Литературное объединение «Петрович» г. Азова создано в сентябре 2002 года и названо в честь известного российского поэта-песенника Юрия Петровича Ремесника. В разные годы в него входило от 10 до 40 талантливых азовских поэтов, прозаиков и авторов-исполнителей. Ныне это одно из наиболее известных литературных объединений Ростовской области.
Руководитель – Щербина Н.М., заместитель –
Дик Н.Ф.
Литературное объединение «Петрович» представляет:
АРИСТОВ Анатолий Павлович
* * *
Ещё стоит февраль, а чувствую – весна!
И «дробь» капели радует мне слух.
Не до болезней тут и не до сна,
И в воздухе разлит весенний дух.
Темнеет в речке лёд, и тает в поле снег,
И тёплый ветер дует с юга чаще,
И ручейки к реке вот-вот начнут свой бег,
Раскаркались грачи в соседней чаще...
Я воздухом дышу, как будто его пью,
Не надышусь и не могу смириться...
Приход весны я чувствую, люблю,
И с этим только осень лишь сравнится.
ПОЭТУ
Когда тебе молчать невмочь
И безразличны день и ночь,
От рифм кружится голова,
И в строки вяжутся слова
Тогда скажи себе: «Пора»
И выдай стих из-под пера!
Лишь так рождаются стихи…
А сколько пишем чепухи?
РАССВЕТ
Фиалок аромат чуть веет…
Светает. Солнца еще нет,
Лишь на востоке его свет
Полоской тонкою алеет,
Ущербная луна бледнеет
И звезд угас последний след.
Проснулся ветер. Потянулся,
Вспугнув заспавшихся ворон,
Зашелестел в верхушках крон,
Порывом глади вод коснулся,
Сазан на отмели метнулся
И снова тишь со всех сторон.
Клубится, камыша касаясь,
Туман, как облако в реке.
В нем, словно в теплом молоке,
Плывет рыбак, веслом плескаясь,
Спешит, туманом возмущаясь,
Торопит лодку налегке.
Заря полнеба обнимает,
Сияет алым высоко,
Собою весело, легко
Весь вид вокруг преображает…
Мир от восторга замирает
И слышит звуки далеко.
ОСЕННИЙ ВЕЧЕР
Ты сегодня весны захотела,
Её теплых и солнечных дней.
Но стекло от дыханья потело,
Лист осенний срывался с ветвей,
Улетали последние птицы,
Прокричав на прощанье с высот,
И сверкали на небе зарницы,
Освещая темнеющий свод.
Было тихо и чуточку грустно,
За окном синий вечер дрожал,
И в темнеющих лужах негусто
Фонари от воды отражал.
* * *
Еще февраль, а чувствую – весна!
Уж в воздухе разлит весенний дух.
Не до болезней мне и не до сна,
И звон капели радует мой слух.
Темнеет в речке лед и тает в поле снег,
И теплый ветер с юга дует чаще,
А ручейки вот-вот начнут веселый бег,
Раскаркались грачи в соседней чаще…
Я воздухом дышу, его как будто пью,
Не надышусь и не могу напиться.
Приход весны я чувствую, люблю,
И только осень может с ним сравниться.
ПИСЬМО
Здесь мой мир красотой захлестнут,
Сердце песней стучит в тиши.
Разнотравьем, цветеньем пестрым
Не надышишься для души.
Над рекой в деревянном срубе
Из окошек видны леса.
От работ стали руки грубы,
Забываю твои глаза.
Приезжай, буду ждать все лето
До дождей, до отлета птиц,
Будем вместе встречать рассветы
Из ладоней кормить синиц.
Без тебя я скучаю очень,
Мне не пишется без тебя…
А какие здесь звезды ночью!
Приезжай, я люблю тебя.
ЖЕНЩИНА
Ты – море с кораблём под парусами,
Лагуна с пляжем белого песка,
Далёкий остров с райскими цветами
И женщина с рукою у виска.
Ты – белое пятно на чьей-то карте,
Космический челнок ещё на старте,
Жестокий ураган, вулкан, цунами
И лунный свет, и ночь над головами…
Ты – ветерок прохладный в жаркий день,
Ты – капля чистой влаги родника,
Ты – шёпот трав и облачная тень,
Ты – та любовь, что только на века.
* * *
Сладкий запах акации белой
Майской ночью тревожит мой сон…
Лунный свет побелил словно мелом
Спящих львов и старинный балкон.
В полутенях застыли строенья
И фонтан весь залит серебром…
Этот час моего настроенья,
Мне запомнится только добром.
Твоё тело искрится от света
И дыханья не слышно в ночи…
Сладкий запах акации, лета,
Звёзд мерцанье и шорох парчи.
© Анатолий Аристов, г. Азов
БАЕВА Зинаида Ивановна
НЕ УНИЖАЙТЕ ДЕТСВО БОЛЬЮ!
Там, где весна в цветных узорах,
Там пенью птичьему под стать,
Взбежало детство на пригорок,
Чтоб всё увидеть, всё познать.
Оно смеётся звонко-звонко,
Оно порхает там и тут.
С ним все мальчишки и девчонки
Тропой взросления бегут.
И спотыкаются, и плачут
Там, где подъём бывает крут,
И радость ото всех не прячут,
И новый день с восторгом ждут.
Они всегда спешат на волю
И окрыляются добром.
Не унижайте детство болью
И не травите детство злом!
ЛЮБОВЬ ДАРИТЕ МАМАМ ЕЖЕЧАСНО
В подлунном мире, хрупком и прекрасном,
Где глубока небес прозрачных высь,
Любовь дарите мамам ежечасно –
Её тепло им продлевает жизнь.
Дарите им заботу и участье
Любой порой – не только по весне,
Не рвите им сердца тоской на части –
У мам они чувствительней вдвойне.
Мы все в плену погони за удачей.
И, лишь когда ударит в спину гром,
Мы, спотыкаясь, падая и плача,
Спешим с повинной в позабытый дом.
Пишите мамам, к мамам приходите,
Дарите мамам круглый год цветы,
Их день за днем за все благодарите –
Они для нас, как ангелы, святы.
Пока не скрыл их очи холм могильный,
Они с тревогой думают о нас
И молят Бога, чтобы он, всесильный,
Детей родных от бед и горя спас.
Не будьте к их молитвам безучастны,
Куда б судьбы вас поезд ни умчал.
Любовь дарите мамам ежечасно –
Они для нас – начало всех начал.
РАСПИСНЫЕ ХОЛСТЫ
Голос августа сник,
Луг и поле пусты,
Наряжаются в бусы рябины.
Ткут осенние дни
Расписные холсты
Из листвы и волос паутины.
На тропинках аллей,
Средь остывших ветвей,
Образ твой словно луч негасимый.
Сквозь осевшую мглу
С ним по жизни иду
Под капели и крик журавлиный.
Дни за днями бегут,
Берег жизненный крут,
У разлук бесконечны ступени.
Им любовь не понять,
Им тревог не унять
Рыже-огненным взглядом осенним.
Лист кленовый кружит,
Бурю чувств ворошит.
Ветры спешно проносятся мимо,
Разметая мечты,
Расписные холсты
Из листвы и волос паутины.
В САДУ МОЕЙ ДУШИ
Стая птиц над рощею кружит.
Осень в листопадах утопая,
То былое тихо ворошит,
То следы поспешно заметает.
Облака холстами кроют высь,
Никуда от гроз и бурь не деться.
Что с того, что тропы разошлись,
Если прошлым гулко бьётся сердце.
Никого на помощь не зову,
Грусть в пути надеждой укрываю,
Ведь она в мечтах и наяву –
Говорят, последней умирает.
С тем, что годы притупляют боль
И тоску сердечную врачуют,
Не согласна прежняя любовь,
Не впуская в тайники другую.
Время одиночеством горчит,
На семи ветрах судьбу качает.
А любовь лампадою горит,
И дорогу в завтра освещает.
Осень обнаженная спешит
Облачиться в зимние одежды.
Ты живёшь в саду моей души
Светом нескончаемой надежды.
Я СЧАСТЬЕ ТКУ…
Среди едва проглянувших примет,
Дарующих природе обновленье,
Я счастье тку в водовороте лет
Из прытких дней и скачущих мгновений.
У счастья не бывает скрытным нрав –
Оно сродни полёту вдохновения,
Я тку его из стеблей вешних трав,
Колосьев спелых и листвы осенней.
Я тку его из белых облаков,
Из пламенных рассветов и закатов,
И с каждым вдохом трепетно любовь
Вплетаю в пробегающие даты.
