ПРИГЛАШАЕМ!
ТМДАудиопроекты слушать онлайн
Художественная галерея
Беломорск (0)
Катуар (0)
Москва, Автозаводская 35 (0)
Беломорск (0)
Дом-музей Константина Паустовского, Таруса (0)
Беломорск (0)
Москва, Фестивальная (0)
Москва, Ленинградское ш. (0)
Старая Москва, Кремль (0)
Москва, Фестивальная (0)
Храм Преображения Господня, Сочи (0)
Троицкий остров на Муезере (0)
Храм Покрова на Нерли (1)
Ярославль (0)
Троицкий остров на Муезере (0)
Беломорск (0)
Храм Нерукотворного Образа Христа Спасителя, Сочи (0)

«Загадка от невольной жительницы города Боровска»&«Шестнадцатая»&«Культурная программа» Александр Ралот

article752.jpg
Загадка от невольной жительницы города Боровска
 
В земляной яме узницы провели последние дни своей жизни. Под страхом смерти охране было запрещено передавать  какую-либо пищу заключенным: «Аще кто дерзнет чрез повеление.., такового главною казнью казнить». 
Первой не выдержала мучений Урусова. Она попросила сестру отслужить по ней отходную, «и мученица над мученицею ...  отпевала канон, и юзница над юзницею изроняла слезы, едина в цепи возлежа и стоняще, а другая в цепи предстоя и  рыдаще»... 
 
  Её тело оставалось не погребенным в течении пяти дней!
 Власти, не торопясь, решали вопрос о месте захоронения бывшей заключённой. Первоначальный царский приказ о  захоронение Урусовой в лесу был отменен, так как власти боялись перезахоронения боровскими людьми её тела и  превращение новой могилы в место паломничества.
 
Урожденную Соковнину (московский дворянский род, состоявший в родстве с Милославскими, Ртищевыми, Хитрово) лет 16-ти  от роду выдали замуж за брата боярина — воспитателя царя Алексея Михайловича. Ей не было и тридцати, когда супруг  скоропостижно скончался. Неожиданно вдова оказалась владелицей огромных богатств знатнейшего рода. 
 Вела образ жизни «верховой» боярыни при дворе царицы Марии Ильиничны Милославской. В московском доме ей  прислуживало не менее трехсот человек. Выезжала в дорогой карете, украшенной золотом и серебром.
А после известных событий, взяла да и тайно приняла постриг! После этого нарекли её новым именем — Феодора. Удалилась от  посещения светских и церковных мероприятий. Отказалась от приглашения на свадьбу царя Алексея Михайловича, под  предлогом болезни. 
Поступок этот, наряду с другими, вызвал гнев правителя. Царь много раз пытался подействовать на нее с помощью  родственников. Посылал боярина Троекурова, но все тщетно. Примерно наказать строптивицу государю мешало её высокое  положение. К тому же и царица Мария Ильинична, как могла, удерживала супруга от этого.
 Алексей Михайлович, прозванный в народе «Тишайшим», предпринял последнюю попытку. Послал к ней архимандрита  Чудового монастыря Иакима, да думного дьяка Илариона.
 
 Сгорая от ненависти к не прошенным гостям боярыня легла в постель и демонстративно не вставая с неё, отвечала на их  допросы.
  За душу ослушницы просил царя лично Патриарх Питирим. На что «Тишайший» рекомендовал главному священнику державы  самолично удостоверится в её «сумасбродности».
 
 На допросе у Питирима боярыня также отказалась стоять на своих ногах. При людно повисла на руках стрельцов. 
 
