё даров, проблем и любви, никуда не деваемой, как неразменный пятак, величиной с планету – словом, всего того, что я расхлёбываю вот уже не одно десятилетие.
Она ещё ничего ни о чём не знает – состоится ли, сбудется ли, даже не знает, возьмут ли её в театральный институт. Она только хочет, непомерно много хочет. И сейчас мы проскакиваем друг через дружку насквозь– она, уже опалённая, но ещё ничего не ведающая и я – уже столько пылавшая и столько отведавшая!..
Но до чего же иногда заковыристо формулируются и приходят подсказки Судьбы!
Или это высшие драматурги просто так упражняются, прикалываются, а я – исполняй? Не устаю поражаться их остроумию!
Бывает то и дело, пройдёшь по давним дорожкам своей Судьбы, заденешь рукавом себя, прежнюю, и думаешь: а ведь, если бы я тогда не… то сейчас бы и… Но ведь не подскажешь никак себе – той, не подчистишь и не подправишь!
И – то боль обжигает, то стыд, то досада, то счастье… (наверх) то СЧАСТЬЕ, что прошла всё-таки когда-то те уроки.
Дежурный голос. Счастье номер семь – познание. (Звук – подсчёт счастья).
Хранилище – счастье познания
Впускает в себя счастье. Звук – счастьехранилище.
Обрадовавшись, нечаянно натыкается на цепь – она не кусается.
Я. Ой! Не кусается! Приручилась!
Торжественно снимает цепь между собой и зрителями)
Новый уровень, новые условия игры. Музыкальная отбивка.
Испытание огнём.
На экране появляется дерево.
Я. Подсказка! У лукоморья – дуб зелёный, златая цепь на дубе том…Дуб… дерево… деревья…
Внезапно наступает на грабли, пугается.
А-а-а!.. На те же грабли! Кошмар! Не жизнь, а какая-то зона повышенной опасности. (Пытаясь применить грабли, сгребает ими ткань в кучу) Ну, должна же быть хоть какая-то определённость? Ведь никогда ничего нельзя точно знать заранее!
Глядя на кучу ткани, вспоминает.
Я. …Однажды зимой мне пришлось наблюдать, как рубили деревья и жгли их в костре. Случилось так, что мне досталась роль кострового. Но разжечь среди снегов свежие, невысохшие ветки было непросто. Их приходилось поливать какой-то горючей смесью. Наконец пламя полыхнуло и разгорелось.
И тут я увидела зрелище, которое меня потрясло. Малюсенькие почки на ветках, заготовленные впрок для не наступившей ещё весны, прямо на глазах начали взбухать и лопаться, выпуская нежно-зелёные листочки, которые нехотя поддавались пламени и, спустя несколько долгих секунд, чернели и рассыпались пеплом.
Кучи подтаскиваемых веток росли, и я, заворожённая, подбрасывала их в огонь, наблюдая, как охваченные пламенем, уже отрубленные от жизни, ветки переживали свою жаркую, скоротечную весну, чтобы, едва успев изумиться, опрометью броситься в небытие.
А огонь скакал, выплясывая свои магические выкрутасы, с торжеством пожирая всё новые и новые жертвы, растопыривающие зелёные пальцы, пытающиеся уцепиться за пролетающее мгновение, успеть обнять, потрогать, прожить исходящую жизнь.
(Глядя в костёр) Счастье это для них или нет?.. (глядит наверх, потом снова в костёр). Вопрос на засыпку.
Я тогда задавала себе массу вопросов, и с возмущением думала: да как же это можно терпеть, когда муж пьёт?.. Или как можно изменять или простить измену? Вот я бы – ни за что!..
И на все вопросы, по поводу которых я так негодовала, со временем, судьба давала мне такие развёрнутые, такие исчерпывающие ответы… И как так можно, и почему это терпят, и многое-многое другое, чего я даже и знать-то не хотела.
Подсказка
На экране тасуются карты Таро, выпадает Шут. Звук.
Я. Ага! Вот она, подсказка… (читает). Шут. Значение карты: Не упускай возможности отправиться в неизведанное! Иди вперёд и не бойся сорваться в пропасть – ты упадёшь не вниз, но вверх. Учись смеяться над собой, и ты поймёшь, что жизнь, в сущности, только игра.
Игра… ну, конечно, игра – сцена…
Я вошла на сцену, когда репетиция уже началась. Он стоял почти спиной ко мне…
На коленках – штанов пузыри,
Ты нелепо застыл в круговерти.
Повернись, на меня посмотри!
Что за чушь – испугалась до смерти…
И с тех пор, рассыпая дары
Из наотмашь распахнутой дверцы,
Я лечу, кувыркаясь, с горы,
Поскользнувшись на собственном сердце.
Всё равно колосятся сады,
Изумляя тебя, иноверца,
И растут, созревая, плоды
В целине распростёртого сердца.