И как ни хороводятся года,
Как ни меняют прежние наряды –
Я счастье тку в дожди и в холода
Из нежных слов и откровенных взглядов.
Хоть жизнь то щит, то обнажённый меч,
То яркий луч, то зыбкий путь в тумане –
Я счастье тку из мимолётных встреч
И даже из разлук и расставаний.
На догорающий калины куст
Вновь бабье лето уронило локон...
Я счастье тку из нитей тонких чувств –
Не оборви в пути их ненароком.
Я счастье тку...
БУКЕТ С ПОКЛОНОМ
Упали на землю косые лучи...
И там, где остатки тепла на исходе,
Всё чаще над полем и рощей грачи
С особым волненьем советы проводят.
А осень, резвясь, по округе идёт
И, ловко владея седой паутиной,
Прощальные платья столь мастерски шьёт
И тихим берёзам, и робким осинам.
И, хоть её действо граничит с тоской,
Она, разноцветьем палитры играя,
На каждый листок и на стебель любой
Особого цвета мазок налагает.
На пышном убранстве садов и аллей
Повсюду свои колдовские узоры
И, словно венцы неземных королей,
Блестят тополей головные уборы.
А рядом, чуть ниже, рябины горят
Такою багряно-оранжевой страстью,
Что, кажется, их несказанный наряд
Средь стуж и ветров никогда не угаснет.
Краса этих дней несравнима ни с чем.
И сини просвет с косяком журавлиным,
И лента реки, и цветы хризантем –
Сплетается всё в хороводе едином.
Из отблесков этих любви и тепла,
В октябрьских вздохах теряющих силу,
Природа роскошный букет собрала
И бабьему лету с поклоном вручила.
ТВОРИ ДОБРО!
Так повелось уж испокон веков,
Какой неведомо в угоду моде,
Но ненависть людская и любовь
Друг другу путь-дорогу переходят.
Разделены рекою берега,
Полярны у добра и зла уклады.
И у надежд с отчаяньем всегда
Расходятся суждения и взгляды.
Не обуздать величия полёт,
Хоть к этому ничтожество стремится.
И щедрости с гуманностью её
С жестокостью вовеки не ужиться.
За словом правды будет всё равно
Победа, кто о том не знает.
Но ложь с лукавством юрким заодно
В неё каменья день и ночь бросают.
Хоть все они приемлют свет и тьму,
Усталый день и запоздалый вечер,
Но нелегко на свете никому
Свой крест нести средь их противоречий.
И всё ж, покуда вертится земля,
Сей истине, мой друг, всецело следуй:
На всех тропинках в русле бытия
Твори добро, его и исповедуй.
ОЗОРНЫЕ РУЧЕЙКИ
Затихли ушедшего лета шаги
В саду и на скошенном поле.
И снова ребячьи бегут ручейки
Потоками светлыми к школе.
Природа извечные тайны вершит,
За стаями птиц не угнаться.
А детство задорное снова спешит
По лесенкам знаний промчаться.
Оно, как родник с непочатой водой,
Искрится желаньем открытий.
И с ним год за годом любою порой
Идёт непременно учитель.
Он бережно лодку взросленья ведет, –
Призванья обет не нарушив,
И парус надежды с годами растёт
В ребячьих доверчивых душах.
И там, где уносит теченье реки
Вспорхнувшую юность на волю,
Опять озорные бегут ручейки
Потоками светлыми к школе.
© Зинаида Баева, г. Азов
БАКЛЫКОВ Анатолий Иванович
НАС ТАК НЕ ВОЗЬМЁШЬ
Фашизм мы победили в сорок пятом.
Разруху только всё не победим.
Всегда во власти ищем виноватых,
А на свою вину и не глядим.
И в том, что жвачками заплёваны бульвары,
И в том, что столб железный согнут тягачом,
Что по дворам гоняет ветер тару –
Всё виновата власть, а мы здесь ни при чём.
Что урну из бетона чья-то сила
Так грохнула, что крошево камней.
А надписи уж так изысканно красивы
На стенах грязных всюду по стране.
То власть ворует с тротуаров плитку,
Ломает, рушит, грабит, водку жрёт,
И снова, снова делает попытку
Культуре научить наш варварский народ.
Не тут-то было! Нас так не возьмёшь!
Раздолье дай! Рвём на груди рубаху!
О, власть родная, как ты не поймёшь:
Нам в морду дать бы со всего размаху.
ПАМЯТЬ
Память… Цветы к могилам.
Память… Слезы и боль,
Даже ветер, что рвется в бой,
Не промчит с равнодушьем мимо.
Остановится и застынет
У склоненных скорбно голов,
Где навечно отливы слов
Лежат буквами золотыми.
Память… Пламя у обелисков.
Память... Время и твердый гранит.
И гранит не вечен, но он сохранит
Память лучше, чем души близких.
Все проходит. И века скоротечны.
Забудутся лица и, может быть, имена,
Но подвиг героев, сама война
Уже в истории человечьей.
Память… Память, наукой будь ты.
Память… Память, не уходи!
Чтоб зарево войн не зреть впереди, –
Люди! – историю не забудьте!
РАЙ ЛЮБВИ
В мире всё когда-нибудь стареет.
К счастью, я не сдан пока в утиль.
Память моё сердце жжет и греет,
Как бикфордов шнур её фитиль.
Взрыв! – И я уже вне дома...
Дайте мне любви далёких лет!
Я смогу и чёрствых души тронуть,
Научить их целовать рассвет,
Чтобы растворялись в красных зорях,
А когда уж чувствам невтерпёж, –
Пели песни для степного моря
Во весь голос – пусть внимает рожь.
Я бы мог вам рассказать такое,
Что не снилось, парни, нынче вам.
Дочь попа, лишившая покоя,
Возносила душу к небесам.
Ну, а я, пропащий комсомолец,
С ней грешил все ночи напролёт!
Да такое разве же отмолишь...
У Христа глаза ко мне, как лёд...
Ничего, мы временные всюду.
На земле и под землёй, и над...
Если рай в любви познают люди,
Им не страшен самый страшный ад.
МЫСЛЬ
Поймал я мысль на острие пера.
Она меня прославит. Сила!
Но мысль взяла и соскочила.
Самое горькое несчастье
Несчастья в жизни не бывает горше...
Однажды сам свидетелем я был.
Мужик рыдал, рыдала даже площадь,
Бутылку водки он нечаянно разбил.
СКЛЕРОЗ
На мужика ворчит с утра жена:
– Опять не ночевал! И где ты был?
– Склероз. Попробуй-ка понять сама. –
Я попросту домой прийти забыл.
Приятная встреча
Погода шепчет: «Выпей коньяка!».
Я выпил. Сразу полегчало.
Душа моя, взлетев под облака,
Тебя с бутылкой водки повстречала.
ЧАБРЕЦ
Вдруг вспомнил запах чабреца…
Траву тогда косил я в поле…
Он всплыл под носом у лица,
Как пряный вестник вольной воли.
Ах, вот ты где? В тени прилёг,
Чтоб незаметным быть и скромным?
Но духа тонкого прилёт
Поднял в груди восторг огромный.
Прости, прости меня, мил друг.
Давай, косой верхушки срежу,
Той отнесу, которой грежу.
Любви пусть с чаем вспомнит дух.
Недавно с нею пили чай –
Он был на чабреце и мяте,
И слились губы невзначай
В безмерной солнечной палате.
И с нею мы к тебе придём,
Напоим корни с чувством светлым
И о любви тебе споём.
Ты аромат дари в ответ нам.
ТОСКЛИВАЯ СВИРЕЛЬ
Не играй тоскливо на свирели.
Разве в нашей жизни грусти нет?
Лучше вспомни первоцвет апреля
Или майский ландышей букет.
Твои ноты грустные растают,
И ручьи весёлые вперёд
Побегут, усталости не зная.
Вот такой ты музыке дай ход.
Я тогда, заслушавшись невольно,
Полечу в безбрежье новых чувств.
Никому не надо делать больно.
Жизнелюбья от тебя хочу.
Пусть случится даже неудача,
Чёрный свет мне перекроет путь,
От твоей игры я не заплачу.
Радость жизни мне наполнит грудь.
ЛУЧ СОЛНЦА
А жизнь угасала и угасала…
Но об этом она не знала.
Она надеждой ещё жила,
Что весна поправит дела.
И впрямь, весною ей стало лучше.
Она смотрела на солнца лучик,
Который в окошко к ней проникал,
И он ей улыбку свою посылал.