 На Ямском дворе пытками на дыбе истязали двух сестер-боярынь, а заодно с ними и Марию Данилову надеясь столь  страшным деянием образумить вероотступниц. Не помогло.
Тогда порешили сжечь их на костре. Казнь лютую смогла остановить только сестра царя Ирина Михайловна.
 Но последовал новый указ государя: четырнадцать слуг, заживо сжечь в срубе, нашу героиню вместе с Урусовой навечно  сослать в Боровск.
Знаменитый Протопоп Аввакум вспоминал после ее гибели: «Пред очами человеческими ляжет почивати на перинах мягких под  покрывалы драгоценными, тайно снидет на рогозиницу и мало уснув, по обычаю исправляше правило. В банях бо тело свое не  парила... ризы же ношаше в доми с заплатами и вшами исполненны и пряслице прилежаше, нитки делая. Бывало, сижу с нею и  книгу чту, а она прядет и слушает, или отписки девицы пред нею чтут, а она прядет и приказывает, как девице грамота в  вотчину писать».
 
Что знал великий художник о этой женщине? Общую канву ее печальной истории, которую слышал ещё в детстве. И то, что  было написано о ней в романе Д.Л. Мордовцева
Возможно, читал книгу И.Е. Забелина «Домашний быт русских цариц». Но ни в одной из этих книг и слова не сказано о ее  чёрном полумонашеском-полуарестантском одеянии, и о чёрной доске на груди.
 
Ныне на дворе просвещенный двадцать первый век.
Имя нашей героини отныне бренд одной из самых популярных сетей одежды в Санкт-Петербурге. Здесь все желающие смогут  найти верхнюю одежду из кожи и меха, а также пальто, плащи и аксессуары от лучших европейских производителей.
Ну вот пожалуй и всё, что я хотел сказать вам, дорогие мои читатели. Отгадали? Прекрасно! А ежели нет, то картина, как  всегда, вам в помощь.
 
 
Шестнадцатая
 
Ура! Ура! И ещё раз Ура! Нам наконец-то удалось вырваться, на пару дней, в «белокаменную».
— Значит так! С утра по магазинам, потом на ВВЦ или ВДНХ, не знаю точно, как сейчас, она называется. А вечером, конечно, в  Большой! — Моя племяшка Екатерина крутилась перед стареньким гостиничным зеркалом примеряя один наряд за другом.
— Последний поход отменяется. — Я пытался вернуть родственницу на грешную землю.
— Это ещё почему? Ты хочешь сказать, что билеты раздобыть не сможем? Тогда в Малый. Он же рядом находится.
— Сдаётся мне, после утреннего шопинга тебе и поход на ВДНХ покажется явно лишним. Если вообще время на не неё  останется.
Катюша отложила в сторону очередную «тряпочку» и уставилась на меня своими огромными глазищами.
— Ты считаешь, что в Москве, для такой девушки как я, самое главное это мегамоллы? Так знай, ради культпоходов я готова  ими пожертвовать! Запросто! Во сколько выставка открывается? Едем!
— И даже завтракать не будешь? — Съязвил я.
— Там поедим. Последними достижениями российского общепита! — Не осталась в долгу Катюша.
 
Огогошеньки! И всё это хрупкая женщина Мухина сотворила? Во, даёт! — Екатерина, задрав голову смотрела на знаменитую  скульптуру. — Расскажешь про неё? Потом, как-нибудь?
— Про Мухину или про «Рабочего и колхозницу» — поинтересовался я.
— Про обоих! — На ходу уточнила племяшка, устремляясь к не менее знаменитому фонтану.
 
— Дядь Саш! Ты это видел?
— Много раз. А в чём вопрос?
— Как в чём? Ты что арифметику совсем забыл? Так я тебе помогу. Их же шестнадцать?
— Кого?
— Девушек! Не веришь? Сам пересчитай.
— Ну и что с того?
— Как это, что? Ну ты даёшь! Республик-то в Советском Союзе пятнадцать было. А их шестнадцать! Зачем лишнюю деваху  соорудили? Загадочка! Как у Дэна Брауна или даже похлеще. Рассказывай! Колись! Ты же знаешь отгадку?
Я молча пожал плечами. Мол, дело это не простое. А мы вроде бы спешим.
Племянница решительно топнула ногой. — С места не сдвинусь, пока не узнаю!
Приеду в школе своих терзать стану! Пусть по потеют.
— У вас же гугл имеется. В момент ответ найдут.
— Ты давай, на всемирный разум не ссылайся. Кафе видишь? Пошли туда. И позавтракаем и заграничного Брауна  переплюнем.
 