Он стоял почти спиной – долговязый, нескладный, в каком-то линялом тренировочном костюмчике, а когда повернул ко мне свою смешную мордаху, и глаза наши встретились, я почему-то остолбенела, и в голове пронеслось: «Вот смерть моя!..»
Потом были несколько лет, когда я не подпускала его к себе близко. За это время он вызывал у меня самые разные чувства – (зрителям) от жгучего интереса (ему, в двери) до полного безразличия, (зрителям) от восхищения его артистизмом и чувством юмора (ему, в двери) до презрения и омерзения, когда он клеился ко всем женщинам, без исключения. (Зрителям) В ту пору я была ещё первый раз замужем, и была абсолютно уверена – что (ему, в двери, уходя) никогда, ни при каких обстоятельствах не изменю мужу. (Ему, вернувшись). И что – уж от такого-то дикого бабника я совершенно застрахована.
(Отвернувшись) И, тем не менее, настало время, когда (обернувшись к нему через плечо) взгляды наши пересеклись и законтачили с такой силой, так безраздельно и безысходно, что ещё после года безнадёжной борьбы всё же произошло то, что я считала совершенно невозможным.
Дежурный голос. Счастье не обнаружено.
Я. Ничего, сейчас обнаружится!
Во взгляде твоем желанье -
Сильней, чем земли тяготенье.
И в нашем любом касанье -
Одно кровообращенье.
Пульс - громче пальбы ружей.
Слетает одежд накипь.
Сплетаюсь с тобой снаружи,
Врастаю в тебя с изнанки.
В без-тактной игре метаний,
В несбыточном счастье муки
Смешались слова, колени,
Язык, и губы, и руки...
И, больше нигде не вмещаясь,
Друг другу себя исторгнув,
Забывшись, летим в Вечность
Под песни моих стонов.
Я. Ну что – счастье?
Глумливый звук.
Зрителям, по секрету.
В ужасе от случившегося, я дала себе слово, что это никогда не повторится, а я всё забуду. И действительно, точной даты – когда всё началось, я назвать не могу. Зато связь наша продлилась больше 20-ти лет, с невероятными взлётами и немыслимыми передрягами, с чудовищными расставаниями и встречами, переполненными запредельным счастьем с разводами и уходами в другие браки с новыми и новыми возвращениями друг к другу.
Чем попусту воспитывать –
Вкушать тебя, испытывать! (Начинает писать на бумажке)
Любимый мой испытанный,
Живи уж невоспитанный!
Пишет на коленке у табуретки.
Ещё, ещё, ещё, ещё, ещё бы
Под водопад любовно - бранных слов...
Любить тебя на сквозняках трущобы
Среди поднятых на дыбы полов.
В пролом видны прохожие и кошки.
Ты ловко и бесшумно - алле оп -
Оставил мне кольцо и босоножки,
А остальное - лишнее - соскреб.
Среди обломков, пыли, хлама, стружек,
На каверзной ступеньке - хоть бы где
На волю, вверх, навстречу, внутрь, наружу,
Освободив друг друга из одежд.
...................................................................
А после наизнанку одеваться,
Нарваться на бродягу с бородой
И вместо душа долго умываться
В стакане с газированной водой
Меня – куда, поесть не дав,
При всём честном буфете?.. –
Наверх, по лестнице – туда,
Где поживает ветер!..
Ты всё же выплавил глазок
В моём оледененье –
И наезжает потолок,
И пенятся колени,
Ступеньки – дом, стена – постель...
А ты, видавший виды, –
Что, не встречал ещё досель
Живой Кариатиды?
И не помог ревнивый торг,
Припрятанный неловко,
И злобный вырвался восторг:
“А хороша, чертовка!”
................................................
В буфете кончился народ,
Но ждет меня, скучая,
Окоченевший бутерброд
С остолбеневшим чаем.
Ему, в дверь.
Но если ты не можешь жить,-
Ни спать, ни пить, ни есть, -
Плевать, что так не может быть,
Важней - что это есть!
Дежурный голос. Счастье номер восемь – взаимная любовь-страсть. (Звук – подсчёт счастья).
Хранилище – счастье.
Звук – счастьехранилище. Впускает в себя счастье.
Я. Да, это всё – счастье! Счастье! Счастье!
Мне не понять, какой породы.
И вновь замру, поднявши бровь,
Перед явлением природы,
Чья суть – моя с тобой любовь…
Ни объясненья, ни закона.
Скрутить мозги, разинуть рот,
Но не понять! Определённо.
Всё точно…– до наоборот!