О, боже, как нам не хватает порой
Улыбки спасительной таковой.
Поэтому я умоляю вас, люди,
Давайте улыбки дарить всем мы будем!
Увидит улыбку случайный прохожий,
Печаль или горе которого гложет,
И станет ему как-то чуточку легче
От доброй улыбки простой, человечьей.
Так вот, улыбайтесь почаще вы, люди!
Добрее к нам мир окружающий будет,
И солнца лучи сиять будут из глаз.
Ведь солнца лучи жизнь спасали не раз.
© Анатолий Баклыков, г. Азов
ВАСИН Александр Юрьевич
* * *
Мой ковчег потерял управление
В океане лишений и мук.
Мне б явился надежным спасением
Островок твоих сомкнутых рук.
Пусть измотан в сраженьях ковчег,
Он к нему непременно причалит,
Чтобы смог я, забыв про печали,
Отдохнуть у тебя на плече.
Чтобы смог я, хотя бы на час
В шелк волос погрузиться руками,
И от губ твоих пьяный, как камень
Кануть в синие сумерки глаз.
ДЕНЬ БЕЗ ТЕБЯ
День без тебя – он будто бы и не был,
Прошел как тень, бесцельный и пустой…
А надо мной все тот же купол неба,
Все так же ветер шелестит листвой,
Все те же озабоченные лица
У встречных, чей все так же ровен шаг…
День без тебя – как книжная страница,
Провернутая слепо, второпях.
День без тебя – как выжженная нива,
Как нудный дождь, как въедливый мотив,
Который битый час без перерыва
Твердишь, случайно где-то подхватив.
День без тебя – как длинная дорога
Без цели, без начала и конца.
Лишь на душе неясная тревога,
Осевшая в груди куском свинца,
Лишь свет надежды, теплящийся слабо,
Но все еще дающий силы жить,
Что в суматохе дел, на миг хотя бы,
Меня ты вспоминала, может быть…
День без тебя – он, слава богу, прожит,
Но сколько их еще таких пустых?
Пять? Десять? Двадцать? Сотня?.. Или, может,
Вся жизнь моя теперь из них одних?
* * *
Опять прощаться… Так уж повелось.
Но в памяти надолго сохраню я
Твой нежный взгляд, душистый хмель волос,
Порывистую страстность поцелуя.
Еще не раз я вспомню в эти дни
И долгими бессонными ночами
Объятья тонких рук твоих – они
Сходились, словно крылья, за плечами.
Еще не раз в волненье повторю
Слова, что ты сквозь стоны мне шептала.
И хоть и знаю я: в них правды мало,
Тебя отнюдь за это не корю.
Я верю: будет встреча впереди.
Я так хочу, чтоб все вернулось снова –
До одури, до спазма горлового
Хочу прижать тебя к своей груди.
Хочу, опять во власти волшебства,
Пить губ твоих вино, обняв за шею…
А там – хоть что, хоть не расти трава,
Хоть все гори огнем – не пожалею!
И пусть ведут часы упрямый счет
Минутам, что мелькают, исчезая, –
Я в сотый раз шепну тебе: «Родная!
Не уходи, побудь со мной еще…»
* * *
Нежных писем твоих безыскусные строки
Все родней и дороже мне день ото дня,
Словно некие скрытые теплые токи,
Проникая в мой мозг, согревают меня…
Только вышли давно расставания сроки –
И в глазах твоих больше не видно огня,
И слова твои часто резки и жестоки,
И на сердце твоем ледяная броня.
Неужели позволим мы чувству угаснуть?
Неужели надеялся я понапрасну,
Что мосты в нашу прошлую боль сожжены?
Неужели забыты уроки былого
И разлука нужна, чтоб мы поняли снова,
До чего мы друг другу важны?
* * *
О, как бывает мне необходимо
Твое участье и твое тепло!
Ты всякий раз, когда мне тяжело,
В моих делах присутствуешь незримо.
Но часто на меня ты смотришь зло
И, плотно губы сжав, проходишь мимо.
Я мучаюсь тогда невыносимо
И бьюсь в сердцах как муха о стекло.
Ах, как бы я хотел, чтоб ты была
Со мной всегда приветлива, мила
И радость не держала б на запоре,
Чтоб в некий долгожданный счастья миг,
Теряя ум в объятиях моих,
Забыла бы навек и боль, и горе…
ШЕКСПИР
(Из Г. У. Лонгфелло, перевод)
Сеть улиц, где людской водоворот
Кипит, бурля, от края и до края;
Рокочут трубы, к бою призывая;
В таверне, завершив морской поход,
Галдят матросы; колокол поёт;
Резвится во дворе мальчишек стая;
И ароматный стебель иван-чая
Оплёл решётку парковых ворот.
Всё это вижу я, когда открою
Том лучшего поэта на земле,
Кто многократно музами воспет
И, награждённый лирой золотою,
С венком из листьев лавра на челе,
На троне воцарён как Мусагет.
ИТАЛИЯ
(Из О. Уайльда, перевод)
Ты пала, но ещё внушаешь страх
Своим врагам, когда твои дружины
Проходят от Милана до Мессины,
В победном блеске пик чеканя шаг.
Ты пала, но всё так же в сундуках
Хранишь свои дукаты и цехины,
И свежий бриз на мачте бригантины
Всё так же треплет твой трёхцветный флаг.
А там, вдали, лежит печальный Рим,
Что отдан был тобой на оскверненье
Помазаннику Бога королю.
О небо! О возмездии молю!
Пусть в огненных одеждах ангел мщенья
Злодея поразит мечом своим.
ВИДЕНИЕ
(Из Д. Мейсфилда, перевод)
Прежде был я кутила, игрок, вертопрах,
Только как-то в трактире, где пьяный галдёж,
Встретил бледную леди с печалью в глазах,
С голоском, что на пение птицы похож.
Помню я, как движением тонкой руки
Незнакомка к глазам прикоснулась моим,
И струились в тумане волос завитки,
Словно райского ладана благостный дым.
А слова её были как сладкий бальзам,
Что душе моей нёс избавления свет.
С той поры всё брожу я один по дворам
И упорно ищу в темноте её след.
© Александр Васин, г. Азов
ВЕЛИКИЙ Александр Алексеевич
МЕЖ ДВУХ УГЛОВ
Меж двух углов и сотен смежных стен,
Где светел кров и вереницы звуков
Ложатся на пустоты вен, взамен
Когда-то пропульсировавших букв,
Ожил палач невысохших идей,
Развёл огонь и, опрокинув стопку,
Горстями недоношенных детей
С улыбкою пустой отправил в топку.
Никто не видел, как погас огонь.
Проверив пальцами, остыл иль не остыл он,
Поэт сходил зачем-то на балкон
И в ванную проследовал за мылом...
ОСЕНЬ
Осень – девочка босая –
Листьев горьковатый мёд
То по небу разбросает,
То в охапку соберёт.
Разъерошит тучьи гривы
Гребнем высохших степей.
Осень, как дитя, игрива,
Если ты играешь с ней.
А ночной случайный ливень!
Разве он резов и спор
Не от тех ветров, что стынут
На груди кавказских гор?
Громом хлещет не с того ли
Сентября ночной запал,
Что ему приснилась воля,
О которой он не знал?
А куражиться осталось
День-другой, и – просят вон.
Потому, не зная жалость,
Шпарит по глазам окóн.
Но под утро затихает…
Чтобы мир, размытый им,
Предрассветными стихами
Своих чад разговорил.
Осень тихо, осторожно,
Избегая глупых слов,
Молнию, как саблю в ножны,
Прячет в холод облаков.
И уже не зная страха,
Лес снимает, осмелев,
Жёлто-красную рубаху
С оголтелых рёбер древ.
БАРАБАНЩИК
Наверно ночью будет дождь.
А может – он начнется раньше?
Холодный юный барабанщик
Придёт, когда его не ждешь.
Наверно, ночью будет дождь...
Он будет трезв, а может пьян;
Навеселе или в запое.
Но обязательно с собою
Возьмёт гремучий барабан.
И будет бить в упругий круг,
То разъярясь, то утихая,
Им заливаемому краю
Даруя радостный испуг.
И мой совсем прогонит сон,
Которого и было с горстку.
И в лужице на перекрёстке
Размажет фонаря лицо.
Дробя капелью до утра
Застуженную панораму,
Оставит от ударов шрамы
В стене стеклённая дыра.
И почему-то в тишине
Мне померещится возможным,
Что предложеньем односложным
Ты можешь вспомнить обо мне:
«Наверно ночью будет дождь...»