— Понимаешь Катюша, как бы тебе всё это рассказать по короче.
— А мне так не надо! Ты по интересней давай.
 
— В двадцатых годах прошлого столетия в молодой стране советов появилась мода на создание национальных трудовых  коммун. На карте государства можно было разглядеть «Карельскую трудкоммуну», «Трудовую коммуну немцев Поволжья» и  другие. После окончания гражданской войны и для упорядочения национально-территориального деления Российской  Федерации, «Карельскую» быстренько переименовали в Автономную Карельскую Республику.
— Так автономную же. А им девушек на фонтане размещать не положено! Иначе столько понаставили, центрального цветка не  видно было-бы. — Привычно перебила меня племянница.
— Катерина! Имей терпение. Всему своё время. Позволь я продолжу.
Девушка кивнула. Закрыла ладошками рот, подтверждая тот факт, что отныне из него не будет произнесено ни одного словечка.
 
— Эта озёрно-лесная территория в тридцать девятом году прошлого столетия запросто могла стать частью соседней  Финляндии.
— Как это? — Нарушила обет молчания племянница. — СССР, как мог, собирал утраченные земли. А тут пожалуйте. Нате  забирайте. Мы не обеднеем. Так что ли?
— Понимаешь Катюша с началом Второй мировой войны остро встал вопрос защиты второго города страны, то есть  Ленинграда. Государственная граница-то проходила, всего лишь, в двадцати пяти километрах от него. Дальнобойная  артиллерия вполне могла подвергнуть город обстрелу. Да и для нашего военно-морскому флота, базирующегося в Кронштадте,  залпы таких орудий чрезвычайно опасны, если не сказать смертельны, как для кораблей, так и для мирного населения. Чтобы  избежать этого Кремль предложил Финляндии обмен территориями. Они должны были отдать Советскому Союзу половину  Карельского перешейка и ещё несколько островов в Финском заливе. А мы передавали им всю Карелию! То есть, территорию  раза в два большую той, которую приобретали.
— И что? Отказались?
— Переговоры ни к чему не привели.
— Знаю. Нам «историчка» в школе рассказывала. После этого началась война. Её ещё называют «Зимней». Красной Армии  крепко досталось. Но русские войска всё равно победили. Много солдат полегло, но вышло по-нашему. Надолго запомнят, как  с Советским Союзом не соглашаться, ну или с Россией.
— Не буду спорить с вашей, как ты её называешь, «историчкой». Об этой, тяжёлой и кровопролитной войне сказано и написано  не мало. Твой дед, участник тех событий, наверное, тебе кое-что рассказывал?
— Как же! От него дождёшься! Только один раз упомянул, мол начал воевать на Балтике, в тридцать девятом, а закончил аж в  сорок пятом, на Тихом океане. Ну, и что дальше было? Давай, продолжай! Победили, отобрали. Так ведь через год новая война  началась и не с маленькой Финляндией, а с самим третьим рейхом. Вроде бы даже тысячелетним. — При этих словах  племяшка изобразила на лице презрительную гримасу.
— Весной сорокового года был заключён мирный договор. Нашей стране передавались военные сооружения на полуострове  Ханко и значительные территории, включая Кексгольм, Сортавалу, Выборг, Суоярви. А также земли в заполярной части. Спустя  месяц Карельская АССР переименовали в союзную Карело-Финскую социалистическую республику, включив в её состав  новые территории. Прошло, чуть больше года и её почти целиком, оккупировали фашисты. Советские войска смогли освободить  Карелию от оккупантов только летом 1944-го.
— Вот тамошним жителям перепало. Из одной войны и почти сразу в другую.
— Ты Катюша не совсем права. Всему Советскому народу досталось, не только карелам. Однако, не следует забывать, что там  успешно действовали, нанося врагу ощутимый урон, многочисленные партизанские отряды. Вместе с регулярными войсками  они, как могли, приближали долгожданный день освобождения.
— И всё же республику упразднили. Почему? Я так думаю, народу стало меньше? Разъехались, что ли?
— Нет, племяшка, дело не в этом. В пятьдесят третьем умер вождь, товарищ Сталин.
И новое руководство страны приняло меры, направленные на улучшение советско-финляндских отношений.
— То есть? Не поняла? Суоми-страна очень даже капиталистическая, и с ней предполагалось сильно дружить?
— Конечно. Почему-бы и нет. Финны наши соседи, а их, как известно, не выбирают. Для укрепления дружественных отношений  советский союз вывел войска с базы, расположенной в селении Порккала, а это в двадцати километрах от Хельсинки. Тем не  менее Карело-финскую ССР вновь понизили в статусе, попутно исключив слово «финская» из её названия. Карельская АССР  стала очередной автономной республикой, в составе Российской Федерации.
 
