ПРИГЛАШАЕМ!
ТМДАудиопроекты слушать онлайн
Художественная галерея
Кафедральный собор Владимира Равноапостольного, Сочи (0)
Беломорск (0)
Москва, ВДНХ (0)
Москва, пр. Добролюбова 3 (0)
Беломорск (0)
Весеннее побережье Белого моря (0)
«Рисунки Даши» (0)
Старая Таруса (0)
Зимнее Поморье. Река Выг (0)
«Вечер на даче» (из цикла «Южное») 2012 х.м. 40х50 (0)
Москва, Фестивальная (0)
Москва, Ленинградское ш. (0)
Северная Двина (0)
Беломорск (0)
Старая Таруса (0)
Беломорск (0)
Кафедральный собор Владимира Равноапостольного, Сочи (0)

«Тост» Фёдор Ошевнев

article680.jpg
 Дзинннь!
 Упущенный мойщицей посуды тонкостенный, с голубыми ободками стакан закончил свое существование на бетонном полу.
«Третий уже за сёдни… – непроизвольно отметила про себя мойщица, бабка Валя. – И-эхх, рученьки мои, рученьки… Допилась».
Проворно схватившись за веник, она поспешила смести осколки на кусок газеты, с недавних пор постоянно хранимый в кармане темно-синего халата. Осторожно завернув их в обрывок, она постаралась запихнуть пакетик на самое дно мусорного ведра. Стервоза – новая заведующая кафе – повадилась совать в него нос, появляясь в моечной. В отбросах она, конечно, не копалась, а вот если углядит битую посуду – сразу на ее двойную стоимость штрафует. А зарплата у бабки Вали не резиновая.
Со злом и через силу она домыла очередную порцию тарелок и получила временную передышку. Женщина вытерла красные распаренные ладони о замусоленное полотенце и неслышно прокралась в коридорчик, откуда была видна часть зала кафе. Там шла-катилась далекая от бабки Вали чужая застольная жизнь, долетающая до моечной лишь одной своей стороной: грязной посудой с остатками еды.
За ближним столиком, у колонны с табличкой: «Спиртные напитки приносить и распивать строго воспрещается!», расположились два парня и девушка. Несмотря на летний день, молодые люди были в пиджаках. У находившегося лицом к бабке Вале над нагрудным карманом висело три медали: две на пятиугольных колодочках и одна – на прямоугольной: меньшего размера и с боковыми выемками. Второй парень сидел к бабке Вале спиной, однако та сразу смекнула: награды, верно, есть и у него. И еще поняла, что разговор в компании «афганцев» – а кем бы еще они могли быть – не клеится.
Залпом проглотив остатки компота, парень, устроившийся напротив мойщицы, достал из кармана складной ножик. Раскрыл его, поднял с пола на колени небольшую спортивную сумку и чуть расстегнул ее молнию. Со своего наблюдательного пункта бабка Валя отчетливо заприметила высунувшееся из кожаных недр бутылочное горлышко и зачарованно сглотнула.
Жадно, немигающе смотрела она, как, срезав верх пластиковой пробки, парень воровато разливал под столом вино в стаканы из-под компота, как девушка тихо протестовала, накрыв ладонью свой, недоопорожненный, как второй парень тоже пытался урезонить друга. Но тот упорно настаивал и отобрал-таки у девушки стеклотару, остававшийся в ней напиток выплеснул в тарелку из-под первого, а освободившийся стакан тоже наполнил спиртным. Сумку опустил на пол и негромко – бабка Валя едва разобрала слова – произнес:
– За ушедших в бессрочный отпуск!
Не чокаясь, парни разом проглотили вино. Однако девушка пить не стала.
– Ты что? – с ноткой возмущения выпалил первый парень.
Девушка, жестикулируя, опять стала отказываться. Да и второй парень снова вмешался, пытаясь сгладить ситуацию.
– Нет, ты подумай! – уже громче воскликнул первый, и в его сторону оглянулись двое посетителей. – Она, видите ли, совсем ни-ни! И даже за это!
Девушка молча сгорбилась над непочатым стаканом. Ее сосед приподнял согнутую в локте руку, урезонивающе качнул ею, и бабка Валя углядела, что кисть у сидящего к ней спиной изуродована: не хватает двух пальцев – мизинца и безымянного.
– Не бузи, люди смотрят…
