«Серый человек» Владислав Кураш

 

В последние дни мая, когда устанавливается жаркая погода и города раскаляются, как консервные банки, начинается сезон летних отпусков. Большинство горожан, собрав свои нехитрые пожитки, выезжает на природу, на дачи, прячется от нестерпимого солнца в зелени беседок, под густыми кронами тенистых деревьев.

Мерно покачиваясь в гамаке, или просиживая весь день с удочкой у реки, бродя по лесным тропам, наслаждаясь свежим воздухом, щебетанием птиц, журчанием проточной воды, перекатывающей через мшистые коряги и валуны, забываешь обо всём и сливаешься с природой в единое неразделимое целое, наполненное умиротворением и гармонией. Это происходит настолько плавно и незаметно, что, в конце концов, когда приходит время возвращаться домой, не понимаешь, от чего так сáднит сердце и не хочется никуда ехать. И ещё долго не можешь привыкнуть к городской жизни и целый год ждёшь, когда же снова наступит лето, чтобы собрать свои нехитрые пожитки и всей семьёй или вместе с друзьями вырваться из душного города на лоно живой природы, туда, где обретаешь душевное равновесие и покой.

Каждый год в это время я отправлюсь со своими старыми университетскими друзьями на несколько неделек порыбачить на Сейм. Уже прошло лет десять с тех пор, как мы окончили университет. Жизнь разбросала нас кого куда по всему свету. Мы обросли семьями, новыми друзьями и знакомыми. У каждого свой бизнес, свои заботы, свои интересы. Мы больше не устраиваем весёлых пирушек и шумных вечеринок. Наши встречи теперь редки и случайны. Но, не смотря ни на что, мы всё же сохранили крепкую дружбу и неподдельный интерес, и любовь друг к другу. И каждый год в это время, следуя давней традиции, мы откладываем все свои дела в сторону, оставляем семьи и уезжаем рыбачить на Сейм.

Сначала нас было двенадцать – практически вся наша группа. Даже девчонки, Светик и Ксюша, поначалу ездили с нами. Кстати, они первыми покинули нашу компанию. Они давно уже стали мамами и теперь вроде бы как не совсем и прилично замужним женщинам ездить, кто знает, куда, в окружении такого количества мужчин. За ними – Серёга, Костик и Лёха. Лёха уехал на родину, в Карелию. Серёга – на золотые прииски в Магадан. От них уже много лет нет ни слуха, ни духа. Костик осел в Москве. Он иногда позванивает кому-нибудь из нас, время от времени поддерживает с нами связь.

И вот нас осталось семеро: я, Антон, Колька, Михалыч, Сева, второй Сева и Русик. Мы каждое лето неизменным составом с рюкзаками и удочками выезжаем на Сейм, и на несколько недель, отмахнувшись от всего, становимся настоящими дикарями, доисторическими неандертальцами, первобытными людьми, такими же задорными и юными пацанами, какими мы были десять лет назад.

Приятно, хоть и ненадолго, снова ощутить себя молодым и беззаботным, полным энергии и сил, эдаким сорвиголовой, среди таких же, как и ты, молодых и беззаботных, близких тебе по духу, понимающих тебя с полуслова, товарищей. Словно и не было этих десяти лет, словно только вчера мы окончили университет.

И вот мы снова стоим по колено в воде, со спиннингами в руках, на широкой песчаной косе, посреди огромной, сливающейся с горизонтом, реки, сверкающей и искрящейся на солнце до боли в глазах, и не хочется ни о чём думать: ни о прошлом, ни о будущем, ни о настоящем, хочется просто жить и наслаждаться этой обжигающей ноги водой, этим слепящим глаза солнцем, этим пьянящим ощущением вернувшейся юности.

Мы и в самом деле не так уж стары, нам всего лишь немного за тридцать, и жизнь, хоть, впрочем, уже и сложилась, но всё ещё манит своими радужными многообещающими перспективами, всё сильнее разжигает желание жить, радоваться и наслаждаться жизнью.

Мы всегда ездим в одно и то же место, приглянувшееся нам и полюбившееся с первого раза. Это деревня Духановка (всего пятьсот дворов), расположенная на левом берегу Сейма, на первой боровой террасе, среди шикарного соснового леса. Мы не любители туристических маршрутов и палаточных городков. У нас своя сельская романтика, с утренним парным молоком, со свежевыпеченным домашним хлебом, с душистым запахом сеновала.