Но до чего же тут всё складывалось жутко, дико, катастрофически…
А я, маниакально, несколько лет подряд, всё отстаивала, как еретичка на костре, свою отчаянную, неистовую веру, пыталась переиграть судьбу, что-то поменять в себе, в нём …
На этот раз была идиотская ссора из-за какой-то нелепой девицы. Вроде и не было там ничего из ряду вон выходящего. Только, видно, что-то где-то переполнилось во мне… (Музыка.) из непонятных глубин нарастал нечеловеческий гул, и нужно было скорей унести себя, отовсюду… от чужих глаз и ушей … чтобы не взорваться у всех на виду…
Я неслась домой. И вдруг всё – одно за другим, одно за другим стало складываться – каскадом – в одно целое – маленькие осколочки, большие… всякие… и тут всё стеклось, наконец, в одну точку… сложилось, сложилось, сложилось… и наступила ясность. Полная ясность. Просто ты – другой. В тебе всё иначе устроено! Вот эта всеядность – твоя жизнь. Ты НИКОГДА не будешь любить так, как я. Тебе просто нечем! У тебя в этом месте души ничего нет – пусто!
А вот во мне – почему-то!.. утолить эту гудящую, воющую лаву можешь ты, и только ты. И без тебя в моей жизни всё обращается в ничто, умножается на ноль. И только с тобой я – вылетаю за все пределы… и свет, и жизнь, и счастье, и полнота бытия – только ты… Ты спусковой крючок, дверца, окно… лазейка в ту, самую главную мою жизнь… но – никогда… нам – не встретиться там, в этом свете… никогда… и мне быть без тебя – всегда… что бы я ни делала, как бы ни сложилось... и не спасли бы ни штампы в паспорте, и ни жизнь под одной крышей… бесполезно! …осторожно… сейчас… взорвусь… бегом, домой… с глаз, с глаз, от людей, скорей… бегом… лестница, лифт, дверь… закрыть… всё… (закутывается в ткань с головой, как в кокон).
А-А-А-а-а-у-у-у-у!!!... АааааауууууООООо!!!... А-а-а-ва-а-а-а-у-у-о-а-ы-ы-ы…
Вой из меня вырывается с чудовищной силой. Меня бьёт и мотает об пол и о батарею… стол, стулья, окно, всё это – вид снизу. Изо рта вместе с воплями выходят струи чёрного дыма и, змеясь, уползают в форточку. Руки, кажется, разбухли до размеров грелки, с сарделечными пальцами, которые вот-вот треснут, потому что из них, гудя, текут высоковольтные токи. Душа рвётся вон из тела… Тело – то выгибается дугой, то корёжится и выламывается, выворачивается наизнанку… О-О-У-у-ы-а-а-и-и-и это – длится, длится, длится… нескончаемо-о-о-о!!!… Вдруг – хоп… и дальше ничего нет... и я прекратилась. Совсем.
Я до сих пор не знаю, была ли это – физическая смерть… Но для меня это был опыт смерти… …от которой я, как ни странно, очнулась.
Очнулась перед рассветом, в серых сумерках. Тела не чувствую – не моё. Вспомнила… а ведь – всё кончено… М-м-м… что же дальше?.. и зачем?.. всё – испепелено. Пустыня. И ничего не нужно. Глаза открылись с трудом. Сама не заметила, как стала молиться, вперивши взгляд вверх, перед собой, в окно, в небо…
Отпускает ткань, которая постепенно сползает.
И в этом полном отсутствии всего, вдруг поняла: «Я – есть! (вышла из кокона) То, без чего нет жизни, отнято. Но я-то – есть!» Есть – я. И Тот, в небе, вокруг, во мне… Которому молюсь.
Музыка.
И от этого в меня потёк первый вздох… как будто Кто-то дышал на замёрзшее стекло… потихоньку начала оттаивать на поверхности рёбер лунка… жизнь внедрялась всё глубже и глубже внутрь, отвоёвывая телесное пространство. «Возлюби... всем сердцем твоим, всем разумением твоим... возлюби... как самое себя... а остальное приложится...» Вместе с потеплением, изнутри начался озноб, захотелось скрючиться, руки, ноги, пальцы не слушались, как отдавленные. Сил не было. Совсем. Нелепая и беспомощная, как медуза на песке… (идёт к табуретке, садится). Как-то дошевелилась до кровати, вползла во взбаламученную кучу подушек, простыней, одеяли, трясясь, отключилась. (Голову – в колени).
На видео – из куколки – бабочка мульт. Музыка.
Тесно… и душно… и темно… надо упереться… нетерпеливо повести туловищем… Вдруг через треснувшую оболочку хлынул поток света и запахов.
Поднимает голову.
Всё было мучительно знакомым… но в то же время – совсем другим…
А самое главное – другою была она сама… Что-то изнутри томило, распирало, звало… Она повела плечиками, изо всех сил взмахнула крылышками… и вдруг поднялась в воздух… и полетела… А… А… А… взмах, взмах, взмах… я… лечу-у-у-у-у! всё выше и выше.