– Да иди ты! – яростно дернул плечом первый парень, и от резкого движения медали его тревожно звякнули. – Тоже, нашел… кандидатку на благоверную! – в запальчивости продолжил он. – Мы инвалидами, войной выжатые и отброшенные, вернулись, на фиг никому не нужны, ни работы путной, ни угла! Зато бюрократы в коридорах власти смеются: а мы вас туда не посылали! Одному такому функционеру поганому я и предъявил: а что ты, сука, сделал, чтоб я туда, в натуре, не ездил? Крик, скандал, за малым до вызова милиции не дошло… Ладно, какие-никакие, а на гражданке, о чем под обстрелами мечтали. Как-то бескровную жизнь устраивать надо. Так с кем? С ней? Которой на наших погибших братьев начхать?
Всплеснув руками, девушка выскочила из-за стола и бросилась к выходу. Следом кинулся и ее сосед, на ходу обругав первого парня:
– Ну и скотина же ты!
На пиджаке метнувшегося за девушкой мойщица рассмотрела две медали и большую красную звезду – орден. Точь-в-точь такой же она хранила дома, в ящике стола. И еще, как у обоих парней, медаль на прямоугольной, с выемками, колодочке: «Воину-интернационалисту от благодарного афганского народа».
Подхватив сумку, со словами: «Постой, брат, я же не хотел!» – из кафе, прихрамывая, заторопился и последний из рассорившейся компании. Бабка Валя сразу подумала, что теперь его другу придется делать трудный выбор меж будущей женой и боевым товарищем. Одновременно пришла мысль, что остаток вина, скорее всего, сейчас разольется в сумке. А в следующий миг внимание наблюдательницы приковал оставшийся на столе нетронутый стакан с вином.
Решение пришло сразу. На ходу срывая с себя заляпанный клеенчатый фартук, бабка Валя вбежала в моечную, подхватила поднос с выщербившимся краем и поспешно выкатилась в зал – вроде бы собрать со столов грязную посуду.
…Только очутившись с драгоценной добычей в своем закутке, добытчица перевела дух. Стакан рубинового вина она надежно укрыла за горкой чистых тарелок. Теперь только выждать удобный момент и…
В приподнятом настроении бабка Валя полоскала посуду, а в памяти одинокой, рано состарившейся женщины предпенсионного возраста, как в ускоренном кино, бежали картины-воспоминания.
Родителей у нее – в сорок первом шестилетней деревенской девчонки – забрала война. Спасибо, дальняя родня приютила, с голоду помереть при немцах не дала. Да так и прижилась девочка у пожилой троюродной тетки, которая полюбила ее будто родную дочь. Своих-то детей у родственницы не было.
Давно окончились бои-сражения, прошли-промчались и школьные годы Валентины… Расцвела, несмотря на все невзгоды тяжелого – особенно для деревни – времени девушка, заневестилась. (Трудилась она после восьмилетки дояркой.) Ан тетка – натура активная, властолюбивая, считавшая своим долгом и дальше наставлять племянницу, желчно поучала ее насчет деревенских женихов. И тот, мол, тебе не пара, и этот. Один – ленив, другой – до вина охочий, третий – эгоист с макушки до пят, четвертый – похотлив, аки кот… «Не торопись! Осмотрись! Не ошибись!» – талдычил надзиратель в юбке. Мягкая незамужница покорялась, а в душе со всей серьезностью надеялась на «принца на белом коне» и мечтала о какой-то иллюзорной счастливой жизни.
И ведь приехал на малую родину в отпуск, после окончания училища, новоиспеченный лейтенант, а познакомились молодые люди по случаю – в сельском магазине… Да чуть ли не через неделю уже и посватался офицер к ладной девушке с богатой темно-русой косой, вскорости же и скромную свадьбу сыграли. Этому браку тетка противиться не стала. Вот только отправляться супругам по мужниному распределению пришлось в зауральскую глухомань.
На втором году после свадьбы народился сын. Домохозяйкой просидела с ним молодая мать весь сибирский срок погонной службы мужа. Некем было ей устроиться на работу в отдаленной воинской части, да и детского сада рядом не имелось. Хорошо хоть, что к тому времени, когда муж в хрущевские «миллион двести» угодил, семью наконец в крупный город перевели. Сын только и успел в школу пойти, как отца – к тому времени капитана – на гражданку безжалостно выкинули. Без пенсии, без квартиры, без специальности. И подался тогда уволенный в запас офицер на Север в надежде там дензнаков на собственное жилье наколотить.