А мы не будем спать, пока
Гремит гроза литаврой мира,
От сна продрогшую квартиру
Закутывая в облака.
Не будем спать до той поры
Предутреннего забыванья
О неизбежном расставанье
По окончании игры…
КАЖЕТСЯ…
Раскрутить бы мир за руки, как ребёнка.
Да радость ли подкинут небеса нам?
Кажется – ещё сохнут мамой постиранные пелёнки.
А оказывается – готовят тебе саван.
Жизнь внутри не делится на части.
Знаю, каждый день, что отжит, будто лишний.
Кажется, кто-то всем телом хохочет от счастья.
А оказывается – рыдает, над тобой склонившись.
Пьём мы радостное вино влюблённости,
Но запиваем им тоски горькие пилюли.
Нам кажется – в мире нет определённости:
Мы так себе ладим? или плохо воюем?
А ещё – в мире очень мало надёжного.
Только встал на ноги – а фундамента нету.
От того мы веруем в посылы ложные,–
Как костыль – приспосабливая тело к свету.
И не манны небесной, а мало самих нам небес.
Поливая утробным молчанием речи пламенные,
Ты поникнешь главой – вот и всё! – закрывается занавес.
Но глаза отворишь, и ты снова под грудью маминой.
Ты – младенец…
И век твоих касаясь поцелуем,
Мамино тепло мир перевёрнутый улыбит
Шёпотом: «Спи, мой маленький, мы не воюем.
Мы лишь тащим на себе дней вагонные глыбы…
Но это ничего! – пока мы за тебя, а ты – после.
Смерть – о-очень маленькая, а жизнь – бесконечно большая!»
И сердце её, как тропически-райский остров
Все тревоги и беды твои в себе умещает.
И отец тебя вверх подбрасывает, как и положено для ребёнка;
И дорога лежит длинней горизонта в синей кáшице;
И развешаны флагами белыми на ветру трещащие пелёнки;
И уход неизбежный большою ценою не кажется…
СВЕТАЙ!
Я Солнцу говорю – «Светай!»
И солнце выползает рьяно,
Под крылья перелётных стай
Лучи-наганы
Упрятав. Трудному пути
Прозрачность неба обеспечив.
Чему дано произойти,
Того не отлагать далече.
Я говорю ему – «Свети!»
И Солнце по-простому палит.
До вечера, до десяти,
И даже – дале…
А ночью – в заглублённом сне –
В загубленном пожаре лета
Его сияние вдвойне
Сильнее утреннего света.
И все печали – ерунда,
Пока взрывная и живая
Моя карманная Звезда
Карманным миром управляет…
ПОЦЕЛУЙ
Не откажи мне в поцелуе,
Раз мир не просто так возник.
Ведь с каждым мигом мы рискуем
не просочиться в новый миг.
Раз в счастье, – в этой почве зыбкой, –
тревога – бесполезный шум.
Благослови меня улыбкой,
ведь я не многого прошу.
Как запрещённые здесь "яти",
Бросаю отжитое вспять.
Хочу одно – в своих объятьях
Тебя, как небо, ощущать
Без пылкой пытки, без нажима,
Как Евой брошенный Адам.
Любви охапку одолжи мне, –
А я когда-нибудь отдам.
Когда пойму, какая сила
Два одиночества свела.
И мир, где ты меня любила,
Мне подарил свои крыла.
Ничтоже не сумняшись в воле
Ниспровергающих небес,
Меня любовью удостоил
И сразу выцвел и исчез...
Но что бы не было меж нами,
Я тороплю и тороплюсь,
Своими требуя губами
Твои испробовать на вкус.
Твоё дыхание расслышать,
Вдохнуть волнение волос.
И мой порыв намного выше
Всех гор, что видеть довелось.
И шире мелких океанов,
Что нас не в силах разлучить.
Я верить солнцу не устану,
В тебе узрев его лучи.
Возможно – это божий атом,
Пронзивший тихие сердца.
Быть проклятым или распятым?
Конечным или без конца?
Я буду продолжать надеять
Себя, желая повернуть
Непережитые недели
В неосязаемую суть.
Чтоб церковью помянут всуе,
Сокрыться, как последний вор.
Не откажи мне в поцелуе.
Исполни богов приговор.
К ЖИЗНИ...
Жизнь моя, дай новых музык мне!
Поводов для горечей и счастья,
Одиночества и соучастья
Больше – в мире, менее – в войне.
Дай мне не пропасть в тревогах дня,
Не остыть душою откровенной
В суете болотистой и бренной,
Что порой настырнее меня.
Жизнь моя! Мне новых слов подай!
В милости не откажи калеке,
Коему не нужно жить во веки,
И тем более – загробный рай.
Жизнь, прошу, – глаза мои открой!
Дай увидеть в вытоптанном граде
То, живём мы для чего и ради –
Яркий свет иллюзии иной.
Дай распробовать мне вкус побед,
Пусть и сдобрив перцем поражений.
Тёмному под зад мне для движенья
Пни надеждою в грядущий свет.
Не жалей ленивому вожжей,
Ранних петухов и музы ранней,
Отличать потребу от желанья,
Сны – от яви, слёзы – от дождей.
И ещё – как облаку, позволь
Поцелуем к небу прикоснуться
И наполнить запахом настурций
Тела обнажённую юдоль.
И тогда я разомкну уста
И позволю, чтобы мир безротый
Через вирши принял свои роды –
И заголосила красота...
* * *
Горят огни горбатых фонарей.
Дорогой ранней утро чешет ухо.
И город лабиринтом без дверей
Меня в попытках не уснуть застукал.
Тревожен день – но робкая заря
Еще таит в себе следы покоя.
И верится, что прожиты не зря
Столетия, крещенные тобою.
Каким путём уходят наши сны?
Не удержать их радужные гривы.
Но зимы все – в прислугах у весны.
А ты всех вёсен вечней и красивей...
И я один. Настолько, что оглох
От стука из груди идущей правды.
Но кто сказал, что так уж робок Бог,
Чтобы любовь на два делить по равной?..
© Александр Великий (Светай), г. Азов
ДИК Николай Францевич
ВИД ИЗ ОКНА
У поэта особенный вид из окна.
Даже если красуется груда камней,
то ему обязательно в полдень видна
белоснежная шхуна и чайка над ней.
На заре – просыпается вдруг океан,
неприступные горы штурмует закат.
Старый месяц вчера был опять полупьян.
Может, звёзды сегодня его отрезвят?
Превращается облако в парус мечты,
в заповедные строки – слезинки дождя,
перемёрзшие снежные хлопья – в цветы,
до улыбки весенней пургу доведя.
Через стёкла оконные может поэт
видеть то, что другому, увы, не дано –
если Музой божественной он обогрет,
то сумеет из строчек сплести волокно.
ПО СЕНТЯБРЮ
«Ни швец, ни жнец», а всё же милы
мне золочёные поля,
когда на стог взлетают вилы
и дышит осенью земля;
под пеленой сокрыто небо,
не докучает сытый шмель
и свежевыпеченным хлебом
несёт за тридевять земель.
Люблю пешком по бездорожью
уйти в просторы сентября,
где только осенью возможно
услышать сказки глухаря;
найти под кустиком озябшим
ещё живые ручейки
и на кораблике бумажном
доплыть до берега реки,
где умываются рассветы,
ночные птицы не поют
и где кочующее лето
себе устроило приют.
ВЕЗУЧИЙ
И когда на небе тучи
растворятся в тишине,
полушёпотом: – Везучий, –
кто-то скажет обо мне.
А и правда – мне достались
по наследству ширь полей,
сенокосная усталость
и пушинки тополей.
До сих пор хранят карманы
тайну пройденных дорог,
переспелые каштаны,
приготовленные впрок.
А в кармане на рубашке
два билета на сеанс,
прошлогодняя ромашка –
неиспользованный шанс.
Повезло мне, я не спорю,
встретить истинных друзей,
побывать в ночном дозоре
на бульваре фонарей.
И под ними в день погожий
повстречать заветный взгляд,
что мгновенно стал похожим
на осенний листопад.
ПРОБУЖДЕНЬЕ
Новый день стучит в окно
первым лучиком несмело
и заря крылом задела
голубое полотно.
В изумлении затих
буйный ветер в листьях клёна,
ожидая перезвона
колоколен золотых.
Через форточку в постель
пробирается прохлада.
А за нею, вот досада,
городская канитель.
Ночь ушла и на стене
не увидишь плясок тени
и осталось лишь мгновенье
полуночнице-луне.
Пробуждает солнце грудь.