Я открыла глаза – в проёме распахнутого окна, на подоконнике сидела бабочка. Сначала она прикидывалась листком, непонятно как торчавшим из подоконника. Я пригляделась, потом приподнялась на локтях. Бабочка размеренно-демонстративно похлопала крылышками, изображая аплодисменты.
В окно вливался солнечный день, заполнявший всё заоконное пространство. Захотелось пошевелиться. Встать. (Встаёт, нетвёрдо шагает вперёд). Всё тело было совсем слабым. Но, в то же время, я казалась себе намного легче обычного, и от этого нужно было заново учиться передвигаться. Я подошла поближе к бабочке, она слегка присела, пошире распахнула крылышки, как бы предъявив их напоследок во всей красе. Потом взмахнула ими и скачкообразно понеслась вдаль.
Я высунулась вслед за ней. Воздух был тёплым. Лицо обнаруживало робкую улыбку. А в глубине грудной клетки что-то уже ворочалось, топорщилось и копошилось, расправляя крылышки.
Какое счастье – я жива!
И ведь проблемы не решились – ни одна! Но – какое счастье, что я могу что-то делать со всем этим!
Дежурный голос (растерянно). Счастье номер девять – счастье жить. (Звук – подсчёт счастья).
Хранилище – счастье.
Впускает в себя счастье. Звук – счастьехранилище.
Я. А! (Идёт, напевая):
Пусть в доме вечный тарарам.
Я – странница. Моя страница
Всегда открыта всем ветрам.
Я по природе – ученица.
Звуковой переход на другой уровень игры.
Экзамен – половодье стихий (испытание избытком)
Атмосфера резко меняется. Звуки. На экране – молния, гром, гроза – ливень, потоки и звук воды, которая подступает. Тащит на себя ткань – укрыться от ливня, залезает на стол, оказывается в «лодочке», гребёт.
Подсказка
На экране – бутылка в волнах.
Я. А! Подсказка!
Ныряет, находит проплывающую бутылку, вытаскивает из неё записку, читает:
«Что такое счастье? Каким оно бывает?» Да какая же это подсказка? Это, скорее, экзамен! А-а-а… «Виды, способы его добычи в труднодоступных местах» Хороший вопрос! И главное – вовремя… (Продолжая грести и бороться со штормом.)
Бывает всё как бы здорово. Объективно – просто прекрасно. Только счастье, к сожалению, вещь весьма и весьма субъективная… Счастье бывает поразительно разным… Счастье родиться, счастье выспаться. Счастье писать, счастье жить (одно весло ломается, выбрасывает, продолжает грести другим). Счастье дышать воздухом, любимая работа. Счастье видеть, слушать музыку, гулять в лесу, плавать. Счастье летать. Счастье состояться, создать семью … (второе весло уносит, держится за лодку) счастье родить детей… Да что же так качает-то?..
(Держится за лодку, штормит). Помню, когда рожала своего первого ребёнка… я тогда впервые поняла, что такое ответственность… то есть, буквально, в физиологическом смысле слова…
Дикие, всё время нарастающие боли схваток, такие изнурительные, что в промежутках проваливаешься куда-то, в полное небытие, откуда болью тебя вытаскивает следующая схватка.
И вдруг в какой-то момент я почувствовала, что нахожусь как бы лицом к лицу с Богом – Он смотрит на меня откуда-то сверху и ждёт… как я справлюсь... Вот у меня внутри живой человек, и от того, как я его рожу, зависит его жизнь, здоровье... А я понятья не имею, как это нужно делать. Но кроме меня этого не может сделать никто. Со мной происходит что-то, чего я никогда раньше не испытывала, и я полностью во власти этой силы, которая крутит и вертит меня, как хочет. Но при этом ребёнок находится во мне – внутри, и только я одна в ответе за его выход на свет!.. (ложится, в изнеможении, на дно лодки) Но КАКОЕ ЖЕ СЧАСТЬЕ, когда это, наконец, произошло!
Дежурный голос. Счастье номер десять – продление рода. (Звук – подсчёт счастья).
Хранилище – счастье.
Лёжа, впускает в себя счастье. Звук – счастьехранилище. (звук потока воды слабеет)
Я. Потом я поняла, что есть ещё множество вещей, которые за тебя – ну точно никто не сделает. (Приподнимается). Никто никогда не напишет твоих стихов, картин, музыки, не сыграет твоих ролей – так, как ты. Никто не долюбит за тебя, не поймёт то, что ты должен понять, не проживёт твою жизнь и не отдаст это всё другим.
Стихи либо берутся откуда-то, диктуются, а ты только можешь их предельно точно записать… и нельзя уклониться. А если не запишешь, не успеешь, то забудешь даже – о чём, хотя казалось, что забыть невозможно... И остаётся дикое чувство вины и утраты. А иногда тебя переполняет жуткое напряжение, как в огромной скороварке, и нужно выпустить пар под страшным давлением, чтобы не взорваться. И оно отпускает только тогда, когда найдешь абсолютно точные слова – про то, что внутри, переведёшь на человеческий язык. Тогда наступает освобождение и счастье. И это невероятное счастье.