Временный якорь бросил в поселке Тазовском, в шестидесятых – центре промышленного освоения Заполярья, возросшем из старинной фактории Хальмер-Сэде – в переводе с ненецкого «сопка покойников»: когда-то здесь, на огромном холме, располагалось действующее кладбище. Переквалифицировался в рыбодобытчика, стал по Обской губе ходить, «живое серебро» выуживать. И поначалу удачливо. Только через несколько месяцев сгинул. А местные власти его особо и не разыскивали: край глухой, да и впервые разве такое. И как ни накладно было, а поехала вдова не вдова сама в Ямало-Ненецкий автономный округ…
Увы: всё то же, ни с чем воротилась. Подсказали, правда, ей шепотом, что со злыми людьми – грязных дел воротилами – капитан запаса прилюдно схлестнулся, вот они его, видать, и порешили. А могилку искать – велика тундра, страсть как велика…
Ой, всякого горюшка нахлебалась женщина, пока сына на ноги подняла! Да ведь как уговаривала, чтоб в военное училище не поступал – чуяло беду материнское сердце-вещун.
И-эхх! Не уговорила. По отцовским стопам сын пошел. Окончил с отличием военный вуз и – одним из первых в мотострелковом полку – написал рапорт с просьбой направить служить в Афганистан. Храбро провоевал там неполный год, заслужил орден и звание старшего лейтенанта… А потом в очередном жестоком бою достали его осколки душманской гранаты. И вернулся кавалер Красной Звезды домой в «Черном тюльпане».
Вот тогда-то, на поминках, и присмотрелась бабка Валя к наградам сыновних сослуживцев. Двое их, капитан и сержант, цинковый гроб с павшим сопровождали, вскрыть домовину так и не позволили, и словосочетание «бессрочный отпуск» впервинку от них бедолажная услышала. Ох, раненько выпал он ее единственной кровинушке!
Нет на свете горя ужаснее, чем матери – свое дитя пережить. Оттого и пыталась она наложить на себя руки… Спасибо, добрые люди подоспели, из петли вынули. Пять лет после того, не снимая, носила осиротевшая черный платок. И каждый день, в любую стужу и дождь, ходила вечерами на родимую могилку. Посидит на скамеечке перед типовым обелиском из оцинковки с красной звездой и единой обезличенной фразой: «Погиб при исполнении служебных обязанностей». Прошлое вспомнит, с сыном поговорит. Будущего-то светлого уж впереди и не осталось.
От одиночества горького потихоньку и к рюмочке пристрастилась. А уж зелье хмельное и довело до места мойщицы. Кажется, уже веки вечные женщина над грязными тарелками спину гнет, и теперь все ее не иначе как бабкой Валей кличут, только вот не судьба ей оказалась внуков понянчить. Слава богу, хоть какое-никакое жилье к старости имеется: комната в коммуналке. Да до пенсии еще неполный год надо дотянуть. Ну ничего, недолго осталось. К тому же в кафе по-любому лучше, чем дома затворницей отсиживаться: всё к людям поближе… 
Так думала бабка Валя, в приподнятом настроении перемывая посуду и нет-нет да поглядывая в уголок, где за тарелками прятался заветный стаканчик. Наконец, улучив момент, достала его из тайника.
«А от сердца парень-то с медалями сказал, – подумалось ей. – И почему бы усопших глотком вина не почтить. Хотя и сильничать здесь… тоже не с руки. И-эхх! Вечная моим родненьким память и Царствие Небесное!»
И бабка Валя с наслаждением вытянула содержимое стакана.
– Ты! Старая дура! – В дверях моечной стояла стервоза. – Опять за свое? Сколько раз я тебя предупреждала?! Ну, всё: завтра можешь не выходить, я тебя уволила! По статье! Слышишь?! По статье!!!
Дзинннннь!
Упущенный бабкой Валей тонкостенный, с голубыми ободками стакан закончил свое существование на бетонном полу…
 
© Ошевнев Ф.М. Все права защищены.

К оглавлению...

Загрузка комментариев...

Храм Преображения Господня, Сочи (0)
Москва, ВДНХ (0)
Загорск, Лавра (0)
Беломорск (0)
Троицкий остров на Муезере (0)
Зимнее Поморье. Рыбаки у Беломорска (0)
Катуар (0)
Побережье Белого моря в марте (0)
Музей-заповедник Василия Поленова, Поленово (0)
Москва, ул. Покровка (1)

Яндекс.Метрика

  Рейтинг@Mail.ru  

 
 
InstantCMS