В Духановке мы останавливаемся у тёти Веры. Мы называем её так, потому что привыкли к ней за долгие годы нашего знакомства, как к родной. Она всю жизнь проработала в сельской школе учителем. Ещё молодой потеряла на войне мужа. Своих детей Бог не дал. Зато чужих воспитала полдеревни. За это ей люди и по сей день в ноги до земли кланяются. Она давно уже не работает в школе, как и все сельские жители, держит небольшое хозяйство. Тяжело одной. Но мир не без добрых людей. Не забывают её односельчане, и колхоз, чем может, помогает, да и мы, когда приезжаем, и сена накосим, и дров нарубим, и по хозяйству управимся.

И она нам так рада, словно родные мы ей. Говорит, целый год нас ждёт, всё скучает. А когда уезжаем, всегда плачет.

Её дом стоит на самом краю деревни, за домом – небольшой огород, а за огородом сразу же начинается лес.

Ранним утром, задолго до рассвета, когда в деревне все ещё спят, с удочками и снастями, с приготовленной вечером наживкой, захватив с собой кое-что перекусить, по узкой лесной тропинке мы отправляемся на рыбалку. Ещё совсем темно и поэтому приходится идти осторожно, ориентируясь по знакомым приметам. Начинает светать и постепенно всё проясняется, приобретает чёткие формы, окрашивается в яркие тона. Под ногами приятно шуршит хвоя, стволы сосен, покрытые лишайником, шершавые и стройные, как корабельные мачты, тянутся вверх, к самому небу, а между соснами, внизу, на небольших полянках, поросших брусникой и вереском, играют и пляшут первые лучики солнца, пробивающиеся сквозь густые кроны деревьев. Где-то далеко за спиной раздаётся пение петухов, спустя какое-то время доносится мычание коров – село начинает просыпаться и всё вокруг оживает. Мы выходим из леса, и перед нами открывается живописная картина Полесской низменности. Когда-то здесь на протяжении сотен миллионов лет было море. Отступая, оно оставляло свои отложения, формируя тем самым современные грунты и ландшафт этого края. Затем был Днепровский ледник. Его сточные воды и приграничные ураганы закончили эту работу. И вот теперь мы стоим и не можем оторвать глаз от чарующей красоты Полесья. Во все стороны, на многие километры, во всём своём великолепии и величии, слегка подёрнутая утренним туманом, простирается бескрайняя долина реки. Широкий полноводный Сейм парует и поблёскивает матовым глянцем среди жёлто-зелёных, выгоревших под безжалостным солнцем, заливных лугов с сагами и болотами, поросшими вербой, лепешняком, осотом и очеретянкой.

На правом коренном берегу реки, круто возвышающемся над поймой, в не менее живописном месте, среди столетних дубов и клёнов, раскинулась деревня Камень. Отсюда хорошо видны её беленные известью избы с соломенными крышами, курящимися струйками дыма и выкрашенными заборами. Каменистый склон, спускающийся от деревни к самой реке, сплошь и рядом усеян громадными глыбами и валунами, миллионы лет назад служившими основанием морского дна.

Мы спускаемся в пойму, и под рубахи забирается обжигающая морозной свежестью утренняя сырая прохлада. Роса, громадными каплями висящая на траве, искрящаяся в лучах восходящего солнца, словно хрустальным ковром укрывает всю пойму. В воздухе, напоённом прохладой и влагой, смешиваясь с прелым дыханием болота, повис душистый букет ароматов луговых трав, среди которых угадываются и полевая мята, и конюшина, и келерия. Виляющая между оврагов и балок тропа выводит нас прямо к реке. Шумно взмахивая огромными крыльями, медленно поднимается из высокой травы испуганный енотом буро-серо-белый кроншнеп. Он поднимается высоко в небо и там замирает, превратившись в крохотную точку. Только куюиии-куюиии доносится до нас из-под небес.

Мы завтракаем и расходимся по широкой косе. Наловив рыбы, разводим костёр, стряпаем уху, обедаем и идём купаться. Вдоволь накупавшись, вылежавшись в горячем песке, с трофеями в садках мы возвращаемся назад. После ужина, задымив сигаретами, забираемся на сеновал, поудобнее устраиваемся в душистом свежескошенном сене и, глядя сквозь щели в прохудившейся дощатой крыше на звёзды, огненной россыпью разбросанные по чёрному, как сажа, небу, заводим долгие полуночные разговоры.

