Коля стоял у церкви с протянутой рукой. Прихожане к нему давно привыкли. Кто денежку подаст, кто продукты. Люди знали, что все поданное Николай пропьет, но все ж давали. Жаль было беднягу.
Недалеко от церкви находилась городская свалка. Иногда на время Николай исчезал и несколько дней проводил среди людей, близких ему по духу.
После визитов в мир свалки Николай всегда возвращался в церковь – грязный, небритый, опухший, нередко с синяком под глазом, но всегда очень смиренный и жалкий. Через два-три дня Коля поправлялся, приводил себя в более-менее приличный вид и надолго прибивался к церкви, до тех пор, пока живущий в нем бесёнок бродяжничества вновь не тащил его на свалку.
Из прихожан и работников церкви больше всех опекали его старушки. Очевидно, глядя на жалкого бродягу с наивным доверчивым лицом, в женщинах подспудно просыпался материнский инстинкт, и они, забывая о том, что Коля уже давно свыкся с образом жизни бродяги и нищего, опекали его как «сына полка», как приёмыша, который нуждался в усиленном внимании и заботе. Но и Коля как будто понимал и стремился в их глазах выглядеть лучше. Женщины не успевали и рта раскрыть, для того чтобы попросить Колю в чём-то помочь – вылить из вёдер помои, вынести мусор, подмести двор, – как он уже торопился прилежно исполнить дело. Видимо, ещё и за это Колю жаловали в церкви, кормили его. И даже отец-настоятель Василий не скрывал к нему своего доброго расположения.
В храмовый праздник, на майского Николу, бездомного пригласили в трапезную, поздравили, усадили за общий стол. Николай вёл себя прилично и с благословения отца Василия, отныне стал трапезничать в церкви вместе со всеми. Староста Валентина нахваливала его за трудолюбие, за то, что он стал ухаживать за своей внешностью: регулярно умывался, чистил зубы, стирал свои старенькие поношенные вещи. Всем прихожанам церкви было радостно наблюдать за преображением Николая. Все видели благостное, почти чудотворное воздействие на бездомного церковной жизни. В короткое время Коля поправился, отпустил животик и стал растить аккуратную рыжую бородку. Вскоре его было трудно узнать. Из жалкого грязного попрошайки он превратился в благообразного мужчину, которого не знавшие его люди иногда принимали за дьякона или священника. Староста Валентина, с особенным умилением смотревшая на преображение Николая, теперь разрешала ему оставаться ночевать в церкви.
Прошёл месяц с начала благотворных перемен, однако что-то в процессе преображения Николая сбилось. Сначала он перестал выносить помои из трапезной, важно заявляя женщинам, что Господь сотворил мужчину не для подобных мелких забот, что «женщина есть производное из ребра Адама», и она была проклята за сорванное в раю яблоко, и обрекла себя на подчинение мужчине. Бабушки, опекавшие Колю, были так изумлены его важным речам, что не посмели ему перечить, увидев, кстати, что и обликом своим он теперь напоминал не какого-нибудь бродягу, а вполне себе православного прихожанина. Николай быстро вживался в новую роль. Иногда он повышал голос на трапезных работниц, указывая им на плохо прожаренное мясо, на несвежий хлеб, на неаккуратно вычищенную картошку. И все это, как ни странно, сносилось безропотными женщинами, вызывая в них безотчётный страх и благоговение перед преобразившимся Николаем.
Наконец, он стал раздавать советы некоторым из молодых прихожан в вопросах бытовой, семейной и даже духовной жизни.
Как-то раз в церковь зашла молодая пара, для того чтобы поговорить с кем-нибудь из знающих людей по поводу предстоящего венчания. Отец Василий был наверху, в молельном зале, где служил панихиду. Молодые люди заметили сидящего на скамеечке важного рыжебородого Николая, который в очередной раз отчитывал нерадивых трапезных работниц. Они решили, что так может выглядеть только духовное лицо и, немного смущаясь, подошли к Николаю, не зная, припадать ли к его руке или обойтись уважительным поклоном.
– Что вам угодно? – строго спросил Николай.
– Мы бы хотели узнать, когда у вас можно обвенчаться, – робко спросила девушка, а красный как рак юноша зачем-то полез в карман за бумажником и протянул сотенную купюру.
– Это на храм, – пряча глаза, пробормотал он.
– Значит, венчаться хотите? – спросил Коля, аккуратно складывая сотенную бумажку и пряча её в карман. – Что ж, это хорошо… хорошо… Венчаем в среду, пятницу и воскресенье. Нужно купить венчальные кольца и икону, которой вас будут благословлять родители.
– И всё? – радостно спросила девушка.
– Что же ещё? Ах да! Принесете тысячу рублей. Оплату произведете в день венчания. Ещё есть вопросы?
– Нет, – попятились к выходу молодые люди. – Бог спасёт.
Вся эта сцена происходила на глазах у старосты Валентины, которая направлялась в трапезную из молельного зала и случайно застала Николая за его наставлениями молодым. «Вот тебе и Коля-бомж, – подумала она. – Вот тебе и преображение…».
Когда отец Василий отслужил панихиду и спустился вниз, к нему подошла Валентина и рассказала обо всём, что только что увидела.
Отец Василий, несмотря на кротость и добродушие, в праведном гневе был неукротим. Он схватил оторопевшего Николая за шиворот и вытолкал его за церковную ограду, попросив сторожа проследить, чтобы тот как минимум неделю не появлялся у церкви.
– Пустим, когда поймёт, за что изгнан, – прошептал разгневанный отец Василий. – И покается.
Что оставалось делать ошарашенному Николаю, который поначалу даже не понял, за что его подвергли такому унижению, выставили прилюдно за шиворот из храма? Конечно, омыть своё горе вином, тем более что в кармане его рубашки приятно хрустела «заработанная» им сотенная. В общем, Коля пропал, очевидно, отправившись к своим друзьям на свалку.
Появился он через три дня – грязный, побитый, исхудавший, в порванной рубахе и совершено пьяный, в обществе опухшей, едва державшейся на ногах дамочки, похожей на существо третьего рода, ибо узнать в ней женщину было решительно невозможно. Парочка демонстративно продефилировала перед церковной оградой несколько раз. Остановившись напротив церкви, Николай гордо воскликнул, едва не уронив свою подругу:
– Эй, братья-славяне, глядите, как я гуляю! У меня жизнь вольная, не то, что у вас.
Прошло ещё несколько дней. У церковных ворот вновь появилась жалкая исхудавшая фигура со смиренно протянутой за подаянием рукой. По робкому выражению глаз, раболепной позе трудно было представить, что ещё неделю назад «преображённый» Николай командовал в церкви точно настоятель. Отец Василий, смягчившись, выслушал его покаянную исповедь и позволил ему кормиться подаяниями. Смягчились и женщины, которых Коля поругивал за плохо прожаренное мясо, и стали иногда пользоваться его услугами, а он на лету хватал просьбы вылить из вёдер помои или выбросить мусор и торопился их прилежно исполнить.
И было во всем этом что-то постоянное, как сама жизнь.
К оглавлению...