Но за пять минут успею
спрятать сон за батарею
и назло ему вздремнуть.
СТИХИ НЕ ПИШУТ ПОД ЗАКАЗ
Давали деньги за стихи,
сулили много…
Но не ложилась под заказ
на лист дорога,
не расцветали васильки
на белом поле
и не резвились на строке
ветра в неволе.
Не получалось под заказ…
На каждой строчке
не поэтический полёт,
а заморочки.
Стихи не льются с потолка,
когда захочешь,
они рождаются в душе
в начале ночи
и до рассвета не дают
тебе покоя.
Когда утихнут, лишь тогда
чего-то стоят.
А под заказ и для утех –
не для поэта.
Талант в ночи не запоёт
под звон монеты.
ВЫСОКАЯ ПОЭЗИЯ
Сливаешься с Поэзией высокой
в единое, и с нею, как вода,
стекаешь по осенним лицам окон,
смывая пережитые года.
Как мудро обрисовано поэтом
то главное, что ты не произнёс,
но в сердце оставалось недопетым
и душу будоражило до слёз.
В метафорах запрятаны желанья,
парящие над буйной головой,
а в о́бразах душевные страданья,
терзающие личный непокой.
Поэзией высокой и назвали
то главное, что ты пока не смог
так образно, и в будущем едва ли
сумеешь на извилинах дорог.
Не каждому посильно ненароком
стихами, словно каплями дождя
по крышам и по лицам спящих окон
спускаться, до вершины восходя.
УХОДЫ – ПРИХОДЫ
Уходы – приходы. Пустые потери.
Полу́ночный стук в приоткрытые двери.
Обидное слово. Разлуки и встречи.
Печальные слёзы. Потухшие свечи.
Перроны вокзалов. Слова обещаний.
Надежда на милость извечных прощаний.
Коварство измены. Минуты разлуки.
А позже – прощенье и нежные руки.
Погоня по кругу за мигом удачи.
Но в поиске «нечто» не станешь богаче.
Возвышенный образ из книжного счастья
без взгляда влюблённых не станет домашним.
Без милости Божьей любая дорога
приводит однажды к чужому порогу.
Полу́ночный стук в незнакомые двери
тогда и напомнит о страшной потере.
Разлук и потерь в нашей жизни с избытком.
Согласие в доме дороже, чем пытки.
Уходы – приходы. Кому это надо?
А счастье нам Богом даётся в награду.
© Николай Дик, г. Азов
ДОЦЕНКО Зоя Фёдоровна
МИРУ – МИР
Что такое война..?
Если мама одна,
Закрывает собой детишек.
Если страх за окном,
Если рушится дом,
И когда не до кукол и книжек.
Если папа-солдат,
Когда зори горят,
Солнца нет
От смертного взрыва.
Обрывается жизнь.
Крик уносится ввысь.
И мы учимся жить
Без любимых…
А так быть не должно!
Надо солнце в окно
В каждом доме
И в каждой квартире.
Надо радость и смех,
Надо счастье для всех,
Надо Мир и Любовь
Во всем мире!
ПОДАРОК
Пал с небес рассвет хрустальный
И окрасила заря
Полусонный город ранний
В гололеде января.
Был изящным и звенящим,
Сброшенный с небес наряд.
Тканью мокрой, леденящей,
Приодел он дом и сад.
Под покровом гололеда
Еле слышно, чуть дыша,
Плачут, как и вся природа
Льдом и Сердце, и Душа.
Жарким солнцем, теплым словом
Растопить бы тонкий лед,
Только небо утром снова
Гололед в «подарок» шлет.
ОСЕННЯЯ ГРУСТЬ
Опустилась на землю грусть,
Облаками зашторив небо.
Лето в осень ушло, и пусть...
Ты со мной в этом лете не был.
Был далёк в благодатный закат
И невидим в туманном рассвете.
Был немым в перезвоне цикад,
Был слепым в ярком солнечном свете.
Без тебя ковылём стлалась даль,
О прибрежье ласкались волны.
И что лето ушло – не жаль.
И что осень пришла – не больно
ВОСПОМИНАНИЯ
Свои воспоминания на нить
Нанизываю, словно бисер, густо.
Хоть без тебя и научилась жить,
Но в жизни этой серо всё и пусто.
Обыденно проходит день за днём:
Ни ярких встреч, ни горьких расставаний
И разными дорогами идём
Без грешных дум и пагубных желаний.
А землю осыпает звездопад,
Соперничая с лунными лучами,
И кружит в жёлтом танце листопад...
Но это всё без нас и всё не с нами.
И тайная печаль растает сном.
И так бывает: чувства умирают.
Но пусть берёзы под моим окном
Мне о тебе всегда напоминают.
Свои воспоминания на нить
Нанизываю, словно бисер, густо.
А без любви – на свете глупо жить,
А без любви – в душе и в доме пусто.
НОЧЬ НА ДВОИХ
Колдовская ночь всё снится, снится,
Воскресая в памяти моей.
Может от того мне и не спится,
Что не возвратить минувших дней.
Гибкою лозой сплетались тени
В танце лунных бликов на стене,
И душистые кусты сирени
Силуэты прятали в окне.
В той ночи любовь до дна допита,
Как бокалы сладкого вина
И из сердца нежностью излита
Всеманящей тайны глубина.
Блекнет свет луны в лучах зарницы
И слезинками стекла свеча,
И дрожат усталые ресницы
Чуть касаясь сильного плеча.
Так в бессилье, стоя на пороге,
Замерли две грешные души.
Боги! Вы не будьте слишком строги
К тем, кто был вдвоём в ночной тиши.
ДЕВЧОНКАМ
Дорогие мои девчонки!
Вы знаете, что я заметила?
Что мы почти что амазонки,
Но только третьего тысячелетия.
Мужчины наши стали слабы.
В бреду похмелья давно зависли.
Мы в их сознании всего лишь бабы..,
Но разве настоящие так мыслят?
Ведь мы красивые и мудрые,
В согласии стремимся жить…
И чтоб Они о Нас не думали,
Мы продолжаем их любить!
Ну а тому, чья мысль убога,
Кому любовь не дорога…
Мы говорим – Любовь от Бога!
И наставляем им – рога!
ХВАЛА ТВОРЦУ
Господь, прими хвалу!
Пою за всех за нас.
Пою хвалу, пою хвалу
За каждый миг и час.
Благодарю за то, что дал
Мне мудрости и сил.
За то, что на земле живу
Под негою светил.
За возрождённую весну,
За листьев жёлтых бал.
И трижды я благодарю
За то, что ты не дал.
Хвала тебе, Творец, хвала
За истину любви!
И за Христа, Его слова:
«Храни нас, Бог, храни!».
За благодать, что дал земле,
за высоту небес.
За то, что сын твой, приняв смерть
За нас, для нас воскрес!
МАТЕРЯМ
У женщины, носящей в чреве сына,
В надежде и любви душа поет.
Ведь род продлит и защитит мужчина,
И Бог такого сына ей дает.
Растит, лелеет мать с мечтой о счастье,
Свою кровинку, сон его хранит.
Во всех его делах – ее участие
А сердце... Обо всем оно болит.
И даже оглянуться не успея,
Заметит мать – а сын то взрослым стал.
К лицу и звездочки, и портупея,
А лейтенант для мамы – генерал!
Гордится мать. Мужчиной настоящим
Стал сын. И стать, и честь к лицу.
И будущее, огоньком манящим,
Пророчит славу мужу и отцу.
© Зоя Доценко, г. Азов
ЗУБОВ Денис Валерьевич
ГЕРДА И КАЙ
Весна тебе залижет рану.
Я Кай, отдавший душу льду.
Прости же, Герда, я не стану
Пытаться рай найти в аду.
Мне проще быть комочком снега
В руках беспечной ребятни,
Чем пасть без сил, устав от бега,
Когда копил в кармане дни.
Утихнут звонкие капели,
Немые птицы в декабре.
Лишь дети, спрыгнув с карусели,
Играют мною во дворе.
СОГРЕЙ МЕНЯ
Печально влюблённое небо
Закроется веером туч.
Как нищий, просящий хлеба,
Просила земля солнца луч.
Согреться хотелось несчастной,
Напиться теплом допьяна.
А небо делилось на части
И облака сверху стена.
Терпеть надоело – уснула,
Снегами укрыла зима.
Луна в облаках, как акула,
Зубами кусала дома.
Февраль ослабляет морозы,
Проталины-раны снегов.
Плетут виноградные лозы,
Приходит конец зимних снов.