Кажется, я забыл познакомить вас с моими друзьями. Вообще-то я собирался сделать это в самом начале рассказа. Ну, да ничего. Сейчас я быстро наверстаю упущенное. С кого бы лучше начать? Пожалуй, начну с Антона. Ведь это он после окончания первого курса подбил нас поехать сюда, обещая чудесный отдых и массу незабываемых впечатлений. Заядлый рыбак и охотник, вместе с отцом он исходил всё Полесье. Где только они не бывали?

Несмотря на хрупкое телосложение, он был очень сильным и выносливым, и всегда отличался от нас целеустремлённостью и незаурядным умом. Он практически не изменился за это время – такой же подтянутый и опрятный, гладко выбритый, с приятным запахом, сдержанный в словах и суждениях. Среди нас он самый успешный. У него красавица жена, трое детей – три маленьких Антона, таких же дисциплинированных, как и он, должность в каком-то департаменте, трёхкомнатная квартира в элитном районе города, седьмая модель «жигулей». Словом, всё, что нужно для полного счастья.

Он не любит пустой болтовни, говорит только по делу, и даже теперь, когда мы остаёмся одни на сеновале, он больше молчит, слушая других, отвечает, когда его спрашивают, причём отвечает сдержанно и лаконично, словно он ни в кругу друзей, а на докладе у своего начальника, и лишь изредка, когда затрагивается какая-нибудь волнующая его тема, он может подробно и обстоятельно, не упуская ни единой мелочи, излагать свои мысли и соображения.

Колька – полная противоположность Антону. Не менее талантливый и одарённый, но чересчур ленивый и неорганизованный, он всегда был душой нашей компании. Любитель всякого рода авантюр и приключений, он первый поддержал Антона с его предложением поехать на Сейм. Внук участника трёх войн, безумный любитель военной истории, непревзойдённый знаток всех видов оружия, он никогда не любил учиться, хотя учёба давалась ему легко, без особых затруднений, и страстно мечтал работать в каком-нибудь конструкторском бюро военной промышленности. Мечтам его не суждено было осуществиться. Будучи изрядным лентяем, он пошёл по пути наименьшего сопротивления. По настоянию родителей рано женился, не без их помощи устроился на какой-то машиностроительный завод, получил двухкомнатную квартиру где-то на окраине города – на этом и остановился.

Многие считают его неудачником, хотя он себя таковым не считает, по-прежнему мечтает о военной конструкторской карьере, впрочем, мечтами всё и заканчивается, живёт тихой семейной жизнью с женой и дочкой, по выходным навещает родителей.

Слегка неуклюжий, немного нескладный, с непропорционально большим телом и руками, с непослушными, как брёвна, пальцами и мощными короткими ногами, всегда стриженный наголо, с далеко выступающим лбом и глубоко посаженными глазами, слегка приплюснутым носом и большими губами он производит впечатление карикатурного уродца, эдакого Квазимодо. Но это лишь первое впечатление. Познакомившись с ним поближе, покорённые его душевной простотой и непосредственностью, вы в него тут же влюбитесь навсегда, и уже больше не будете обращать внимания на его внешние недостатки. Имея в запасе тысячу свежих анекдотов и разных невероятных историй, ему ничего не стоит заставить вас надрываться от смеха. С ним легко и просто любому. За это мы его любим и ценим.

Особое место в нашей компании занимает Русик. Мы его тоже все очень любим. Он никогда не хватал звёзд с небес и с благодарностью довольствуется тем, что имеет. Он во всём придерживается золотой середины. Подчёркиваю – золотой. Это не каждому удаётся. С ним, на удивление, легко и просто. Уверенный в себе, он заражает своей самоуверенностью. Для него не существует безвыходных ситуаций. Он всегда знает, как лучше поступить и всегда готов поддержать и помочь. Он самый настоящий надёжный друг.

Русик с детства занимался спортом, а после окончания университета стал работать тренером. Много колесил по стране, женился на такой же спортсменке, как и он, у них родился сын, теперь они воспитывают его в самых лучших спортивных традициях. Жизнью своей он доволен, считает себя самым счастливым и удачливым человеком, и ничего другого ему не нужно.

Теперь с вашего позволения расскажу о Севах. О них нельзя говорить по-отдельности. Севы – два приятеля не разлей вода, и неисправимые бабники. Насколько мне известно, в семейной жизни у них не всё гладко. Но они об этом не особо любят распространяться. Зато о своих любовных похождениях могут рассказывать часами. Рассказчики они, конечно же, отменные. Можно животы надорвать, слушая их бесконечные россказни.