Катерина молчала. Морщила лоб и тёрла его пальцем. Что-то обдумывала и наконец выпалила.
— Дядь Саш, выходит, если бы не это «потепление», то в девяносто первом году наш Мурманск стал бы вторым  Калининградом. И в России был бы не один анклав, а целых два! Мы всем миром сейчас ругаем незабвенного Никиту Сергеевича за Крым и нисколечко не хвалим за сохранённую Карелию!
 
Теперь уже задумался я. Родственница, не мигая смотрела на меня, ожидая ответа.
— Понимаешь Катюша, как однажды очень точно сказал профессор гейдельбергского университета Карл Хампе — «История не  терпит сослагательного наклонения», что было-бы, нам знать не дано! Но в кое-чём ты, безусловно, права.
А фонтан, символ ВДНХ возвели в пятьдесят четвертом году. Сама понимаешь, что на тот момент союзных республик было  действительно шестнадцать. Не портить же такую красоту из-за решений, канувшего в лету, Политбюро.
 
 
Культурная программа
 
1980 год. Министерство хлебопродуктов одной из среднеазиатских республик СССР. Главное управление мукомольно-крупяной  промышленности. Отдел перспективного развития.
 
Нынешней молодежи трудно объяснить, как выглядело переговорное устройство односторонней связи. То есть без диска  номеронабирателя, на передней панели. На такой аппарат позвонить можно, а с него нельзя. Они, как правило, были  ярко-красного цвета, и в центре телефона располагался золотой герб Советского Союза. Обладатели таких устройств страшно  гордились ими: наличие сего агрегата сильно подчёркивало статус владельца.
Не знаю уж, почему, но эти телефоны обладали скверным типом звонка. И мой организм со временем выработал стойкую  антипатию к мелодиям этого агрегата. Если то, что раздавалось из-под этого пластика, вообще можно назвать мелодией.  Короче — он зазвонил. В трубке раздался раскатистый голос министра.
— Зайди.
И дальше, не предвещающие ничего хорошего, сигналы отбоя. Почти бегом спускаясь со своего четвёртого этажа на покрытый  хивинским ковром второй, где и располагался начальственный кабинет, я мысленно прокручивал в уме все свои возможные  прегрешения, за которые меня следовало вызвать пред суровые очи. Таковых не обнаруживалось: так, мелкие шалости и не  более того.
Понятное дело, хозяин кабинета сесть мне не предложил. Но смотрел по-отечески добро.
— Напомни, сколько у тебя было командировочных дней в прошлом году? — пробасил он.
— Триста. Примерно, — потупившись, ответил я. — Точно не считал, не до того было.
— Да. Многовато выходит. Ну, сам понимаешь, наша партия говорит надо, комсомол отвечает. Что там комсомол отвечает? Я  запамятовал...
— Есть, — буркнул я, стараясь понять, к чему это высокое начальство клонит?
— Ну, есть, так есть. Поедешь ещё в одну. На месяц. Радуйся.
Я молча переминался с ноги на ногу. Уезжать из цивилизованного и уютного Ташкента, да ещё на целый месяц — не велика  радость.
Хозяин кабинета нажал кнопку селектора.
— Наргиз. Скажи им, пусть заходят.
В кабинет вошли человек пятнадцать. Крупчатники, то есть технологи мелькомбинатов, разбросанных по всем областям  республики.
— Знакомьтесь. Вот он будет у вас за старшего. — Министр кивнул на меня.
— Да знаем мы его. Сколько уж вместе работаем — ответил за всех самый бойкий из вошедших, по имени Фарух, технолог  комбината хлебопродуктов расположенного в далёком предгорном посёлке, с красивым именем — Сары-Ассия.