И луч, долгожданный и тёплый,
На щёки её упадёт.
И вновь, пролетая сквозь стёкла,
Как воск, он растопит весь лёд.
ПОКОЛЕНИЕ
У подъезда по третьей курим,
а на лавке сосед поддатый
заливается чем-то бурым
и зовёт, по привычке, братом.
У песочницы чьи-то дети
учат девочку целоваться.
Сушит градусом губы ветер.
Крышки люков, как пятна ваксы.
И тинейджеры на качелях
допивают свои коктейли.
Расползаются, будто черви,
с девкой пьяною до постели.
А сосед уже спит готовый,
губы вымазав белой пеной.
Докурив, ты роняешь слово:
«Мы кусок этих поколений».
ЖИТЬ
Там, где слово, теперь нули.
Перевёл все часы-старушки.
Так, как раньше, мы не могли.
Нам и в марте бывало душно.
Жизнь в подъездах уже прошла
(это наш пубертатный возраст).
От друзей лишь «привет», «дела»,
и собаки соседской возглас.
Без желания повзрослеть
мы для мамы всё те же дети.
Нам и пряник почти как плеть.
Мы хотели всего на свете.
И уткнувшись лицом в плечо
незнакомого пассажира,
нам захочется жить ещё.
Мир для нас, а не мы для мира...
ПОМАДА
Проснулась рано очень
в моей постели.
И всё, что было ночью –
следы на теле.
Халат попросит тапки.
Идёшь на кухню.
И вроде всё в порядке,
но завтра рухнет.
Стакан. Пятно. Осадок.
И помнить буду
на зеркале помадой:
«Помой посуду!»
КУКОЛКА
Это куколка. Край кровати.
И мне кажется, не пора
слушать музыку так не кстати
и начать обсуждать вчера.
Не будить её – вот награда.
И смотреть, и смотреть, смотреть.
Она, кажется, будет рада,
вновь отдав сну от суток треть.
А на тумбочке ждёт заколка,
только куколка тихо спит.
Я погладил её футболку
и убавил под утро сплит.
И на улице скрип машины
не подымет любимых век.
Звук не в силах будить невинных,
когда дом мой – её ночлег.
А на кухне остывший кофе
мармелад и чуток конфет.
Край кровати, любимый профиль.
Мне, по-прежнему, двадцать лет.
ПАРА
Мышиным писком
скрипели ставни.
Сжигая письма,
меня оставит
в шкафу, в прихожей,
у антресоли.
Мы так похожи
на наши роли.
В кино на задних
(не видят дети)
я место занял,
она же – деньги.
К чертям все титры!
Всех супер-старов!
Мы не артисты.
Мы просто пара.
ВЕНЕРА
Ну что, Венера, доигралась?
Цеди сквозь зубы свой «je t’aime».
И нет любви, лишь только жалость.
Ты увлеклась, увы, не тем.
Ходи теперь по барам в платьях,
цепляй поддатых на крючок.
Они, как прежде, деньги платят,
и разговоры ни о чём.
Надежда стать опять искомой
среди чужих обычных баб.
Но принц уже довольно скоро
другую пригласил на бал.
© Денис Зубов, г. Азов
КАЛУШЕВ Юрий Николаевич
НЕ ГОВОРИТЕ ПЛОХО ПРО РОССИЮ!
А ну, корнет, налейте нам шампанских,
Иисус воскрес, и значит, мир спасён.
В душе потребность музыки цыганской,
Оркестр готов и песней опьянён!
Мы будем пить за дам, друзья-гусары,
За радость встреч и прелесть бытия!
Пусть разобьётся оземь всхлип гитары,
Закружат платья, залы подметя!
Прости нам, Бог, земные прегрешенья.
На пиках кровь Отечества врагов.
Жизнь отдадим по Высшему веленью
По зову сердца, просто, без торгов.
Не говорите плохо про Россию,
Жизнь отдадим за Веру и Царя,
В глаза страны смотреть невыносимо,
Что недруги с красой её творят!
А ну, корнет, ещё вина налейте,
«Иисус воскрес! Воистину воскрес!»
Я видел это в старой киноленте
И чуть в экран с шампанским не залез!
Чтоб вместе с ними в Пасхе разговеться
И павшего сменить в лихом бою,
В лицо Творца взволнованно вглядеться
И приподнять столетий кисею!
НЕ УТИХАЙ, ВОЛНЕНЬЕ КРОВИ!
Вокруг весна, порыв душевный,
На дыбе косточки дробя.
Опять я женщин мир волшебный
Вдруг открываю для себя.
Опять тревожит шелест платья,
Изгиб бровей, руки полет,
Срывая серых дней проклятье,
Бросаюсь в праздник, как на дзот.
И очарованный, внимаю
Капели легких каблуков
И, воскрешаясь, понимаю,
Как все же много дураков
Средь нас, мужчин, надутых, важных,
Лицо уткнувших в бизнес-план,
Не слышат марта воздух бражный,
Зимы стряхнув мадеполам!
И, не скрывая восхищенья,
Зажмурясь, пью хмельной настой.
Продлись, восторга ощущенье,
Плененье вашей красотой!
Не утихай волненье крови!
Не исчезай летящий слог!
Где, высший трон для вас построив,
Мы, как всегда, у ваших ног!
ЭСКОРТ
Мы все выплываем на лайнере юности,
А вот доплываем, увы, на барже.
И глупостью кажутся бывшие мудрости,
И хочется спрятать души неглиже.
Но к счастью, бессильны и времени ножницы,
У жизни есть вечный почетный эскорт
Певцов и поэтов, великих художников,
Сливаясь в единый звенящий аккорд!
И ты, подходя к полотну, замираешь,
И слушая стих, оживаешь любя.
Из глины провинции чудо ваяешь,
Под купол свой храм каждый день возводя.
А можно расслабившись вниз по теченью
Без пальцев разбитых и выпитых губ,
И вверх не взлетать по руки мановенью,
Сломав у подножья вершин ледоруб.
Пусть каждое слово пронзительным станет,
И голос певца, и Маэстро мазок,
И Господи в милости нас не оставит,
Дарующих жизни восторг и ожог!
КАК ДНЕЙ ОСТАТОК ПРОВЕСТИ?
Как дней остаток провести,
Чтобы придя на покаянье,
Услышать: «Я тебя простил
За дел моих непониманье!»
«Когда тонул в пучине тем,
Я душу спас на мелководье.
Тебе казалось, ты летел,
Я рядом шёл, держа поводья.
Когда ты телом изнемог –
Сидел с тобой у изголовья,
Менял на ранах сбитых ног
Повязки, залитые кровью.
Взбирались двое на утёс,
Вдруг – ты один, товарищ сгинул.
Я на руках тебя донёс,
А ты считал – Господь покинул.
Потом тебе я подарил
Одну из самых лучших женщин,
Из свиты матушки Мари,
В ней ум сияет, чувства плещут!
Когда осенний сад пестрел
И небо вспенилось однажды,
К тебе стихами я приспел
И бард запел о Флёр д’Оранже».
Как дней остаток провести,
Чтобы придя на покаянье,
Услышать: «Я тебя простил!»
И обратиться в ликованье!
ТО ЛЕДОСТАВ, ТО ЛЕДОХОД…
То ледостав! То ледоход!
То лист последний ветры сдули.
Вновь просвистел над ухом год,
А я подумал – это пуля!
Что снайпер взял чуть-чуть левей,
Свинчаткой кожу опалило,
Что снега волосы белей,
Как пятьдесят перевалило.
Халат в крови, пока чужой,
Ночами снится блок инсультный:
«На поле брани – кто живой?»
Лишь режиссер застыл за пультом!
Добра и зла идёт война,
И не везде Иисус поспеет.
А Люцифера семена
Взойдут для тех, кто их посеет!
На то и посланы врачи,
Чтоб день и ночь Отцу в подмогу
Держать в узде параличи
И оживлять больные ноги.
Гасить пожар слепой свечи,
Сквозь канонаду боли дикой,
На то и посланы врачи –
Их руки пахнут земляникой!
То ледостав! То ледоход!
То лист последний ветры сдули.
Вновь просвистел над ухом год,
А я подумал – это пуля!
НА ЕДИНОМ ДЫХАНИИ
Каждый должен из нас так прожить,
Чтобы долго его Манифест
Над землёй белокрыло кружил,
Чтоб хотелось припасть и прочесть.
Вновь мечталось услышать повтор
Этих рифм, усмиряющих быт,
И рванулась душа на простор,
Пусть мотор, надрываясь, горит.