Вот дошла очередь и до Михалыча. Михалыч такой же убеждённый холостяк, как и я. Мы знаем друг друга с самого детства. Михалыч – мой сосед. Уже больше тридцати лет мы живём в одном дворе и видимся практически каждый день. Михалыч занимается ремонтом электроприборов. Он ремонтирует на дому, поэтому его квартира больше похожа на мастерскую. Люди говорят, что у него золотые руки. Я это и без них знаю.

В свободное от работы время Михалыч читает. У него огромная библиотека. Он скупает книги везде, где только может, в магазинах, на книжных рынках, с рук. Ему интересно всё. И классика, и фантастика, и детективы, и любовные романы, и научная литература.

У него есть ещё одно хобби. Он хочет изобрести антигравитационный двигатель и сконструировать летательный аппарат для межгалактических перелётов. Он уверен, что у него это получится и очень злится, когда мы посмеиваемся над ним. Кто знает, а, может, ему и в самом деле когда-нибудь удастся изобрести что-нибудь такое сверх гениальное.

- Посмотрим, что вы тогда скажете,- обиженно грозит он нам указательным пальцем и, шурша сеном, под дружный хохот отворачивается от нас и делает вид, что засыпает.

Но он не думает спать. Через какое-то время он снова присоединяется к разговору. И, в конце концов, снова начинает рассказывать о далёких галлактиках и внеземных цивилизациях. Его монотонный голос постепенно убаюкивает и мы засыпаем. Один лишь Колька не спит. Он внимательно, с интересом слушает россказни Михалыча.

- И что дальше?- переспрашивает Колька.

- На чём я остановился?- заложив за голову руки, пожёвывая ароматную травинку, говорит Михалыч.

- Ты рассказывал, что у каждого есть свой серый человек,- напоминает ему Колька.

- Ну, да, у каждого,- вспоминает Михалыч.- И у тебя, и у меня, и даже у Севы.- При этом он толкает Севу в бок и тот просыпается.

- Чего тебе?- спросонья спрашивает Сева и снова засыпает.

Михалыч сдерживает улыбку.

- А где же он этот серый человек?- допытывается Колька.

-Где? Этого не знает никто,- выдержав небольшую паузу, Михалыч продолжает.- Наверное, ходит где-нибудь по белу свету и ищет тебя.

- А если найдёт?

- Если найдёт, значит скоро помрёшь,- еле сдерживает улыбку Михалыч.

- А если не найдёт?

- Значит, помрёшь в срок, как положено,- Михалыч больше не может себя сдерживать и отворачивается.- Ладно, давай спать, уже поздно.- Говорит Михалыч напоследок и тут же засыпает.

Колька ещё долго не может уснуть. Он лежит и думает о своей жизни, о жене, о дочке, о родителях, о несбывшихся мечтах, о том, что рано или поздно наступит конец и всё исчезнет. Ему становится грустно. Только под утро, уткнувшись лицом в сено, он засыпает.

В последний день, сходив на утреннюю рыбалку, мы собираем вещи, прощаемся с тётей Верой и рейсовым автобусом уезжаем в город. С автовокзала мы разъезжаемся по домам.

Дома меня встречает мама. Мы ужинаем, и я ухожу к себе в комнату. Ничего не хочется делать и вообще ничего не хочется. После сельской природы всё кажется серым и тусклым. Я ложусь на кровать, включаю телевизор, и до поздней ночи без особого интереса щёлкаю каналы.

Так пройдёт целая неделя. А через неделю я засяду за рукопись и приступлю к работе. Нужно будет зайти к Михалычу, узнать, как он там поживает.

Постепенно жизнь войдёт в колею и потечёт по привычному руслу.

Я с головой ухожу в работу и к началу осени заканчиваю начатую ещё до поездки на Сейм повесть. Перечитываю её в последний раз, делаю последние исправления и отдаю маме. Мама – мой самый благодарный читатель. Все свои книги я посвящаю ей. Она достойна большей награды. Но пока всё самое ценное, что у меня есть – это мои написанные и ненаписанные книги.

После мамы я отношу повесть Михалычу. Обладая безукоризненным литературным вкусом (за что я его очень ценю), он до деспотичности беспощаден к моим произведениям. Не оставив камня на камне, он возвращает мне рукопись с правками и замечаниями.