— Ну и прекрасно. — Министр поднялся из-за стола. Прошёлся вдоль неровного строя приглашённых. — В столицу нашей  великой державы едете. Как это по-русски будет? Вспомнил, в белокаменную. Огромный такой городище. Больше чем все  ваши кишлаки вместе взятые. Учиться прийдётся. На курсах повышения квалификации. В республику скоро новое  оборудование поступит. Его надо грамотно э, э, эксплуатировать, вот. Не за рубли куплено, за валюту иностранную!
Он с минуту помолчал, а затем махнул рукой и продолжил. — Давайте уж на чистоту, мы же все здесь — мужики. Короче. В  каждом, ну или почти, вашем посёлке есть, эта. Ну, эта. В общем падшая женщина. И вы все её знаете. Ведь так? — Министр  почему-то посмотрел на Фаруха и тот мгновенно кивнул, в знак согласия. — А в Москве подобных женщин не одна, а много,  можно даже сказать, очень. И вы их не знаете. К чему я это вам говорю?
Технологи дружно пожали плечами.
— А к тому, чтобы вы по ним, то есть по женщинам ни, ни. Потерпите месяц! Моряки вон в рейсах по полгода, того, без них  обходятся, и ничего. — При этих словах хозяин кабинета протянул мне пухлый конверт. — Это на культурно-массовые  мероприятия. Чтобы каждый вечер были в театре. Знаешь сколько их в столице?
Настала моя очередь отрицательно качать головой.
— Плохо. Так вот знай. Без малого тридцать, а с малым тридцать один! И у вас столько же командировочных дней. Усёк.  Использованные билеты не выбрасывай. Привезёшь и сдашь в бухгалтерию. Деньги они, сам знаешь, что любят? По  возвращении представить мне отчёт о спектаклях и кинофильмах, которые посмотрите. Лично сам читать буду, или парторгу  отдам. Пусть позавидует немного.
 
В шикарном фойе здания, института повышения квалификации, за маленьким столиком сидела девушка и предлагала всем  желающим приобрести билеты на спектакли и сольные концерты.
— Молодой человек, вам сколько и куда?
— Шестнадцать и всё равно!
Её глаза мгновенно округлились. — Я не ослышалась? Вам действительно столько?
— Да. На всю команду! Видите вон ту банду, в тюбетейках. Это мои заядлые театро, балетоманы.
— Ой! Вы мой спаситель. Сегодня никто ничего не покупает, а план горит.
— В таком случае, я поработаю пожарным. Если вы не против? Но мне же надо знать имя того, кого я вытаскиваю из пламени.  Согласитесь, справедливо.
— Екатерина. Можно просто Катя. — Девушка опустила глаза и отсчитала билеты.
 Ко мне подошёл Фарух. — rahbar (руководитель.Узб). Ребята просили передать, что они сегодня в театр не пойдут.  Понимаешь, вечером наш Пахтакор с самим Спартаком играют. Они на стадион поедут. И ещё! Тут такое дело. У меня в Москве  девушка имеется. В общем, я со всеми, жить не буду, ладно? Сам понимаешь, весна на дворе и всё такое. Только на защиту  выпускных работ приду. Не подведу всё на отлично сдам. Считай, что у тебя в команде один студент-заочник объявился. А с  меня за это магарыч. Попросишь, всё достану, всё раздобуду. Я же здесь пять лет учился. Почти коренным жителем стал.
Катюша слышала весь разговор. Покраснела. — У меня нет билетов на стадион. Я же от театральной кассы работаю. Что теперь  делать? Вы тоже с ними на футбол пойдёте?
Мне очень захотелось погладить её по голове. Я даже протянул руку, но удержался. — У нас в Узбекистане джигиты своё слово  держат. Сказал шестнадцать, значит шестнадцать. Только мне гид вечером понадобится. Я же ни за что не найду улицу, на  которой театр расположен.
 