Дежурный голос. Счастье номер 11 – творчество, самоотдача. (Звук – подсчёт счастья).
Хранилище – счастье.
Впускает в себя счастье. Звук – счастьехранилище.
Глупее морды нет на свете,
Но мне – к лицу!
Так и попрусь со всем вот этим –
На улицу…
Недоумённо всяк прохожий
Цепляет взгляд,
Но пенной радости, похоже,
Не впрячь назад.
Подтягивает ткань.
Скрутить пытаюсь хоть отчасти
Улыбки прыть,
Но возмутительного счастья –
Не утаить!!!
Собирается убрать ткань.
Подсказка (звук)
Находит смятую бумажку, она начинает пульсировать с характерным звуком.
Я. О! Подсказка?! (Читает записочку) «Искать под столом». Под столом?.. (Находит под столом шляпу, надевает перед зеркалом) И что это значит? Незнакомка!.. Мм! Незнакомка!
Мы часто назначаем себе какую-то цель, которая, как нам кажется, должна будет соответствовать счастью. А всё счастье, которое течёт потоками когда угодно, без наших планов, мы просто не видим, в ожидании правильного счастья. А правильное или не приходит вовсе, или, когда приходит, вдруг оказывается… своей противоположностью…
Когда-то давно я играла в спектакле «Незнакомка», который очень любила – история о современной шестнадцатилетней девчонке. Это была, по сути, исповедь, непрерывный диалог со зрителями. В самом начале я выходила из глубины сцены с блоковскими строчками «По вечерам над ресторанами …» Ну, а в ответ, развесёлое гиканье, улюлюканье, хлопанье стульев: ну, подростки – спектакль-то для подростков! А я им: «По вечерам над ресторанами горячий воздух дик и глух…» А они: «гы-ы-ы… гэ-э-э… а ножки у неё – ничего… А что, если её раздеть… гы-гы-гы…» И дальше начиналась коррида – нужно было взять зал, во что бы то ни стало. А если этого не случится, то эта отвязная толпа просто сорвёт спектакль, разнесёт всё вдребезги... Но постепенно зал втягивался, начинал дышать с нами одним дыханием, смеяться и плакать вместе с нами. И это, конечно, было счастье, но давалось оно такими усилиями!.. И каждый раз нужно было проходить через такую мясорубку…
Я всё мечтала сыграть эту роль перед нормальными взрослыми зрителями, которые не будут шуметь и выкрикивать, с самого начала всё поймут и оценят… Однажды это произошло. «По вечерам над ресторанами…» «По вечерам… над ресторанами... горячий воздух дик и глух…» Худшего спектакля в моей жизни не было. Он был лишён того дыхания, того градуса жизни… той самой стихии – юной, глупой, необузданной, о которой и ради которой был создан этот спектакль. После этого я поняла, что самые хорошие зрители – это те, которые есть – сегодня, здесь, сейчас. (Раскланивается, снимая шляпу).
Дежурный голос. Счастье номер 12 – принятие того, что дано. (Звук – подсчёт счастья).
Хранилище – счастье.
Звук – счастьехранилище. Впускает в себя счастье.
Я. (Вешает шляпу). Двенадцать! Хорошее число. А может, я уже набрала проходной балл? Доказала, что я уже навсегда – homo fortunatus? А?.. (Глумливый звук) Нет?.. Опять нет?!! Прекрасно! Ну, что ж… тогда продолжим. Я убедилась, что счастье добывается иногда самыми непостижимыми, самыми невозможными способами. В жизни случается столько невозможного, что начинаешь понимать, что невозможность вообще относительна!
А можно ли быть счастливой, когда кругом – кризис, нищета, голод? Но именно в этих условиях я была так счастлива!!! Потому что тогда я любила.
Дежурный голос. Не засчитывается! Счастье любви отработано под номером 8.
Я. (Бунт) Бюрократы!.. Не засчитывается… (зрителям, по секрету) Правда, в этой семейной жизни за счастьем обладания пришло и счастье разлуки… «Ушёл муж! Какое облегчение! Как будто глистов вывела. Да, умею я выбрать... И что характерно, замуж я выхожу исключительно по любви... » Да! Да! Да!
Я прорастаю из любви, как из земли, как из основ.
И вырастаю из мужей, как из коротеньких штанов.
Я поняла! Мне нужен белый мамонт. Вернее, тот, кто мне нужен, явление в жизни такое же распространённое, как белый мамонт… на Пушкинской площади.