После Михалыча я отношу повесть в «Неву». Её принимают и ставят в очередь на публикацию.

Теперь можно вернуться к остальным незаконченным рукописям. Что я и делаю. Я снова с головой ухожу в работу, и монотонный приятный ритм захлёстывает меня.

Из приятного состояния меня вырывает Колька. Он звонит ко мне и назначает встречу на углу Садовой и Ильинской у Оперного театра.

Я прихожу в назначенное время. Колька меня встречает с нескрываемым раздражением.

- Сколько можно ждать?- у него болезненный вид, он бледен.

Я пытаюсь что-то ответить, но он меня перебивает:

- Пойдём,- говорит он мне сухо.

Мы переходим через Ильинскую, сворачиваем в какую-то подворотню и проходим ещё метров триста, углубляясь в незнакомые дворы. Наконец, Колька останавливается и долго осматривается по сторонам. Раздражение и злоба сменяются страхом. Я с интересом наблюдаю за Колькой и ничего не понимаю. Мы молчим.

Спустя некоторое время Колька прерывает молчание:

- Знаешь, а он меня нашёл,- загадочно произносит Колька.

- Кто тебя нашёл?- ничего не понимаю я.

- Серый человек.

- Какой ещё серый человек?

- Помнишь, Михалыч как-то рассказывал,- начинает объяснять мне Колька.

- Михалыч?- переспрашиваю я.- Всё, что Михалыч рассказывает, бред и выдумки. Не верь ни одному его слову.

- Ты, кажется, ничего не понимаешь,- Колька снова начинает злиться.- Он меня нашёл.

- Кто тебя нашёл?- теперь начинаю злиться я.

- Серый человек,- невозмутимо повторяет Колька.

- Какой ещё серый человек?- я чувствую, как начинаю вскипать.- Я же тебе сказал, всё, что рассказывает Михалыч, бред и выдумки.

- Не бред это и не выдумки. Мы с ним встретились.

- И где же вы встретились?- перехожу я на повышенные тона.

- Возле Дворцового парка, когда я с работы возвращался домой. Он сам подошёл ко мне и поздоровался. А я ведь сразу ничего не понял и тоже поздоровался. И только потом до меня дошло, что это серый человек. Представляешь?

- Ну, и что дальше?

- Я удрал от него,- нервно хихикает Колька.

- Ну и молодец, и забудь о нём, и больше не думай.

- Он снова меня нашёл. Выследил гад. Домой ко мне припёрся.

- Домой?

- Да, домой. Сказал, чтобы я готовился, что через месяц меня заберёт.

- А ты случайно не сбрендил?- я с силой тыкаю его в лоб указательным пальцем.

- Сам ты сбрендил,- отмахивается Колька.- Я так и думал, что ты мне не поверишь.

- А ты поверил бы?

- Не знаю,- говорит Колька.

- Вот и я не знаю.

- Что мне делать? Мне страшно.

- К психиатру обратись,- говорю я напоследок и ухожу.

Я возвращаюсь домой по Пушкинскому бульвару. Срывается дождь. Я промокаю до ниточки, и на следующий день у меня поднимается температура. Меня кладут в больницу с воспалением лёгких. Две недели я валяюсь в больнице и ещё две недели сижу дома. Начинаю работать над новым романом. Хочу написать книгу о большой любви, которой мне так не хватает. Хоть я и считаю себя убеждённым холостяком и даже посмеиваюсь над женатиками, но в глубине души я всё же завидую им и с годами всё острее ощущаю в себе желание быть отцом и мужем, любить и быть любимым. О Кольке я больше не вспоминаю, словно ничего и не было.

В сочельник звонит Антон.

- Колька в больнице,- гробовым голосом говорит он в трубку.- Сердечный приступ.

Я молчу.

- Алло, ты меня слышишь?- переспрашивает Антон.

- Слышу, слышу,- отвечаю я Антону.

- Колька лежит в больнице Пирогова. Я всех уже обзвонил. Собирайся и подъезжай. Встречаемся там.

Я одеваюсь и выхожу на улицу. На дворе зима. Морозный воздух пощипывает нос, слегка обжигает лицо и ноздри. Выпавший ночью снег ещё не везде утоптан, похрустывает под ногами. Я сворачиваю на Некрасовскую аллею. Земля вдруг выскальзывает из-под ног. Невидимая сила швыряет меня в сторону. Я слышу пронзительный крик и падаю на спину. От сильной боли у меня темнеет в глазах. Я с трудом встаю и отряхиваюсь. Рядом на снегу лежит девушка. Она пытается подняться. Её милое личико искажено злобной гримасой. Я смотрю на неё в недоумении.