Жестом щедрого восточного принца я раздал жаждущим «лишнего билетика» четырнадцать серых прямоугольников, оставив  нам с Катюшей два «козырных». В самом деле, не продавать же их безбилетным бедолагам. Ещё чего не хватало, заниматься  незаконным обогащением, то бишь банальной «фарцовкой» в центре белокаменной.
Спектакль был просто великолепен. По дороге к Катиному дому, мы обсуждали предстоящий репертуар, состав труппы и тому  подобное. Выяснилось, что моя спутница жила почти рядом с общежитием, куда нас поселили. А вот в нём меня ожидал очень  неприятный сюрприз, облачённый в мундир лейтенанта внутренних дел.
— Следуйте за мной. — Проверив паспорт, приказал служитель порядка.
 
В «обезьяннике» местного отделения РОВД сидела вся моя «мельничная» команда. Сказать, что вид у них был помятый и  неряшливый — не сказать ничего. У доброй половины слушателей курсов заплыл один глаз, а у некоторых и все два. Одежда  бедолаг очень пригодилась бы актёрам, в качестве сценических костюмов для знаменитого спектакля «На дне».
— Кatta murabbiy (Старший наставник.Узб.) Обратился ко мне один из потерпевших. — Это не мы. Они первые начали. Мы  защищались. Немного. Ну, как могли. — Он потупил глаза. — Их знаешь сколько было?
— Целый стадион—хором поддержали его задержанные. Все здоровенные. И главное мы им ничего не делали. И не  оскорбляли. Просто кричали «Пахтакор вперёд! Давай. Забивай». Милиционер показал им кулак и все разом смолкли.
— Читай. — Лейтенант протянул мне добрую пачку листов. — Это всё заявления от потерпевших.
— Кatta — это не мы. Точно. Мы никаких бумаг не писали. Совсем.
— Циц. Хулиганы. Разбойники и дебоширы. Разберёмся. Отсидите суток пятнадцать, будете знать как слово «Пахтакор» кричать  в спартаковском секторе стадиона. — Лейтенант вытянулся и козырнул.
  В кабинет вошёл седовласый майор. — Первый день в Москве и нате! Массовую драку учинили. — Он забрал у меня бумаги.  Стал читать и по одному листку кидать в урну. На минуту задержался. — Надо же и Валдаев туда же! Сто сорок килограмм  живого веса. Кандидат в мастера по боксу. Потерпевший. Да он одним взглядом всех твоих горе болельщиков испепелить  может. — Поднял голову, подумал с минуту, а потом приказал.
— Лейтенант. Выпускай гостей. Заявления уничтожить. Нас же на совещании коллеги на смех подымут. Полтора десятка  узбеков спартаковских фанатов избили. А этим нашим наука будет! Оклемаетесь и на балет. Или на фигурное катание.  Подымите руки те, кто ледового катка в глаза не видел. — Он пытался придать лицу грозный вид, но не выдержал и  рассмеялся. — Марш в общагу. Мыться, лечиться и спать.
 