Всё неслось на дыханьи одном,
И затих очарованный зал,
Восхищаясь певцом, как вином,
Вдохновенно горели глаза.
Каждый должен из нас так прожить,
Чтобы долго его Манифест
Над землёй незабвенно кружил,
В степь летел как казачий разъезд!
МАЛИНОВЫЙ ЗВОН
Над Азовом – малиновый звон.
Главный пост, завершившийся Пасхой.
И душа, заглянув за кордон,
Наслаждается негой и лаской.
Благодатные длани Христа,
Словно крылья, над градом простёрлись.
Грех унынья стирая с лица,
Свет победы на землю исторгли.
Свет победы над демоном тьмы
И смиренья над ядом гордыни,
Навсегда, до конца, не взаймы,
Лишь бы только его сберегли мы!
Лишь бы жертву Творца оценив,
Не считали себя режиссёром.
А лицо благодарно омыв,
К рубежам поспешили дозором.
Возвещая: «Иисусе воскрес!
Смертью смерть, на Голгофе поправ!»
До чего исцеляюща весть,
Как нам дорог его Устав!
Как мы счастливы этим днём,
Что в дорогу рождает Год,
С благодатным Отца огнём.
Верим – время нас не согнёт!
Над Россией малиновый звон, –
То молитва о нас Христа.
Пусть пребудет его закон
И прощенье его перста!
НЕ ДАЙ НАМ БОГ!
Не дай нам, Бог, случившейся войны,
Проблем детей, депрессии, унынья.
А дай нам, Бог, Вселенской новизны,
То звёздами любуясь, а то синью!
Не дай нам, Бог, всё делать под себя,
Лежать в углу и тупо ухмыляться.
А дай нам, Бог, прожить творя, любя
И поворотам жизни удивляться!
Не дай нам, Бог, сказать: «Как я устал!»
Усталость на постой впускает старость.
А дай нам, Бог, взойдя на пьедестал,
Молить, чтобы любовь на нём осталась!
И озаряя пройденные дни,
Прожектор в даль грядущую включала
Не волчьих глаз светилися огни,
Не траурная музыка звучала!
Не дай нам, Бог, нажитое делить,
Брести с сумой оврагами, дворами.
А дай нам, Бог, за то Тебя молить,
Чтобы удача оставалась с нами.
Тепло друзей и радость бытия
Чтобы беда от нас не заслонила,
Чтоб только вместе, только ты и я,
Куда бы нас судьба не заносила!
© Юрий Калушев, г. Азов
КИСЛОВ Юрий Александрович
МОЙ ГОРОД
Он, января распахивая полы,
вошел в меня изнанками дворов,
истоптанной курилкою за школой,
дающей сумасшедшим мыслям кров.
Ночами чая, споров и сомнений
мы грезили масштабами империй.
Он, обкусав акаций заусенцы,
вдруг обнаружил, что имеет сердце...
Мы верили в свое предначертанье,
и лишь стихи еще казались тайной.
А он, как лампы раб, привстал над сушей,
в себе, вдобавок, ощущая душу...
Да, есть в крови июльского базара,
в пыли лотков, где рыбы пахнут жаром,
и в тесноте сплетенных наспех снов
предчувствие открытых мною слов.
Я думаю о том, как мало нас.
И верую, что мы не отголоски.
Иначе лопнет он от пят до глаз,
от бывшей Сталина до нынешней Московской,
разбрызгав мозг домов по плитам серым,
в безудержном желании быть первым.
ПРОВИНЦИЯ
У нас в провинции есть, слава богу, квас.
И старичок беспалый на полувздохе
прочитывает «Правду». Про запас
храня свой китель сталинской эпохи.
У нас соседки у подъездов бдят.
Куда там АПН-овским и прочим
властителям пера и многоточий! –
Без соли за один присест съедят!
У нас еще осталось хлебосольство
прекрасное, как церковь без гвоздей,
у нас не пьют «Наполеон» с «Посольской»,
поскольку есть напитки помудрей.
У нас, раскольников, талантливых Солох,
поэтов – словно семечек в кармане.
Я не был в конвертируемых странах,
но, говорят, там наших – будто блох.
Уймись, столица! С высоты амбиций
взгляни в лорнет. Наивна и чиста
к тебе стучит великая провинция,
не на прием, чтоб языком чесать.
Она готова горем поделиться,
о том, что у водицы вкус не тот,
о том, что пацаны одни родятся,
да не к войне ли этот поворот?
Хребет державный ныне перекошен.
Не хватит по моей стране Касьянов,
чтоб вправить позвонки. Себе дороже.
Пятиэтажным лечат здесь изъяны.
Здесь многое познали мужики,
разбив сократовские лбы в кровянку,
выплевывая зубы в нужники
Далеких Соловецких и Лубянки.
Да, что-то все-таки у нас не то
в моем совсем не датском королевстве.
Иные интересы и злодейства.
И по-иному режется виток.
Лежит провинция, пытаясь превозмочь себя.
Как говорится – не до ананасов.
Ворочается и не спит всю ночь,
разглядывая небушко в алмазах.
ТЕРПЕНИЕ
Кто сказал, что в стихах отражается время?
В слове – только начало, младенца искус.
В первом слове лишь только рожденье кореньев,
тех, что в жуткой пустыне предвидел Иисус.
А затем шелушились стволы, гнили листья,
ветер гнал пастухом облака, щелкал бич.
Превращался в идею спьяну брошенный клич.
Сдуру кинутый камень становился баллистикой.
Время терпит слова, словно центр – округу,
ощущая себя неуютно, неловко:
но стихи и флажки чтут движение волка,
и глаголами держат себя и друг друга.
Отражаясь от времени и возвращаясь,
в предвкушенье девятого вала и лени,
умирая и плача, хохоча, тая, маясь
ставят Время в прихожей на горох и колени
ПАМЯТЬ
Время говорить о своих.
Их мало.
Время выбило дальних.
Да и ближние
тают в глазах.
Я – самый ближний,
в приграничье моей державы.
Но – самый дальний,
из выпитых в Соловках.
Философия бездны
называется «фак».
Я смотрю в телевизор
и далее…
У ближних
время сужает факт.
Факт того,
что у нас были дальние.
РАССТОЯНИЕ
У расстояния нет рук. Свои тяну,
и открываю тем завесу,
не ведая, что этим тешу беса,
смотрящего с балкона на луну.
Но есть земля, где лист укроет норку,
дома, где по ночам то джаз, то вист,
проплешины полей, где тракторист,
уставший за день, пьет с водою хлорку.
Он пьет и чешет свой затылок задний.
В предчувствии побед и пониманий.
БЛАГОДАРНОСТЬ
Благодарю,
что дал мне
Русский.
Язык,
Невластный
вору и царю
Мой.
Кровный.
Не шепча,
не лузгая
которым,
я сегодня говорю.
КО ДНЮ ПОБЕДЫ
«Двадцать второго июня,
ровно в четыре часа…»
Песенка вертится.
Смысл незатейлив.
У смерти, что бритва, коса.
Бдят погранцы на заставах,
тает июньская мгла.
Песенка вертится,
смысл незатейлив,
как патефон и игла.
Это потом через дни и кладбИща
к нам эта правда дойдет.
Будто простая и вечная пища:
каша, солдат, пулемет.
Это потом – похоронки, конверты.
Это потом – и салюты, и флаги…
но перед этим сквозь донышко фляги
дед мой познал – мы бессмертны.
Хлюпает кровь в сапогах.
Смерть и взаправду боса.
«Двадцать второго июня,
ровно в четыре часа…»
© Юрий Кислов, г. Азов
ЛАРИОНОВ Анатолий Анатольевич
МЕРА ВСЕМУ
Бабушка моет посуду,
Спит на скамеечке кот.
В этой неспешности мудрой
Слышно, как время идет.
Кажется, в эти минуты
Вечность вступает в права,
И деревенским салютом
В печке стреляют дрова.
Вдруг понимаешь пронзительно:
Мерой всему – человек.
Даже и в этот стремительный
Наглый компьютерный век.
РУССКОЕ ЛУКОМОРЬЕ
Век девятнадцатый, век Музы золотой
Стихов стихия вздыбилась волной,
И с необузданной великолепной силой
Она ударила о берега России.
Когда отхлынула, то пишущему миру
Явилась глыба нового кумира.
Там были и поменьше валуны,
Что тоже стали славою страны.
В двадцатый нас накрыло новым валом,
Потом его серебряным назвали.
Волна была поменьше, вместе с ней
На берег много вынесло камней
Больших и малых, и по цвету разных:
От ярко-белых и до тёмно-красных.