- Чего уставился, алкаш,- превозмогая боль, злобно взвизгивает она.- С утра уже налакался. Под ноги смотреть надо.

Я бормочу извинения и пытаюсь помочь ей подняться.

- Не прикасайся ко мне своими грязными лапами,- снова взвизгивает девушка.

Она вскакивает на ноги, делает два шага и снова падает на лёд. По её щекам текут слёзы, она хватается за ногу и плачет.

- Разрешите взглянуть,- обращаюсь я к ней и ощупываю её ногу.

Нога, словно губка, прямо на глазах распухает до невероятных размеров.

- Лапы убери, алкаш,- в истерике взвизгивает девушка.

- Извиняюсь, но я не алкаш,- объясняю я девушке.- И сегодня ещё не пил ни капли. И вообще я пью только по праздникам. А у вас мне кажется перелом и вам нужно в травматологию. Давайте я помогу вам встать и отвезу вас в больницу.

Мои слова, как успокоительное, благотворно действуют на девушку. Она затихает и, опёршись о мою руку, встаёт. Я вызываю такси и мы едем в травматологию. Там ей накладывают на ногу гипс. Из травматологии я отвожу её на такси домой.

- Как вас зовут?- спрашивает она меня в такси.

Я представляюсь ей.

- А меня зовут Леной,- представляется она мне.

Оказывается, мы соседи. Лена живёт в нескольких кварталах от меня. Я помогаю ей подняться на этаж, она нажимает кнопку звонка, открывается дверь, появляется её мама.

- Что случилось, Леночка?- мама в недоумении смотрит на гипс.

- Потом расскажу,- говорит Лена, ей плохо, она хочет прилечь.

Я передаю Лену маме.

- Вы не зайдёте на чай?- Лена вопросительно смотрит мне в глаза.

Я вижу, что ей сейчас не до гостей, поэтому я отклоняю её предложение.

- Я лучше завтра зайду вас проведать,- говорю я Лене.- Если, конечно же, вы не возражаете.

Мы прощаемся, и я ухожу. Я сажусь в такси и еду в больницу Пирогова. Я сильно опаздываю. Все уже в сборе.

- А вот и пропажа, мы уже в розыск думали подавать,- пытается хохмить Михалыч.

Мы одеваем белые халаты, бахилы и заходим к Кольке в палату. Рядом с Колькой сидит его жена. Колька лежит под капельницей и глупо таращится на нас. Антон отдаёт жене пакет с фруктами, мы перекидываемся с ней несколькими словами и уходим.

Вечереет. Идёт снег. Загораются фонари. На несколько минут мы останавливаемся в больничном дворе, чтобы поболтать о том, о сём, но разговор не клеится. Мы расходимся.

Михалыч предлагает пройтись, и мы неспеша идём домой по Адмиралтейскому проспекту. Мы молчим. Я иду и думаю о Кольке, о том, что случилось, о Михалыче и начинаю вскипать. Не в силах себя сдерживать я хватаю Михалыча за грудки.

- Говори, гад, что ты там понарассказывал Кольке?- взрываюсь я.

- Ничего я ему не рассказывал,- не на шутку пугается Михалыч.

- А серый человек? Что это ещё за бред?

- Не знаю никакого серого человека, отпусти меня.

- Вспоминай, гад, а то задушу.

Я с остервенением начинаю трясти Михалыча.

- Отпусти, отпусти, Я вспомнил.

Михалыч бледен и дрожит, как осиновый лист. Я бросаю его и он, словно мешок, падает на снег. Он тяжело дышит и смотрит на меня снизу вверх.

- Ну, было дело,- отдышавшись, говорит Михалыч.- Рассказал я ему как-то один анекдот, который сам же и придумал.

- Хороший анекдот.

- Ты меня чуть не задушил,- потирая шею, с обидой говорит Михалыч.

- Может быть, и надо было тебя придушить, чтобы ерунду не молол понапрасну.

У меня больше нет желания разговаривать с Михалычем, я молча разворачиваюсь и ухожу. Я тороплюсь домой. Дома меня ждёт мама и мой роман. Я хочу сегодня ещё немного поработать. А завтра я пойду в гости к Лене.

 

© Кураш В.И. Все права защищены.