Дни летели с невероятной быстротой. После занятий, мы дружно спешили знакомиться с новым театром или концертным залом.  Катерина оказалась превосходным экскурсоводом. Я был благодарен «заочнику» Фаруху. Предназначавшийся ему билет  ежевечерне укреплял наше знакомство с Катюшей.
 
Настала пора возвращаться домой. В то время раздобыть пятнадцать билетов на рейс Москва-Ташкент, да ещё на новейший  широкофюзеляжный самолёт ИЛ-86 было дело фантастическим. Выручил Фарух. Уж не знаю сколько суток он дежурил у касс  Аэрофлота, рисовал на руке номер очереди, но заветные зелёные листочки, с отрезной сеткой стоимости, таки раздобыл.
 
Я спустился в вестибюль попрощаться с нашим симпатичным театральным гидом.
 По щекам Екатерины текли слёзы.
— Ну, ну не плачь. Земля круглая. Да и мы с тобой в конце-концов в одной стране живём. Доработаешь до отпуска и махнёшь к  нам в Узбекистан. Дыни. Арбузы, урюк, виноград!
— Она вытерла тыльной ладошкой руки слёзы и молча, протянула мне два билета.
«Добрый человек из Сезуана». В роли безработного летчика Владимир Высоцкий.
Спектакль должен был состояться на следующий день, после нашего отъезда!
— У девчонок выменяла на десять билетов Хазанова. — Она молчала пару минут, а затем встала на цыпочки и прошептала. —  Для нас с тобой. — Отвернулась и снова всхлипнула.
 
— Фарух. Скажи честно. Я тебя за это время хоть раз подвёл?
— Нет. А к чему вопрос?
— Кто тебя отмечал целый месяц, как присутствующего? Кто твоё отсутствие скрывал от куратора института?
— Так я же отработал всё сполна. Билеты на ИЛ-86 раздобыл. Думаешь легко было? Никто ещё не летал. А мы полетим!  Классно. Всем рассказывать будем! Две палубы! Супер!
— Вы полетите!
— Не понял? Как это? Ты, что с нами не летишь?
Я протянул ему свой билет. — Ты же всё можешь. Sehrgar (волшебник. Узб.). Сделай так, что бы я улетел, только послезавтра.
— Но ведь ИЛ в этот день не летит! Да и вообще, как ты себе это представляешь? Мне, что опять ночь не спать?
К нам неслышно подошла Екатерина. — Я эти билеты продавать не буду. Сохраню на память.
Фарух взглянул на мятые листочки. Мгновенно всё понял и исчез. Он же у нас sehrgar.
 
Спустя четыре месяца москвичи хоронили всесоюзного кумира. Не было никаких призывов приходить, попрощаться.  Олимпиада. Первая в Советском Союзе. Катюша писала, что людей пришло нескончаемое море. И ни одного скандала, и  никакой давки.
 
Из-за своих бесконечных командировок, отвечал на её письма с большим опозданием или не отвечал вовсе. В столицу не  посылали. В общем — больше не видел. Но пожелтевшие прямоугольнички, с оторванным контролем храню. Недавно показал  их своим повзрослевшим детям.
Они пожимают плечами. — Стареешь батя. Всё же в интернете есть. Только мышкой кликни!
 
© Ралот А. Все права защищены.

К оглавлению...

Загрузка комментариев...

«Рисунки Даши» (0)
Троицкий остров на Муезере (0)
Протока Кислый Пудас, Беломорский район, Карелия (0)
Москва, Центр (0)
Москва, Фестивальная (0)
Москва, ВДНХ (0)
Собор Архангела Михаила, Сочи (0)
Храм Преображения Господня, Сочи (0)
Беломорск (0)
Москва, Фестивальная (0)

Яндекс.Метрика

  Рейтинг@Mail.ru  

 
 
InstantCMS