(Наверх) Отработано под номером 8!.. Но сколько я себя помню, лет с трёх, всегда была влюблена… Ну, почти всегда… А когда – нет, то ощущение такое странное, как будто вообще непонятно, что я в этой жизни делаю… и зачем я? Вся, как отсиженная нога, – вроде бы и есть, но себя не чувствую совсем… Не засчитывается!.. Раньше как-то Бог миловал, и за всю жизнь невлюблённых пробелов набиралось совсем чуть-чуть. А сейчас – затяну-у-улось…
Звуковой переход на другой уровень игры, только на этот раз – не ускорение, а торможение.
Пустыня
Атмосфера резко меняется.
Я. Любви поток, оскалив зубья,
Отхлынул, галькою шурша.
И, выброшена на безлюбье,
Шевелит жабрами душа.
Преграда – пустыня
Звуки пустыни. Пустыня – полу пантомима. Идёт, постепенно начиная увязать в песке.
И когда оно иссякло – не заметила. Будто шла-шла по пустыне, вода была на исходе, но на крайний случай плескалась где-то во фляжке. А тут вдруг стало невмоготу, хвать… а там пусто. Высохло всё. И когда она, пустыня эта кончится – непонятно, конца-края не видно… Она вроде океана – тоже стихия, только – наоборот, сухая.
Знать бы, что это – на время, перетерпеть как-то… Я ведь давно уже привыкла, как верблюд, черпать из себя, пока, наконец, не дорвусь… оазис… верблюд… колючки…песок… черепаха… Черепаха!
Время – гнёт.
Звук. Космическая пустыня.
Пантомима – путь. Тихо, почти без звука – шелест, шипение.
Сквозь космос несусь из глубин временных – и вовне.
Мой шаг – шире паха.
Я – та черепаха, что тащит китов на спине,
Я – та черепаха.
На мне – три кита этот мир, водрузив, понесли,
Несут, как на блюде,
Где бегают прямо у самого края Земли
Бездумные люди.
Но цирк этот самый, небесный, затеян не мной,
И адрес – неведом.
И купол небесный сползает с тарелки земной
И тащится следом.
А мне – удержать, добежать, сохранить, донести –
Ни вздоха, ни «аха»:
Легла впереди – бесконечность длиною пути,
А я – черепаха!
Падает без сил – превращаясь в придавленную черепаху.
Поднимает голову.
Нет, мой Господи, только не это –
Не зима!
Не отнимется яркое лето –
Я сама
Разбегусь босиком с косогора –
И взлечу.
(Постепенно поднимается, распрямляясь).
Не покоя, мой Боже, не спора
Я хочу.
Знаю – глупо, но мне бы – влюбиться!
Неба синь!
Зачеркни приговора страницу!
Отодвинь!..
Подсказка
Видео – руки размешивают в мешочке руны, достают – чистая руна. Звук.
Я. Да, да, подсказка! (Читаю) НЕПОЗНАВАЕМОЕ.
Пустота – это конец, пустота – это начало. Ничто не предопределено: нет ничего такого, чего нельзя было бы избежать. Это – прямое испытание вашей веры. Появление этой руны часто требует акта мужества, подобно прыжку в пустоту с пустыми руками. (Включаю свет)
А-а-а! Не понимаю! Ничего не понимаю!.. прыжок в пустоту с пустыми руками… (С претензией.) Вот спасибо! (Отвернулась, спохватываясь, извиняется.) Ой, нет! Нет!..
Верую, Господи, в неслучайность случая, в неподотчётность Твою, парадоксальность, непредсказуемость, любовь и чувство юмора.
Верую, что не всегда ты хочешь от нас того, что правильно.
И что на одну и ту же Твою загадку ответы у всех должны оказаться разными.
Верую, что жизнь свою нам нужно прожить так, чтобы Тебе, Господи, было интересно. А это трудно. Но Ты же для нас стараешься!
Верую, Господи, что параллельные прямые пересекаются в бесконечности. Если Тебе очень захочется. Иначе – на что она, бесконечность, если даже там не пересечься?
Но если у неё, у бесконечности нет ни конца, ни начала, то какая ей, в сущности, разница, когда и где нам, параллельным, пересекаться! Так почему бы – не сейчас? И не здесь где-нибудь, на этой Земле? А, Господи?
Да, забыла!
И спасибо Тебе за всё, что Ты делаешь!
Спасибо – Тебе и моему бдительному Ангелу-Хранителю.
Звук перемены уровня игры. Атмосфера сменяется гитарными аккордами.
Вид сверху
Пока звучит приятный мужской голос, преображается в Ангела:
Румяный диктор говорит о рыбьем корме
И о тайфуне с нежным именем Люси.
А вы слыхали про любовь в серьёзной форме,
Когда ревёт в ночи летящее такси?
Залезает на большой стул, глядит сверху.
Когда в вулкане чувств стихи бурлят как магма,
Когда допрыгался, греши иль не греши,
Когда вибрирует и ноет диафрагма,
Мы понимаем эту боль как боль души.
От имени Ангела, с оглядкой на Бога.
