ВЕДУЩИЙ. Здравствуйте, дорогие и многоуважаемые писатели! Я очень рад приветствовать вас всех в этом зале, где буквально яблоку упасть негде. И это не случайно. Сегодня – знаменательный день. Сегодня мы чествуем человека, которого необыкновенно ценим, которым дорожим и заслуженно гордимся. И, прежде, чем мы откроем сегодняшнюю творческую встречу, я хочу попросить вас встретить горячими аплодисментами нашего несравненного, великолепного, председателя Союза Читателей и его единственного члена – выдающегося Льва Воробьишкина.
(Буря аплодисментов, на сцену выходит Лев Воробьишкин, раскланивается. )
ЧИТАТЕЛЬ. Спасибо! Спасибо, мои дорогие. (Шквал аплодисментов.) Я люблю вас.
ВЕДУЩИЙ. (делает залу знаки, аплодисменты понемногу стихают) Я понимаю ваш восторг, дорогие писатели. Для каждого из вас Лев Воробьишкин стал поистине родным и самым дорогим человеком. Я хочу обратиться к нашему обожаемому читателю: в чём секрет Вашего ошеломляющего успеха? Как Вам удаётся найти путь к сердцу каждого, да, да – к сердцу каждого писателя и никого не оставить равнодушным? (Благоговейная тишина.)
ЧИТАТЕЛЬ. О! Секрет прост, как сама жизнь – я читаю вас. Я читаю каждого из вас. Бог не дал мне счастья иметь детей. Вы заменили мне их. Для меня все вы – мои дети.
(Взрыв аплодисментов.)
ВЕДУЩИЙ. Прекрасный, исчерпывающий ответ, достойный Вашей огромной души. Скажите, но неужели мы все – такие разные, я бы сказал… полярные и, порою, друг друга взаимоисключающие… неужели все мы для Вас одинаково близки и интересны?.. И неужели, Вы всех нас читали?
ЧИТАТЕЛЬ. Ну, конечно, всех. А как же? Все вы, без исключения мне близки и интересны. Каждый – по своему. Да, пожалуй, это непросто… нужно обладать большой психической подвижностью, чтобы переключаться, скажем… с многоуважаемого классика Баклакова… ну, например, на дебютантку Лидочку Охрюмину…
(Возглас Лидочки из зала: Ах, он читал! Позавчера напечатали роман… Он уже прочёл!)
ВЕДУЩИЙ. Браво, браво! Я просто потрясён! Скажите, как Вас хватает на всё и на всех? Где вы берёте силы, время?
ЧИТАТЕЛЬ. Думаю, ни для кого не является секретом тот факт моей биографии, что мне пришлось отказаться от возможности создать семью ради того, чтобы посвятить себя любимому делу, делу моей жизни – чтению. От работы, в широком смысле слова, мне тоже пришлось отказаться, чтобы отдаться моему призванию до конца, без остатка. Потому что чтение – это труд, кропотливый, порой изнуряющий труд.
ВЕДУЩИЙ. Да, все мы знаем, что вы – великий труженик. Но… простите, насколько я понимаю, этот вид деятельности… не приносит доходов… Так как же Вам удаётся… э…
ЧИТАТЕЛЬ. (понимающе кивает) Сводить концы с концами? Мне никогда не удалось бы это, поверьте, если бы не мои писатели. Дело в том, что свои впечатления о прочитанных романах и пьесах я лучше всего излагаю за обедом. О малых жанрах (рассказы, юморески) предпочитаю беседовать за завтраком. Ну, а поэзия, особенно лирика, это удел вечернего… гм… времени, ужин, там, и всё такое. Вот, так и кручусь с утра до вечера. И с вечера до утра…
ВЕДУЩИЙ. Да, это поистине напряжённый, изматывающий ритм. Скажите, а когда же Вы читаете?
ЧИТАТЕЛЬ. Между. Между завтраком и обедом. Между обедом и ужином. Иногда – между ужином и завтраком. А бывает, даже во время… Скажем, обсуждаем мы за завтраком у юмориста Черешневого его произведения, а я тем временем поглядываю в роман Жабицкой и время от времени цитирую её. Очень любопытно получается. А после, на обеде у Жабицкой поглядываю в сборничек стихов поэта Низового и бросаю фразы так небрежно, между прочим. Какой эффект! Какой эффект!
ВЕДУЩИЙ. Я вижу, на Вас ложится ещё и просветительская миссия. Ведь, если бы не Вы, большинство писателей даже не подозревали бы о существовании друг друга. А благодаря Вам даже некоторые фразы у них на слуху. Читать-то мы, писатели, уже давно не пытаемся. Всё недосуг. Скажите, а что является для Вас самой большой трудностью в Вашем нелёгком деле? И над кем из писателей Вы сейчас работаете?
ЧИТАТЕЛЬ. Вы прозорливы. Трудности есть. И их немало. Особенно трудно даются крупные формы. Сейчас, например, я работаю над десятитомником нашего живого классика Эммануила Плотненького. Я прочитал уже 6 томов: «Младенчество», «Детство», «Подростковые прыщи», «Юность непутёвая моя», «Брак по расчёту», «Климакс». И сейчас с нечеловеческим трудом одолеваю седьмой том «Маразм». По несколько раз возвращаюсь и перечитываю страницы, чтобы уловить хотя бы подобие смысла, или – кто из персонажей кому кем доводится. Признаюсь, удаётся это далеко не всегда.
С какой завистью я думаю порой о радостном труде писателя – написал, не понравилось – порвал и выбросил страницу! А ещё лучше – сжёг весь роман к ядренее фене. А тут!.. Из песни, как говорится… хм… да и как я потом буду смотреть в глаза своему писателю? Жить надо честно. Это мой принцип. И я не боюсь трудностей. Пусть впереди у меня ещё три тома – «Глубокий маразм», «Автобиография» Плотненького и «Переписка с «Друзьями»», я смело заявляю перед всеми, что доведу начатое до конца, чего бы мне это ни стоило.
(Бурные, продолжительные аплодисменты.
Возгласы: «И нас, и нас – до конца! Чего бы это ни стоило!»)
ВЕДУЩИЙ. Вы видите, как вы нужны людям! Какое благое бремя Вы на себя взвалили! Нас много – писателей. А Вы – один такой! Чтобы – всех! И чтобы – от корки до корки. Встречаются, конечно, дилетантишки, которые мнят себя читателями. Пытаются даже пролезть в Союз Читателей. Прочтут немного, по верхам – Булгакова там, Достоевского, Набокова. Носом вертят: это мне не нравится, этого я не буду… Куда им до Вас! Кишка тонка. Пока на свете есть хоть один человек такой, как Вы, наша жизнь имеет смысл! Вы – столп и оплот. Вы… вы… вы – наше всё! (Прослезился и убежал со сцены сморкаться.)
ЧИТАТЕЛЬ. Спасибо! Спасибо! В такие минуты понимаешь, что жизнь… Что не зря… Что…
(Прослезился и величественно ушёл со сцены. Сморкаться.)
Бурные продолжительные овации.
К оглавлению...