Они со временем порой меняли цвет,
Но пляж прекрасен, в этом спору нет.
Век двадцать первый – и опять волна,
Но не пером гусиным иль железным,
А кнопкою и «мышью» рождена.
(Она пластмассовой быть может названа)
Не при свечах, при современном свете,
Терзают клавиши пииты в Интернете.
Пока от авторов компьютерной сноровки
Несёт на берег лишь пустые упаковки.
У КАЛИТКИ
Поэзия – как древняя царица,
За ночь любви в расплату жизнь берёт,
И лишь немногим избранным любимцам
Она посмертной славой воздаёт.
Она не платит жалованья слугам,
Но как стремятся у неё служить
И тот, кто ранней смертью не испуган,
И тот, кто до седин сумел дожить.
Рукой неопытной и я чиню калитку
В её саду, где счастья родники,
За снисходительную мягкую улыбку,
За лёгкий взмах прощающей руки.
СТРАНА У НАС БОЛЬШАЯ…
А на севере – снега по пояс,
А на юге – песок на зубах.
Нет в России нигде покоя
На морозных и знойных ветрах.
У соседей ухожены грядки.
Наш простор бурьяном зарос.
Почему нет в стране порядка?
Русский вечный и злой вопрос.
«Нужен рынок!», – пророки кричали.
Ну и что? После смутных годин
Мы очнулись в тоске и печали
Среди старых и новых руин.
Нищетой и бесправьем распяты
На обломках рубиновых звёзд…
Строго судят народ виноватый
Шизофреники рыночных грёз.
Но сквозь эту печальную повесть
Шлёт надежда благую весть:
Наши няньки – Любовь и Совесть
Снова вырастят Правду и Честь.
НЕ МОГУ ПОНЯТЬ
Никак понять я не могу,
Ну почему, ну чем мы хуже,
Что поклоняемся врагу,
Что дружим с теми, кто не нужен,
Что правит нами всякий сброд…
Ужели только и достоин
Быть на коленях мой народ,
Что в прошлом труженик и воин?
Никак понять я не могу,
За что и кем мы так прокляты,
Что можем спьяну, на бегу,
Топтать, что дорого и свято.
Что наши деды и отцы
Мрут, опусти бессильно плечи,
Что в наших храмах подлецы
В руках нечистых держат свечи.
Никак понять я не могу,
Что стало с духом нашим русским,
Что так согнуло нас в дугу,
Что превратило в жалких трусов.
В почёте подлость и враньё,
А чести мы давно не ищем,
И с наглым криком вороньё
Кружит над русским пепелищем.
ВСЁ ПОВТОРЯЕТСЯ…
Когда-то в древности философ и поэт
Воскликнул с горечью: «О времена, о нравы!».
Я верил в детстве, что увидел свет
В стране, где «ум и честь, и совесть» правят.
Потом в строю пытался сверить шаг,
Но море жизни становилось злее;
Под шум волны содрали красный флаг,
И сняли «вечный пост» у Мавзолея.
Вдруг оказалось: все мы не равны.
С кривой ухмылкой довели нам новость,
Что медным тазом под обломками страны
Накрылась правящая «ум и честь» и совесть».
Всё повторяется, и наши мудрецы
Опять взялись за времена и нравы.
Уже не тешат их богатство, власть, дворцы.
Теперь им хочется простой бессмертной славы.
РОМАШКА
На северных ромашковых полянах
Я часто вспоминал твою мечту.
Её пытался я исполнить рьяно,
Но брал в помощницы всегда, увы, не ту…
Вот и теперь, когда цветут ромашки,
Вновь вспоминаю о твоей мечте.
В них поваляться, хлопнув по рюмашке…
Жаль, я не тот, и все вокруг – не те.
ЖЕНЩИНЕ
Не забывай, что жизнь – одна,
Что ты – красива и любима,
И никому ты не должна
Быть в услуженьи суетливом.
Не забывай, что жизнь – одна,
И выбор есть, в твоей он власти;
Какую чашу пить до дна:
С вином страданий или счастья.
© Анатолий Ларионов, г. Азов
НАХАЛОВА Наталья Петровна
ИМЕНА
Окаменела, имена читая,
На мраморной, полураскрытой книге
И падала, со всеми умирая,
И слышала и стоны их, и крики.
Расстреляны в военном лихолетье
На этом безнадежно лобном месте,
И женщины, и старики, и дети
Отродьями без жалости и чести.
Что, если б мать или Фрица, или Отто,
Увидевшая в этот час потомка,
Могла сказать бы своему уроду,
Стрелявшему в невинного ребенка.
Наступит мир, и содрогнутся люди,
Узнав о зверствах, но почуяв бурю,
Заявит Фриц иль Отто: «Неподсуден,
Во всем виновен бесноватый фюрер».
Замученные жертвы Бухенвальда,
Освенцима, Хатыни, Холокоста
Сказали б тоже им: «Не виноваты»,
Что убивали их легко и просто.
Стою у книги, явно представляя
Безвинных жертв расстрелянные лица:
«Прости, Господь, Тебя я умоляю,
Что не прощу ни Отто и ни Фрица».
* * *
Окна старинного здания
Глядят из ушедшего века
Глазами, в которых отчаяние
Растерянного человека.
Красавец всего квартала,
Но ныне не в моде, похоже,
И жесткой рукой вандалы
Живую сдирают кожу.
И сняв кружевной наличник,
Сказал старый плотник нервно:
«Не дом это был, а личность,
А будет теперь как евро».
Теряем мы корни, братцы,
От моды из-за границы,
Пластические операции
На зданиях и на лицах.
И тихим ручьем по стеклам
Бежит не вода – слеза,
Меняют на евро окна
Заплаканные глаза.
* * *
Уже не ночь, ещё не утро,
Полоской на небесном теле
Заря рвала ночную темень,
Сочилась, будто кровью алой,
Через разорванную рану
И, словно красная девица,
Гляделась в Зазеркалье речки,
По камышам порхнула свечкой.
И в окна бросилась жар-птицей,
А солнце следом за зарёю
Спросонок выползло лениво,
Подобьем огненного взрыва
Тревожно встало над землею.
Рассветная палитра красок
Контрастностью грешна сверх меры:
Нет полутонов и пастели,
Без скрытных карнавальных масок,
Обнажена до совершенства
Природа утреннего действа.
РОДНОМУ ГОРОДУ
К тебе приду, Азов мой, на заре,
Водой донской умоюсь у причала.
Здесь мой исток и здесь моё начало,
И нет тебя роднее на земле.
Взойду на вал. Он помнит те года –
Свидетель славы, верности, отваги,
Казачьей шашки да петровской шпаги,
Здесь отстоявших волю навсегда.
У памятника русскому царю
Склоняюсь в уважительном почтенье
За то, что в годы славного правленья
России отдал жизнь и мощь свою.
История через пласты веков
Оставила здесь множество отметин,
Быть может, в этом месте на планете
И зарождалась жизнь с самих азов.
Я верю, что зовёшься так не зря,
Мой городок из солнечного света,
В моей судьбе счастливая примета
Любви, Надежды, Веры и Добра.
ЗИМА В АЗОВЕ
Я город свой совсем не узнаю,
Иду по улице и громко так пою
Знакомым всем и даже первым встречным.
В душе пою, тихонечко, конечно.
А песня рвётся, сердце нараспашку,
Я взмыть хочу в сияющую высь…
Увы! Там сохнут мёрзлые рубашки,
Туда многоэтажки взобрались.
Но я стою на белой мостовой,
Восторженно гляжу на город мой.
Взгляните, граждане, какая красотища!
К нам припожаловала матушка-зима!
В меха оделись люди и дома,
В уборе сказочном деревья, и ветрище
Улёгся где-то тихо и смиренно.
Нас радует безветрием и блеском,
И красотою необыкновенной,
И тишиной…
С морозным лёгким треском
Идёт зима по городу Азову.
Смотрите, граждане, какая красота!
Вот площадь Ленина, а там вот ворота,
Сугроб на месте «тополя Петрова».
Турецкий вал под снежным покрывалом,
Подкова Дона в светлом серебре…
Таких деньков давно уж не бывало.
Быть может, лишь в прадедовской поре.
Ах, баловница, матушка-зима,
Идёшь по городу, резвясь, и озоруешь,
Рисуешь белой краской, а сама
Волшебной сказкой мой Азов чаруешь.
© Наталья Нахалова, г. Азов
© «Петрович», тексты. Все права защищены.
К оглавлению...