Ангел. Да что же это такое – опять прётся незнамо куда! Ну, пробка же, неужели не видно? Настырная… Ну, опять она, Господи! Да не суетись ты, успокойся, всё равно опоздаешь! Ой!.. ты что сдурела так свистеть?.. (Богу) Даже я чуть не оглох… Э, парень на бетономешалке, ты чего тормозишь? Не твоё это дело пассажирок возить, да и ехать тебе в другую сторону…
(Богу) Гляди, гляди, в кабину к нему громоздится! Да куда ж ты, родной, по тротуару – передавишь же народ-то. Мало ли, что надо ей… Ох, аферистка неуёмная, поблагодари водилу – он из-за тебя жизнью рисковал, а ты бежишь, торопишься…
Ой, что-то слишком быстро она до метро добралась. В вагон села.
Ребята! Кто там есть, сделайте что-нибудь… затор какой-нибудь. Я понимаю, что в метро пробку не организуешь, ну хоть поломку, что ли небольшую, минут так на 5. А? Сделайте, братцы, очень нужно, я в долгу не останусь! Ай, молодцы, ай, спасибо!
Что? – «Вот чёрт»?!! (Богу) М-да!.. приласкала!
Ну, не дёргайтесь… говорят же… Ненадолго это…
О! Всё… Ладно, братцы, всё, уже можно, нормалёк. пускай едут.
Если что – обращайтесь, я со своей стороны всегда подсоблю.
О! О! Уже можешь не мчаться, на работу всё равно опоздала.
А! Вот и оцепление, менты, скорая... Что рвёшься? Не видишь – авария, машины всмятку – в аккурат там, где ты всегда из-за поворота вылетаешь? Ага! Побелела? Ножки затряслись? Ну, что скажешь? (Богу) А! – «Слава тебе, Господи!»? Слава-то – оно, конечно, слава... Но и ангела своего помянуть не грех!
Так, стоп, здесь ты спотыкаешься!.. Спотыкаешься, тебе говорю!.. И не «вот, дьявол» тебе никакой. (Богу) Совсем распоясалась…
А вы не проходите мимо, уважаемый! Да, да, помогите даме подняться, коленку потрите, (Богу) ушибла всё-таки… Ну, обопрись же, бестолочь, когда мужчина руку предлагает. У него там от руки и до сердца недалеко, между прочим… И пускай проводит. И телефон свой не забудь ему написать. Чего?!?.. (Богу) Господи, опять она со своими условностями! Ну, скажи хоть ты ей! Упарился я с нею, упёртой! Прости меня, Господи! (Под козырёк) Понял! Куда от неё денешься? Святая обузанность. (Вниз, на неё) Ну, всё, порядок.. Э-эх! Дурында ты моя! Теперь отдохни уже и расслабься. Перед новой жизнью.
Пока снимает ангельское облачение, звучит приятный мужской голос.
Вчера всё было хорошо, всё было в норме,
Сигнализация пищала по ночам.
А вот теперь во мне любовь в тяжёлой форме –
К глазам задумчивым и к шёлковым плечам.
Спускаясь со стола, снимет крылья.
Пойдёт гулять под утро звонкий ветер летний –
По простыням, как по раздутым парусам.
А я вдыхаю каждый миг как миг последний,
А я со стоном поднимаюсь к небесам.
Обернувшись, видит – любимого.
Я. Всё. Достаточно ревела.
Слёзы горькие утри ж!
Вот он, есть – мой мамонт белый,
Только – вписанный в Париж…
В кружева дворцов и арок…
Нет, ей-богу, зареву.
Я дана тебе в подарок,
Но – вплетённая в Москву!
Бог придерживал заначку.
Но – шутник, ему всё мало –
Он припас для нас задачку
Почуднее интеграла.
Что же – выть, как волк с волчицей,
Выгнув шеи по жирафьи?
Может, как-то изловчиться,
Сделать что-то с географией?
Тут – слегка подвинуть горы,
Перелить чуть-чуть моря,
Чтоб явилась пристань скоро,
Где бы бросить якоря.
Глобус, временем вертимый,
Хоть немного поменять!
Сделай это, мой любимый!
Сделай это – для меня.
Сделай это… – для меня…
Молчание.
Я. Ну, что? Что мне ещё сделать, чтобы попасть, наконец, в моё счастье?!! Но почему так? Поймите же – счастье – это моя стихия. Я там родилась. Это, можно сказать, мой дом!
Пытается закурить, открыв пачку сигарет, находит записку-подсказку:
Подсказка (звук)
Я. Ха! Подсказка! «Пока не сложишь из данных тебе букв слово «СЧАСТЬЕ», домой не попадёшь. Искать в углу…»
Звуковой переход на новый уровень игры.
Анекдот
Находит доску, ставит на стол, конверт – оттуда вытаскивает буквы: А, (проговаривает) «А»… счАстье… (Прилепляет на доску, вытаскивает дальше О, прилепляет на доску) О?.. с-ча-сть-е… хм… (быстро вытаскивает дальше П, Ж, прилепляет к доске, шарит в конверте. Глядя на буквы: А, О, П, Ж, понимает, что это за слово, замирает у доски, опуская голову, почти спиной к залу. Долгая пауза. Разворачивается, поднимает голову к Богу, долгий взгляд). Из этого – счастье? (Зрителям).
В анекдот попала!..
Отвернувшись влево, от Бога, спиной к доске, пытаясь «держать хорошую мину при плохой игре».
Меня, кажется, можно поздравить с необыкновенным счастьем.
А что такое необыкновенное счастье? Это – в смысле, что сильнее всякой нормы? Или, что оно нахально происходит в ситуациях, которые обычно счастливыми не считаются, то есть никому не придёт в голову пожелать такого счастья на день рождения?
Если это так, то я необыкновенно счастливый человек, в обоих смыслах.
(К Богу, пытаясь вправить Ему мозги) Господи… я желаю себе самого обыкновенного счастья… Это (как мне кажется) когда живёшь с тем, кого любишь и любишь то, что делаешь. (Понимает, что Он – в курсе)
(Зрителям, пытаясь себя успокоить) Я свою заявку уже выслала… но покуда над моим счастьем ещё трудятся, оно там, видимо, ещё не созрело… думаю, что это не повод – быть, тем временем, несчастной… Если нельзя быть счастливой – обыкновенно, пока что я буду счастлива необыкновенно. Тем, что у меня есть возможность распутывать, развязывать невозможности. (Переставляет буквы, избегая слова, которое само напрашивается) Идти туда, где ничего не известно. Начинать то, что непонятно, как сделать.
(Себе под нос, переставляя буквы) Собственно, никому другому я такого счастья не навязываю. Оно у каждого – своё. А кто-то может быть, просто подумает: «Какое счастье, что у меня всё складывается иначе! Тоже мне – homo fortunatus ! Самозванка!»
Буквы ну никак не складываются во что-нибудь внятное и приличное.
Но когда-то же у меня должно хоть что-то сложиться по-человечески!!! (Глумливый звук) Всё! Хватит! Не могу больше! Не хочу НИ-ЧЕ-ГО!!! Всё! (Отрывает от доски и швыряет буквы на пол)
Голос «свыше»- В правилах игры бунт не предусмотрен! Набранные баллы недействительны. Ваш счёт обнуляется… обнуляется… обнуляется…
(Пауза. Спускается со стола, без сил.) Всё! Я проиграла. (Зрителям) Простите… Простите. Всё. Я сдаюсь…
Чтобы скрыть слёзы, закрывает лицо шляпой, подвернувшейся по пути. Оттуда высыпаются записочки.
Подсказка (звук)
Подсказка?.. (Читает их вслух, к примеру): «Если счастья не будет, то жизни нет»… «Если счастья не будет, то… живут ради того, чтобы поймать счастливый момент» (понимает, что это писали зрители) «Если счастья нет, то… всё плохо»… «Если счастья не будет, то… я его всё равно добьюсь»… «Если счастья не будет, я повешусь»… «Если счастья не будет, то… значит, плохо искали»… «Если счастья не будет, то… мир разрушится»… «Если счастья не будет, то… значит, нужно шагнуть в окошко»... «Если счастья не будет, то будет смерть»…
Я. Нет… нет… (Прижимая к себе записочки) Так неправильно… я… попробую…
Дежурный голос. Счёт обнуляется… обнуляется… обнуляется… обнуляется…
Пока звучит эта фраза, поднимает голову к Богу, потом смотрит на зрителей, кладёт записочки обратно, в шляпу, возвращается к разбросанным буквам.
Я (наступая на фразу). Я поняла. Счёт обнуляется. (Поднимает буквы, идёт к доске - складывать. Приклеивает «А», долго примеряю остальные буквы, потом Разрывает «О» на два «С», прикрепляет. Долго колдует с буквой «Ж», отрывает от неё «Ч», прикрепляет «СЧАС», потом разрывает «П», складывает «Т», «Ь», снова не получается дальше… Неожиданно, складывает два оставшихся обрывка от «Ж»в маленькую «е», на доске получается слово «СЧАСТЬе».Потрясённая, смотрит на зрителей)
Дежурный голос. Выигрыш – счастье. (Звук) Пройдите получить приз.
Я (не веря услышанному, спускается со стола). Но… счёт обнуляется…
Голос «свыше». «Может быть, всё оттого, что вы родом из рая?..»
Я. Что?
Голос «свыше». «Очнуться вдруг самим собой…»
Звучит музыка, а на экране взлетают разноцветные шары, воздушные змеи и парашюты, мелькают и звучат строчки стихов. Свет. Она в ярком платье, а вокруг развешаны и расставлены все яркие детали, возникшие во время спектакля.
К оглавлению...
